Еще он припомнил ночь, проведенную на улицах Белфаста в поисках Брайена Флинна и его фениев, и как потом плакала и проклинала его мать. Но чаще всего в памяти воскресали страшные бомбежки и обстрелы, каждую ночь нарушавшие покой Белфаста, — еще с тех пор, как он был ребенком. Но, вспоминая прошлое, Маллинс даже и в мыслях не держал, что мог бы пойти какой-то другой дорогой и не оказаться здесь или в любом другом подобном месте.
* * *
Патрик Бурк посмотрел наверх. Из разбитого слухового окна развевался зеленый флаг с изображенной на нем золотой арфой — символом Ирландии. Бурк смог также разглядеть человека с винтовкой, стоявшего в оконном проеме. Он обернулся и увидел полицейскую машину, отъезжавшую от разбитого прожектора. Толпа людей отпрянула от прожектора и плотной стеной сгрудилась на расстоянии двухсот ярдов. Теперь полиции было легче наблюдать, чтобы никто не переходил за заграждение. Бурк подошел к нише у дверей башни и обратился к постовому полицейскому:
— Давай постоим здесь немного. Тому дураку наверху адреналин ударил в голову.
— Да, мне это чувство знакомо.
Бурк перевел взгляд на ступени собора. Они, как и прилегающие площадка и улица, были усыпаны зелеными гвоздиками, пластиковыми колпаками гномов, мятыми бумажками и лентами, но все это сейчас покрывал тонкий слой мокрого мартовского снега. На перекрестке с Пятнадцатой улицей лежал огромный барабан, брошенный оранжистами. Северный ветер медленно перекатывал черные котелки и яркие оранжевые шары. Из зданий Рокфеллеровского центра вели съемку телерепортеры. Бурк представил, как все это будет выглядеть на экране. Наверняка крупным планом покажут сломанные гвоздики и перевернутые шляпы и котелки. А голос за кадром станет монотонно бубнить: «Сегодня на Пятую авеню пришла давняя война между Англией и Ирландией…» Ирландцы неплохие мастера по части показа всяких зрелищ.
* * *
Брайен Флинн наклонился над перилами хоров, чтобы получше рассмотреть небольшую ризницу за галереей, и сказал Хики:
— Поскольку нам не видны входная дверь в епископскую ризницу и дверь лифта, полиция теоретически может незаметно проникнуть и разминировать вход. В таком случае в эту маленькую ризницу набьется целая орава полицейских.
Лири, который, похоже, умел слышать на значительном расстоянии, громко заговорил из дальнего угла комнаты:
— А если они сунут свои головы в галерею, я им устрою…
Хики прервал его:
— Благодарим вас, мистер Лири. Мы знаем, на что вы способны. — После этой насмешливой реплики он обратился к Флинну, но теперь его голос звучал мягче: — Боже всемогущий! Брайен, где ты раскопал это чудовище? Боюсь, что мне придется уносить отсюда ноги.
Флинн постарался его успокоить:
— У него отличные зоркие глаза и чуткий слух.
— Он американец?
— Наполовину американец, наполовину ирландец. Он бывший снайпер морской пехоты, воевал во Вьетнаме.
— А знает ли он, зачем он здесь? И понимает, где, черт побери, находится?
— А находится он на самой верхней точке, откуда можно стрелять во все стороны. Больше он ничего не знает — остальное не его забота. Только у него одного, кроме тебя и меня, нет родственников в английских тюрьмах. Мне не нужны здесь люди, эмоционально привязанные к нам. Он должен убивать согласно отданным приказам и убьет любого, кого я прикажу. А если придется идти в бой, и нас победят, он убьет тех, кто уцелеет, если сам останется жив. Он ангел смерти, сама безносая с косой и последний судья.
— Кто-нибудь знает об этом?
— Нет.
Хики удовлетворенно улыбнулся, у него не хватало половины зубов.
— Я недооценивал тебя, Брайен.
— Ты и теперь недооцениваешь. Давай пойдем дальше. Эта епископская ризница действительно проблема, но лишь одна из многих…
— Жаль, что ты не привел сюда побольше людей.
Флинн ответил безразличным тоном:
— Мне помогают многие, но как ты думаешь, скольких я мог уговорить прийти сюда на верную смерть?
Лицо старого фения стало каким-то отрешенным.
— В Дублине в пасхальный понедельник в тысяча девятьсот шестнадцатом году было много достойных мужчин и женщин. Много больше, чем требовалось. — Хики посмотрел вниз на тихий зал собора. — Добровольцев было навалом. А вера! Какая тогда вера была у нас! В начале Первой мировой войны, во времена еще до событий шестнадцатого года, мой брат служил в английской армии. В ту пору было много ирландских парней. Как и сейчас. Ты, конечно, слышал об ангелах Монса? Не слышал? Мой брат Боб служил в британском экспедиционном корпусе во Франции, их всех чуть было не прихлопнули превосходящие немецкие войска… Однажды в местечке, оно называлось Монс, появился сонм райских ангелов и встал между ними и немцами. В германских войсках возникла паника. Об этом известили все газеты. И люди верили в это, Брайен. Они верили, что английская армия так угодила Богу, что он ниспослал своих ангелов на ее защиту от врагов.
Флинн взглянул на него.
— Похоже на массовую галлюцинацию доведенных до отчаяния людей. Когда нам тоже начнут мерещиться ангелы, мы поверим, что это… — Он резко остановился и посмотрел на Хики, хотя того едва можно было разглядеть в тусклом свете. На пару минут Флинну показалось, что он вернулся в Уайтхорнское аббатство и слушает рассказ старого аббата.
— Что случилось, парень?
— Ничего. Думаю, что не нужно сомневаться в существовании сверхъестественных сил. Ну ладно, мы поговорим об этом завтра.
Хики лишь рассмеялся:
— Если будет возможность поговорить завтра, то я поверю в сверхъестественное.
Флинн улыбнулся через силу:
— Мы сможем поговорить с тобой об этом и в другом месте.
— Вот тогда уж я непременно поверю в сверхъестественное.
* * *
Меган Фитцджеральд неслышно подошла к Джорджу Салливану, который устанавливал последние мины у дверей южного поперечного нефа.
— Ну что, закончил?
Салливан резко обернулся:
— О Боже, Меган, не пугай так больше, когда я работаю со взрывчаткой.
Меган посмотрела на Салливана, одетого в великолепную форму волынщика нью-йоркского полицейского ирландского общества.
— Бери свои приспособления и пойдем со мной. И захвати волынку.
Она подвела его к маленькой двери в углу трансепта, и они стали подниматься по каменным ступенькам винтовой лестницы, ведущей в южный трифорий. На флагштоке, прикрепленном к нефу, прямо напротив папского флага у северной галереи, развевался огромный американский флаг.
Меган посмотрела налево, на расположенные внизу церковные хоры, и увидела Флинна и Хики, изучающих чертежи, подобно генералам накануне сражения. Ей показалось странным, что эти двое абсолютно непохожих людей прекрасно ладят между собой. Меган не нравилась идея — ввести в последний момент в их группу Джона Хики. Но другие члены группы полагали, что им необходим этот старый герой, прославившийся в 1916 году, и его присутствие заставляло бы их всех ощущать себя не просто изгнанниками.
Но возвращаться в прошлое Меган в этот момент не хотела. Весь этот ужас она ощутила в полном объеме в 1973 году, когда, возвращаясь из школы домой, впервые увидела жертв взрыва бомбы в Нижнем Белфасте. Она поняла, в чем ее предназначение, и осознала цель своей жизни, когда полицейские схватили ее старшего брата Томми, раненного при попытке освобождения Шейлы Мелон. После этого прошлое для нее ушло и более не существовало. А вот будущее виделось ясно. Собственные воспоминания Меган являлись частью истории ее страны, с которой была связана вся ее жизнь.
Меган заметила, что Флинн начал что-то объяснять, жестикулируя. Он, казалось, не очень отличался от старика, стоявшего рядом с ним. Исключая только одно. Для Томми Фитцджеральда Брайен Флинн был воплощением всего лучшего, что должно быть в человеке, а Меган выросла на его примере, на легенде, которую создал ее старший брат. Затем последовал арест Брайена и его освобождение, мягко говоря, подозрительное. Затем его разрыв с ИРА, формирование новой армии фениев. Потом и она, и ее младший брат Пэд вступили в ряды фениев, а, затем, наконец, последовали сложные отношения с этим человеком. Он не разочаровал Меган как любовник, но как в революционере она стала в нем сомневаться. Он будет колебаться, принимая решение разрушить собор, но в то же время она знала, что он все же примет это решение, хоть и против своей воли.
Из дальнего конца трифория раздался голос Салливана:
— Вид отсюда чудесный! Ты им еще не наелась?
Меган повернулась к нему:
— Если тебя не тошнит от кровавой еды, то это блюдо приготовлено на славу.
Салливан посмотрел на нее через оптический прицел винтовки.
— Не будь таким чудовищем, Меган. — Он поднял винтовку и нацелил ее на Абби Боланд, заметив ее расстегнутую блузку. Абби тоже увидела его и помахала ему рукой. Салливан откинулся назад. — Так близка и так далека!
— Остынь, Джордж, — бросила Меган нетерпеливо. — Ты способен только на то, чтобы штаны обмочить. — Она глядела на него, презрительно прищурившись. Но этим Джорджа Салливана не запугать. В нем сочетались бесцеремонность и беззаботность, что, однако, не мешало ему прекрасно работать со взрывчаткой, а здесь, как он сам говорил, нужен Божий дар.
— А ты уверен, что Хики разбирается в бомбах? — с сомнением спросила она.
Салливан поднял свою волынку и начал в нее дуть. Затем, взглянув наверх, ответил:
— О да! Превосходно! Научился во время Второй мировой войны, но даже не это главное — у него крепкие нервы.
— Меня интересует его мастерство, а не нервы. Я буду ему помогать.
— Неплохая мысль. Лучше быть поближе, если что-то пойдет не так. Заранее всего не предусмотришь. Это нам, несчастным бедолагам, придется оставаться здесь и ждать, когда нас потихоньку придавят обрушивающиеся камни. Вот будет картина, Меган! Как в кино о Самсоне и Далиле: храм рухнет на наши головы, задрожат его каменные стены и начнут рассыпаться… Хорошо, если бы кто-нибудь заснял все это на пленку.
— В другой раз. А сейчас, Джордж, этот северный трансепт — твой сектор обстрела, если они ворвутся. Но если будут крушить дверь бронетехникой, Боланд даст залп из противотанкового гранатомета с северной галереи. Ты же будешь стрелять из гранатомета, если бронетранспортер двинется через двери южной галереи. Будешь прикрывать ее, а она тебя.
— А что будет, если один из нас погибнет?
— Тогда двое других — Галлахер и Фаррелл — разделят между собой сектор обстрела погибшего.
— А что, если мы все погибнем?
— Ну тогда и вопрос излишний, не так ли, Джордж? Кроме того, всегда есть Лири. Он бессмертен, как сам знаешь.
— Слышал…
Салливан приложил волынку ко рту.
— Можешь сыграть «Вернись в Ирландию»? — спросила Меган.
Он кивнул, не отнимая инструмента ото рта.
— Тогда сыграй для нас, Джордж!
Салливан глубоко вздохнул и ответил:
— Нет, Меган, как говорится, ты не нанимала волынщика и не заказывала мелодию. Сыграю-ка я «Мальчика-менестреля», так как ты, черт побери, так же хороша, как эта мелодия. А теперь проваливай, оставь меня одного.
Меган посмотрела на него, резко повернулась, подошла к маленькой двери и стала спускаться по винтовой лестнице.
Салливан закончил продувать волынку, настроил инструмент и, опершись животом о каменный парапет, начал играть. Знакомая мелодия будто проникла в каждый уголок собора и отдавалась эхом от каменных стен. «Для органа или хора акустика плоховата, — подумал Салливан, — но великолепна для волынки, звучит, словно древние кельтские военные трубы в горных долинах Антрима. Такие волынки специально предназначены, чтобы вызвать эхо от скал». И сейчас, слушая эхо в стенах собора, он подумал, что надо посоветовать использовать в Ирландии волынки вместо церковных органов. Никогда Салливан не играл так здорово.
Он заметил Абби Боланд, перегнувшуюся через парапет и пристально глядевшую на него, и начал исполнять для нее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
* * *
Патрик Бурк посмотрел наверх. Из разбитого слухового окна развевался зеленый флаг с изображенной на нем золотой арфой — символом Ирландии. Бурк смог также разглядеть человека с винтовкой, стоявшего в оконном проеме. Он обернулся и увидел полицейскую машину, отъезжавшую от разбитого прожектора. Толпа людей отпрянула от прожектора и плотной стеной сгрудилась на расстоянии двухсот ярдов. Теперь полиции было легче наблюдать, чтобы никто не переходил за заграждение. Бурк подошел к нише у дверей башни и обратился к постовому полицейскому:
— Давай постоим здесь немного. Тому дураку наверху адреналин ударил в голову.
— Да, мне это чувство знакомо.
Бурк перевел взгляд на ступени собора. Они, как и прилегающие площадка и улица, были усыпаны зелеными гвоздиками, пластиковыми колпаками гномов, мятыми бумажками и лентами, но все это сейчас покрывал тонкий слой мокрого мартовского снега. На перекрестке с Пятнадцатой улицей лежал огромный барабан, брошенный оранжистами. Северный ветер медленно перекатывал черные котелки и яркие оранжевые шары. Из зданий Рокфеллеровского центра вели съемку телерепортеры. Бурк представил, как все это будет выглядеть на экране. Наверняка крупным планом покажут сломанные гвоздики и перевернутые шляпы и котелки. А голос за кадром станет монотонно бубнить: «Сегодня на Пятую авеню пришла давняя война между Англией и Ирландией…» Ирландцы неплохие мастера по части показа всяких зрелищ.
* * *
Брайен Флинн наклонился над перилами хоров, чтобы получше рассмотреть небольшую ризницу за галереей, и сказал Хики:
— Поскольку нам не видны входная дверь в епископскую ризницу и дверь лифта, полиция теоретически может незаметно проникнуть и разминировать вход. В таком случае в эту маленькую ризницу набьется целая орава полицейских.
Лири, который, похоже, умел слышать на значительном расстоянии, громко заговорил из дальнего угла комнаты:
— А если они сунут свои головы в галерею, я им устрою…
Хики прервал его:
— Благодарим вас, мистер Лири. Мы знаем, на что вы способны. — После этой насмешливой реплики он обратился к Флинну, но теперь его голос звучал мягче: — Боже всемогущий! Брайен, где ты раскопал это чудовище? Боюсь, что мне придется уносить отсюда ноги.
Флинн постарался его успокоить:
— У него отличные зоркие глаза и чуткий слух.
— Он американец?
— Наполовину американец, наполовину ирландец. Он бывший снайпер морской пехоты, воевал во Вьетнаме.
— А знает ли он, зачем он здесь? И понимает, где, черт побери, находится?
— А находится он на самой верхней точке, откуда можно стрелять во все стороны. Больше он ничего не знает — остальное не его забота. Только у него одного, кроме тебя и меня, нет родственников в английских тюрьмах. Мне не нужны здесь люди, эмоционально привязанные к нам. Он должен убивать согласно отданным приказам и убьет любого, кого я прикажу. А если придется идти в бой, и нас победят, он убьет тех, кто уцелеет, если сам останется жив. Он ангел смерти, сама безносая с косой и последний судья.
— Кто-нибудь знает об этом?
— Нет.
Хики удовлетворенно улыбнулся, у него не хватало половины зубов.
— Я недооценивал тебя, Брайен.
— Ты и теперь недооцениваешь. Давай пойдем дальше. Эта епископская ризница действительно проблема, но лишь одна из многих…
— Жаль, что ты не привел сюда побольше людей.
Флинн ответил безразличным тоном:
— Мне помогают многие, но как ты думаешь, скольких я мог уговорить прийти сюда на верную смерть?
Лицо старого фения стало каким-то отрешенным.
— В Дублине в пасхальный понедельник в тысяча девятьсот шестнадцатом году было много достойных мужчин и женщин. Много больше, чем требовалось. — Хики посмотрел вниз на тихий зал собора. — Добровольцев было навалом. А вера! Какая тогда вера была у нас! В начале Первой мировой войны, во времена еще до событий шестнадцатого года, мой брат служил в английской армии. В ту пору было много ирландских парней. Как и сейчас. Ты, конечно, слышал об ангелах Монса? Не слышал? Мой брат Боб служил в британском экспедиционном корпусе во Франции, их всех чуть было не прихлопнули превосходящие немецкие войска… Однажды в местечке, оно называлось Монс, появился сонм райских ангелов и встал между ними и немцами. В германских войсках возникла паника. Об этом известили все газеты. И люди верили в это, Брайен. Они верили, что английская армия так угодила Богу, что он ниспослал своих ангелов на ее защиту от врагов.
Флинн взглянул на него.
— Похоже на массовую галлюцинацию доведенных до отчаяния людей. Когда нам тоже начнут мерещиться ангелы, мы поверим, что это… — Он резко остановился и посмотрел на Хики, хотя того едва можно было разглядеть в тусклом свете. На пару минут Флинну показалось, что он вернулся в Уайтхорнское аббатство и слушает рассказ старого аббата.
— Что случилось, парень?
— Ничего. Думаю, что не нужно сомневаться в существовании сверхъестественных сил. Ну ладно, мы поговорим об этом завтра.
Хики лишь рассмеялся:
— Если будет возможность поговорить завтра, то я поверю в сверхъестественное.
Флинн улыбнулся через силу:
— Мы сможем поговорить с тобой об этом и в другом месте.
— Вот тогда уж я непременно поверю в сверхъестественное.
* * *
Меган Фитцджеральд неслышно подошла к Джорджу Салливану, который устанавливал последние мины у дверей южного поперечного нефа.
— Ну что, закончил?
Салливан резко обернулся:
— О Боже, Меган, не пугай так больше, когда я работаю со взрывчаткой.
Меган посмотрела на Салливана, одетого в великолепную форму волынщика нью-йоркского полицейского ирландского общества.
— Бери свои приспособления и пойдем со мной. И захвати волынку.
Она подвела его к маленькой двери в углу трансепта, и они стали подниматься по каменным ступенькам винтовой лестницы, ведущей в южный трифорий. На флагштоке, прикрепленном к нефу, прямо напротив папского флага у северной галереи, развевался огромный американский флаг.
Меган посмотрела налево, на расположенные внизу церковные хоры, и увидела Флинна и Хики, изучающих чертежи, подобно генералам накануне сражения. Ей показалось странным, что эти двое абсолютно непохожих людей прекрасно ладят между собой. Меган не нравилась идея — ввести в последний момент в их группу Джона Хики. Но другие члены группы полагали, что им необходим этот старый герой, прославившийся в 1916 году, и его присутствие заставляло бы их всех ощущать себя не просто изгнанниками.
Но возвращаться в прошлое Меган в этот момент не хотела. Весь этот ужас она ощутила в полном объеме в 1973 году, когда, возвращаясь из школы домой, впервые увидела жертв взрыва бомбы в Нижнем Белфасте. Она поняла, в чем ее предназначение, и осознала цель своей жизни, когда полицейские схватили ее старшего брата Томми, раненного при попытке освобождения Шейлы Мелон. После этого прошлое для нее ушло и более не существовало. А вот будущее виделось ясно. Собственные воспоминания Меган являлись частью истории ее страны, с которой была связана вся ее жизнь.
Меган заметила, что Флинн начал что-то объяснять, жестикулируя. Он, казалось, не очень отличался от старика, стоявшего рядом с ним. Исключая только одно. Для Томми Фитцджеральда Брайен Флинн был воплощением всего лучшего, что должно быть в человеке, а Меган выросла на его примере, на легенде, которую создал ее старший брат. Затем последовал арест Брайена и его освобождение, мягко говоря, подозрительное. Затем его разрыв с ИРА, формирование новой армии фениев. Потом и она, и ее младший брат Пэд вступили в ряды фениев, а, затем, наконец, последовали сложные отношения с этим человеком. Он не разочаровал Меган как любовник, но как в революционере она стала в нем сомневаться. Он будет колебаться, принимая решение разрушить собор, но в то же время она знала, что он все же примет это решение, хоть и против своей воли.
Из дальнего конца трифория раздался голос Салливана:
— Вид отсюда чудесный! Ты им еще не наелась?
Меган повернулась к нему:
— Если тебя не тошнит от кровавой еды, то это блюдо приготовлено на славу.
Салливан посмотрел на нее через оптический прицел винтовки.
— Не будь таким чудовищем, Меган. — Он поднял винтовку и нацелил ее на Абби Боланд, заметив ее расстегнутую блузку. Абби тоже увидела его и помахала ему рукой. Салливан откинулся назад. — Так близка и так далека!
— Остынь, Джордж, — бросила Меган нетерпеливо. — Ты способен только на то, чтобы штаны обмочить. — Она глядела на него, презрительно прищурившись. Но этим Джорджа Салливана не запугать. В нем сочетались бесцеремонность и беззаботность, что, однако, не мешало ему прекрасно работать со взрывчаткой, а здесь, как он сам говорил, нужен Божий дар.
— А ты уверен, что Хики разбирается в бомбах? — с сомнением спросила она.
Салливан поднял свою волынку и начал в нее дуть. Затем, взглянув наверх, ответил:
— О да! Превосходно! Научился во время Второй мировой войны, но даже не это главное — у него крепкие нервы.
— Меня интересует его мастерство, а не нервы. Я буду ему помогать.
— Неплохая мысль. Лучше быть поближе, если что-то пойдет не так. Заранее всего не предусмотришь. Это нам, несчастным бедолагам, придется оставаться здесь и ждать, когда нас потихоньку придавят обрушивающиеся камни. Вот будет картина, Меган! Как в кино о Самсоне и Далиле: храм рухнет на наши головы, задрожат его каменные стены и начнут рассыпаться… Хорошо, если бы кто-нибудь заснял все это на пленку.
— В другой раз. А сейчас, Джордж, этот северный трансепт — твой сектор обстрела, если они ворвутся. Но если будут крушить дверь бронетехникой, Боланд даст залп из противотанкового гранатомета с северной галереи. Ты же будешь стрелять из гранатомета, если бронетранспортер двинется через двери южной галереи. Будешь прикрывать ее, а она тебя.
— А что будет, если один из нас погибнет?
— Тогда двое других — Галлахер и Фаррелл — разделят между собой сектор обстрела погибшего.
— А что, если мы все погибнем?
— Ну тогда и вопрос излишний, не так ли, Джордж? Кроме того, всегда есть Лири. Он бессмертен, как сам знаешь.
— Слышал…
Салливан приложил волынку ко рту.
— Можешь сыграть «Вернись в Ирландию»? — спросила Меган.
Он кивнул, не отнимая инструмента ото рта.
— Тогда сыграй для нас, Джордж!
Салливан глубоко вздохнул и ответил:
— Нет, Меган, как говорится, ты не нанимала волынщика и не заказывала мелодию. Сыграю-ка я «Мальчика-менестреля», так как ты, черт побери, так же хороша, как эта мелодия. А теперь проваливай, оставь меня одного.
Меган посмотрела на него, резко повернулась, подошла к маленькой двери и стала спускаться по винтовой лестнице.
Салливан закончил продувать волынку, настроил инструмент и, опершись животом о каменный парапет, начал играть. Знакомая мелодия будто проникла в каждый уголок собора и отдавалась эхом от каменных стен. «Для органа или хора акустика плоховата, — подумал Салливан, — но великолепна для волынки, звучит, словно древние кельтские военные трубы в горных долинах Антрима. Такие волынки специально предназначены, чтобы вызвать эхо от скал». И сейчас, слушая эхо в стенах собора, он подумал, что надо посоветовать использовать в Ирландии волынки вместо церковных органов. Никогда Салливан не играл так здорово.
Он заметил Абби Боланд, перегнувшуюся через парапет и пристально глядевшую на него, и начал исполнять для нее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91