Она бежала по выложенному кирпичом тротуару, чувствуя, как бьется земля под её ногами.
Джима она нашла возле машины. Он стоял, обессиленно опершись на капот, и трясся как в лихорадке. Сейчас он походил на человека, стоящего на краю пропасти и уже решившегося на смертельный прыжок. Джим не ответил на её зов. Ей показалось, что ещё миг — и злобные темные силы, которые он столько лет держал под гнетом, вырвутся на свободу.
Холли рывком оттащила Джима от машины и, крепко прижав к груди и всхлипывая, повторяла его имя. Она ждала, что из тротуара вот-вот забьют кирпичные гейзеры, а в неё вцепятся зазубренные клешни или холодные склизкие щупальца. Однако глухие удары стали затихать и Джим начал приходить в себя. Он поднял руку и обнял Холли за плечи.
Враг отступил.
Но она знала: затишье — только отсрочка приговора.

* * *

К «Садам Тиволи» примыкал Мемориальный парк, а ещё дальше, за остроконечной чугунной оградой, начиналось городское кладбище.
Джим сбросил скорость и остановился.
— Приехали.
Выйдя из машины, он испытал новый приступ боязни замкнутого пространства, хотя в отличие от прошлого раза находился на улице. Казалось, каменное серое небо придавило могильные плиты, и гранитные квадраты и треугольники торчат из земли, как древние обломки потемневших от времени костей. В тусклом мертвенном свете деревья стали серыми и огромными, словно собирались вцепиться в него своими ветвями.
Джим обошел вокруг машины и присоединился к Холли.
— Идем.
Холли взяла его за руку, и он мысленно поблагодарил её за помощь. Они направились к могиле родителей отца Джима, которая располагалась на небольшом склоне, хотя кладбище в основном было ровное. Их взглядам представилась прямоугольная гранитная плита, одна на две могилы.
Сердце, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. Джим с трудом сглотнул застрявший в горле ком.
На правой стороне памятника было выбито имя: «Лена Луиза Айренхарт».
Джим неохотно прочел дату рождения и смерти. Она умерла в пятьдесят три года, и после её смерти прошло почти четверть века.
Наверное, испытанное им потрясение можно сравнить с промыванием мозгов. Ложные воспоминания исчезли, и прошлое стало похоже на туманный пейзаж, очертания которого теряются в жутком неверном свете спрятавшейся за тучами луны. Он неожиданно лишился возможности оглянуться на прожитые годы и уже не может доверять своей памяти. Самые ясные картины, стоит только взглянуть на них поближе, могут оказаться хитрой игрой теней.
Сбитый с толку и испуганный, он ещё крепче сжал руку Холли.
— Почему ты меня обманул, сказал, что она умерла пять лет назад? — осторожно спросила Холли.
— Я не обманывал. По крайней мере.., не понимал, что делаю. — Джим уставился на блестящий гранит, точно могильная плита служила окном в прошлое и он пытался в нем что-то разглядеть. — Я помню, как проснулся однажды утром и понял, что её больше нет. Это случилось пять лет назад. Я тогда снимал квартиру в Ирвине. — Он прислушался к звуку собственного голоса, будто говорил не он, а кто-то другой, и поежился, словно от холода. — Я оделся.., купил цветы и поехал в Нью-Свенборг… Потом пришел сюда.
Он замолчал, и Холли, выждав некоторое время, спросила:
— В тот день больше никого не хоронили?
— Не помню.
— Может быть, ты запомнил кого-нибудь из посетителей?
— Нет.
— На могиле были другие цветы?
— Не знаю. В памяти осталось только, как я опускаюсь на колени, кладу цветы, которые для неё купил… И плачу… Плачу и не могу остановиться.
Немногочисленные посетители кладбища посматривали на него сначала с сочувствием, потом смущенно отворачивались и спешили уйти, поняв, что с ним творится что-то неладное. Джим ясно помнил исступление, которое владело им в тот день, и растерянные взгляды прохожих. Ему хотелось разрыть могилу, лечь рядом с бабушкой и накрыться землей, точно одеялом. Однако события, предшествовавшие приезду на кладбище, совершенно выпали из памяти.
Джим снова взглянул на дату смерти: «25 сентября» — и его словно пронзило током.
— Что с тобой, Джим? — спросила Холли.
— Это тот самый день, когда я приезжал сюда. Двадцать пятое сентября — день её смерти. Но я приезжал пять лет назад. Значит, была девятнадцатая годовщина… Но мне тогда казалось, и я стал так думать, что она только что умерла.
Оба молчали.
В темном небе появились две большие черные птицы и с пронзительным клекотом скрылись за верхушками деревьев.
— Может быть, ты не хотел поверить в её смерть и поверил, что её не стало, только через девятнадцать лет после того, как это случилось… Поэтому тебе и казалось, что Лена умерла всего пять лет назад. Ты считал датой смерти тот самый день, когда пришел сюда с цветами.
Джим сразу понял, что она попала в самую точку, но разгадка не принесла ему облегчения.
— Но Боже мой, Холли, ведь это безумие.
— Нет, — спокойно ответила она. — Это самозащита. Стена, которой ты окружил детские переживания того времени. — Она помедлила и, глубоко вздохнув, спросила:
— Джим, отчего умерла твоя бабушка?
— Она… — начал он и запнулся, удивленный тем, что не помнит причину смерти Лены Айренхарт. Сплошной туман в голове. — Я не знаю.
— Мне кажется, она умерла на мельнице. Джим оторвал глаза от могилы и взглянул на Холли. Ее слова заставили его внутренне напрячься, но он не понимал, откуда возникла внезапная тревога.
— На мельнице? Почему? Откуда тебе известно?
— Помнишь сон, который я тебе рассказывала? Мне снилось, что я поднимаюсь по ступенькам и из окна мельницы смотрю на пруд. Отражение в стекле принадлежало твоей бабушке.
— Это всего лишь сон. Холли покачала головой.
— Не думаю. Скорее всего проекция твоих воспоминаний на мой мозг.
Сердце Джима бешено прыгало в груди, и он не знал, чем вызвана его паника.
— Какие могут быть у меня воспоминания, если я ничего не помню?
— Ты все помнишь.
— Абсолютно ничего, — нахмурился он.
— Воспоминания спрятаны в твоем подсознании, и до них можно добраться только во сне. Но они есть, можешь не сомневаться.
Скажи она ему, что кладбище стоит на карусели, которая медленно вращается под хмурым небом цвета вороньей стаи, он бы поверил, но в то, что она сказала, поверить было гораздо труднее. Он чувствовал, как несется сквозь свет и темень, сквозь свет и темень, ярость и страх…
— Но в твоем сне… Когда бабушка поднялась наверх, в комнате был я, — произнес он с огромным усилием.
— Да.
— Если она умерла на мельнице…
— Ты был свидетелем её смерти. Он покачал головой.
— Нет. Неужели ты думаешь, что я бы этого не помнил?
— Да. Поэтому тебе и потребовалось целых девятнадцать лет, чтобы поверить в её смерть. Мне кажется, ты видел, как она умерла. Страшное потрясение привело к полной потере памяти, а вместо неё появились фантазии.
Налетел ветерок. Джим услышал шорох под ногами и решил, что костлявые руки покойницы вылезают из земли и хотят утащить его в могилу. Но, взглянув вниз, он увидел только сухие листья, которые шуршали в траве.
Неистовый стук его сердца походил на удары по боксерской груше. Джим отвернулся от могилы и уже направился к машине, но Холли удержала его:
— Подожди.
Он резко вырвал у неё свою руку. Холли даже покачнулась. Синие глаза сердито сверкнули.
— Я хочу скорее отсюда уехать. Она не испугалась и снова ухватила его за руку.
— Джим, подожди, скажи, где похоронен твой дед?
Он раздраженно указал на соседнюю могилу.
— Рядом с нею, разве ты не видишь?! И тут его взгляд упал на левую половину гранитной плиты. Его так потрясло открытие, связанное со смертью Лены, что он совсем упустил из виду одну важную деталь. На левой стороне, как и положено, было выбито имя деда: «Генри Джеймс Айренхарт». Очевидно, надпись сделали, когда хоронили Лену. Пониже имени стояла дата рождения. И все. Дата смерти отсутствовала.
Вороненое небо опустилось к земле. Деревья сгрудились и сдвинули над ними свои серые кроны.
— Ты говорил, что он умер через восемь месяцев после нее.
У него пересохло во рту. Язык прилип к гортани, и произнесенные шепотом слова напоминали шорох песка о каменистую поверхность пустыни.
— Что ты от меня хочешь? Я сказал тебе.., восемь месяцев спустя.., двадцать четвертого мая…
— Отчего он умер?
— Я.., не помню.., не помню…
— Он умер от болезни? «Молчи, молчи».
— Не знаю.
— Может быть, какой-то несчастный случай?
— Я.., думаю.., думаю.., он умер от инсульта. Густой плотный туман окутал его жизнь. Он редко задумывался о прошлом. Жил одним днем и даже не подозревал, что огромные провалы в памяти вызваны тем, что раньше он никогда не пытался вспоминать.
— Ты был его ближайшим родственником?
— Да.
— Значит, ты наверняка занимался организацией похорон.
Джим нахмурился и нерешительно кивнул:
— Да.., наверное…
— И ты просто забыл указать на камне дату его смерти?
Джим стоял, слепо уставившись на чистый гранит, и мучительно пытался отыскать такое же чистое место в своей памяти. Он не знал, что ответить Холли, и чувствовал страшную слабость. Хотелось свернуться калачиком, закрыть глаза и никогда не просыпаться.
— А может, его похоронили в другом месте? — донесся до него новый вопрос Холли.
Над их головами кружились черные птицы. Их огромные крылья со свистом рассекали воздух, выписывая в пепельном небе каллиграфические знаки, смысл которых казался не яснее серых расплывчатых образов, спрятанных в глубинах подсознания Джима.

* * *

Холли села за руль и они поехали к «Садам Тиволи».
После происшествия в аптеке Джима охватило желание скорее ехать на кладбище, чтобы самому во всем разобраться. Однако последующие события потрясли его и отбили всякую охоту продолжать расследование.
Он с удовольствием уступил Холли водительское место, и по выражению его лица она без труда догадалась, что он мечтает уехать из города и забыть Нью-Свенборг как страшный сон.
Сквер «Сады Тиволи» был совсем маленький. Им пришлось оставить машину на улице и пойти пешком.
Холли решила, что «Сады» имеют ещё менее привлекательный вид, чем ей показалось вчера, когда они проезжали мимо сквера на машине. И виной всему не только серое небо. Ни в одном парке Центральной Калифорнии не встретишь таких сухих, выжженных солнцем газонов. Ползучие побеги кустарника заглушили цветочные клумбы, и из колючих зарослей торчали бутоны роз с наполовину осыпавшимися лепестками. Другие цветы завяли. Унылую картину довершали две деревянные скамейки с облупившейся краской.
Однако стоявшая в сквере мельница не выглядела заброшенной. Она была больше и футов на двадцать повыше, чем мельница на ферме Айренхартов.
— Зачем мы сюда пришли? — спросила Холли.
— Ты ещё спрашиваешь! Мы здесь только по твоей милости.
— Ну-ну, не надо сердиться, мы же хорошие ребятки, — сказала она, обращаясь к нему как к ребенку.
Давить на Джима — то же самое, что пинать ящик с динамитом. Однако иного выхода нет. Рано или поздно он все равно взорвется, и единственная надежда — на то, что она успеет убедить Джима в своей правоте, прежде чем Враг полностью захватит власть над ним. С каждым мгновением у неё оставалось все меньше времени.
— Вчера ты решил немного побыть в роли гида. Помнится, ты сказал, что на этом месте снимали кино. — Слова Холли подействовали на Джима словно удар тока. — Подожди, подожди… Так вот где ты видел Роберта Вона! Он снимался в этом фильме?
Джим в недоумении, которое быстро сменилось угрюмой задумчивостью, оглядел маленький сквер. Затем двинулся к мельнице. Холли последовала за ним.
По обе стороны от входа были установлены каменные плиты с плексигласовыми информационными стендами. Они подошли к левому стенду и прочли о том, что в долине Санта-Инес на протяжении всего девятнадцатого века и довольно долго в двадцатом мельницы использовались для помола муки, перекачки воды и производства электроэнергии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60