.. Вы завидуете им? Не стоит.
Боги, о боги! Что за тоска в Вечном приюте! Как навязчив несокрушимый покой, не выдыхающийся аромат духов, как возмутительны не роняющие лепестков розы - все, что лишилось пряной горечи страсти, боли ошибок, тернового венца смертности.
Мал человек, слаб, но велик в страдании своем. И в сострадании. Даже громады египетских пирамид - источенные тысячелетиями камни - трогают его сердце жалостью. Потому что смертны и столь малы в безбрежной реке времени, как и хрупкая стрекоза, раскачивающаяся на стрелке осоки, как ватага крикливых юнцов, пронесшихся вдоль озера на позвякивающих велосипедах. Как все спутники человечества в поезде бытия - кровные братья и сестры перед лицом Вечности.
От первого вздоха до последнего мчится человек в неведомое, торопясь оставить после себя нечто важное- кому-то помочь, кого-то убрать, что-то доказать, внести свою лепту, осуществить... - успеть. Успеть... Он с равным самозабвением открывает звезды, изобретает порох, печет пироги, пишет доносы, сочиняет пакты о мировом порядке, рубит врага, капусту, шагает, хрустя яблоком, сквозь спелое ржаное поле, меняет пеленки, молится, проклинает, придумывает лекарства, яды, спит, ест, считает монеты, проигрывает состояние, убивает время, спасает жизнь ... Все его деяния способы противостоять тлену, забыть о неотвратимом конце.
И вот - смерти нет. Нет движения - лишь замкнутое в кольцо сонное течение бесконечного бытия. И дано совершенство Покоя - готовенькое, сытое, полное, не нуждающееся в вашем участии. Можете отдыхать, люди!
Боги! Вы смеетесь над нами, боги?
... На подушке - цветные лучи от пестрых стекол в высоком окошке. Ветер качает душистые ветки яблонь, под щекой - плечо Мастера.
"Это то, что я желала. Самое лучшее, что способна вообразить, говорила себе Маргарита. - Да, да, лучшее!" Давно не плакавшая, забывшая, что такое слезы, она удивилась набухающей в глазах влаге. И сжимающей грудь тоске.
"Когда-то я был безумно несчастлив. Безумно... - спокойно думал Мастер. - Тяжко бремя земных испытаний. Благостен путь сквозь прохладу вечных лугов Приюта. Вот истина, истина... Истина". Он ощутил, как теплеет его плечо. Что это? Тонкая, острая игла проникла в грудь, целясь в сердце. И пронзила его - Мастер сел, сраженный печалью. Горячи и солоны слезы любимой.
- Я с тобой! - он крепко прижал, покрывая торопливыми поцелуями ее вечно юное тело и покачивая, словно дитя, повторял: - Я здесь, здесь, Марго...
- Мы вместе. Навсегда, - заклинала она, тихо всхлипывая, ощущая уже его боль, его тревогу. - Мы дома, любимый! - И замолчала испуганно, стирая ладонью не унимающиеся слезы.
Размеренно тикали ненужные здесь часы, в кронах каштанов перекликались щеглы. Мастер ощущал, как зреет под ребрами, рядом с давно утихшим сердцем, забытая томительная тревога.
- У нас был другой дом. Ты плачешь о нем, - деревянно выговорил он, когда тяжесть в груди стала невыносимой, оживляя боль памяти. - У нас была другая жизнь.
- Нет! - Маргарита вырвалась, тряхнула головой, откидывая со лба спутавшиеся пряди и заглядывая в его глаза. - Подвал сгорел. Давно сгорел. Все ушло, ушло! И страх и обида и терзания потерь - все позади!
- Но не это: оконце у потолка и твоя туфелька с замшевым бантом, стучавшая в стекло... Как замирало мое сердце! Я ждал, умирая от счастья... Твои шаги на лесенке... Я зажмуривался, переставал дышать... Господи, как колотилось мое сердце... Маргарита!
- Твои рукописи, Понтий Пилат, Иешуа... Твои мечты, Мастер...
Они долго смотрели друг другу в глаза, узнавая тех, давних. А потом схватились за руки, как люди, вступившие в заговор. Двое во всем мире. Они больше не могли усыплять память, подчиняясь закону Покоя. Заговорили наперебой, вытаскивая из распахнувшейся сокровищницы воспоминаний все новые и новые драгоценности.
- Раковина с водой в прихожей и примус... Я жарила хлеб, резала сыр, заваривала кофе... Как безрассудны, как счастливы мы были...
- Ты обнимала меня на скрипучем диване. Реденький плед скрывал нас от мира. Два теплых тела, прильнувших друг к другу, как щенки в лукошке...
- Когда я уходила - каждый вечер, - это было так, словно я умираю. Я жила лишь для того, что бы снова помчаться в наше убежище. О, Боже, как взрывалась во мне радость, когда я видела твое лицо!
- Твое лицо!.. Марго, твое единственное лицо... Всякий раз вспыхивало, всякий раз удивляло заново своей непомерностью счастье: ТЫ и Я! Помню, я все помню!.. - Мастер резко отстранился, отпустил ее руки, замотал головой. - С нами что-то случилось здесь, правда? Не вдруг, не сейчас постепенно. Ты ткала ковер. А я не задавал вопросов... Тут не бывает полнолуния. Но сегодня во сне под бледным диском луны я видел город! Тот самый. Я узнал его. И слезы... Знаешь, такие горячие слезы хлынули разом... А потом кольнуло вот здесь, в груди... Ты понимаешь меня?! Ты согласна? Сжав ее плечи, он вопросительно заглянул в темные глаза, пугаясь от того, что увидит там. В глазах Маргариты сиял восторг.
- Да... - С облегчением выдохнула она. Прижалась к груди Мастера, втиснула лицо в теплую выемку между плечом и шеей. Прошептала нежно и твердо. - Да.
Он сидел в кресле, едва выделяясь из затаившейся в углу тени. Острый подбородок с клинышком смоляной бородки уперся в грудь, зеленый, фосфором мерцающий глаз в упор смотрел на стоящих перед ним. Другой был пуст.
Старый слуга затворял окна, усмиряя паруса взвившихся штор. На дом надвигалась гроза. Лиловая туча выползала из-за елок, захватив полнеба и почти касаясь их верхушек желтым опасным брюхом. В гостиной сгущался мрак.
- Вы звали меня, и я тут, - пророкотал облаченный в черное гость. На бархатном камзоле и панталонах не обнаруживалось ни единого изъяна. Безупречен был заломленный набок берет с петушиным пером и высокие сапоги со звездчатыми шпорами.
Сжав пальцы возлюбленной, Мастер твердо посмотрел в узкое лицо визитера:
- Тот, кто выше всех, одарил нас покоем. Щедрый дар... - начал он.
- Мы вознаграждены за страдания... Нас... Нас настигло счастье... лепетала Марго, чувствуя, что фальшивит.
- Настигло?! Настигает убийца. Или вот он. - Черный гость кивнул - за его креслом поблескивал стальными доспехами демон-убийца Азазелло. Прежде, чем позволить вам сделать необдуманное, я бы сказал, скоропалительное заявление, должен указать на ошибку, - Воланд поднял глаза, вспыхнувшие опасными искрами. - Вы заявили, что награждены Вечным приютом "тем, кто выше всех". Нонсенс, плод примитивного мировоззрения. Тьма не находится в подчинении Света. Это равноправные начала Вселенной, а следовательно, не стоит делать реверансы в сторону главнейшего.
- Прошу прощения. Привычка ставить добро над злом неискоренима. Даже у обитателей Приюта, - Мастер не опускал взгляд. - Мы знаем, что попали сюда по обоюдной договоренности сторон.
- Это точнее. Хотя... вы понимаете, что в качестве ориентации в законах мироздания имеете лишь достаточно тривиальную для православия модель. С отступлениями в пределах личной фантазии и представлений, Воланд взметнул отливающий сумраком ночи плащ. - Мой облик, признайтесь, театрален и несколько пыльноват. Дань милой, наивной традиции.
- Благодарю за понимание, мессир, за плащ и берет,- Мастер примирительно кивнул. - Оставим все, как есть. И ваш бархатный камзол, и мефистофельские усики, и мое невежество... А также то, что два верховных, противостоящих друг другу ведомства совместными усилиями определили нашу участь и прислали сюда.
- Вот это уже ближе к делу. Причем... - Воланд назидательно поднял бледный палец, на котором сверкнул лиловый глазок перстня. - Причем, заметьте: тот, кто заведует Светом, предполагал, что делает вам бесценный подарок. А другой, повелевающий Тьмой, - сильно в этом сомневался... Чем, позвольте поинтересоваться, вам не устроил Покой?
- Всякое начало во Вселенной имеет свою противоположность. Свету противостоит тьма, добру - зло, гармонии - хаос, жизни - смерть. Отсюда постоянное движение! А покой... Покой равен нулю. - Бросив вызов, Мастер смотрел твердо.
- У нас затевается весьма увлекательная беседа, - Воланд с усмешкой откинулся на спинку готического кресла и кивнул почтительно застывшему слуге. - Ужин, милейший, на шесть персон. Все, как обычно.
На большом овальном столе в блюде литого золота появилось нарезанное кусками сырое мясо, подобно стражам застыли возле него бутылки темного, запыленного стекла. У каждого из шести приборов искрились хрустальные бокалы и лежала острая длинная пика, похожая на миниатюрную шпагу.
- Прошу, - Воланд поднялся, стулья вокруг стола отодвинулись, приглашая на трапезу.
Места тотчас заняли те, кто был в комнате и кто появился незаметно: рыцарь в лиловом камзоле с бледным, никогда не улыбающимся лицом, демон в серебряных доспехах и худенький юноша - то ли паж, то ли молодой герцога с портрета Гойи.
- Представлять мою свиту не надо. Это ваши давние знакомые. Я позвал их, как только понял, что визит обещает быть интересным.- Мессир окинул взглядом сервированный стол. - М-да... должен заметить, дорогие мои... Ваши кулинарные запросы лишены изысков. Я просматривал смету содержания постояльцев Приюта. Огромная экономия в бюджете за счет дешевого кофе, вы полагаете? Но фабрики "Путь к коммунизму", выпускавшей кофе с цикорием "Здоровье" ценою в 28 копеек давно не существует. Воссоздать этот сорт было не менее сложно, чем краски, которыми писали мастера Возрождения. Но мы старались, выполняли условия договора - вы имели все, что могли пожелать. Желали, увы, бесхитростно, как постояльцы провинциального пансиона. Сегодня я слегка оживлю ваше меню. - Воланд движением век указал на слугу, водрузившего в центр стола нечто большое, горячее, шипящее.
- Что это? - Маргарита отшатнулась от металлического котелка на низких ножках. Под медным днищем, вспыхивая синими язычками, тлели угли, внутри кипело масло, распространяя аромат корицы и перца.
- Милая! Милая Маргарита Николаевна, а ведь ваш гость, господин Маяковский, проживавший в Париже и разных других интересных городах, которые вы так и не успели посетить, знает. И ел, с удовольствием ел. Запомните название: фондю. Делаем вот так... - он потянулся своей шпажкой к блюду с нарезанным на мелкие кусочки мясом. - Нанизываем кусочек, опускаем в кипящее масло, ждем, пока он примет необходимую вам консистенцию и отправляем в рот.
Воланд с наслаждение проглотил извлеченный из кипящего масла кусок и взялся за вино.
- Бутыль я узнал... Коварный напиток, - встрепенулся мастер. - Но ведь мы уже отравлены?
- Вы слишком подозрительны для интеллигента, отсидевшего десятилетие в Вечном Приюте. Расслабьтесь, уважаемый. Сегодня юбилей. Никто никого не травит. Компания старых друзей собралась за скромной трапезой, чтобы вспомнить былое... - Подняв заигравший рубином бокал, Воланд сквозь него посмотрел на влюбленных и покачал головой. - Понимаю, понимаю... Десять лет - не шутка, если они протекли сквозь пальцы. За них, господа. За трудный покой!
- Гроза отменяется, мессир? - поинтересовался Бегемот.
- Не станем торопить события, мальчик. Туча подождет. Мне нужна тишина - я готов выслушать Мастера. - Воланд поднял на сидящего визави человека свой пустой глаз. - Так вы, как я понял, намерены отказаться от полученного с высочайшего соизволения дара? От возможности время от времени потолковать вот так, за дружеским столом с нами? Жаль... Мы полагали, что симпатичны вам. - Воланд оглядел свою свиту, принявшую прежнее обличье. За столом сидели грязнуля Коровьев в треснувшем пенсне, рыжий, бельмом сверкнувший Азазелло и черный кот средней пушистости, ловко поджаривающий в кипящем масле ароматный кусок телятины. - Обаятельные, по-моему, ребята.
- Да, да! О, да! - Маргарита сжала ладони. - Клянусь! Вы были так добры к нам... Я знаю, что возмездие и жестокость не одно и то же.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
Боги, о боги! Что за тоска в Вечном приюте! Как навязчив несокрушимый покой, не выдыхающийся аромат духов, как возмутительны не роняющие лепестков розы - все, что лишилось пряной горечи страсти, боли ошибок, тернового венца смертности.
Мал человек, слаб, но велик в страдании своем. И в сострадании. Даже громады египетских пирамид - источенные тысячелетиями камни - трогают его сердце жалостью. Потому что смертны и столь малы в безбрежной реке времени, как и хрупкая стрекоза, раскачивающаяся на стрелке осоки, как ватага крикливых юнцов, пронесшихся вдоль озера на позвякивающих велосипедах. Как все спутники человечества в поезде бытия - кровные братья и сестры перед лицом Вечности.
От первого вздоха до последнего мчится человек в неведомое, торопясь оставить после себя нечто важное- кому-то помочь, кого-то убрать, что-то доказать, внести свою лепту, осуществить... - успеть. Успеть... Он с равным самозабвением открывает звезды, изобретает порох, печет пироги, пишет доносы, сочиняет пакты о мировом порядке, рубит врага, капусту, шагает, хрустя яблоком, сквозь спелое ржаное поле, меняет пеленки, молится, проклинает, придумывает лекарства, яды, спит, ест, считает монеты, проигрывает состояние, убивает время, спасает жизнь ... Все его деяния способы противостоять тлену, забыть о неотвратимом конце.
И вот - смерти нет. Нет движения - лишь замкнутое в кольцо сонное течение бесконечного бытия. И дано совершенство Покоя - готовенькое, сытое, полное, не нуждающееся в вашем участии. Можете отдыхать, люди!
Боги! Вы смеетесь над нами, боги?
... На подушке - цветные лучи от пестрых стекол в высоком окошке. Ветер качает душистые ветки яблонь, под щекой - плечо Мастера.
"Это то, что я желала. Самое лучшее, что способна вообразить, говорила себе Маргарита. - Да, да, лучшее!" Давно не плакавшая, забывшая, что такое слезы, она удивилась набухающей в глазах влаге. И сжимающей грудь тоске.
"Когда-то я был безумно несчастлив. Безумно... - спокойно думал Мастер. - Тяжко бремя земных испытаний. Благостен путь сквозь прохладу вечных лугов Приюта. Вот истина, истина... Истина". Он ощутил, как теплеет его плечо. Что это? Тонкая, острая игла проникла в грудь, целясь в сердце. И пронзила его - Мастер сел, сраженный печалью. Горячи и солоны слезы любимой.
- Я с тобой! - он крепко прижал, покрывая торопливыми поцелуями ее вечно юное тело и покачивая, словно дитя, повторял: - Я здесь, здесь, Марго...
- Мы вместе. Навсегда, - заклинала она, тихо всхлипывая, ощущая уже его боль, его тревогу. - Мы дома, любимый! - И замолчала испуганно, стирая ладонью не унимающиеся слезы.
Размеренно тикали ненужные здесь часы, в кронах каштанов перекликались щеглы. Мастер ощущал, как зреет под ребрами, рядом с давно утихшим сердцем, забытая томительная тревога.
- У нас был другой дом. Ты плачешь о нем, - деревянно выговорил он, когда тяжесть в груди стала невыносимой, оживляя боль памяти. - У нас была другая жизнь.
- Нет! - Маргарита вырвалась, тряхнула головой, откидывая со лба спутавшиеся пряди и заглядывая в его глаза. - Подвал сгорел. Давно сгорел. Все ушло, ушло! И страх и обида и терзания потерь - все позади!
- Но не это: оконце у потолка и твоя туфелька с замшевым бантом, стучавшая в стекло... Как замирало мое сердце! Я ждал, умирая от счастья... Твои шаги на лесенке... Я зажмуривался, переставал дышать... Господи, как колотилось мое сердце... Маргарита!
- Твои рукописи, Понтий Пилат, Иешуа... Твои мечты, Мастер...
Они долго смотрели друг другу в глаза, узнавая тех, давних. А потом схватились за руки, как люди, вступившие в заговор. Двое во всем мире. Они больше не могли усыплять память, подчиняясь закону Покоя. Заговорили наперебой, вытаскивая из распахнувшейся сокровищницы воспоминаний все новые и новые драгоценности.
- Раковина с водой в прихожей и примус... Я жарила хлеб, резала сыр, заваривала кофе... Как безрассудны, как счастливы мы были...
- Ты обнимала меня на скрипучем диване. Реденький плед скрывал нас от мира. Два теплых тела, прильнувших друг к другу, как щенки в лукошке...
- Когда я уходила - каждый вечер, - это было так, словно я умираю. Я жила лишь для того, что бы снова помчаться в наше убежище. О, Боже, как взрывалась во мне радость, когда я видела твое лицо!
- Твое лицо!.. Марго, твое единственное лицо... Всякий раз вспыхивало, всякий раз удивляло заново своей непомерностью счастье: ТЫ и Я! Помню, я все помню!.. - Мастер резко отстранился, отпустил ее руки, замотал головой. - С нами что-то случилось здесь, правда? Не вдруг, не сейчас постепенно. Ты ткала ковер. А я не задавал вопросов... Тут не бывает полнолуния. Но сегодня во сне под бледным диском луны я видел город! Тот самый. Я узнал его. И слезы... Знаешь, такие горячие слезы хлынули разом... А потом кольнуло вот здесь, в груди... Ты понимаешь меня?! Ты согласна? Сжав ее плечи, он вопросительно заглянул в темные глаза, пугаясь от того, что увидит там. В глазах Маргариты сиял восторг.
- Да... - С облегчением выдохнула она. Прижалась к груди Мастера, втиснула лицо в теплую выемку между плечом и шеей. Прошептала нежно и твердо. - Да.
Он сидел в кресле, едва выделяясь из затаившейся в углу тени. Острый подбородок с клинышком смоляной бородки уперся в грудь, зеленый, фосфором мерцающий глаз в упор смотрел на стоящих перед ним. Другой был пуст.
Старый слуга затворял окна, усмиряя паруса взвившихся штор. На дом надвигалась гроза. Лиловая туча выползала из-за елок, захватив полнеба и почти касаясь их верхушек желтым опасным брюхом. В гостиной сгущался мрак.
- Вы звали меня, и я тут, - пророкотал облаченный в черное гость. На бархатном камзоле и панталонах не обнаруживалось ни единого изъяна. Безупречен был заломленный набок берет с петушиным пером и высокие сапоги со звездчатыми шпорами.
Сжав пальцы возлюбленной, Мастер твердо посмотрел в узкое лицо визитера:
- Тот, кто выше всех, одарил нас покоем. Щедрый дар... - начал он.
- Мы вознаграждены за страдания... Нас... Нас настигло счастье... лепетала Марго, чувствуя, что фальшивит.
- Настигло?! Настигает убийца. Или вот он. - Черный гость кивнул - за его креслом поблескивал стальными доспехами демон-убийца Азазелло. Прежде, чем позволить вам сделать необдуманное, я бы сказал, скоропалительное заявление, должен указать на ошибку, - Воланд поднял глаза, вспыхнувшие опасными искрами. - Вы заявили, что награждены Вечным приютом "тем, кто выше всех". Нонсенс, плод примитивного мировоззрения. Тьма не находится в подчинении Света. Это равноправные начала Вселенной, а следовательно, не стоит делать реверансы в сторону главнейшего.
- Прошу прощения. Привычка ставить добро над злом неискоренима. Даже у обитателей Приюта, - Мастер не опускал взгляд. - Мы знаем, что попали сюда по обоюдной договоренности сторон.
- Это точнее. Хотя... вы понимаете, что в качестве ориентации в законах мироздания имеете лишь достаточно тривиальную для православия модель. С отступлениями в пределах личной фантазии и представлений, Воланд взметнул отливающий сумраком ночи плащ. - Мой облик, признайтесь, театрален и несколько пыльноват. Дань милой, наивной традиции.
- Благодарю за понимание, мессир, за плащ и берет,- Мастер примирительно кивнул. - Оставим все, как есть. И ваш бархатный камзол, и мефистофельские усики, и мое невежество... А также то, что два верховных, противостоящих друг другу ведомства совместными усилиями определили нашу участь и прислали сюда.
- Вот это уже ближе к делу. Причем... - Воланд назидательно поднял бледный палец, на котором сверкнул лиловый глазок перстня. - Причем, заметьте: тот, кто заведует Светом, предполагал, что делает вам бесценный подарок. А другой, повелевающий Тьмой, - сильно в этом сомневался... Чем, позвольте поинтересоваться, вам не устроил Покой?
- Всякое начало во Вселенной имеет свою противоположность. Свету противостоит тьма, добру - зло, гармонии - хаос, жизни - смерть. Отсюда постоянное движение! А покой... Покой равен нулю. - Бросив вызов, Мастер смотрел твердо.
- У нас затевается весьма увлекательная беседа, - Воланд с усмешкой откинулся на спинку готического кресла и кивнул почтительно застывшему слуге. - Ужин, милейший, на шесть персон. Все, как обычно.
На большом овальном столе в блюде литого золота появилось нарезанное кусками сырое мясо, подобно стражам застыли возле него бутылки темного, запыленного стекла. У каждого из шести приборов искрились хрустальные бокалы и лежала острая длинная пика, похожая на миниатюрную шпагу.
- Прошу, - Воланд поднялся, стулья вокруг стола отодвинулись, приглашая на трапезу.
Места тотчас заняли те, кто был в комнате и кто появился незаметно: рыцарь в лиловом камзоле с бледным, никогда не улыбающимся лицом, демон в серебряных доспехах и худенький юноша - то ли паж, то ли молодой герцога с портрета Гойи.
- Представлять мою свиту не надо. Это ваши давние знакомые. Я позвал их, как только понял, что визит обещает быть интересным.- Мессир окинул взглядом сервированный стол. - М-да... должен заметить, дорогие мои... Ваши кулинарные запросы лишены изысков. Я просматривал смету содержания постояльцев Приюта. Огромная экономия в бюджете за счет дешевого кофе, вы полагаете? Но фабрики "Путь к коммунизму", выпускавшей кофе с цикорием "Здоровье" ценою в 28 копеек давно не существует. Воссоздать этот сорт было не менее сложно, чем краски, которыми писали мастера Возрождения. Но мы старались, выполняли условия договора - вы имели все, что могли пожелать. Желали, увы, бесхитростно, как постояльцы провинциального пансиона. Сегодня я слегка оживлю ваше меню. - Воланд движением век указал на слугу, водрузившего в центр стола нечто большое, горячее, шипящее.
- Что это? - Маргарита отшатнулась от металлического котелка на низких ножках. Под медным днищем, вспыхивая синими язычками, тлели угли, внутри кипело масло, распространяя аромат корицы и перца.
- Милая! Милая Маргарита Николаевна, а ведь ваш гость, господин Маяковский, проживавший в Париже и разных других интересных городах, которые вы так и не успели посетить, знает. И ел, с удовольствием ел. Запомните название: фондю. Делаем вот так... - он потянулся своей шпажкой к блюду с нарезанным на мелкие кусочки мясом. - Нанизываем кусочек, опускаем в кипящее масло, ждем, пока он примет необходимую вам консистенцию и отправляем в рот.
Воланд с наслаждение проглотил извлеченный из кипящего масла кусок и взялся за вино.
- Бутыль я узнал... Коварный напиток, - встрепенулся мастер. - Но ведь мы уже отравлены?
- Вы слишком подозрительны для интеллигента, отсидевшего десятилетие в Вечном Приюте. Расслабьтесь, уважаемый. Сегодня юбилей. Никто никого не травит. Компания старых друзей собралась за скромной трапезой, чтобы вспомнить былое... - Подняв заигравший рубином бокал, Воланд сквозь него посмотрел на влюбленных и покачал головой. - Понимаю, понимаю... Десять лет - не шутка, если они протекли сквозь пальцы. За них, господа. За трудный покой!
- Гроза отменяется, мессир? - поинтересовался Бегемот.
- Не станем торопить события, мальчик. Туча подождет. Мне нужна тишина - я готов выслушать Мастера. - Воланд поднял на сидящего визави человека свой пустой глаз. - Так вы, как я понял, намерены отказаться от полученного с высочайшего соизволения дара? От возможности время от времени потолковать вот так, за дружеским столом с нами? Жаль... Мы полагали, что симпатичны вам. - Воланд оглядел свою свиту, принявшую прежнее обличье. За столом сидели грязнуля Коровьев в треснувшем пенсне, рыжий, бельмом сверкнувший Азазелло и черный кот средней пушистости, ловко поджаривающий в кипящем масле ароматный кусок телятины. - Обаятельные, по-моему, ребята.
- Да, да! О, да! - Маргарита сжала ладони. - Клянусь! Вы были так добры к нам... Я знаю, что возмездие и жестокость не одно и то же.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90