— Вижу, куда вы клоните. Пути Господни неисповедимы.
— Именно.

* * *

Они уселись за стол и принялись за еду. Ели хрустящие хлебцы, омлет с помидорами и запивали пивом.
За окном стемнело, и в кухню проникли багровые сумерки. Близилась ночь.
— Нельзя сказать, что вы всегда действуете как марионетка.
— Я и есть марионетка.
— У вас есть возможность влиять на исход событий.
— Абсолютно никакой.
— Но Бог послал вас на двести сорок шестой рейс, чтобы спасти одних Дубровеков.
— Да.
— А вы взяли дело в свои руки и спасли не только Кристин и Кейси. Сколько человек должно было умереть?
— Сто пятьдесят один.
— А сколько погибло?
— Сорок семь.
— Видите, вы спасли на сто две жизни больше, чем он хотел.
— Вместе с вашей — на сто три. Но все только потому, что он позволил и помог мне это сделать.
— Вы хотите сказать, сначала Бог пожелал, чтобы вы спасли одних Дубровеков, а потом передумал?
— Думаю, что да.
— И что. Бог сам не знает, чего хочет?
— Не знаю.
— Бог иногда оказывается сбитым с толку?
— Не знаю.
— Что, у Бога семь пятниц на неделе?
— Холли, я просто не знаю.
— Вкусный омлет.
— Спасибо.
— Я все-таки никак не могу понять, зачем Богу менять свои решения. В конце концов, он непогрешим и, следовательно, не мог ошибиться в первый раз.
— Я стараюсь не задавать себе подобных вопросов. Просто не думаю об этом.
— Оно и видно.
Его взгляд скользнул по лицу Холли, обжигая её арктическим холодом. Потом Джим опустил голову. Он молча ел. Его вид ясно говорил, что он не собирается продолжать этот щекотливый разговор.
Холли поняла: Джим ей по-прежнему не доверяет, и, с тех пор как он неохотно пригласил её в дом, она не продвинулась ни на шаг. Он все ещё не пришел к какому-нибудь выводу, и, возможно, ситуация поворачивается не в лучшую для неё сторону. Холли знала, как пробить брешь в его защите, но решила дождаться более подходящего момента.
Джим закончил есть и взглянул Холли в лицо:
— Ну что ж, я вас выслушал, накормил и теперь хочу, чтобы вы ушли.
— Нет, не хотите. Он прищурился.
— Мисс Торн…
— Раньше вы меня называли Холли.
— Мисс Тори, очень прошу, не заставляйте меня выкидывать вас отсюда.
— Ведь вам самому не хочется, чтобы я ушла. — Холли старалась говорить как можно увереннее, но внутри у неё все трепетало. — Вы столько раз спасали людей и ни разу не назвали своей фамилии, не упомянули, где живете. Мне одной вы сказали, что приехали из Южной Калифорнии и что вас зовут Джим Айренхарт.
— Я никогда не считал вас плохим репортером. Уж что-что, а информацию вы добывать умеете.
— Моей заслуги в этом нет. Не будь на то вашей воли, даже гризли с ломом и университетским дипломом ничего бы от вас не добился. У вас ещё пиво найдется?
— Я же просил вас уйти.
— Сидите-сидите, я знаю, где вы держите пиво.
Холли поднялась с кресла, прошла к холодильнику и достала бутылку. Ее порядком покачивало, но третья бутылка — ещё один предлог, хотя и не самый лучший, чтобы остаться и продолжить разговор. Прошлой ночью в баре аэропорта Дубьюк Холли тоже выпила три бутылки пива. Но в тот раз она была вся на нервах, точно сиамская кошка, нанюхавшаяся валерьянки, и организм, перенасыщенный адреналином, не реагировал на алкоголь. Несмотря на это Холли свалилась на кровать, как мертвецки пьяный лесоруб. Если она сейчас отключится, то наверняка проснется в своей машине и никогда больше не попадет в дом Айренхарта. Открыв бутылку, Холли вернулась к столу.
— Вы хотели, чтобы я вас нашла, — сказала она, усаживаясь на прежнее место.
Он окинул её взглядом, в котором тепла было не больше, чем в мертвом замороженном пингвине.
— Я хотел?
— Вне всякого сомнения. Именно поэтому вы сказали, как вас зовут и где вас можно найти.
Джим ничего не ответил.
— А помните, что вы сказали мне в портлендском аэропорту на прощание?
— Что-то не припоминаю.
— В жизни не встречала более успешной попытки продолжить знакомство.
Он молчал.
Холли заставила его подождать, пока она не сделает глоток прямо из горлышка бутылки.
— Перед тем как закрыть дверь и войти в здание аэровокзала, вы сказали: «А я вашей, мисс Торн».
— Что-то не похоже на попытку познакомиться.
— Это было так романтично.
— «А я вашей, мисс Торн». А что вы мне перед этим сказали? «Удивляюсь вашей тупости, мистер Айренхарт»?
— Ха-ха-ха, — медленно произнесла Холли. — Хотите все испортить? Давайте, давайте. Только у вас все равно ничего не выйдет. Я сказала, что восхищена вашей скромностью, а вы ответили: «А я вашей». У меня даже сердце забилось быстрее, когда я это вспомнила. О, вы отлично знали, что делали: сказали, как вас зовут, где живете, смотрели на меня этими дьявольскими глазами и строили из себя невинность, а потом: «А я вашей, мисс Торн» — и скрылись с видом Хэмфри Богарта.
— Я думаю, вам больше не надо пить.
— Думаете? Я собираюсь сидеть здесь целую ночь и пить одну бутылку за другой. Он вздохнул.
— В таком случае мне тоже не мешает выпить.
Он достал бутылку и снова сел напротив нее.
Холли подумала, что все складывается не так уж плохо.
Хотя очень может быть, что коварный Айренхарт просто сменил тактику и готовит ей какую-нибудь западню. Например, попытаться её напоить. Такая задача не потребует от него больших усилий, а ей не так уж много надо, чтобы свалиться под стол.
— Вы хотели, чтобы я вас нашла, — снова провозгласила она. Он не ответил.
— И знаете, почему вы хотели, чтобы я вас нашла?
Он ничего не сказал.
— Вы хотели, чтобы я вас нашла потому, что мое общество вам приятно, а вы — самый одинокий и печальный мужчина от Калифорнии до Миссури.
Джим промолчал. У него было просто потрясающее умение молчать. Можно сказать, что никто в мире не умеет так молчать в момент, когда от него больше всего ждут ответа.
— Мне хочется вас отшлепать. Ответом ей было новое молчание. Уверенность, которую дало ей пиво, стала внезапно улетучиваться. Холли почувствовала, что снова проигрывает. Два предыдущих раунда остались за ней, но его проклятое молчание послало её в нокдаун.
— Почему у меня в голове крутятся эти проклятые метафоры из бокса? — спросила она Джима. — Я его терпеть не могу.
Он отхлебнул пива и кивком указал на её бутылку, которую она успела опустошить только на одну треть:
— Вы уверены, что вам нужно её допить?
— Абсолютно.
Хотя Холли чувствовала, что быстро хмелеет, у неё хватило трезвости понять, что пришло время для последнего решающего удара.
— Если вы не расскажете мне об этом месте, я буду сидеть здесь до тех пор, пока не превращусь в грязную и толстую старуху алкоголичку. Хотите, чтобы я померла здесь в возрасте восьмидесяти лет» с печенью больше штата Вермонт?
— Место? — Похоже, её вопрос сбил его с толку. — О каком месте вы говорите?
Вот он, решающий миг. Холли наклонилась вперед и сказала тихим, но отчетливым шепотом:
— Ветряная мельница.
Хотя Джим не свалился на пол и у него из глаз не посыпались искры, Холли увидела, что удар достиг цели.
— Вы были на мельнице?
— Нет. Она что, и в самом деле существует?
— Если вы там не были, откуда вам о ней известно?
— Видела во сне. Мне уже три ночи подряд снятся кошмары с мельницей.
Джим изменился в лице.
Они не зажигали света и сидели в потемках. На кухне горела только тусклая лампочка над раковиной, и пробивался неяркий свет настольной лампы из соседней комнаты. Но даже при таком слабом освещении Холли заметила, как он побледнел.
Хотя необычайная яркость и достоверность кошмара, который продолжал преследовать Холли и после пробуждения в номере мотеля, убедили её, что между ночными видениями и Айренхартом существует некая связь, вид потрясенного Джима, подтвердивший эти подозрения, принес Холли огромное облегчение.
— Известняковые стены, — заговорила она. — Деревянный пол. Деревянная дверь, тяжелая, окованная железом. За ней — известняковые ступеньки. Желтая свеча на синем блюдце.
— Я вижу этот сон уже несколько лет, — тихо сказал Джим. — Один или два раза в месяц. Не чаще. А сейчас он снится мне третью ночь подряд. Выходит, мы видим один и тот же сон?
— Где настоящая мельница?
— На ферме моего деда. К северу от Санта-Барбары. Это место называется долина Санта-Инес.
— И там с вами случилось какое-нибудь несчастье?
Он покачал головой.
— Нет. Ничего подобного. Наоборот, я очень любил старую мельницу. Она была для меня чем-то вроде.., убежища.
— Почему же вы так побледнели, когда я о ней сказала?
— Разве?
— Представьте кота-альбиноса, который гнался за мышью и вдруг налетел на добермана. Точь-в-точь.
— Не знаю.., сны о мельнице всегда пугают…
— Уж мне это известно. Но мельница была для вас хорошим местом, убежищем, как вы сказали. Почему она является в кошмарах?
— Не знаю.
— Опять двадцать пять.
— Я в самом деле не знаю. Почему вам снится мельница, а вы там вообще никогда не были?
Холли приложилась к бутылке с пивом, но не почувствовала особого просветления в голове.
— Может быть, вы проецируете на меня ваш сон. Для того чтобы установить связь и позвать меня к себе.
— Да зачем мне вас звать?
— Спасибо. Вы очень любезны.
— Как бы там ни было, я уже сказал и повторю ещё раз: я не экстрасенс. У меня нет сверхъестественных способностей. Я всего-навсего орудие, инструмент в чьих-то руках.
— Тогда — это те же высшие силы. Они посылают мне ваш сон потому, что хотят, чтобы мы встретились.
Джим провел ладонью по лицу.
— Оставим это до завтра. У меня голова идет кругом.
— У меня тоже. Но ещё полдевятого, и нам нужно о многом поговорить.
— Прошлой ночью я спал не больше часа, — сказал Джим. Он в самом деле выглядел смертельно усталым. Бритье и душ немного освежили его, но круги под глазами ещё больше потемнели, а к побледневшему лицу так и не вернулся обычный цвет.
— Давайте вернемся к нашему разговору утром, — предложил Джим.
— Как бы не так. Я приду утром, а вы меня и в дом не впустите.
— Впущу.
— Это вы сейчас так говорите.
— Вы видите этот сон. Значит, тоже связаны со всем этим, нравится мне это или нет.
Его голос снова приобрел ледяной оттенок, который ясно показывал, что слова «нравится мне это или нет» на самом деле означали «хотя мне это совсем не нравится».
Несомненно, он привык жить в одиночестве. Виола Морено, которая относилась к нему, как к сыну, говорила, что, хотя ученики и коллеги любили Джима, глубокая неизбывная печаль отделяла его от других людей, а после ухода из школы он вообще перестал видеться с ней и друзьями по прежней работе. Да, Джим поражен, что они видят один и тот же сон, её общество ему не неприятно, может быть, она ему даже нравится, но он так долго жил один, что не может смириться с её вторжением.
— Не пойдет. Я приду, а вас и след простыл.
У него не осталось сил, чтобы сопротивляться.
— Тогда оставайтесь ночевать.
— У вас найдется свободная спальня?
— Да. Но у меня нет лишней кровати. Можете лечь в гостиной. Там есть старый диван. Не думаю, что вам будет очень удобно.
Прихватив недопитую бутылку, Холли прошла в гостиную и критически осмотрела продавленный коричневый диван.
— Вполне.
— Смотрите сами. — Джим старался выглядеть равнодушным, но она почувствовала, что он притворяется.
— Как насчет лишней пижамы?
— Боже правый!
— Прошу прощения, но у меня с собой её нет.
— Моя вам слишком велика.
— Ничего, так даже удобнее. И ещё неплохо бы принять душ. А то я вся липкая от лосьона. Все-таки полдня на солнце.
С видом человека, неожиданно обнаружившего на крыльце самого нежеланного из своих родственников, Джим показал ей, где находится ванная, и вручил пижаму с полотенцами.
— Постарайтесь не шуметь, — предупредил он перед тем, как уйти. — Я ложусь через пять минут.

* * *

Стоя в клубах пара и нежась под горячими струями воды, Холли радовалась, что хмель не улетучивается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60