Но лишь достигнуло солнце годины распряжки воловой, Храбрость ахеян, судьбе вопреки, одолела противных:
Труп Кебриона они увлекли из-под стрел, из-под криков Ярых троян и оружия пышные сорвали с персей.
Тифон читал нараспев, плавно покачиваясь в такт ритму. Одна за другой оживали картины того сражения. Вот Патрокл, облаченный в доспехи Ахилла, раз за разом врывается на крепостную стену Илио-на, сокрушая ратоборных троянцев, как свирепый вепрь, сокрушает псов, натравленных на него охотниками. И только сам Аполлон в силах остановить этого копьеборного воина. Троянцы в страхе разбегаются перед несокрушимым юношей. Вот, подкравшись сзади, бессмертный Феб срывает с Патрокла доспехи, оставив его беззащитным перед пикой славного Эвфорба.
— Он, о Патрокл, на тебя устремил оружие первый, Но не сразил; а, исторгнув из язвы огромную пику, Вспять побежал и укрылся в толпе; не отважился явно Против Патрокла, уже безоружного, стать на сраженья.
— Что он здесь делает?
Этот женский голос заставил Тифона вздрогнуть и замолчать. Актер открыл глаза и увидел, что Ам-фитея проснулась и удивленно смотрит на него.
— Не останавливайся. — Руслан недовольно поморщился и грозно посмотрел на женщину: — А ты молчи, раз ничего не понимаешь в поэзии.
— Может, мне лучше уйти? — спросила она покорно, бросив на Тифона недоуменный взгляд и кротко опустив глаза.
— Нет, не нужно. — Мужчина, не обращая никакого внимания на Тифона, вдруг схватил женщи-' , ну и принялся покрывать ее тело поцелуями. — А ты продолжай, продолжай, не останавливайся.
Тифон продолжил читать и опять закрыл глаза. Только на этот раз для того, чтобы не видеть, что сейчас произойдет...
ТАКАЯ ИГРА
— И запомни, больше я тебя вытаскивать не буду, — со злостью прошептала Наташа, как только они вышли из отделения милиции. — В следующий раз сам выпутывайся.
— Да ла-адно. — Леня накинул куртку и тряхнул головой. — Подумаешь, тоже мне армия спасения. Сестричка, называется.
— Мать бы пожалел. Если нажрался, как свинья, нечего звонить среди ночи и просить, чтобы тебя отсюда вытащили.
Они быстро шли по переулку к станции метро. Наташа опаздывала на работу, а брат никак не поспевал за ней. Хмель из его головы еще не успел окончательно выветриться, и поэтому он постоянно спотыкался, каждый раз тихонько ругаясь.
— Ты мне лучше скажи откуда у тебя деньги? — спросила она, когда брат в очередной раз споткнулся и чуть не сшиб ее с ног. — Еще позавчера на сигареты стрелял, а вчера его уже из кабака выводили. В спортлото, что ли, выиграл? Или бумажник на дороге нашел?
— Ой, смотрите, какой прокурор, все ей надо знать, — буркнул брат. — Не твое дело. Думаешь, ты одна у нас такая умная? Мы тоже кое-что понимаем.
— Ну смотри, это точно не мое дело, а твое. — Она пожала плечами. — Только запомни: если будет что-то посерьезнее, чем пьяный дебош, то я тебя вытащить уже не смогу. Все, пока, я на такси. На работу опаздываю. — Наташа протянула руку, и перед ней затормозили сразу три легковушки.
— А меня до дому не подкинешь? — Ленька невинно улыбнулся и шмыгнул носом.
— Обойдешься. Тебе и пешочком полезно. — Наташа открыла дверцу и села.
— Ну хоть денег дай, — попросил брат. — А то у меня только на метро.
— Я сказала: обойдешься.
— Машина сорвалась с места.
— Эй, друг, тебе куда? — спросил у Лени второй водитель.
— Да пошел ты... — Парень сплюнул и двинулся по тротуару, пошатываясь и бубня под нос какие-то ругательства...
Теперь Наташа, вернее, Наталья Михайловна Клюева, старалась попасть в свой кабинет как можно раньше. Нет, совсем не потому, что дел у нее было по горло. Уже вторую неделю она занималась только тем, что с утра до вечера заполняла кроссворды. Занятие, конечно, интересное, но начинает утомлять, когда посвящаешь этому восемь часов в день.
На следующий день после того суда она шла на работу, как на бой. Думала, что ей вкатят выговор, что будет скандал, увольнение или еще что-нибудь в этом роде. Но не случилось ничего. В прямом смысле — ничего. Настолько ничего, будто ее вообще никогда не существовало в этом заведении. С ней не здоровались, не разговаривали, не замечали, когда она хотела о чем-то спросить. И это было хуже всяких нагоняев. Так ее мама наказывала в детстве, и это было для маленькой Наталии самым страшным наказанием. Но, с другой стороны, был и опыт. Поэтому Наташа решила для себя, что ни в коем случае не начнет действовать первой. Пусть все идет, как идет. Не может же Дробышев не замечать ее вечно. Наступит время, когда он сам не выдержит. Или наконец решит с ней поговорить, или просто уволить попробует, без всяких разговоров. Вот тогда и начнется драка, самая настоящая драка, а пока просто так, игра. Кто кого перемолчит.
— Вы сегодня опоздали, — констатировала Гуляева, когда Наташа вошла в кабинет.
— Да, я знаю.
— Вас Дробышев спрашивал. Просил зайти, как только появитесь.
— Спасибо. — Наташа сказала это как можно спокойнее, но сердце у нее так и подскочило в груди. — Давно спрашивал?
— Минут пять назад, — ответила женщина, не отрываясь от документов.
«А что, разве я поступила незаконно? Не было состава преступления, и вы это сами прекрасно знаете! Я не виновата, что контора... Нет, лучше так: я не виновата, что это ваше смежное ведомство так заинтересовано в этом алкаше. Нехорошо заставлять людей копаться в дерьме, если сам не хочешь этим заниматься. Да, так я ему и скажу», — размышляла Наташа, шагая по коридору. Пусть не думает, что она его боится. Уж кто-кто, а она-то законы знает, и уволить ее просто так он не сможет.
— Разрешите? — Она распахнула дверь и уверенно вошла в кабинет.
Дробышев кивнул, прикурил сигарету и указал ей на стул.
— Вы хотели меня видеть, Дмитрий Семенович? — спросила Наташа спокойным деловым тоном.
— Нет, не хотел, — честно признался он. — Но должен. Значит, так, Клюева, давайте сразу начистоту. Я тут неделю все сидел и ждал, может, вы сами додумаетесь. Но придется объяснить.
— Я слушаю. — Наташа старалась говорить как можно вежливей.
— Ну так слушайте внимательно. — Он посмотрел ей прямо в глаза: — Я советую вам подыскать себе другое место работы. Я понимаю, что вы еще молодая, зеленая, характер свой прятать не научились, и поэтому не хочу увольнять вас сам. Даю вам месяц на то, чтоб вы нашли, где пристроиться. Я думаю, что это достаточный срок. Сейчас открывается много кооперативов, все нуждаются в профессиональных юристах, поэтому, надеюсь, с этим у вас не будет проблем. А через месяц я жду вашего заявления об уходе. Все понятно?
— Понятно, Дмитрий Семенович. Но я не буду этого делать, — спокойно сказала Наташа.
— Дело ваше. — Дробышев улыбнулся. — Можете и не делать. Только вам же хуже будет. Я ведь сам могу вас уволить, и с такой характеристикой, что вас даже в дворники не возьмут. Ни вам это не нужно, ни мне, правильно?.. Так что давайте расстанемся по-хорошему, не будем друг другу нервы портить.
— По-хорошему не получится, Дмитрий Семенович, — сказала Наташа. — Я не...
— Да-да, — перебил ее Дробышев. — Вы не нарушали закон, вы не виноваты, что кое-кто так заинтересован в Дрыгове, и вы не собирались разгребать чужое дерьмо. Ведь именно это вы хотели сказать?
Наташа не ответила. Она хотела сказать именно это.
— Вот видите. — Начальник улыбнулся: — Я заранее все знаю, что вы за неделю напридумывали. Но совсем не в этом дело. А дело в том, что я не могу себе позволить держать на работе человека, который бы не слушал моих указаний. Это как болезнь, как вирус. Через год я уже никем руководить не смогу. Поэтому выживу я вас отсюда любой ценой. Подумайте об этом хорошенько, лады?.. Все, можете идти.
Наташа встала и двинулась к двери. Потом вдруг повернулась и тихо спросила:
— Что, сильно вас прижали?
— Кто? — Он улыбнулся. — Да нет, совсем не прижали. Это они вас прижмут, если вы тут подольше задержитесь. Так что послушайте моего совета, не становитесь в позу. Они вас в такую позу поставят, если будете сопротивляться... Да, и передайте брату, что в следующий раз он так легко не отделается, как сегодня.
— Я тебе говорила?! — влетая в квартиру и нависая над братом, закричала Наташа. — Ну я ведь тебя предупреждала, бестолочь ты такая. Вот, теперь себе самому скажи спасибо. Ты знаешь, что это за люди?!
Леня сидел посреди комнаты яа табуретке и молчал, внимательно рассматривая ногти на руках.
— Ты понимаешь, что ты меня подставил?! Нет, ну ты хоть это понимаешь?! — Наташа чуть не ревела. — Ну почему я должна все на себе тащить? Ну почему я не единственный ребенок в семье? Да пойми же ты, придурок, что ты не только себе, ты еще и мне жизнь портишь своими выходками! И не надо говорить, что я могла выбрать другую работу. Это ты лучше займись чем-нибудь серьезным, а то жизнь в зоне закончишь.
Леня не отвечал. Сидел молча, даже не удосуживаясь поднять голову. И это злило Наташу больше всего.
— Ты посмотри, во что ты мать превратил! Она же уже совсем не спит по ночам, плачет все время! Ну что ты молчишь? Что ты молчишь, я тебя спрашиваю!
Леня поднял голову, посмотрел на мать, стоявшую лицом к окну, и тихо сказал:
— Папа умер.
Наташа не поняла.
Мать не оборачиваясь протянула Наташе бланк:
— Вот...
Это была телеграмма. Маленькое пресное известие о том, что вчера вечером Вадимов Михаил Борисович скончался от инфаркта. Похороны состоятся через два дня. Сухо, строго информативно, без всяких присущих подобным событиям излишеств. Как заявление об уходе.
— Мама... — сказала Наташа, когда до нее дошла суть телеграммы.
— Ужас какой! Господи, ужас-то какой! — затараторила мать как заведенная. — Всего-то шестьдесят два. Кто бы мог подумать? Ай-ай-ай, ужас какой! А я ему говорила, чтобы в больницу ложился, а он меня не послушался. Ужас-то какой!
— Ты поедешь? — перебила ее Наташа.
— Куда? — не поняла сначала мать. — А, нет, не поеду. Передай его второй мои соболезнования.
— Если она там будет.
— Да-да-да, если будет, конечно. — Мамин голос казался Наташе каким-то наигранным, театральным. — Да будет наверняка. Да, и вот что, Леньке там делать нечего. Поняла?
— Как это — нечего? Почему? — удивилась Наташа. — Это же отец.
— Ну и что, что отец?! — взорвалась вдруг мать. — Да он на поминках так назюзюкается, что его потом месяц из Одэссы не вытащишь. — Она почему-то говорила «Одэсса» вместо «Одесса». — И потом, там его дружки бывшие. Ты разве не помнишь, что в последний раз было? И думать забудь...
— Пусть он сам решает, — перебила Наташа. — Попробуй ты ему запретить. — Она обернулась к брату и увидела, что тот глядит в пол.
— Наташ, — сказал он еле слышно, — я не поеду... И правда, еще напьюсь...
ЛОВУШКА
На следующей станции пришлось выйти, потому что Мент заблевал весь вагон и потерял сознание.
— Брось его, — нашептывала Юму Женя. — Он нам теперь не нужен. Нам теперь никто не нужен.
Но Юм сказал коротко и ясно; -- В больницу.
И никто не посмел возразить. Целков побежал к телефону и вызвал «скорую».
— Я тоже поеду, — сказал Юм, повиснув на Женином плече. — Кажется, ногу сломал. Остальные пускай ждут на станции. И пусть никто не подходит, когда «скорая» приедет. Только Женька...
Женя поехала в больницу вместе с ними. У Юма оказался вывих стопы с растяжением сухожилий. А Мент получил грандиозное сотрясение мозга. Даже нашатырем пришлось откачивать, чтобы мог сам выйти из машины.
— А вы кто будете? — спросила медсестра-регистраторша у Жени, когда та попыталась пройти с Юмом на перевязку. — Вы вместе с ними?
— Да, я вместе с ними.
— Жена? Сестра? Родственница?
— Нет. Мы даже не знакомы, — соврала Женя.
— Как это? — удивилась женщина. — А что ж вы тогда?..
— Как это — что? Как это — что? — Женя отчаянно забегала глазами по полу. — Они же меня защищали.
В смысле? — не поняла сестра.
— В электричке. — Женя устало опустилась на кушетку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48