- Дела давно минувших дней. Забавы беспечной юности. Вино и легкомыслие к добру не приводят! - Он шутливо погрозил ей пальцем. - Это, между прочим, касается нас обоих.
Сердце остановилось в груди Мары, в глазах потемнело. Не вымолвив ни слова, она попятилась, как от удара, несколько мгновений смотрела в ухмыляющееся лицо и бросилась прочь. Она бежала, очертя голову, пересекая улочки с кривобокими домишками, рыночную площадь, пустырь, распугивала гусей, шарахалась от велосипедистов, царапала о ветки кустарника помертвевшую кожу.
Опомнилась на краю оврага, заросшего сухим бурьяном. Если бы под ее ногами разверзлась пропасть, все решилось бы просто и быстро. Но пропасти не было, не было ни ножа, ни яда, чтобы умереть и спастись. Спастись от страха, от унижения, от удушающей злобы.
Опустившись на камень у обрыва, Мара стиснула колени руками, сунула в них лицо и тихонько завыла, поскуливая и раскачиваясь. Так делала умиравшая в ее отделении от опухоли молодая женщина. Она уверяла, что от воя боль стихает. Не даром же скулят раненые собаки.
На дороге затормозив, несколько раз просигналил автомобиль. Продираясь сквозь кусты к Маре подошел Игорь и тронул за плечо.
- Пожалуйста, перестань. Я все знаю, Роберт рассказал. Плюнь и забудь. - Он присел рядом, обнял за плечи. - Мало ли что в жизни бывает. Ну перестань капризничать, детка! Пойми, меня это совершенно не колышит. Честное слово!
- Убей его, - она глянула исподлобья с несокрушимой решительностью.
- Ты не в себе, - Игорь поднялся, поморщился. - Постарайся успокоиться. Всякое случается по молодости лет.
- Уйди! - с неожиданной силой выкрикнула Мара. Выпрямившись, она стояла перед ним, сжимая кулаки и глядя, словно затравленная собака.
- И запомни: никогда, никогда больше не приближайся ко мне.
Она попятилась к краю оврага. Несколько секунд внимательно смотрела в черные глаза Гаррика и помчалась вниз, ломая сухие ветки.
- Дура! - крикнул вслед Игорь и метнул кошелек. - Деньги хотя бы возьми, истеричка.
...Над Андреаполем витали прозрачные, напоенные весенним деревенским духом, сумерки. Курами, навозом, политым огородом, рано зацветшей сиренью, ужином, разогретым на керосинке, стираным бельем, молоком пах этот чужой вечер.
Выбравшись из оврага, Мара бродила по улочкам без определенной цели. Простая, покойная жизнь, проистекающая помимо ее, словно в ином измерении, действовала целительно. Люди превозмогали свои горести, утраты, невзгоды, копали землю, кормили детей, смотрели по телевизору "Вести". Часто попадались непуганые деревенские коты и голосистые, но доброжелательные собаки. Становилось прохладно. Мара отряхнула землю с джинсов, но ничего не смогла сделать с тоненьким белым пуловером - он выглядел так, словно его обладательница ночевала под забором и совсем не спасал от вечерней пронизывающей свежести.
Кошелек Игоря Мара искать не стала. Полное отсутствие денег подсказывало лишь один выход: пойти в милицию, объяснить ситуацию и попросить о звонке в Москву. Пусть Анька пришлет перевод или явится сама. Однако, все это требовало усилий и воли к жизни. А ее не было. Ссутулясь, обнимая руками плечи, Мара брела, куда глаза глядят - самый одинокий, самый несчастный человек на свете.
Два раза к ней приставала одна и та же тетка, желавшая продать свежие яички или укроп, под матерок и звон, обдавая грязью, проносились юные велосипедисты с плейерами на шеях, долго шел впереди высокий мужчина с батоном под мышкой. Батон был длинный, поджаристый, без всякой упаковки. Не отрывая от него голодных глаз, беглянка шла следом.
Увидав людей, кинувшихся к разворачивающемуся на пятачке автобусу, Мара приняла мгновенное решение: зайцем добраться до станции, сесть в электрику и ехать в Москву без билета. А если придут контролеры, вместе с ними и шагать в милицию. Но все это уже потом - главное - нырнуть в душное тепло, спрятаться, согреться.
Допотопный автобус вместил галдящую толпу, между запотевших окошек было надышано и тесно. Все передавали сидевшему за пестрой шторой водителю деньги. Передала чьи-то монеты и Мара, столкнувшись глазами с высоким мужчиной. Русая голова владельца батона возвышалась под самой крышей и денежный поток следовал, в основном, через него. Батон, что бы не измять и не запачкать, высокий держал теперь у верхних поручней, распространяя аппетитный запах. Мара отвернулась, прихватив в память моментальный "снимок" его лица и теперь с удивлением разглядывала. Странно. Она так часто видела это лицо. Но где?.. В зеркале! О, Господи, в зеркале! Она метнула в сторону незнакомца тревожный взгляд и снова встретилась со светлыми, обведенными лиловатой поволокой глазами, то же воровски стрельнувшими в ее сторону. Длинная прядь прямых русых волос падала на его лоб совсем по-мариному, а на губах застыла знакомая полу улыбка - то ли насмешливая, то ли застенчивая. И упрямая.
"А вдруг - брат? Вдруг отец нагулял где-то еще до женитьбы на маме мальчика? И теперь мы живем, не ведая, что не так уж и одиноки", - подумала Мара с неколебимой уверенность в том, что если сейчас попросит у незнакомца денег на электричку, он даст, ни о чем не спрашивая.
Автобус сильно мотало, было тепло, тесно, смрадно, как бывает среди людей, добирающихся домой после трудового дня. То тут, то там вспыхивали разговоры, из которых определилось, что маршрут дальний, но ни к какой станции он не ведет.
- Простите, - обратилась Мара к одной из разделявших ее с "братом" женщин, - Вокзал скоро будет?
- Какой вокзал? - окинула та неприязненным взглядом растрепанную девицу, задающую такие идиотские вопросы
- Станция, - уточнила Мара.
Начался всеобщий гвалт, в котором окончательно выяснилось - до железной дороги - семь верст киселя хлебать. Утром можно рассчитывать на попутный грузовик с птицефермы. Если дать шоферу десятку, может и подкинет к станции.
- Да она и тут не платила, - словно нехотя, но громко, вставила женщина в свежей укладке и в турецкой кожаной куртке, косясь на подозрительную соседку. - Я специально внимание обратила. Чужие деньги передавала, а свои нет.
- Кто не платют - штрафовать! - твердо высказался старик на деревянной ноге, сидящий у окна и пахнущий козлом.
Вслед уже вдохновенно понесло возмущенных фактом безбилетного проезда женщин. К Маре, угадав в ней инородность, обращались гневные взгляды и возмущенные реплики. Кто то застучал в стекло водителя с криком:
- Останови! Безбилетника высаживать будем!
- Тихо, тихо, бабоньки, - подал спокойный насмешливый голос человек с батоном. - Девушка со мной, я и оплачу. Нам, кстати, на следующей выходить. - Кивнув Маре, он стал протискиваться к выходу. У окошка водителя задержался, приобрел билет и протянул ей: - На память.
Выбравшись из полуоткрывшихся дверей под голоса разгоревшейся дискуссии о безобразных нравах современной молодежи, они стояли на деревенской площади возле облинявшей доски почета. Обдав струей черного дыма, автобус укатил, переваливаясь на ухабах и сразу стало невероятно тихо.
В домах за жидкими палисадниками уже кое-где светились окна. Над темной деревенькой, над дальними холмами и зеркалами озер опрокинулось огромное прозрачное небо с бледными крапинами звезд и узеньким, любопытно склоненным месяцем. Из огородов тянуло политой землей, навозом и дурманом зацветшей сирени. От прохлады и не привычного, не городского простора Мару охватил давний, школьный еще, кураж. Тогда она была бойкой, бегала быстрее всех, здорово играла в баскет и на нее заглядывались неинтересные школьные кавалеры. Но она пребывала в мечтательном ожидании ТОГО САМОГО единственного, засыпала и просыпалась в юном предвосхищении ей одной причитающегося счастья. Потому был и щенячий задор, и отчаянная смелость, и заливающий утреннее пробуждение неудержимый поток радости... Все прошло. Прошло... Она глубоко вдохнула прохладную свежесть и зябко обняла руками плечи.
- Хорошо тут.
Стянув с себя куртку из синей плащевки, "брат" укутал ею девушку.
- Погрейтесь, пока сообразите, что делать. У вас чрезвычайно задумчивый вид. Полагаю, решаются жизненно важные проблемы.
- Я ничего не решаю. И не знаю, что делать, - призналась Мара, осматриваясь. - Здесь есть гостиница?
- Увы. Пока только планируется, - он с веселым вызовом посмотрел на девушку: - Могу предложить апартаменты в собственном доме. На три звезды тянет, но с минусом. Минус водопровод, минус телефон и, естественно, прочие удобства. Не стану к тому же предупреждать, что я - одинокий мужчина, и в деревне - единственный житель. Вы все равно не откажитесь.
Мара не обиделась. Она сразу поняла, что "брат" не намекает на легкодоступность странной путешественницы и не пытается воспользоваться ситуацией. Он предлагает помощь. Она прямо посмотрела в знакомое до странности лицо и улыбнулась:
- Не откажусь. Конечно, не откажусь.
Шли долго, прямо на догорающий над озером закат и молчали, словно должны были запомнить каждое мгновение этого пути.
- Красотища какая.... - Мара оглядела окрестности с крыльца дома пока хозяин ковырял в дверях ключом. В темных сенях, радостно повизгивая, под ноги кинулась собака, заюлила, запрыгала, пытаясь лизнуть хозяина в нос. Но не достала. Пошарив рукой по стене, он щелкнул выключателем и сказал:
- Вот так и живу.
Глава 4
Случилось самое невероятное, самое сказочное, самое необходимое майским вечером встретились двое, рожденные друг для друга.
Это стало ясно еще в автобусе и со всей грандиозной фантастичностью определилось дома. Греясь у печи, они уминали Максов батон и говорили наперебой. У ног дремал, свернувшись клубком пес.
- Я решила, что ты мой брат и потому так переменилось все вокруг... Словно родилась заново и прямо - в счастье!
- Лишь взглянув на тебя, я понял, что всю жизнь любил именно эту женщину. Каждый ее жест, взгляд, жилку на шее, паутину золотых волос... Да, несомненно, я всегда знал и любил тебя. Любил твое имя - Маргарита.
- Меня никто не звал так, - протянув руки, Маргарита легко, как слепая, кончиками пальцев пробежала по лицу Максима. - Я узнаю твои губы, твои глаза, твои впалые щеки... Почти непереносимое чувство родства и нежности. Хочется прыгать и визжать, как Лапа. И плакать ужасно хочется. Она замотала головой, прогоняя слезы, но две слезинки скатились медленно и торжественно. - Так не бывает...
- Так есть! - Максим прижал ее голову к своему плечу, ероша теплые волосы: - Я все же нашел тебя... Я. НАШЕЛ. ТЕБЯ...
- Мы нашли друг друга... - Маргарита сопела, уткнувшись в его шею. Максим отстранил ее, крепко держа за плечи, легонько встряхнул, заглянул в глаза, в самую глубину и осветился радостью.
- Сегодня самый важный и чудесный праздник! У меня есть черничная наливка, - он достал отливающую чернильным мраком бутыль. - Как насчет этого зелья? - Максим посмотрел на свет содержимое узкогорлой бутылки, засомневался. Вытащив пробку, попробовал напиток и передал бутыль Маргарите. Запрокинув голову она сделала несколько глотков. Черная капля скатилась от уголка губ и побежала к шее. Максим остановил ее пальцем и застыл так, прислушиваясь к трепету тонкой жилки. - Тум - тум - тум билось сердце Маргариты... Он прислушался к шороху пронесшихся видений и что-то вспоминая. Но видения не всплыли на поверхность, оставшись в непрозрачной глубине. Лишь сумасшедшее счастье, захлестнувшее целиком, сомкнулось расплавленным золотом над русыми головами.
Сердце Маргариты то пускалось вскачь, то замирало, как на гигантских качелях. И почему-то было ясно, что это не шальное волнение молодых тел, а трепет соприкосновения с величайшей тайной.
Макс стряхнул оцепенение, кинулся к печи, распахнул дверцу, подбросил дров и воскликнул, озарившись повеселевшим пламенем:
- Пусть будет камин! Ты ведь любишь огонь!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90