А чтобы Юм не успел ничего сказать, тут же переключилась на Склифосовского: — Скажите, подсудимый, за что вас избили тридцатого августа?
— Когда?
— После разбойного нападения на дом Венцеля.
— А я... Они пошли, а я споткнулся и упал...
— Очнулся — гипс, — вставил Юм. Компания улыбнулась.
— Продолжайте, Склифосовский.
— Они все были в доме, а я не пошел...
— Вы испугались?
— Нет... Я просто не знал...
— Что вы не знали? Вы не знали, зачем вся
компания пошла к врачу?
— Да.
— Тогда почему вы испугались?
Склифосовский опустил голову.
— Отвечайте. Вы догадывались о предстоящем ограблении? Вы этого испугались? ,
— Да... — еле слышно произнес Склиф.
— С-сука, — прошипел Юм.
— А дальше?
— А потом я ждал, когда они выйдут. В доме громко кричали, и я стал смотреть, чтобы никто не пришел с улицы...
— А что, криков никто не услышал?
— Ну, началась музыка...
Наташа уловила этот момент, потому что как раз смотрела на Юма. Он быстро глянул в сторону Евгении. У той тоже передернулась губа.
— Музыка? — уточнила Наташа. — По радио?
— По радио! — обрадованно уцепился Склифо-совский. Ведь он чуть-чуть не выдал Женю.
— Погодите, в доме Венцеля не было радиоприемника и даже телевизора. Зато у него было пианино. Играли на пианино?
— А я понимаю? — зажался Склифосовский.
«Что такое? — мелькало в голове Наташи. — Кто
играл? Никто из этих шестерых наверняка даже не знает, с какой стороны подойти к пианино. Поло-ка?!»
— Хорошо, а что было дальше?
— А потом они вышли.
— Кто?
— Ну, все...
— Вы помните, в каком порядке? Склифосовский пожал плечами:
— Помню. Первый — Ванечка... Стукалин. Потом Панков, — кивнул он на Мента, — потом вот он, — показал Склиф на Грузина, — Костенко. Потом Юм, потом Целков, а потом Женя.
— Значит, Стукалин шел первым, а Полока замыкала? — перехватила последние слова Наташа.
— Да.
— Как, разве она не была ранена? Ее никто не поддерживал?
Склиф попался в эту нехитрую ловушку.
— Сама. Никто ее не держал...
Женя вызверилась на Наташу.
— Я прошу суд занести в протокол слова подсудимого Склифосовского. Из его показаний вытекает, что место преступления в доме Венцеля подсудимая Полока покидала без принуждения. Это отменяет версию о том, что она была заложницей.
Наташа говорила это машинально. А мысли в бешеном темпе крутились в голове: «Она сама?! Она играла, чтобы не было слышно криков?! Вот эта утонченная девушка?! Учительница музыки?!»
— Я протестую! — вскочил адвокат Жени. — Ее могли заставить под угрозой оружия.
— Какого оружия? — спросила Наташа быстро.
— Пистолета!
— В это время у подсудимых не было огнестрельного оружия. Это — во-первых. Во-вторых, она должна была бы в таком случае идти в начале, хотя бы в середине, но уж никак не последней...
И тут Наташа наткнулась на взгляд черных щелок Юма.
Это был удивленный взгляд...
К ВЫСШЕЙ МЕРЕ НАКАЗАНИЯ
Матвей был индифферентен. Наташа решила, что скармливает псу котлеты совершенно напрасно. Он, правда, теперь не скалил на нее зубы, равнодушно смотрел, когда Наташа проходила мимо, но когда она попыталась его погладить, снова угрожающе оскалился.
Процесс начал ломаться. Наташе все чаще удавалось перехватить инициативу в свои руки.
— Скажите, Панков, а сколько денег вы взяли в доме фермера?
Мент тяжело поднялся, наморщил лоб, засопел, но так и не смог выдавить ответа.
— Значит, вы ничего не взяли? — настаивала Наташа.
— Ничего.
— А вы, Костенко, сколько взяли? Грузин встал быстро.
— Не было у него денег.
— Это не так, — сказала Наташа. — Вот справка из сберкассы. Как раз накануне смерти пострадавший снял со своей книжки двадцать тысяч рублей. Он собирался купить подержанный трактор и еще кое-какое оборудование. Деньги эти в доме не обнаружены...
— Так дом сгорел! — выкрикнул Юм.
— Дом-то как раз и не сгорел, — сказала Наташа. — Его достаточно быстро удалось потушить. Очень сильно обгорел свинарник. Но там даже не все свиньи погибли. Так вот — денег в доме не было. Они пропали. Странно, не правда ли?
— Ничего не знаю, — сказал Грузин.
— Хорошо. Склифосовский, скажите, сколько денег было у вас, когда вы решили на время скрыться? После убийства фермера.
— Ни копейки у меня не было. Зинка меня приютила.
— Стукалин, сколько денег было у вас в тот момент?
Ванечка с трудом встал.
— Не было денег ни у кого.
— Целков, у вас были наличные деньги?
— Не было, не было, не было...
Они уже поняли, к чему ведет Наташа. Они искоса поглядывали на Юма, но тот был совершенно спокоен.
— Скажите, Панков, Ченов не рассказывал вам, откуда взялись деньги на проживание в гостинице, когда вы переехали в Москву?
Мент даже вставать не стал. Засопел только и опустил голову.
— Теперь вы, Костенко, скажите, откуда у Че-но-ва взялись деньги?
— Не знаю я.
— Тогда я вам объясню. Изъятые при задержании у Ченова пятнадцать тысяч рублей имели номерные знаки и записаны в той самой сберкассе, в которой снял деньги фермер. Знали ли вы о том, что Ченов взял у фермера его сбережения?
— Нет, — буркнул Грузин.
— А вы, Панков?
— Не знал.
— Вы, Стукалин?
— Нет.
— Полока.
— Он со мной не делился.
— Деньгами? — переспросила Наташа. — Или планами?
— Ничем не делился.
— Хорошо, по поводу планов мы поговорим позже, а вот по поводу денег... Тысяча двести рублей, изъятых при аресте у вас, Полока, тоже имели определенные номерные знаки.
— Наташа видела, что хотя никто из подсудимых не двинулся с места, но вокруг Юма как бы образовалась пустота.
— А вот теперь по поводу планов, — не отставала Наташа. — Скажите, Панков, почему Ченов в дом к фермеру взял только вас с Костенко?
— Он сказал, что остальные испугаются, — буркнул Мент.
— Значит, вы были самые смелые?
— Значит.
— И именно вас он подвергал наибольшему риску. Зачем?
— Не знаю.
— А как вы думаете, Костенко?
— Я протестую, — вскочил адвокат Юма. — Прокурор строит свои версии на догадках.
— Вопрос обвинения снимается, — сказала судья.
— Хорошо, я буду оперировать только фактами. Подсудимый Панков остался в больнице с травмой головы. Ченов сбежал из больницы. Так?
— Так, — кивнул Грузин.
— Он устроил показательную казнь милиционера. Скажите, Костенко, была необходимость убивать участкового?
Костенко пожал плечами.
— Подсудимый Целков, ваши прежние судимости были за мошенничество?
— Да-да-да, я только...
— Знаете ли вы, — перебила Наташа, — чем грозит убийство милиционера при исполнении им своих служебных обязанностей?
— Знаю...
— Почему же вы тогда казнили Анисимова?
— Я не... Я только... Я не казнил... — замелькал Целков.
— А вот показания Ченова, который прямо говорит: «Целков накинул на шею Анисимова трос и привязал другой конец к бамперу машины». Так было?
— Я не думал... не думал... не хотел...
Конвоирам пришлось уводить Целкова из зала,
потому что началась истерика.
— Я продолжаю. Знаете ли вы, подсудимый Панков, что у Ченова и Полоки уже были взяты билеты на самолет до Риги?
— Какие билеты?
— В тот день, когда вы должны были получить деньги за заказное убийство, Ченов и Полока собирались бежать в Ригу.
Наташа наступала. Не только словами. Она подходила к скамье подсудимых все ближе, даже не замечая этого. Она уже видела только пустоту вокруг Юма и Жени. Они каким-то образом вдруг оказались в самом центре, а остальные жались по углам.
— Вы им больше были не нужны, Панков. И вы, Костенко! Стукалин, вас они тоже собирались бросить. Я уж не говорю о Склифосовском. Этот благородный человек, которого вы тут так упорно защищали, хотел собрать вас в Воронцовском парке в десять часов вечера. Не правда ли, странное место для дележа денег? Темно, ни души. Кроме того, он собрал все ваше оружие. Оставил только себе и Полоке... А самолет вылетал в одиннадцать сорок вечера... Так это догадки или нет?
Наташа даже не заметила, как оказалась совсем рядом с барьером. Как напружинился Юм, как щелочки его глаз чуть приоткрылись, а кулаки сжались, словно для удара...
Адвокат Юма встал, заслонив от Наташи своего подзащитного:
— Я настаиваю, что это косвенные улики, которые могут трактоваться...
Юм нашел это утоньшение в бетонной стене. Прокурорша. Испуг ее в первый день его не обманул, конечно, она испугалась не Юма. Но это неважно. Она женщина, человек, адвокат сказал, что у нее родился ребенок. И еще она честолюбива. В эту точку надо давить. Что из этого может выйти, он еще не придумал. Но всегда надо давить на самое больное.
Он специально стал подставляться, чтобы расслабить прокуроршу. Пусть себе тешится, что переломила процесс. Пусть эта мелочевка — Ванечка, Грузин, Мент и остальные отвернутся от него. Он своего часа дождется. Он снова стоит на низком старте.
Нужен только сигнал. И тогда все пойдет как по маслу. Он же видит, как смотрят в рот этой прокурорше. Видно, она у них важная птица. Если вовремя эту птичку подловить...
— Подсудимая Полока, скажите, что заставило вас участвовать в преступлениях?
— Меня заставили, — слабо отозвалась Женя.
— Как? Мы уже установили, что физического принуждения не было.
— А разве это самое главное? Мне пригрозили, если я откажусь, пострадают мои родные. Вы ведь тоже бы подумали о своем ребенке, если бы вам угрожали, правда? — прямо в глаза Наташе посмотрела Женя.
У Наташи внутри все похолодело.
— Знаете, когда угрожают родным, тут не до собственных амбиций... — хитро улыбнулась Женя.
— Насколько мне известно, у вас нет близких родных, — сдерживая дрожь, сказала Наташа.
— У меня даже мужа нет, — снова улыбнулась Женя.
— Но если бы вы заявили в милицию...
— На свободе всегда остаются друзья, — многозначительно произнесла Полока.
Хорошо, что судья объявила перерыв до завтрашнего дня. Наташа почувствовала, что больше не сможет сказать ни слова.
Следующий день начался с плохого известия.
С Ванечкой ночью произошел приступ, его срочно госпитализировали, но спасти не смогли. Он умер от прободения язвы.
Подсудимые смотрели на Наташу с мрачной ненавистью. Наташа и сама считала себя виноватой, хотя не раз обращалась к тюремному начальству с просьбой положить Стукалина в больницу. Но ведь дело не в этом. Наташе так хотелось пробудить в этих подонках хоть немного совести, а получилось, что она спровоцировала смерть.
Судебное разбирательство приближалось к концу. Были исследованы все эпизоды, опрошены свидетели, эксперты, зачитаны все документы и даны показания. Уточнялись кое-какие детали. И приближался для Наташи самый страшный миг, когда она должна будет потребовать у суда...
Нет, Наташа даже думать об этом не могла. Панический страх теперь перерос в постоянную тревогу. Она приходила домой, смотрела на свою дочь, на мужа, она разговаривала с людьми и все время думала: «Мне придется просить смерть...»
Так сложилось, что где-то в ноосфере или в Божьих промыслах пересеклись линии жизни Натальи Клюевой и семерых подсудимых. И это пересечение должно было стать роковым.
Он сидел в комнате, которая была по всем признакам похожа на обыкновенный начальственный кабинет, если бы не иконы в углу и светящаяся лампада под ними.
Увидел Наташу и встал.
— Здравствуйте, Наталья Михайловна.
— Здравствуйте...
— Если по делу — Андрей Олегович, если по душе — батюшка.
— Я попробую, — смутилась Наташа. — Батюшка...
Погостин был в рясе. Черное, облегающее фигуру одеяние, скромный крест на груди, волосы гладко зачесаны назад, очки в металлической оправе.
— Тогда пойдемте на улицу.
И Наташа послушно пошла за ним. Еще когда входила в кабинет, еще когда здоровалась, да даже и сейчас, можно было все перевести в дежурную беседу, дескать, как вы, что вы, погода, политика...
Наташа и шла сюда, уверенная, что не застанет Погостина, а если застанет, то о самом главном не спросит. Но все-таки шла, и все-таки к православному священнику.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48