Агиляр пошевелился.
– Что вы думаете о сеньоре Форестере, мадам? – вдруг спросил он.
– Я думаю, он очень смелый человек, – просто ответила она. – Он и сеньор Родэ.
– Я тоже так думаю, – согласился Агиляр. – Но все же что-то в нем есть странное. Для обыкновенного бизнесмена он слишком активен.
– Не знаю, – сказала мисс Понски. – Бизнесмен и должен быть активным, мне кажется, по крайней мере в Штатах.
– Во всяком случае, я не думаю, что цель его жизни – погоня за деньгами, – произнес задумчиво Агиляр. – Он не такой, как Пибоди.
Мисс Понски вновь зарделась.
– Мне хочется плеваться, когда я думаю об этом типе, – заявила она. – Он заставляет меня стыдиться того, что я американка.
– Чего вам стыдиться, он же не потому трус, что американец.
– Дядя, что заставляет тебя так судить о людях? – спросила Бенедетта.
Он улыбнулся.
– Это моя обязанность. Я ведь политик, и это вошло у меня в привычку.
Вернулся О'Хара. Он побрился и выглядел теперь посвежевшим. Это оказалось не таким уж простым делом: слабая механическая бритва с трудом справилась с густой щетиной, но он проявил упорство и теперь явился перед ними с гладкими и чисто выбритыми щеками. Вода в озерке была слишком холодной для купания, но он все же разделся и немного обмылся с помощью губки, после чего почувствовал себя значительно более бодрым. Уголком глаз он видел, как мисс Понски брела вверх к убежищу со своим арбалетом, но надеялся, что она его не заметила: ему не хотелось подвергать испытанию чувства старой девы.
– Что едим? – бодро спросил он.
– Опять тушенка, – уныло ответил Агиляр.
О'Хара застонал, а Бенедетта расхохоталась. Он взял алюминиевую ложку, тарелку и сказал:
– Может, я принесу сегодня что-нибудь сверху. Правда, вряд ли я смогу много захватить, мне сейчас больше нужен керосин.
Мисс Понски спросила:
– Ну что там, у реки?
– Все спокойно. Сегодня они едва ли что-нибудь предпримут – удовлетворятся наблюдением за мостом. Я думаю, мне можно будет ненадолго отлучиться – я пойду в лагерь.
– Я пойду с вами, – быстро сказала Бенедетта.
О'Хара застыл с поднятой в воздухе вилкой.
– Даже и не знаю...
– Нам нужны продукты. Если вы не сможете их нести, должен кто-то другой.
О'Хара посмотрел на Агиляра, который одобрительно кивнул:
– Ничего, пусть пойдет. Это всем на пользу.
О'Хара пожал плечами.
– Ладно, хорошо, помощь мне пригодится, – согласился он.
Бенедетта изобразила какое-то подобие реверанса, но в ее глазах О'Хара увидел нечто, заставившее его насторожиться.
– Благодарю вас, – сказала она подчеркнуто вежливо. – Я буду стараться не мешать вам.
Он улыбнулся ей.
– Если не получится, я вам скажу.
V
Как и Форестеру, О'Харе путь к лагерю дался нелегко. Когда они с Бенедеттой остановились на полпути, чтобы передохнуть, он, жадно глотая разреженный воздух, сказал:
– Боже мой, что-то слишком тяжко.
Бенедетта посмотрела на вершины гор.
– А как же Мигель и сеньор Форестер? Им придется потруднее.
О'Хара кивнул.
– Я думаю, что ваш дядя должен завтра перебраться в лагерь, – сказал он. – Лучше пусть он сделает это сейчас, не торопясь, чем тогда, когда за нами будет погоня. И он сможет акклиматизироваться там, в случае если придется подниматься к руднику.
– Наверное, это правильно, – сказала Бенедетта. – Я пойду с ним, а потом вернусь и принесу еще продуктов.
– А потом, он может в чем-то помочь Виллису. Внизу все равно он много не сделает, а там будет лишняя пара рук.
Бенедетта поплотнее запахнула пальто.
– В Корее было так же холодно? – спросила она.
– Не всегда, – сказал О'Хара. Ему припомнились серые каменные стены тюремной камеры, где он сидел. По ним постоянно текла вода, превращавшаяся ночью в лед, а когда погода испортилась и стало холодно, ледовая корка покрывала их днем и ночью. Именно тогда лейтенант Фэнг приказал отобрать у него одежду. – Иногда, – произнес он мрачно.
– Я надеюсь, вы были одеты теплее, чем мы сейчас, – сказала Бенедетта. – Я беспокоюсь за Форестера и Мигеля. На перевале будет очень холодно.
О'Хара вдруг почувствовал жгучий стыд за то, что пожалел себя. Он быстро отвел глаза от Бенедетты и посмотрел вверх на снежные горы.
– Надо соорудить им какую-нибудь палатку, – сказал он. – Это обеспечит им по крайней мере одну ночевку. – Он встал. – Давайте-ка лучше двигаться.
В лагере что-то с шумом били, приколачивали, и требуше начинал принимать определенные очертания. О'Хару не заметили, он стоял некоторое время, глядя на это сооружение. Оно сильно напоминало ему одну вещь, которую он видел на выставке авангардного искусства. Современный скульптор соорудил из груды железок что-то невообразимое и дал этому какое-то высокопарное название. Требуше также имел облик чего-то дикого и невероятного.
Форестер сделал паузу и оперся на железяку, которую он использовал в качестве молотка. Вытирая пот со лба, он заметил вновь прибывших и крикнул им:
– Что вы здесь делаете, черт возьми? Что-нибудь случилось?
– Все в порядке, – успокоил его О'Хара. – Я пришел за бочкой с керосином, ну и еще кое за чем. – Он обошел требуше кругом. – Ну что, эта конструкция работает?
– Виллис уверен в этом, – сказал Форестер. – Для меня этого достаточно.
– Но вас-то здесь и не будет, – заметил О'Хара холодно. – Что же, приходится доверять академикам. Кстати, там наверху будет ведь дьявольски холодно. Вы подготовились как-то к этому?
– Нет еще, – ответил Форестер. – Мы слишком заняты этой штуковиной.
– Это нехорошо, – строгим голосом сказал О'Хара. – Мы ведь на вас надеемся. Вы должны организовать нам помощь. Вы просто обязаны пройти перевал, иначе вся эта славная артиллерия пойдет прахом. Есть из чего сделать какую-нибудь палатку?
– Вы правы, – сказал Форестер. – Я погляжу.
– Давайте. А где керосин?
– Вон в том домике. Виллис запер его. Там есть еще запас спиртного, и его надо держать подальше от Пибоди.
– Ага. А как он?
– Да ничего утешительного. Он в плохом физическом состоянии, да и настроение его не способствует делу. Его все время приходится понукать.
– Неужели этот дурак не понимает, что если они перейдут мост, он окажется с перерезанным горлом?
Форестер вздохнул:
– Ему, кажется, все равно. Потом, он не слишком силен в логике. Он увиливает при первой же возможности.
О'Хара увидел, как Бенедетта входит в один из домиков.
– Ладно, – сказал он. – Пойду за керосином. Надо доставить его к мосту засветло.
Он взял у Виллиса ключ, отпер замок и вошел в дом. Почти сразу же он наткнулся на ящик с бутылками. В желудке внезапно появилось легкое посасывание, означавшее желание выпить, но он подавил его и сосредоточил свое внимание на бочках с керосином. О'Хара попробовал приподнять одну из них и понял, что спустить ее вниз окажется дьявольски трудной задачей.
Он положил бочку на бок и выкатил ее из домика. Невдалеке Форестер помогал Бенедетте в сооружении волокуши. О'Хара подошел к ним.
– Здесь есть веревка?
– Веревка имеется, – ответил Форестер. – Но Родэ считает, что она не пригодится в горах, хотя она и гниловата, а Виллису она нужна для требуше. Вообще-то здесь полно электропроводки, которую Виллис отодрал для тетивы арбалетов.
– Мне нужно немного, чтобы спустить бочку вниз. Шнур сойдет, я думаю.
Подошел Пибоди. Лицо его имело нездоровый, землистый оттенок, от него буквально исходили волны страха.
– В чем дело? – спросил он. – Виллис говорит, что вы и этот индеец собираетесь удрать через горы.
Форестер смерил его холодным взором.
– Если вы предпочитаете выражаться таким образом, то да.
– Я тоже хочу. Мне не улыбается остаться здесь и быть застреленным шайкой коммуняк.
– Вы что, с ума сошли?
– А что такого? Виллис говорит, что тут всего пятнадцать миль до какого-то Альтемироса.
Форестер взглянул на О'Хару. Тот сказал спокойным голосом:
– Вы что думаете, это будет прогулка по парку, Пибоди?
– Черт, я лучше испробую свои шансы в горах, чем с коммунистами. Это вы с ума сошли, если думаете, что сможете их задержать. Что у вас для этого есть? Старик, глупая сучка – эта училка, два профессора со сдвигом и девчонка. Сражаетесь луком и стрелами. Господи! – Он похлопал Форестера по груди. – Если вы отваливаете, я вместе с вами.
Форестер оттолкнул его руку.
– Запомните-ка вот что, Пибоди. Вы будете делать то, что вам скажут, черт вас возьми.
– А кто вы такой, чтобы тут командовать? – стал наливаться злобой Пибоди. – Прежде всего я не буду подчиняться никаким англикашкам, а потом – чего это ради вы тут выставляетесь главным и всемогущим? Я буду делать то, что мне захочется, черт возьми!
О'Хара быстро проговорил, обращаясь к Форестеру.
– Пойдемте-ка к Родэ. – Он увидел, что у того уже сжимаются кулаки и понял, что надо как-то разрядить атмосферу. В его мозгу родилась идея.
Родэ, однако, решительно высказался против.
– Этот человек в таком состоянии не может идти в горы. Он будет задерживать остальных, а это значит, что никто из нас не перевалит на другую сторону. Мы не сможем провести в горах больше одной ночи.
– Что вы о нем думаете? – спросил Форестер О'Хару.
– Я его не люблю. Он слаб и может сломаться под давлением. Если сломается, это приведет к гибели всех нас. Я не могу на него положиться.
– Справедливо, – согласился Форестер. – Он слабак, это точно. Я хочу все же вас ослушаться, Мигель. Пусть он идет с нами. Мы не можем позволить ему оставаться с О'Харой.
Родэ открыл было рот, чтобы запротестовать, но, увидев выражение лица Форестера, прикусил язык. Форестер как-то по-волчьи улыбнулся, и когда он заговорил, в его голосе послышался металл.
– Если он будет нас задерживать, мы бросим негодяя в ближайшую расселину. Так что ему придется либо подчиниться, либо заткнуться. – Он позвал Пибоди. – Хорошо. Вы идете с нами. Но с самого начала уговоримся: вы делаете то, что вам скажут.
Пибоди не перечил.
– Ладно, – промямлил он. – Я готов подчиниться – вам.
Форестер был беспощаден.
– Не мне, а каждому, кто вам приказывает. Мигель – самый опытный здесь, и если он приказывает, вы тут же говорите – "есть!" и выполняете. Понятно?
Глаза Пибоди злобно засверкали, но он сдался. Желание идти с ними было велико, поэтому другого выхода у него не было. Он бросил на Родэ взгляд, полный ненависти и неприязни, и проворчал:
– Ладно, но когда я доберусь до Штатов, я все выложу в Госдепе. Что это за место такое, где порядочным американцем помыкают индейцы и коммуняки!
О'Хара взглянул на Родэ. Его лицо было непроницаемым, словно он ничего и не слышал. О'Хара восхитился таким самообладанием, но подумал, что участь Пибоди, когда он попадет в горы, будет плачевной.
Полчаса спустя они с Бенедеттой начали путь вниз. Она тащила волокушу, а он неуклюже управлял бочкой с помощью двух накинутых на нее петель из провода. Их прощание с Родэ и Форестером было кратким, а на Пибоди они вообще не взглянули.
Виллис сказал:
– Вы здесь понадобитесь завтра. Требуше уже будет готов.
– Постараюсь быть, – пообещал О'Хара, – если меня ничто не отвлечет.
Спуск был трудным, несмотря на то что они шли по дороге. Бенедетта часто останавливалась, чтобы отдохнуть, и еще чаще, чтобы помочь О'Харе с бочкой. Она весила около четырехсот фунтов и, казалось, обладала собственным дурным характером. Идея регулировать ее перекатку поводьями из проводов оказалась на практике не столь уж удобной. Бочка вдруг сама по себе поворачивала и устремлялась в ближайшую промоину, и извлечь ее оттуда был делом весьма тяжелым. Но и вытащенная на дорогу, она тут же катилась в противоположном направлении и вновь застревала в канаве. Когда они, наконец, спустились, О'Хара чувствовал себя так, словно кто-то прошелся молотком по всему телу. Хуже было другое. Для того чтобы вообще хоть как-то доставить бочку к месту назначения, ему пришлось на четверть уменьшить ее содержимое и беспомощно наблюдать за тем, как десять галлонов бесценного горючего впитываются в сухую, жадно глотавшую жидкость пыль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45