Обычно он встречал людей, которых спасал, всего за несколько минут до того, как их жизнь оказывалась в опасности. Движимый теми же силами, которые с пятнадцатого мая время от времени управляли его поступками, Джим встал, перешел на правую сторону и двинулся по проходу к хвосту самолета. Он не знал, что собирается предпринять, пока не остановился возле двух кресел у окна в двадцать втором ряду. Его взгляд остановился на лицах симпатичной молодой матери и её ребенка. Женщине было около тридцати. Ее нельзя было назвать красивой, но её миловидное лицо выражало доброту и приветливость. Дочка казалась не старше пяти-шести лет.
Женщина с любопытством посмотрела на него, и он услышал, как его голос спросил:
— Миссис Дубровек?
— Та удивилась:
— Простите.., мы с вами где-то встречались?
— Нет, просто Эд сказал мне, что вы летите этим рейсом, и попросил за вами приглядеть.
Произнося это имя, Джим уже знал, что Эд её муж, хотя, как ему это удалось, оставалось для него полнейшей загадкой.
Он опустился на корточки рядом с её креслом и широко улыбнулся.
— Я — Стив Хэркмен. Эд в торговом отделе, а я по рекламной части. Работаем, так сказать, рука об руку. За день раз по десять встречаемся, подкидываем друг другу задачки.
Светлое, как у Мадонны, лицо Кристины Дубровек просияло.
— Ну да, конечно, он столько о вас рассказывал. Вы пришли в компанию месяц назад?
— Да уже почти полтора.
Джим полностью положился на внутренний голос, уверенный, что у него изо рта вылетают правильные ответы и что он не сделает ошибки, даже если не знает, о чем идет речь.
— А это, надо полагать, Кейси?
Маленькая девочка сидела в кресле у окна. Услышав свое имя, она оторвала взгляд от книжки с яркими картинками и посмотрела на Джима.
— У меня завтра день рождения. Шесть лет. Мы едем к бабушке с дедушкой. Они очень старые, но очень хорошие.
Он рассмеялся и сказал:
— Могу поспорить, они здорово гордятся такой смышленой внучкой.
* * *
Увидев Джима, который неожиданно возник в правом проходе, Холли едва не вывалилась из кресла. Сначала ей показалось, что он направляется к ней, и она уже было раскрыла рот, чтобы выпалить свое признание: «Думайте что хотите, но я действительно следила за вами, шпионила за каждым шагом». Немногие из её знакомых журналистов ощутили бы свою вину при подобных обстоятельствах. Но Холли не могла переступить через чувство элементарной порядочности. Эта щепетильность всегда мешала её карьере, с тех пор как она закончила университет и вступила на путь репортера. Еще миг — и все было бы испорчено, но тут Холли сообразила, что Айренхарт смотрит не на нее, а на брюнетку, сидящую прямо перед ней. Она проглотила сухой комок в горле и, вместо того чтобы вскочить и принародно покаяться, съежилась в кресле. Потом взяла журнал, который отложила в сторону несколько минут назад, и нарочито медленно раскрыла. Быстрое движение могло её выдать, и она опасалась, что не успеет заслонить лицо обложкой журнала.
Теперь Холли ничего не видела, но зато слышала каждое слово из их разговора. Он назвался менеджером по рекламе, Стивом Хэркменом, и она задумалась над этой новой загадкой.
Через какое-то время Холли осмелилась выглянуть из-за края журнала: Айренхарт разговаривал с женщиной. Его спина была так близко, что можно доплюнуть, хотя опыта в плевках на точность у неё не больше, чем в слежке. Холли почувствовала, что по рукам пробежала дрожь, и услышала, как загремела глянцевая бумага. 159 Она снова спряталась за свое прикрытие, уставилась прямо перед собой и приказала себе успокоиться.
* * *
— Как вам удалось меня узнать? — спросила Кристин Дубровек.
— Удалось, хотя Эд успел оклеить вашими фотографиями не все стены офиса.
— Ой, правда, — смутилась она.
— Видите ли, миссис Дубровек…
— Зовите меня Кристин.
— Спасибо, Кристин… Вы уж извините, что надоедаю вам со своими разговорами, но у меня есть одна просьба. Эд говорил, что у вас есть лекарство от одиночества.., то есть вы помогаете людям найти друг друга.
Судя по тому, как оживилось милое лицо Кристин, он попал в самую точку.
— Знаете, Стив, мне нравится знакомить людей, если я думаю, что они друг другу подходят. Должна признаться, мне есть чем похвалиться.
— Мам, а твое лекарство горькое? — спросила маленькая Кейси.
Ответ Кристин был прост и понятен для шестилетнего ребенка:
— Нет, золотко, сладкое.
— Хорошо, — сказала Кейси и снова принялась разглядывать картинки.
— Дело в том, — начал Джим, — что я в Лос-Анджелесе всего два месяца и никого здесь не знаю. Можно сказать, перед вами — классический тип одинокого мужчины. Бары для холостяков я не люблю, а в спортивный клуб ради знакомства с женщинами записываться не хочется. Можно, конечно, обратиться в компьютерную службу знакомств, но думаю, туда идут такие же отчаявшиеся и суматошные, как я.
— Вот уж не подумала бы, что вы отчаявшийся и суматошный, — рассмеялась Кристин.
— Прошу прощения, но вы загораживаете проход, — рука стюардессы дотронулась до плеча Джима. — Пожалуйста, пройдите на место, — её голос звучал дружески, но твердо.
— Да-да, конечно, — он поспешно поднялся. — Сейчас. Только одну минутку. — Он снова повернулся к Кристин. — Видите ли, мне очень неловко отнимать у вас время, но я бы очень хотел поговорить с вами, рассказать о себе, чтобы вы поняли, что именно я ищу в женщине. Может быть, вы знаете кого-нибудь, кто…
— С огромным удовольствием, — с воодушевлением воскликнула Кристин. Ни дать ни взять — деревенская сваха или искусная устроительница чужих судеб из еврейских кварталов Бруклина.
— Возле меня есть два свободных места. Может быть, вы пересядете ко мне… — предложил Джим. И замер в тревожном ожидании. Что, если она не захочет оставить место у окна… Он чувствовал холодную пустоту в желудке.
Но она колебалась не больше секунды:
— Почему бы и нет?
Стюардесса, которая дожидалась, чем кончится эта сцена, кивнули в знак согласия.
— Я думала, Кейси понравится смотреть в окно, но, похоже, её это не слишком интересует. Да и потом, мы сидим возле самого крыла, и отсюда почти ничего не видно.
Джим не понял, почему ответ Кристин принес ему такое огромное облегчение. Впрочем, в последнее время он многого не понимал.
— Замечательно. Спасибо, Кристин. Он отступил в сторону, пропуская её вперед, и случайно бросил взгляд на пассажирку, сидящую в соседнем ряду. Бедная женщина вся тряслась от страха. Она так боялась полета, что уткнулась в журнал «Визави», очевидно, пытаясь отвлечься, но руки её ходили ходуном так, что дребезжали глянцевые страницы журнала.
— Где ваше место?
— Шестнадцатый ряд, по левому проходу. Пойдемте, я вам покажу.
Он подхватил её единственный чемодан, а Кристин с дочерью забрали несколько мелких вещей, и они перебрались на шестнадцатый ряд. Впереди бежала Кейси, а за ней шла Кристин.
Джим уже было опустился в кресло, как вдруг что-то заставило его оглянуться и посмотреть на испуганную женщину, которая осталась из противоположной стороне салона в двадцать третьем ряду. Опустив журнал, она наблюдала за ним. Джим узнал её.
Холли Торн.
Он смотрел на нее, не веря собственным глазам.
— Стив? — услышал Джим голос Кристин Дубровек.
Журналистка поняла, что он её заметил. Она застыла в кресле, уставившись на него широко открытыми глазами. Как олень, ослепленный светом фар.
— Стив?
Он повернулся к Кристин и сказал:
— Прошу прощения, Кристин, я отлучусь всего на минутку. Только туда и обратно. Ждите здесь, ладно? Оставайтесь на местах.
Он поднялся и снова перешел в правый проход.
Сердце стучало как молот, в горле пересохло от ужаса. Джим не понимал, чего боится. По крайней мере, не Холли Тори. Он сразу сообразил, что её появление не случайно, что она разгадала его секрет и следит за ним. Но сейчас не до этого. Разоблачение сейчас не самое страшное. Необъяснимая тревога все усиливалась.
Еще немного — и у него из ушей закапает адреналин.
Увидев его в двух шагах от себя, журналистка попыталась встать, но потом на её лице промелькнуло выражение покорности судьбе и она снова опустилась в кресло. Она показалась ему такой же красивой, какой он её запомнил, хотя кожа под глазами слегка потемнела, словно от недосыпания.
Джим подошел к двадцать третьему ряду.
— Пойдемте, — он попытался взять её за руку.
Она отодвинулась.
— Нам нужно поговорить, — сказал он.
— Мы можем говорить здесь.
— Нет, не можем.
К ним приближалась стюардесса, которая несколько минут назад просила его не загораживать проход. Поняв, что Холли не собирается вставать, Джим ухватил её за руку и потянул к себе, надеясь, что ему не придется выдергивать её из кресла. Не иначе, стюардесса приняла его за извращенца, который выискивает самых красивых женщин в самолете и сгоняет их в гарем на левую сторону салона. Слава Богу, журналистка не стала спорить и молча встала.
Он повел её по проходу к туалету. Там никого не было. И Джим втолкнул её внутрь. Оглянулся на стюардессу и, увидев, что она разговаривает с пассажиром и не смотрит в его сторону, протиснулся вслед за Холли в узкую кабинку и закрыл дверь.
Она забилась в угол, пытаясь отодвинуться от него, но в туалете было тесно, и они стояли буквально нос к носу.
— Я вас не боюсь, — сказала Холли.
— И правильно делаете. Чего вам бояться? Полированные стальные стены туалета вибрировали. Ровный гул моторов был громче, чем в салоне.
— Что вам от меня надо? — спросила она.
— Делайте только то, что я скажу.
Холли нахмурилась:
— Послушайте, я…
— Делайте, что вам говорят, и не спорьте, сейчас не время для споров, — резко сказал Джим и спросил себя, что значат эти слова.
— Мне все о вас известно…
— Мне все равно, что вам известно. Сейчас не до этого.
— Вы дрожите как осиновый лист, — нахмурилась Холли.
Джим не только дрожал, его рубашка намокла от пота. В маленькой кабинке было прохладно, но на лбу у него выступили крупные капли. Тоненькая струйка стекла по правому виску, задев уголок глаза.
Он поспешно сказал:
— Нужно, чтобы вы сели возле меня, там есть пара свободных мест.
— Ноя…
— Вам нельзя оставаться в двадцать третьем ряду, ни в коем случае.
Холли никогда не отличалась уступчивостью и не привыкла, чтобы ей указывали, что делать.
— Это мое место. Двадцать три Н. И я не собираюсь…
— Если останетесь на этом месте, умрете, — нетерпеливо прервал её Джим.
Как ни странно, она совсем не удивилась, по крайней мере выглядела не более встревоженной, чем он сам.
— Умру? Что вы хотите этим сказать?
— Не знаю.
Но тут он понял.
— Боже мой, мы падаем.
— Что?
— Самолет. — Его сердце билось быстрее, чем лопасти турбин огромных двигателей, которые держали их в воздухе. — Идет вниз. Падает.
По её глазам Джим увидел, что она осознала страшное значение его слов.
— Мы разобьемся?
— Да.
— Сейчас?
— Не знаю. Скоро. После двадцатого ряда почти все погибнут.
Он не знал, что скажет в следующий миг, и ужаснулся, услышав слова, произнесенные его голосом. — У тех, кто сидит до девятого ряда, шансов выжить больше, но тоже не слишком много. Вы должны перейти ко мне.
Самолет качнуло.
Холли словно окаменела. Она с ужасом смотрела на блестящие полированные стены, ей казалось, что они вот-вот рухнут и придавят их обоих.
— Воздушная яма, — сказал Джим. — Всего лишь воздушная яма. У нас есть.., ещё несколько минут.
Очевидно, Холли знала о нем достаточно много, чтобы верить в его предсказание. Она не сомневалась в том, что он сказал правду.
— Я не хочу умирать.
Еще немного — и будет поздно. Джим схватил её за плечи.
— Идемте! Вы сядете возле меня. Между десятым и двадцатым рядом никто не погибнет. Будут травмы, и довольно серьезные, но никто не умрет, а многие вообще отделаются испугом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
Женщина с любопытством посмотрела на него, и он услышал, как его голос спросил:
— Миссис Дубровек?
— Та удивилась:
— Простите.., мы с вами где-то встречались?
— Нет, просто Эд сказал мне, что вы летите этим рейсом, и попросил за вами приглядеть.
Произнося это имя, Джим уже знал, что Эд её муж, хотя, как ему это удалось, оставалось для него полнейшей загадкой.
Он опустился на корточки рядом с её креслом и широко улыбнулся.
— Я — Стив Хэркмен. Эд в торговом отделе, а я по рекламной части. Работаем, так сказать, рука об руку. За день раз по десять встречаемся, подкидываем друг другу задачки.
Светлое, как у Мадонны, лицо Кристины Дубровек просияло.
— Ну да, конечно, он столько о вас рассказывал. Вы пришли в компанию месяц назад?
— Да уже почти полтора.
Джим полностью положился на внутренний голос, уверенный, что у него изо рта вылетают правильные ответы и что он не сделает ошибки, даже если не знает, о чем идет речь.
— А это, надо полагать, Кейси?
Маленькая девочка сидела в кресле у окна. Услышав свое имя, она оторвала взгляд от книжки с яркими картинками и посмотрела на Джима.
— У меня завтра день рождения. Шесть лет. Мы едем к бабушке с дедушкой. Они очень старые, но очень хорошие.
Он рассмеялся и сказал:
— Могу поспорить, они здорово гордятся такой смышленой внучкой.
* * *
Увидев Джима, который неожиданно возник в правом проходе, Холли едва не вывалилась из кресла. Сначала ей показалось, что он направляется к ней, и она уже было раскрыла рот, чтобы выпалить свое признание: «Думайте что хотите, но я действительно следила за вами, шпионила за каждым шагом». Немногие из её знакомых журналистов ощутили бы свою вину при подобных обстоятельствах. Но Холли не могла переступить через чувство элементарной порядочности. Эта щепетильность всегда мешала её карьере, с тех пор как она закончила университет и вступила на путь репортера. Еще миг — и все было бы испорчено, но тут Холли сообразила, что Айренхарт смотрит не на нее, а на брюнетку, сидящую прямо перед ней. Она проглотила сухой комок в горле и, вместо того чтобы вскочить и принародно покаяться, съежилась в кресле. Потом взяла журнал, который отложила в сторону несколько минут назад, и нарочито медленно раскрыла. Быстрое движение могло её выдать, и она опасалась, что не успеет заслонить лицо обложкой журнала.
Теперь Холли ничего не видела, но зато слышала каждое слово из их разговора. Он назвался менеджером по рекламе, Стивом Хэркменом, и она задумалась над этой новой загадкой.
Через какое-то время Холли осмелилась выглянуть из-за края журнала: Айренхарт разговаривал с женщиной. Его спина была так близко, что можно доплюнуть, хотя опыта в плевках на точность у неё не больше, чем в слежке. Холли почувствовала, что по рукам пробежала дрожь, и услышала, как загремела глянцевая бумага. 159 Она снова спряталась за свое прикрытие, уставилась прямо перед собой и приказала себе успокоиться.
* * *
— Как вам удалось меня узнать? — спросила Кристин Дубровек.
— Удалось, хотя Эд успел оклеить вашими фотографиями не все стены офиса.
— Ой, правда, — смутилась она.
— Видите ли, миссис Дубровек…
— Зовите меня Кристин.
— Спасибо, Кристин… Вы уж извините, что надоедаю вам со своими разговорами, но у меня есть одна просьба. Эд говорил, что у вас есть лекарство от одиночества.., то есть вы помогаете людям найти друг друга.
Судя по тому, как оживилось милое лицо Кристин, он попал в самую точку.
— Знаете, Стив, мне нравится знакомить людей, если я думаю, что они друг другу подходят. Должна признаться, мне есть чем похвалиться.
— Мам, а твое лекарство горькое? — спросила маленькая Кейси.
Ответ Кристин был прост и понятен для шестилетнего ребенка:
— Нет, золотко, сладкое.
— Хорошо, — сказала Кейси и снова принялась разглядывать картинки.
— Дело в том, — начал Джим, — что я в Лос-Анджелесе всего два месяца и никого здесь не знаю. Можно сказать, перед вами — классический тип одинокого мужчины. Бары для холостяков я не люблю, а в спортивный клуб ради знакомства с женщинами записываться не хочется. Можно, конечно, обратиться в компьютерную службу знакомств, но думаю, туда идут такие же отчаявшиеся и суматошные, как я.
— Вот уж не подумала бы, что вы отчаявшийся и суматошный, — рассмеялась Кристин.
— Прошу прощения, но вы загораживаете проход, — рука стюардессы дотронулась до плеча Джима. — Пожалуйста, пройдите на место, — её голос звучал дружески, но твердо.
— Да-да, конечно, — он поспешно поднялся. — Сейчас. Только одну минутку. — Он снова повернулся к Кристин. — Видите ли, мне очень неловко отнимать у вас время, но я бы очень хотел поговорить с вами, рассказать о себе, чтобы вы поняли, что именно я ищу в женщине. Может быть, вы знаете кого-нибудь, кто…
— С огромным удовольствием, — с воодушевлением воскликнула Кристин. Ни дать ни взять — деревенская сваха или искусная устроительница чужих судеб из еврейских кварталов Бруклина.
— Возле меня есть два свободных места. Может быть, вы пересядете ко мне… — предложил Джим. И замер в тревожном ожидании. Что, если она не захочет оставить место у окна… Он чувствовал холодную пустоту в желудке.
Но она колебалась не больше секунды:
— Почему бы и нет?
Стюардесса, которая дожидалась, чем кончится эта сцена, кивнули в знак согласия.
— Я думала, Кейси понравится смотреть в окно, но, похоже, её это не слишком интересует. Да и потом, мы сидим возле самого крыла, и отсюда почти ничего не видно.
Джим не понял, почему ответ Кристин принес ему такое огромное облегчение. Впрочем, в последнее время он многого не понимал.
— Замечательно. Спасибо, Кристин. Он отступил в сторону, пропуская её вперед, и случайно бросил взгляд на пассажирку, сидящую в соседнем ряду. Бедная женщина вся тряслась от страха. Она так боялась полета, что уткнулась в журнал «Визави», очевидно, пытаясь отвлечься, но руки её ходили ходуном так, что дребезжали глянцевые страницы журнала.
— Где ваше место?
— Шестнадцатый ряд, по левому проходу. Пойдемте, я вам покажу.
Он подхватил её единственный чемодан, а Кристин с дочерью забрали несколько мелких вещей, и они перебрались на шестнадцатый ряд. Впереди бежала Кейси, а за ней шла Кристин.
Джим уже было опустился в кресло, как вдруг что-то заставило его оглянуться и посмотреть на испуганную женщину, которая осталась из противоположной стороне салона в двадцать третьем ряду. Опустив журнал, она наблюдала за ним. Джим узнал её.
Холли Торн.
Он смотрел на нее, не веря собственным глазам.
— Стив? — услышал Джим голос Кристин Дубровек.
Журналистка поняла, что он её заметил. Она застыла в кресле, уставившись на него широко открытыми глазами. Как олень, ослепленный светом фар.
— Стив?
Он повернулся к Кристин и сказал:
— Прошу прощения, Кристин, я отлучусь всего на минутку. Только туда и обратно. Ждите здесь, ладно? Оставайтесь на местах.
Он поднялся и снова перешел в правый проход.
Сердце стучало как молот, в горле пересохло от ужаса. Джим не понимал, чего боится. По крайней мере, не Холли Тори. Он сразу сообразил, что её появление не случайно, что она разгадала его секрет и следит за ним. Но сейчас не до этого. Разоблачение сейчас не самое страшное. Необъяснимая тревога все усиливалась.
Еще немного — и у него из ушей закапает адреналин.
Увидев его в двух шагах от себя, журналистка попыталась встать, но потом на её лице промелькнуло выражение покорности судьбе и она снова опустилась в кресло. Она показалась ему такой же красивой, какой он её запомнил, хотя кожа под глазами слегка потемнела, словно от недосыпания.
Джим подошел к двадцать третьему ряду.
— Пойдемте, — он попытался взять её за руку.
Она отодвинулась.
— Нам нужно поговорить, — сказал он.
— Мы можем говорить здесь.
— Нет, не можем.
К ним приближалась стюардесса, которая несколько минут назад просила его не загораживать проход. Поняв, что Холли не собирается вставать, Джим ухватил её за руку и потянул к себе, надеясь, что ему не придется выдергивать её из кресла. Не иначе, стюардесса приняла его за извращенца, который выискивает самых красивых женщин в самолете и сгоняет их в гарем на левую сторону салона. Слава Богу, журналистка не стала спорить и молча встала.
Он повел её по проходу к туалету. Там никого не было. И Джим втолкнул её внутрь. Оглянулся на стюардессу и, увидев, что она разговаривает с пассажиром и не смотрит в его сторону, протиснулся вслед за Холли в узкую кабинку и закрыл дверь.
Она забилась в угол, пытаясь отодвинуться от него, но в туалете было тесно, и они стояли буквально нос к носу.
— Я вас не боюсь, — сказала Холли.
— И правильно делаете. Чего вам бояться? Полированные стальные стены туалета вибрировали. Ровный гул моторов был громче, чем в салоне.
— Что вам от меня надо? — спросила она.
— Делайте только то, что я скажу.
Холли нахмурилась:
— Послушайте, я…
— Делайте, что вам говорят, и не спорьте, сейчас не время для споров, — резко сказал Джим и спросил себя, что значат эти слова.
— Мне все о вас известно…
— Мне все равно, что вам известно. Сейчас не до этого.
— Вы дрожите как осиновый лист, — нахмурилась Холли.
Джим не только дрожал, его рубашка намокла от пота. В маленькой кабинке было прохладно, но на лбу у него выступили крупные капли. Тоненькая струйка стекла по правому виску, задев уголок глаза.
Он поспешно сказал:
— Нужно, чтобы вы сели возле меня, там есть пара свободных мест.
— Ноя…
— Вам нельзя оставаться в двадцать третьем ряду, ни в коем случае.
Холли никогда не отличалась уступчивостью и не привыкла, чтобы ей указывали, что делать.
— Это мое место. Двадцать три Н. И я не собираюсь…
— Если останетесь на этом месте, умрете, — нетерпеливо прервал её Джим.
Как ни странно, она совсем не удивилась, по крайней мере выглядела не более встревоженной, чем он сам.
— Умру? Что вы хотите этим сказать?
— Не знаю.
Но тут он понял.
— Боже мой, мы падаем.
— Что?
— Самолет. — Его сердце билось быстрее, чем лопасти турбин огромных двигателей, которые держали их в воздухе. — Идет вниз. Падает.
По её глазам Джим увидел, что она осознала страшное значение его слов.
— Мы разобьемся?
— Да.
— Сейчас?
— Не знаю. Скоро. После двадцатого ряда почти все погибнут.
Он не знал, что скажет в следующий миг, и ужаснулся, услышав слова, произнесенные его голосом. — У тех, кто сидит до девятого ряда, шансов выжить больше, но тоже не слишком много. Вы должны перейти ко мне.
Самолет качнуло.
Холли словно окаменела. Она с ужасом смотрела на блестящие полированные стены, ей казалось, что они вот-вот рухнут и придавят их обоих.
— Воздушная яма, — сказал Джим. — Всего лишь воздушная яма. У нас есть.., ещё несколько минут.
Очевидно, Холли знала о нем достаточно много, чтобы верить в его предсказание. Она не сомневалась в том, что он сказал правду.
— Я не хочу умирать.
Еще немного — и будет поздно. Джим схватил её за плечи.
— Идемте! Вы сядете возле меня. Между десятым и двадцатым рядом никто не погибнет. Будут травмы, и довольно серьезные, но никто не умрет, а многие вообще отделаются испугом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60