«Не волнуйтесь, — говорят, — все в порядке!» А где же порядок? Вот вы мне разъясните: кто это был, чего хотел?
— Может, бродяга? Ночлег искал или собирался белье украсть?
Заявитель с сомнением покачал головой:
— Не похоже. Лицо, манеры, поведение… Какой там бродяга! Я подумал, что и вправду из РЖУ, сходил, поинтересовался — никого не посылали.
Наступила пауза.
— Знаете, что я думаю?
Под требовательным взглядом мне стало неловко за свою недогадливость.
— Может, он из тех бандитов? — со зловещей интонацией выпалил седоволосый. — Кстати, сколько человек они убили? Болтают разное, а мне для информированности…
— Почему, у вас появилось такое подозрение? Милицию буквально засыпали сообщениями о предполагаемых «Призраках», не имеющими под собой абсолютно никаких оснований.
— Честному человеку ночью на чердаке делать нечего… А денег много забрали? Неужели правда сто тысяч? А визитную карточку оставили?
Посетитель утратил сановитость: любопытство пересиливало привычный стереотип поведения.
— Сколько их — трое? Я все-таки представитель общественности!
— Спасибо за сигнал, мы проверим, если понадобится — примем меры.
То, что я оставлял вопросы без ответа, вызвало у посетителя раздражение.
— И дайте письменный ответ, чтобы все было официально!
Дверь за Бабковым закрылась.
Управившись почти со всеми бумагами, я сделал то, в чем отказывал себе три дня: набрал знакомый номер и попросил Риту Владимировну.
— А кто спрашивает? — после паузы поинтересовался женский голос.
Я назвался.
— Рита Владимировна в командировке, звоните послезавтра.
— Вы это не всем говорите? Иначе для чего представляться?
На другом конце провода чувствовалось замешательство.
— Она в командировке, — заученно повторили ответ и отключились.
Я очень тихо положил трубку.
С Ритой мы познакомились год назад во время операции «Прыгающие тени». В городе совершались разбойные нападения на гуляющие пары, приманкой для преступников пустили поисковые группы. Яшку Волошина сопровождала высокая худая дружинница, на них и вышел расстрелянный ныне Толстых.
Волошин сумел обезвредить бандита, но получил серьезные ранения, мы с товарищами ожидали в «неотложке» до часу ночи, пока хирурги не сказали, что опасность миновала. Врачи попросили доставить домой выведенную из нервного шока Риту, я отвез ее — нашпигованную транквилизаторами, безвольно-молчаливую, с огромными синими кругами вокруг запавших глаз. А через неделю мы встретились у Волошина в больнице, Лешка шел на поправку, и Рита улыбалась, но синие тени остались, и, когда улыбка исчезала, девушка выглядела усталой и грустной.
Впечатление оказалось неверным, просто такова особенность ее лица, но это я узнал позднее, а тогда мы вместе вышли из больницы, пошли пешком, поужинали в кафе, погуляли по набережной, рассматривая огромные белоснежные теплоходы.
Прогулка удалась на славу, мы обменялись телефонами, стали встречаться регулярно.
Одно время мне казалось, что я влюблен, но отношения наши складывались не просто, светлая полоса сменялась черной, и вот странная и неожиданная командировка…
Выяснить в отделе кадров, что к чему?
Я привычно поднял телефонную трубку. Отдел кадров, вокзал и аэропорт, гостиницы города пребывания — технология поиска заинтересовавшего уголовный розыск человека отработана достаточно хорошо.
Я чертыхнулся и бросил трубку.
Глава третья
РАССЛЕДОВАНИЕ
— Если ты не ошибаешься, надо искать здесь…
Зайцев вычертил схему, как всегда, аккуратно, и тонкая линия, проведенная от кабины крана через квартиру Нежинской, уперлась в фасад девятиэтажного дома.
— …но обнаружим мы в лучшем случае след рикошета. А пуля могла уйти куда угодно…
Несколько секунд он посидел молча.
— К тому же, если стреляли не из мощного оружия — боевой винтовки, карабина, автомата, пуля, потеряв энергию, вообще не долетела до стены, а упала где-то тут…
Он указал карандашом на площадку между домами.
— В любом случае шансов найти ее практически нет. Но мы все же попытаемся…
— А что дал визит в больницу?
— Посмотри сам. — Зайцев протянул тонкую папку. — А потерпевшую можешь даже послушать, кассета внутри.
Я пробежал глазами протокол допроса дежурного хирурга, отыскивая интересующие меня вопросы. Ага, вот…
«Что можно сказать относительно размера пули, причинившей ранение?»
«Ничего определенного. Как вы понимаете, цель передо мной стояла совсем другая. А сейчас, после операции и ушивания раны, установить это и вовсе невозможно».
Надо же, и здесь ничего! Так, теперь еще одно…
«Почему вы сразу не сообщили в милицию о поступлении пациентки с огнестрельным ранением?»
"Раненая заявила, что она сама позвонила нольдва, поэтому дублировать звонок необходимости не было, тем более началась подготовка к операции.
Утром заведующий отделением, обнаружив в регистрационном журнале отсутствие отметки о передаче телефонограммы в милицию, дал указание оформить все как полагается. Тогда я на всякий случай позвонил еще раз".
С этим все ясно. Послушаем запись…
Я вставил кассету в видавший виды магнитофон и нажал клавишу.
«Следователь прокуратуры Центрального района, юрист первого класса Зайцев сего числа в помещении хирургического отделения горбольницы N 2 допросил в качестве свидетеля Нежинскую Марию Викторовну, русскую, беспартийную, незамужнюю, имеющую на иждивении сына семи лет, с высшим техническим образованием, работающую инженером в научно-исследовательском институте проблем передачи информации…»
Зайцев говорил без выражения, монотонно, привычно перечисляя все то, что требуется отражать в вводной части протокола. Качество записи неважное: плывет звук, слегка фонит, время от времени раздается шорох или громкий треск.
«… Нежинской объявлено, что допрос производится с применением звукозаписи. Используется магнитофон „Весна“, пленка шестого типа, скорость — четыре и семь десятых сантиметра в секунду».
Зайцев перевел дух и продолжал обычным тоном:
«Мария Викторовна, расскажите о вчерашнем происшествии».
«Даже не знаю, что рассказывать…»
Пауза. Чувствовалось, как она сосредоточивается.
«Я приняла душ и собиралась ложиться спать… Только подошла к кровати, застелила, вдруг удар, как будто кнутом или, точнее, раскаленным прутом… Не поняла, в чем дело, схватилась за бок — кровь…»
Долгая пауза.
«Продолжайте, пожалуйста».
Пауза.
«Ну, вот и все… Что еще рассказывать?»
«Во сколько это было?»
«Где-то в начале одиннадцатого».
«Слышали выстрел?»
«Нет. Я даже не могла понять, что случилось, откуда кровь…»
«Стреляли с северной стороны или с южной?»
«Ей-Богу, не знаю…»
«В каком положении вы находились?»
«В каком? Попробую вспомнить…»
Пауза.
«Наклонилась, выпрямилась, повернулась… Нет, не помню…»
«Кто, кроме вас, находился в квартире?»
«Никого…» — В голосе явно слышалось недоумение.
«В двадцать два двадцать в диспетчерскую „Скорой помощи“ позвонил неизвестный мужчина, который рассказал о случившемся. Кто это был?»
«Ах, вот вы о чем! — Недоумение в голосе исчезло. — Я выбежала на лестничную площадку, сверху шел человек, я попросила его вызвать „Скорую“…»
Странно. В интересующее нас время никто из квартир, расположенных на восьмом и девятом этажах, не выходил. Да если бы и выходил, то ехал бы в лифте. А чердак заперт на замок, я проверял. Кто же это мог быть? Ладно, потом, слушаем дальше…
«Почему вы не зашли к соседке? Ведь по лестнице мог никто и не идти?»
«Все правильно. Но в такой момент разве об этом думаешь…»
"Скажите, как получилось, что кровь осталась только на месте ранения?
Если вы выходили, то пятна должны быть и в прихожей, и на лестничной площадке…"
Пауза.
«Так я же зажала рану полотенцем…»
«И полностью остановили кровотечение?»
«Ну, не совсем…»
«Да, в комнате много пятен — между кроватью, сервантом и столом. Но ни одного — за пределами этого участка. Ни одного в коридоре. Ни одного на лестничной площадке».
Долгая пауза.
«Что же вы можете сказать по этому поводу?»
«По какому? Вы же ничего не спрашиваете!»
Хитрая штучка! Отчего же она так крутит?
«Относительно локализации пятен крови на определенном участке вашей квартиры и отсутствии их за его пределами».
С Зайцевым подобные номера не проходят. Чем больше юлит допрашиваемый, чем старательнее прикидывается дурачком, тем терпеливее и внимательнее становится следователь.
«Просто у тахты я находилась больше времени — перевязывалась, ждала „Скорую“… А на площадку выскочила на секунду…»
«Понятно… — Зайцев секунду помолчал. — А как разбились стекла в окне и балконной двери?»
«Сквозняк. Когда открывается входная дверь, я всегда их закрываю. А тут было не до того…»
«И с этим ясно, — мягко произнес Зайцев. — Но на осколках брызги крови. Как они могли появиться, если вас в этот момент не было в комнате?»
Пауза.
«Ну, потом же я пришла! А кровь продолжала идти!»
Судя по голосу, она вполне искренне хотела помочь следователю разобраться в неясных для него вопросах.
«Недавно вы сказали, что зажали рану полотенцем и почти остановили кровь…»
«Да, но она просачивалась, продолжала капать…»
«Все ясно, все ясно…»
Я достаточно хорошо знал Зайцева, чтобы понять, что он намеревается задать неожиданный вопрос.
«А чьи тапочки стояли возле тахты?»
«Ничьи. Их надевают мои гости».
«В этот день у вас были гости?»
«Нет, я же сказала: никого не было».
«Почему же домашние туфли стояли возле тахты, а не в прихожей?»
«Не знаю. Это такая мелочь, на которую не обращаешь внимания. Наверное, переставили во время уборки…»
«И наконец, основной вопрос: кто мог в вас стрелять?»
«Понятия не имею! Скорее всего кто-то ошибся… Или случайность…»
«Враги у вас есть?»
«Нет, что вы! Наоборот — друзей много!»
Короткая пауза.
«И последнее. Почему вы сказали врачу, что звонили в милицию?»
«Я сказала?»
Удивление было ненаигранным.
«Да, вы».
«Ах да, действительно…»
Вспомнила? Что ж, звучит вполне естественно.
"Я же попросила того мужчину вызвать «Скорую» и позвонить в милицию.
Разве он этого не сделал?"
«Вы хотите еще что-нибудь сообщить по существу дела?»
«Нет, больше добавить нечего».
«В таком случае вам предлагается прослушать звукозапись допроса…»
Я выключил магнитофон.
— Ну, что скажешь?
Судя по едва заметной улыбке Зайцева, он был не очень склонен верить показаниям потерпевшей, во всяком случае в отдельных деталях. О том же говорила и схема, по которой он построил допрос.
Но, заново прокручивая в уме фонограмму, я не находил ничего такого, что могло бы насторожить. Отвечала Нежинская совершенно спокойно, ровно, уверенно. Тон, отдельные нотки, интонации — все было искренним, без малейшей напряженности или натянутости, которые всегда сопутствуют лжи.
Разве что паузы в нескольких местах… Но это объяснимо — вспоминала.
Кстати, на наиболее острые вопросы она отвечала без всяких раздумий.
Нет, придраться не к чему. Разве что логические зацепки?
— По-моему, она говорит правду.
— И тебе ничего не показалось странным?
— Показалось. Что она не послала тебя к черту, когда ты выяснял всякую ерунду насчет расположения пятен крови и домашних туфель вместо того, чтобы устанавливать преступника.
Зайцев засмеялся и многозначительно поднял палец:
— Вот то-то и оно. Значит, это не показалось ей ерундой. К тому же она, похоже, совершенно не интересуется перспективами следствия.
— Оба этих обстоятельства могут объясняться очень просто. Воспитанность не позволяет грубить следователю, деликатность — задавать лишние вопросы.
Зайцев как-то странно смотрел на меня.
— Может быть, может быть… Ну, а как тебе человек на лестнице?
Это самое слабое место в ее версии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
— Может, бродяга? Ночлег искал или собирался белье украсть?
Заявитель с сомнением покачал головой:
— Не похоже. Лицо, манеры, поведение… Какой там бродяга! Я подумал, что и вправду из РЖУ, сходил, поинтересовался — никого не посылали.
Наступила пауза.
— Знаете, что я думаю?
Под требовательным взглядом мне стало неловко за свою недогадливость.
— Может, он из тех бандитов? — со зловещей интонацией выпалил седоволосый. — Кстати, сколько человек они убили? Болтают разное, а мне для информированности…
— Почему, у вас появилось такое подозрение? Милицию буквально засыпали сообщениями о предполагаемых «Призраках», не имеющими под собой абсолютно никаких оснований.
— Честному человеку ночью на чердаке делать нечего… А денег много забрали? Неужели правда сто тысяч? А визитную карточку оставили?
Посетитель утратил сановитость: любопытство пересиливало привычный стереотип поведения.
— Сколько их — трое? Я все-таки представитель общественности!
— Спасибо за сигнал, мы проверим, если понадобится — примем меры.
То, что я оставлял вопросы без ответа, вызвало у посетителя раздражение.
— И дайте письменный ответ, чтобы все было официально!
Дверь за Бабковым закрылась.
Управившись почти со всеми бумагами, я сделал то, в чем отказывал себе три дня: набрал знакомый номер и попросил Риту Владимировну.
— А кто спрашивает? — после паузы поинтересовался женский голос.
Я назвался.
— Рита Владимировна в командировке, звоните послезавтра.
— Вы это не всем говорите? Иначе для чего представляться?
На другом конце провода чувствовалось замешательство.
— Она в командировке, — заученно повторили ответ и отключились.
Я очень тихо положил трубку.
С Ритой мы познакомились год назад во время операции «Прыгающие тени». В городе совершались разбойные нападения на гуляющие пары, приманкой для преступников пустили поисковые группы. Яшку Волошина сопровождала высокая худая дружинница, на них и вышел расстрелянный ныне Толстых.
Волошин сумел обезвредить бандита, но получил серьезные ранения, мы с товарищами ожидали в «неотложке» до часу ночи, пока хирурги не сказали, что опасность миновала. Врачи попросили доставить домой выведенную из нервного шока Риту, я отвез ее — нашпигованную транквилизаторами, безвольно-молчаливую, с огромными синими кругами вокруг запавших глаз. А через неделю мы встретились у Волошина в больнице, Лешка шел на поправку, и Рита улыбалась, но синие тени остались, и, когда улыбка исчезала, девушка выглядела усталой и грустной.
Впечатление оказалось неверным, просто такова особенность ее лица, но это я узнал позднее, а тогда мы вместе вышли из больницы, пошли пешком, поужинали в кафе, погуляли по набережной, рассматривая огромные белоснежные теплоходы.
Прогулка удалась на славу, мы обменялись телефонами, стали встречаться регулярно.
Одно время мне казалось, что я влюблен, но отношения наши складывались не просто, светлая полоса сменялась черной, и вот странная и неожиданная командировка…
Выяснить в отделе кадров, что к чему?
Я привычно поднял телефонную трубку. Отдел кадров, вокзал и аэропорт, гостиницы города пребывания — технология поиска заинтересовавшего уголовный розыск человека отработана достаточно хорошо.
Я чертыхнулся и бросил трубку.
Глава третья
РАССЛЕДОВАНИЕ
— Если ты не ошибаешься, надо искать здесь…
Зайцев вычертил схему, как всегда, аккуратно, и тонкая линия, проведенная от кабины крана через квартиру Нежинской, уперлась в фасад девятиэтажного дома.
— …но обнаружим мы в лучшем случае след рикошета. А пуля могла уйти куда угодно…
Несколько секунд он посидел молча.
— К тому же, если стреляли не из мощного оружия — боевой винтовки, карабина, автомата, пуля, потеряв энергию, вообще не долетела до стены, а упала где-то тут…
Он указал карандашом на площадку между домами.
— В любом случае шансов найти ее практически нет. Но мы все же попытаемся…
— А что дал визит в больницу?
— Посмотри сам. — Зайцев протянул тонкую папку. — А потерпевшую можешь даже послушать, кассета внутри.
Я пробежал глазами протокол допроса дежурного хирурга, отыскивая интересующие меня вопросы. Ага, вот…
«Что можно сказать относительно размера пули, причинившей ранение?»
«Ничего определенного. Как вы понимаете, цель передо мной стояла совсем другая. А сейчас, после операции и ушивания раны, установить это и вовсе невозможно».
Надо же, и здесь ничего! Так, теперь еще одно…
«Почему вы сразу не сообщили в милицию о поступлении пациентки с огнестрельным ранением?»
"Раненая заявила, что она сама позвонила нольдва, поэтому дублировать звонок необходимости не было, тем более началась подготовка к операции.
Утром заведующий отделением, обнаружив в регистрационном журнале отсутствие отметки о передаче телефонограммы в милицию, дал указание оформить все как полагается. Тогда я на всякий случай позвонил еще раз".
С этим все ясно. Послушаем запись…
Я вставил кассету в видавший виды магнитофон и нажал клавишу.
«Следователь прокуратуры Центрального района, юрист первого класса Зайцев сего числа в помещении хирургического отделения горбольницы N 2 допросил в качестве свидетеля Нежинскую Марию Викторовну, русскую, беспартийную, незамужнюю, имеющую на иждивении сына семи лет, с высшим техническим образованием, работающую инженером в научно-исследовательском институте проблем передачи информации…»
Зайцев говорил без выражения, монотонно, привычно перечисляя все то, что требуется отражать в вводной части протокола. Качество записи неважное: плывет звук, слегка фонит, время от времени раздается шорох или громкий треск.
«… Нежинской объявлено, что допрос производится с применением звукозаписи. Используется магнитофон „Весна“, пленка шестого типа, скорость — четыре и семь десятых сантиметра в секунду».
Зайцев перевел дух и продолжал обычным тоном:
«Мария Викторовна, расскажите о вчерашнем происшествии».
«Даже не знаю, что рассказывать…»
Пауза. Чувствовалось, как она сосредоточивается.
«Я приняла душ и собиралась ложиться спать… Только подошла к кровати, застелила, вдруг удар, как будто кнутом или, точнее, раскаленным прутом… Не поняла, в чем дело, схватилась за бок — кровь…»
Долгая пауза.
«Продолжайте, пожалуйста».
Пауза.
«Ну, вот и все… Что еще рассказывать?»
«Во сколько это было?»
«Где-то в начале одиннадцатого».
«Слышали выстрел?»
«Нет. Я даже не могла понять, что случилось, откуда кровь…»
«Стреляли с северной стороны или с южной?»
«Ей-Богу, не знаю…»
«В каком положении вы находились?»
«В каком? Попробую вспомнить…»
Пауза.
«Наклонилась, выпрямилась, повернулась… Нет, не помню…»
«Кто, кроме вас, находился в квартире?»
«Никого…» — В голосе явно слышалось недоумение.
«В двадцать два двадцать в диспетчерскую „Скорой помощи“ позвонил неизвестный мужчина, который рассказал о случившемся. Кто это был?»
«Ах, вот вы о чем! — Недоумение в голосе исчезло. — Я выбежала на лестничную площадку, сверху шел человек, я попросила его вызвать „Скорую“…»
Странно. В интересующее нас время никто из квартир, расположенных на восьмом и девятом этажах, не выходил. Да если бы и выходил, то ехал бы в лифте. А чердак заперт на замок, я проверял. Кто же это мог быть? Ладно, потом, слушаем дальше…
«Почему вы не зашли к соседке? Ведь по лестнице мог никто и не идти?»
«Все правильно. Но в такой момент разве об этом думаешь…»
"Скажите, как получилось, что кровь осталась только на месте ранения?
Если вы выходили, то пятна должны быть и в прихожей, и на лестничной площадке…"
Пауза.
«Так я же зажала рану полотенцем…»
«И полностью остановили кровотечение?»
«Ну, не совсем…»
«Да, в комнате много пятен — между кроватью, сервантом и столом. Но ни одного — за пределами этого участка. Ни одного в коридоре. Ни одного на лестничной площадке».
Долгая пауза.
«Что же вы можете сказать по этому поводу?»
«По какому? Вы же ничего не спрашиваете!»
Хитрая штучка! Отчего же она так крутит?
«Относительно локализации пятен крови на определенном участке вашей квартиры и отсутствии их за его пределами».
С Зайцевым подобные номера не проходят. Чем больше юлит допрашиваемый, чем старательнее прикидывается дурачком, тем терпеливее и внимательнее становится следователь.
«Просто у тахты я находилась больше времени — перевязывалась, ждала „Скорую“… А на площадку выскочила на секунду…»
«Понятно… — Зайцев секунду помолчал. — А как разбились стекла в окне и балконной двери?»
«Сквозняк. Когда открывается входная дверь, я всегда их закрываю. А тут было не до того…»
«И с этим ясно, — мягко произнес Зайцев. — Но на осколках брызги крови. Как они могли появиться, если вас в этот момент не было в комнате?»
Пауза.
«Ну, потом же я пришла! А кровь продолжала идти!»
Судя по голосу, она вполне искренне хотела помочь следователю разобраться в неясных для него вопросах.
«Недавно вы сказали, что зажали рану полотенцем и почти остановили кровь…»
«Да, но она просачивалась, продолжала капать…»
«Все ясно, все ясно…»
Я достаточно хорошо знал Зайцева, чтобы понять, что он намеревается задать неожиданный вопрос.
«А чьи тапочки стояли возле тахты?»
«Ничьи. Их надевают мои гости».
«В этот день у вас были гости?»
«Нет, я же сказала: никого не было».
«Почему же домашние туфли стояли возле тахты, а не в прихожей?»
«Не знаю. Это такая мелочь, на которую не обращаешь внимания. Наверное, переставили во время уборки…»
«И наконец, основной вопрос: кто мог в вас стрелять?»
«Понятия не имею! Скорее всего кто-то ошибся… Или случайность…»
«Враги у вас есть?»
«Нет, что вы! Наоборот — друзей много!»
Короткая пауза.
«И последнее. Почему вы сказали врачу, что звонили в милицию?»
«Я сказала?»
Удивление было ненаигранным.
«Да, вы».
«Ах да, действительно…»
Вспомнила? Что ж, звучит вполне естественно.
"Я же попросила того мужчину вызвать «Скорую» и позвонить в милицию.
Разве он этого не сделал?"
«Вы хотите еще что-нибудь сообщить по существу дела?»
«Нет, больше добавить нечего».
«В таком случае вам предлагается прослушать звукозапись допроса…»
Я выключил магнитофон.
— Ну, что скажешь?
Судя по едва заметной улыбке Зайцева, он был не очень склонен верить показаниям потерпевшей, во всяком случае в отдельных деталях. О том же говорила и схема, по которой он построил допрос.
Но, заново прокручивая в уме фонограмму, я не находил ничего такого, что могло бы насторожить. Отвечала Нежинская совершенно спокойно, ровно, уверенно. Тон, отдельные нотки, интонации — все было искренним, без малейшей напряженности или натянутости, которые всегда сопутствуют лжи.
Разве что паузы в нескольких местах… Но это объяснимо — вспоминала.
Кстати, на наиболее острые вопросы она отвечала без всяких раздумий.
Нет, придраться не к чему. Разве что логические зацепки?
— По-моему, она говорит правду.
— И тебе ничего не показалось странным?
— Показалось. Что она не послала тебя к черту, когда ты выяснял всякую ерунду насчет расположения пятен крови и домашних туфель вместо того, чтобы устанавливать преступника.
Зайцев засмеялся и многозначительно поднял палец:
— Вот то-то и оно. Значит, это не показалось ей ерундой. К тому же она, похоже, совершенно не интересуется перспективами следствия.
— Оба этих обстоятельства могут объясняться очень просто. Воспитанность не позволяет грубить следователю, деликатность — задавать лишние вопросы.
Зайцев как-то странно смотрел на меня.
— Может быть, может быть… Ну, а как тебе человек на лестнице?
Это самое слабое место в ее версии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69