Особое усердие в оказании Нежинской всевозможных услуг проявлял Валя Спиридонов — холостяк, среднего роста, с большой плешью и несколько одутловатым лицом. Работал он недавно и с первого взгляда Марии не понравился.
— Неопрятный субъект, — поморщилась она. — Даже запах от него неприятный…
Спиридонов оказался покладистым малым, добросовестно выполнял задания, прекрасно чертил. Но цвет лица, глаз и перегарный дух по утрам красноречиво свидетельствовали, что он тихо спивается. Парень он был неглупый и специалист хороший, его жалели, Элефантов предлагал даже определить к знакомому наркологу на лечение, но Спиридонов отделывался шуточками и дурацкими придуманными алкоголиками присказками типа «кто не курит и не пьет, тот здоровеньким умрет».
— Я могу бросить в любой момент, — объяснял он. — Но не хочу. Зачем?
Это маленькая радость, скрашивающая неустроенный быт.
Жил он один в коммунальной квартире, почти всю зарплату пропивал и, чтобы сводить концы с концами, брался ремонтировать приемники, магнитофоны, чертил студентам курсовые и дипломные проекты.
Как и все пьяницы, Спиридонов считал, что выпивка ничем ему не мешает и ее вполне можно совмещать с профессиональным совершенствованием.
Действительно, он еще продолжал следить за литературой, мог принять участие в теоретической дискуссии, бегло читал незнакомые стихи. Но Элефантов видел — он опирается на старую базу, вновь получаемые знания, как взбадривающие инъекции, поддерживают приемлемый уровень, однако качественного роста не дают — верный признак того, что скоро начнется медленный, но неотвратимый путь вниз. Это было особенно наглядно, когда у Спиридонова начинали дрожать руки и он не мог становиться к кульману. Справедливости ради надо отметить, что такое случалось нечасто.
Знакомые Спиридонова делились на две контрастные группы: те, с кем он учился или работал, и те, с которыми проводил досуг. Последняя категория включала преимущественно темных личностей: барыг, фарцовщиков, спекулянтов. Через них он мог доставать «дефицит» — джинсы, батники, гольфы, иностранные сигареты.
Фирменные шмотки оказались тем звеном, в котором неожиданно пересеклись интересы Спиридонова и Нежинской. Несколько раз он помог Марии раздобыть, хотя и с переплатой втридорога, интересующий ее товар, у них появились общие темы для разговоров, общие дела.
По случайному стечению обстоятельств Спиридонова и Нежинскую одновременно командировали на курсы усовершенствования, после возвращения с которых они и вовсе подружились. Валя стал вхож к ней в дом, иногда выпивал с Нежинским, за что Мария устраивала ему выволочки. Спиридонов сносил их стоически, ничуть не обижаясь. Он вообще был бесхарактерным человеком, хотя многими эта черта воспринималась как покладистость и добродушие.
Эле фантов не любил безвольных людей, которые стремятся быть хорошими для всех, а потому ненадежны, вольно или невольно попустительствуют несправедливости, злу и жестокости и чаще всего становятся двурушниками и ренегатами. Когда Спиридонов, откровенничая о своих пьяных похождениях, грязно отзывался о женщинах, а через несколько минут, с приходом Марии, резко менялся и начинал источать елейные комплименты, Элефантов убеждался в правильности своего отношения к нему. И хотя тот общался с далеко не лучшей частью прекрасной половины человеческого рода, это ничего не меняло. Нельзя быть одновременно джентльменом и подонком. Истинное лицо определяется по нижнему уровню шквалы допустимости слов, действий и поступков. Потому подонок может носить маску джентльмена, но не наоборот.
Мария не могла не понимать всего этого, и Элефантова очень удивляла ее дружба со Спирей, как запанибрата называли Валю в институте. Присмотрелась? Принюхалась? Да и он стал больше следить за собой — каждый день брился, чистил обувь, чаще менял рубашки… И все равно, странно… Они стали работать в паре, зачастили на «Прибор», проводя там гораздо больше времени, чем требовалось. Однажды Элефантов, направляясь в библиотеку, увидел: Мария и Валентин, прислонившись к цистерне с квасом, едят пирожки, весело и понимающе глядя друг на друга и оживленно беседуя. В двадцати метрах от дома Спири. Элефантову стало неприятно. А как-то раз, когда они вернулись «с объекта», Элефантов заметил на обычно бледных щеках Марии румянец и обмер: он-то хорошо знал, после чего лицо Нежинской розовеет.
Да нет, чушь, не может быть! Она никогда не опустится до этого! Ну Астахов — понятно, ну кто-нибудь другой, только не Спиря… В конце концов, долгое отсутствие ничего не означает — могли просто-напросто сходить в кино или болтаться по городу, заходить в магазины и случайно оказались возле квартиры Спиридонова… Да и румянец — мало ли от чего он появился…
Неожиданно Мария оставила мужа. На вопрос Элефантова ответила, что не испытывает к нему чувств, а жить с нелюбимым человеком не хочет. Такое объяснение вызвало уважение к мужеству и принципиальности молодой женщины, которая предпочла одиночество с ребенком на руках внешне благополучному браку без любви. Решиться на это, несомненно, могла не каждая.
Нежинский сильно переживал, изо всех сил пытался сохранить семью, но Мария была непреклонна. Через все неприятности процедуры развода она прошла гордо, не показывая окружающим, что творится в душе.
Элефантов восхищался ее самообладанием и искренне жалел, считая, что, несмотря на производимое Марией впечатление независимого, уверенного в себе человека, на самом деле она глубоко несчастна и остро переживает личную трагедию. Он даже ощутил, что испытывает к ней какие-то новые чувства, намекнул Марии на это и дал понять, что если она нуждается в Помощи, то вполне может на него рассчитывать. Однако Мария никак не отреагировала, и самолюбивый Элефантов решил не навязываться.
После развода Спиря стал часто бывать у Марии. Он хорошо изучил ее вкусы, привычки, черты характера, советовал коллегам, что нужно купить ей ко дню рождения или женскому празднику, словом, превратился в этакого официального друга дома. Он давал понять, что знает Нежинскую гораздо лучше других, и как-то удивил Элефантова, обмолвившись, что кроткая и добрая на вид Мария на самом деле резка, эгоистична, часто зла. Его осведомленность касалась самых неожиданных сторон, так, например, он знал, что Мария летом бреет ноги, а зимой этого не делает, что она любит драгоценности, хотя их и не носит, что она рациональна и практична, хотя не производит такого впечатления.
Подобная компетентность в вопросах сугубо личной жизни Нежинской могла свидетельствовать только об одном, но Элефантов по-прежнему считал, что Спиря недостоин Марии и она никогда не снизойдет до него. К тому же мужчина не станет рассказывать о своей любовнице того, что рассказывал Спиря о Марии. Значит, все объясняется очень просто: Валентин часто бывает у Нежинской, привыкнув, она держится с ним запросто, как с подругой, и он невольно проникает в подробности ее быта.
Такое истолкование Спириной осведомленности успокоило Элефантова, но он тут же поймал себя на мысли, что раз неразрешенные вопросы взволновали его, то, значит, Мария ему небезразлична. И действительно, зароненная в душу несколько лет назад искорка не погасла, она тлела все это время и сейчас начинала разгораться…
Его тянуло к Марии все сильнее и сильнее, но влечение это было совсем иным, чем раньше, хотя разобраться, в чем же состоит новизна, Элефантов пока не мог. Он пригласил ее в кино, и она пошла. Но, когда он попытался ее обнять, убрала руку:
— Не надо. Ни к чему.
После сеанса Элефантов попросился в гости, «на чашку кофе». Мария отказала:
— Проводить себя немного я разрешу, но потом пойдешь домой.
Проявлять настойчивость и другие качества «настоящего жокея» Элефантов не стал, тем более что на самом деле не обладал ими, а то новое, что появилось в его отношении к Марии, не позволяло, пересиливая себя, действовать по рецептам Орехова, как он делал три года назад.
Вскоре у Марии настал день рождения, она пригласила сотрудников, и Элефантов первый раз оказался у нее дома. Почему-то он не считал, что Нежинская может быть хорошей хозяйкой, поэтому чистота и уют в квартире, вкусный, красиво сервированный стол его приятно удивили.
Но еще больше удивили новые ощущения: он не сводил глаз с оживленного лица Марии, любовался ее проворными руками, каждым грациозным движением… Вдруг он почувствовал, что больше всего на свете ему сейчас хочется сесть на пол возле ее кресла, обнять тонкие ноги и положить голову на трогательно худенькие колени.
Он предложил длинный, экспромтом придуманный тост об особой женской прелести именинницы, выделяющей ее так же, как тонкий аромат роз отличает их от других цветов, а изыск шампанского — от прочих вин. Он был в ударе и говорил искренне, поэтому тост получился хорошим, и Мария, смеясь воркующим смехом, говорила:
— Спасибо, большое спасибо, я просто таю…
И было видно, что ей действительно приятно. А он, как музыку, слушая ее смех и слова, думал, что был глупым слепцом и не смог в свое время по достоинству оценить эту замечательную женщину и отнестись к ней так, как она заслуживает. И если бы она согласилась начать все сначала, то не была бы разочарована.
Элефантов пригласил Марию танцевать, наговорил кучу комплиментов и, стараясь, чтобы голос звучал естественно и спокойно, как бы между прочим спросил:
— Можно я останусь, помогу помыть посуду? Мария, не переставая улыбаться, отрицательно покачала головой.
«Черт побери, собирался же не навязываться!» — с досадой подумал Элефантов, который не любил просить и болезненно переносил отказы.
Когда наступило время расходиться, Спиридонов вспомнил о каком-то неотложном деле, заспешил, выйдя на улицу, суетливо распрощался и вскочил в такси.
Элефантов тоже остановил машину и, помахав остающимся рукой, подумал: отъезд на виду у всех — лучший способ отвести возможные подозрения, если собираешься вернуться. Не надо даже придумывать срочную встречу, пороть горячку и демонстративно уезжать первым. Это уже переигрывание, дешевый водевиль. Неужели все-таки его подозрения верны? Или опять совпадение?
Но какие дела могут быть у этого пьяницы в одиннадцать часов ночи?
Очень хотелось вернуться, но Мария, к сожалению, его не ждет. Можно оказаться в положении третьего лишнего либо распоясавшегося наглеца — любой вариант унизителен до крайности… Разве что посидеть на скамейке у подъезда, посмотреть, появится ли там Спиря… Все сразу станет ясным… Ну и что? Уйти как оплеванному не менее унизительно… Нет, чушь, чушь! Спирька поехал «добавить» к дружкам такого же пошиба, а Мария вымоет посуду, уберет в квартире и ляжет спать. Одна. Нельзя быть таким мнительным!
Червячок новых ощущений в душе не давал Элефантову покоя. Преодолевая гордость, он еще несколько раз пытался восстановить отношения с Марией, но безуспешно.
«Хватит! — решил он. — Нет так нет? Недоставало еще страдать по юбке на старости лет! Не мальчишка!»
Он зажал в кулак мучающий его огонек, перетерпел боль и подумал, что все кончилось.
Как-то, танцуя на вечеринке у друзей, Галина Элефантова потеряла сережку, а Сергей наступил на нее. Жена огорчилась, и на следующий день он понес смятый кусочек металла в ювелирную мастерскую. Приемщик — маленький, лысый, с моноклем в глазнице, придирчиво, как воробей зерно, осматривал каждую вещь, и очередь продвигалась медленно. Элефантов глазел по сторонам и вдруг заметил у окошка знакомую фигуру. Астахов получал изящный, тонкой работы золотой браслет. «Наверное, у жены день рождения, вот Петр Васильевич и расстарался с подарком. Сразу видно — хороший семьянин!» Последняя мысль была насквозь пропитана сарказмом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69