— Достаточно большая, чтобы отправлять по почте газетные вырезки,— предположил он.
— Да, и достаточно большая, чтобы суметь уберечь вас от пули. Пожалуйста, включите на минутку свет... Я хочу на вас посмотреть.
Он повиновался, и она глубоко вздохнула.
— Брат говорил, что отважнее вас нет на всем белом свете, что вы настоящий герой. Я просто хотела посмотреть, как же выглядят герои.
В темноте раздался приглушенный смешок.
— Это ваш брат был героем, Джуди. Он всем нам спас жизнь, но, полагаю, вам это и так известно, вот почему вы и решили послать нам те вырезки, чтобы вызвать нас сюда.
— Ну, в общем, да. Я надеялась, что так оно и произойдет. Он говорил, что вы приедете, даже если другие не смогут. Он говорил, что вы ничего не боитесь.
Снова раздался иронический смешок.
— Ничего? Да я боялся всего! Просто я оказался самый отчаянный сорвиголова из всех боевиков, заброшенных во Францию, сестричка. Животный страх! Меня постоянно снедал животный страх, который я с трудом подавлял. Да я до сих пор всего боюсь — грозы, безработных фанатов Джуди Гарланд, автомобильных выхлопов. Я, пожалуй, был, да все мы, пожалуй, были чокнутыми. Может, мы до сих пор такими и остались, коли ринулись в это пекло. Сестричка, просто ты разбудила в наших душах давно уснувших чертиков и страсти, которые мне казались давно умершими.
— Хватит называть меня «сестричкой», черт побери!
— Прости.
— И хватит кормить меня этими психологическими байками и жаловаться на якобы свербящие душевные раны. Вы пришли просто потому, что захотели, точно так же, как стали «джедбургами» просто потому, что вам так нравилось,— напомнила она ему.— Да, вы в то время были дьяволами во плоти, и, судя по тому, что я вчера наблюдала собственными глазами, вы мало изменились с тех пор. Вчера вечером вы провернули блестящую операцию, просто блестящую. Даже Мария Антуанетта должен это признать.
К несчастью, это так. К несчастью и к счастью.
— Как вы меня нашли? — спросила она, помолчав,
— Я в конце концов узнал твой голос... Тони позвонил в АГЭИ в Нью-Йорк и выяснил, что Джуди Эллис — сценический псевдоним. И как всегда безупречная справочная служба Американской гильдии эстрадных исполнителей назвала ему твое настоящее имя — так мы и узнали, что Джуди Эллис — это Джуди Барринджер... А потом я просто стал обзванивать все отели и меб-лирашки, пока не наткнулся на этот отельчик... Я приехал, поднялся по служебной лестнице — аж на шестой этаж пришлось карабкаться — и тихонько отпер замок.
Теперь рассмеялась она.
— О Боже, немолодой профессор университета тоже, оказывается, взломщик.
— Да, и к тому же я имею дополнительный навар, лазая по карманам гостей на свадьбах и поминках. Это уж точно, нас обучили многим проделкам, например, как отсечь голову мотоциклисту-фельдъегерю с помощью протянутой над шоссе проволоки. Я как-нибудь покажу
тебе, как это делается, если ты раздобудешь мне мотоциклиста.
Она потянулась за сигаретой и зажигалкой на тумбочке — ее тело чуть больше обнажилось. В сумерках он не мог разглядеть ее отчетливо, но мысленно отметил, что она и впрямь уже давно перестала быть «сестренкой». Это стало особенно очевидным, когда вспыхнуло пламя зажигалки. Танцующий огонек на мгновение осветил ее всю: она вне всякого сомнения была взрослой, совсем взрослой — женщиной. Уиллистон вдруг почувствовал, что его собственное тело это тоже почуяло, и решил, что реакция оказалась преждевременной. Он быстро подошел к окну и стал смотреть на улицу.
— Что с вами? — спросила она.
— Да просто смотрю... Думаю, как мне отсюда выбираться. Сегодня в городе удвоили количество полицейских патрулей, судя по числу радиофицированных машин на улицах. Похоже, Мартон начинает нервничать.
— Можете остаться здесь, Энди. Можно я буду называть вас Энди?
Он улыбнулся.
— Только в Америке, как сказал бы Гарри Голден. Только в Америке девушка может предложить мужчине провести с ней ночь и лишь потом попросить разрешения называть его по имени... Да, конечно, ты можешь называть меня Энди, но не на людях. В этом городе я Артур Уоррен. Это мой сценический псевдоним.
Лазутчик сел в большое кресло у окна и стал наблюдать за красным огоньком на кончике ее сигареты.
— Я бы хотел поговорить с тобой о брате,— сказал он.— Тебе не известно, кто его убил и почему?
— Я почти уверена, что это Хайетт — обезьяна, которую вы выставили в витрине универмага. Кажется, он имеет некоторый опыт обращения с бомбами.
— Он что тут, вроде почетного убийцы города?
— Похоже на то, Энди.
Оба поняли вдруг, что она как-то по-особенному произнесла его имя, но промолчали.
— Наше счастье, что мы этого не знали в тот момент, когда сцапали его,— задумчиво произнес профессор.-
— Вы бы его убили?
— Да, могло возникнуть поползновение сделать подобную глупость. Во всяком случае, крови прольется здесь немало, пока все не закончится,— предсказал он.— Более чем достаточно, чтобы дать пищу городским
сплетням, и еще останется, чтобы послужить темой для передач теленовостей на ближайшие два года. Ты не знаешь, зачем Пикелиеу понадобилось убивать твоего брата?
Она ответила не сразу.
— Нет... Наверное, он решил, что Эдди собирал на него какой-то компромат — но это только мое предположение.
Она лгала или, по крайней мере, чего-то не договаривала. Он почувствовал это, услышав ее ответ.
Не стоит сейчас на нее давить — с женщинами этот номер не проходит. У них врожденный инстинкт самообороны, и они сдаются, только когда сами того хотят. Как же мало в женских особях рода человеческого особенностей, о которых можно судить обобщенно, подумал он, но вот этот инстинкт — одна из них. Это у них атавизм, наследие животной стадии развития.
— У Эдди здесь были еще враги?
— Никогда не слышала... Вряд ли он крутил тут с чьей-то женой, если вы это имеете в виду.
Она, похоже, разозлилась.
— Да нет, я просто просчитываю вероятности, Джуди. Я рискую жизнью четверых людей, включая и меня самого, так что мне надо точно планировать все свои действия. Ну, а ты что делаешь в Парадайз-сити? Ты же тут оказалась не случайно.
Дым от ее сигареты рисовал в воздухе причудливо-эротический узор.
— Он попросил меня приехать и помочь ему. Он собирался разоблачить организацию,— заявила она,— и я должна была внедриться к ним... в «Фан парлор». Вот почему я уговорила нашего импресарио — импресарио нашего ансамбля — подписать контракт с администрацией казино.
— Тебе удалось что-нибудь выведать?
— Ничего серьезного, из-за чего кого-то можно было бы отправить за решетку... Слушайте, не хотите чего-нибудь выпить или поесть? У меня есть полбутылки шотландского, а в ванной можно набрать холодной воды. Бутылка вон там, на комоде, видите?
Его глаза уже привыкли к темноте, и он без труда разглядел знакомые очертания подставки для стаканов. Он взял стаканы, бутылку, нашел ванную и зажег свет над раковиной.
— Я тоже буду,— заявила она.
Он разлил немного виски «Джон Бегг» в два стакана, добавил холодной воды из-под крана и вернулся.
— Оставьте там свет, Энди!
Он вернулся в спальню, подал ей стакан и отправился к своему креслу у окна. Они пили и говорили об обстановке в Парадайз-сити и об опасности, грозившей ей и Гилмаку теперь, когда Пикелис понял, что враг находится среди служащих казино. Поговорили они и о Клейтоне и Дэвидсоне. Потом Уиллистон по просьбе Джуди налил по второй, а она рассказывала ему обо всем, что узнала о местных нравах за пять месяцев жизни в округе Джефферсон. В три тридцать пять он выглянул на улицу и увидел, что полицейский патруль остановил «форд» с откидным верхом и допрашивает водителя. Да, в такое время они будут проверять каждую машину.
— Может, мне и впрямь лучше остаться,— устало сказал он.— Я посплю здесь, в кресле, если не возражаешь.
— Но там вам будет неудобно.
— Все нормально,— ответил он, снял галстук и бросил его на уже висящий на спинке кресла пиджак.— Спи, Джуди. Обо мне не беспокойся.
Он закрыл глаза, откинулся, погрузился в мягкую спинку и постарался ни о чем не думать. Он постарался не думать ни об Эдди Барринджере, ни об операции «Молот», ни о Джоне Пикелисе, ни о тех людях, которые давно умерли, ни о желанной женщине, лежащей в постели в нескольких шагах от него. Это было непросто, и прошло немало времени, пока ему удалось все-таки уйти от этих тревожных мыслей в сон. Но и во сне ему не было покоя, ибо страшные картины — засада на колонну броневиков, нападение на курьера с денежным довольствием для вермахтовских военнослужащих, сцена смерти Гиндлера — то и дело всплывали из глубин его утомленного мозга. Эти неприятные воспоминания сегодня оказались даже более отчетливыми и яркими, чем всегда.
— Проснитесь, Энди, проснитесь! — шептала она. Он открыл глаза и увидел ее подле себя — белую,
похожую на привидение.
— У вас был ночной кошмар, Энди. Это только сон,
успокойтесь. Он кивнул.
— Нет, это просто воспоминания нахлынули. Это не сон. Все так и было, было в реальности.
Она дотронулась до его лица, взяла за подбородок.
— Лучше вам перебраться в постель, Энди,— настаивала она.— Вы спокойно уснете.
Она была голая, близкая, милая и очень привлекательная.
Более чем просто привлекательная — желанная!
— Нет,—- сказал он тихо.
Его остановило проявленное к нему чувство сострадания.Она пожалела его — почти по-матерински, а он не мог этого принять.
Даже если она тоже хотела его, то на самом деле она тянулась не к нему, профессору сорока с лишним лет. Она хотела оказаться в одной постели с героем, с юным, бесстрашным воином, которого давно уже не существовало. А профессора Эндрю Ф. Уиллистона она недостаточно хорошо знала для этого, и ему не хотелось позволить ей отдаться легенде, романтическим воспоминаниям, позолоченному призраку. Плохо, что ему никак не удается уйти от своего прошлого в мыслях и снах, но уж это было бы слишком!
Господи, какая же она красивая!«А сам я или полный дурак, или слишком самонадеян, или чересчур идеалистичен, или просто остро нуждаюсь в курсе психотерапии»,— печально подумал профессор психологии. Она ласковая, нежная, замечательная — она все, что ему нужно в жизни, но это окажется очередной фантазией, а он и так уж слишком глубоко потонул в фантазиях в этом Парадайз-сити.
Если бы они лучше знали друг друга, все это могло бы стать реальностью, и очень приятной. Стало бы или могло бы стать — сейчас трудно сказать. Он ведь тоже ее совсем не знает, но тем не менее хотел бы узнать. Надо бы ей об этом сказать, подумал он.
Все эти мысли пронеслись сквозь его сознание в течение каких-то считанных секунд.
— Нет, у меня очень беспокойный сон, я не дам тебе заснуть,— уклончиво сказал он.
Он с трудом сдерживал себя, чтобы не протянуть руку и не дотронуться до ее тела.
— Может, хотите поболтать,— предложила она нежно.
— Завтра.
Джуди вернулась в кровать, не став возражать, но и не обрадовавшись. Несколько минут она лежала молча, размышляя об этом мужчине, таком близком и таком дале-
ком. Она вслушивалась в ровное дыхание, которое должно было служить знаком того, что он опять уснул, хотя она знала, что это не так.
— Джуди! — сказал он неожиданно.
— Да?
— Джуди, я так рад, что мы встретились.
— Почему? Он помолчал.
— Мне кажется, мы могли бы... да, мы могли бы поладить — вместе. Ты такая милая, добрая, может быть, даже умная.
— Нет, я не умная. У вас достаточно ума на нас обоих, может быть, даже слишком. Потом она тихо рассмеялась.
— Я тоже рада, что мы встретились,— наверное,— произнесла она в темноте.— Вы же серьезный мужчина, а мне нужен серьезный мужчина, Энди. Слушайте, сделайте милость, будьте со мной рядом, останьтесь живым.
Он усмехнулся.
— Выживание — это наука, которую я изучил лучше прочих, но вот просьба быть рядом звучит очень сладко для моего слуха.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47