За двадцать лет оперативно-розыскной работы спектакль, к которому сейчас идут приготовления, никогда не претерпевал особых изменений, как и многое в его жизни. «Даже бродяги могут быть одинаковыми», — с насмешкой подумал он.
Бурк посмотрел на часы — осталось пять минут. Вокруг ничего не изменилось. Полицейские все так же стояли в очереди за кофе перед передвижным буфетом. «Все, как всегда, — подумал Бурк, — словно священник освящает святой водой проходящие войска». Кое-кто доливал в кофе темного ликера, налитого в бутылку из под кока-колы. Для полиции этот день будет длинным и тяжелым. Миллионная толпа, состоящая не только из ирландцев, заполнит тротуары Пятой авеню, бары и рестораны Манхэттена. Вот уже почти два столетия день святого Патрика отмечается в Нью-Йорке в обстановке несмолкаемого людского гама и толчеи, но ни разу за это время не произошло ни единого серьезного криминального инцидента. Однако каждый раз Бурк чувствовал, что такое может случиться, в конце концов должно произойти.
Особенно его беспокоило присутствие в городе одной женщины — Морин Мелон. Прошлым вечером Бурк расспрашивал ее накоротке в зале «Эмпайр» гостиницы «Уолдорф». Она оказалась довольно-таки привлекательной, даже хорошенькой и, по его предположению, скорее всего, бесстрашной женщиной, так что у кого-нибудь вполне могло возникнуть желание убить ее. «Хотя она, надо думать, в своей жизни давно привыкла к угрозам», — решил Бурк.
Он специально изучал проблему Ирландии и ирландцев и считал, что среди других народов они были самыми опасными. И если среди них возникнут беспорядки, то каким тогда станет этот день? Это их день — день Ирландии. На параде проходят войска в зеленой форме, их цвете. Такая традиция сложилась в те дни, когда их впервые стали рассматривать как нежелательных иностранцев. Бурк вспомнил шутку своего дедушки, популярную век назад: «Что такое день святого Патрика? Это день, когда протестанты и евреи разглядывают из окон своих домов на Пятой авеню шествующих мимо рабочих».
Тогда это празднование превратилось в первую демонстрацию борьбы за гражданские права. Теперь же оно стало напоминанием городу и всей нации, что ирландцы не сгинули, что они сила. Это день торжества ирландцев над Нью-Йорком, день, когда Манхэттен танцует под их дудку.
Бурк потянулся, чтобы привести в рабочее состояние свое расслабленное тело, затем перепрыгнул через ряды скамеек и направился к боковому выходу. Спустившись по узким каменным ступеням, он двинулся к низкой каменной стене Центрального парка. Прямо перед ним возвышался похожий на средневековый замок арсенал, в нем размещалась администрация парка. На здании рядом с американским развевался трехцветный зелено-бело-оранжевый флаг Ирландской Республики. Обойдя здание кругом, Бурк пошел к запертым кованым железным воротам. Нехотя перелез через них и оказался в зоопарке.
Там было гораздо темнее и пустыннее, чем на авеню. Разноцветные лампы слабо освещали дорожки и кирпичные строения. Бурк прошел по главной аллее, не выходя на освещенные места. На ходу он вынул из кобуры служебный револьвер и переложил его в карман пальто, думая, что применить оружие придется скорее против мелких грабителей, а не против профессиональных киллеров.
Тени голых, без листьев, платанов неподвижно лежали на мощенной камнями дороге, в холодном воздухе висел запах животных и сырой соломы. Слева вдруг раздались странные, похожие на лай, звуки, издаваемые морскими котиками, плавающими в мутной воде большого бассейна. Вокруг щебетали, свистели, пронзительно кричали разные птицы — и в клетках, и на воле. Их гам в сочетании с лаем морских котиков создавал странную звуковую какофонию.
Пройдя под кирпичной аркой с часами посередине, Бурк остановился и долго и пристально всматривался в тень, которую отбрасывала колоннада, но ничего не заметил. Он сверил свои часы с часами над аркой, Фергюсон либо запаздывал, либо умер. Прислонившись к одной из колонн арки, Бурк прикурил новую сигарету. Вокруг него огромные небоскребы города со всех сторон сжали зеленый парк, напоенный влажным воздухом — недавно прошел дождь. Так отвесные скалы сжимают маленькое тихое озеро. Особенно четко на фоне занимавшейся утренней зари выделялись небоскребы.
Вдруг сзади он услышал негромкие шаги и оглянулся, пытаясь лучше рассмотреть тропинку у арки, со стороны которой слышались эти шаги, — она вела в глубь парка, на площадку молодняка.
Джек Фергюсон миновал бетонный тоннель и вышел на освещенное пятно, где и остановился.
— Бурк?
— Я здесь.
Бурк молча наблюдал, как Фергюсон медленно приближался к нему. Он шел, чуть прихрамывая, полы его огромного, явно не по размеру пальто развевались при каждом шаге.
Подойдя к Бурку, он протянул руку и улыбнулся, ощерив ряд желтых зубов:
— Рад тебя видеть, Патрик.
Бурк пожал протянутую руку и спросил:
— Как твоя жена, Джек?
— Неважно — опасаюсь самого худшего.
— Сожалею. Да ты и сам выглядишь не лучшим образом, такой бледный.
Фергюсон коснулся своего лица.
— Неужели? Мне надо больше бывать на воздухе.
— Когда встанет солнце, прогуляемся по парку… Почему мы встретились здесь, Джек?
— О Боже, да ведь сегодня весь город заполонили ирландцы, ну, ты и сам знаешь. Я подумал, что нас кто-нибудь может застукать.
— Согласен.
«Старые революционеры, — подумал Бурк, — сдохнут без подозрений и конспирации».
Бурк вынул из кармана пальто небольшой плоский термос.
— Как насчет чаю с виски?
— Не откажусь.
Фергюсон взял термос, сделал из него несколько глотков и вернул Бурку, оглядываясь вокруг.
— Ты один?
— Я, ты и обезьяны.
Бурк тоже отпил немного горячего напитка, глядя на своего агента поверх ободка термоса.
Джек Фергюсон преподавал в 30-е годы в городском колледже марксистов, его активный период жизни выпал на смутное время, когда все ожидали революцию, которую, по теории, должен был совершить рабочий класс. Но история резко отошла в сторону, и идеи Фергюсона так и остались невоплощенными. Война также не затронула его, оставив невредимым. Вдобавок он был пацифистом, мягким по характеру человеком и думал, что его неосуществленные идеалы в будущем не причинят ему особого вреда. Бурк опять протянул ему термос.
— Еще глоточек?
— Нет-нет. Пока не надо.
Бурк завернул крышку термоса, при этом наблюдая за Фергюсоном, нервно озиравшимся по сторонам. Фергюсон когда-то имел звание офицера официальной Ирландской республиканской армии, но потом в Нью-Йорке вышел оттуда по причине преклонного возраста, как, впрочем, и другие ветераны этой небольшой организации.
— Что сегодня ожидается, Джек?
Фергюсон взял руку Бурка и заглянул ему в лицо.
— Фении снова в седле, мой мальчик.
— Правда? А где же они берут лошадей?
— Не шути, Патрик. Эти отступники сегодня играют в стране важную роль. Они называют себя фениями.
Бурк кивнул головой — он уже слышал о них.
— Они здесь? В Нью-Йорке?
— Боюсь, что так.
— Чего они хотят?
— Точно сказать не могу. Но от них всего можно ожидать.
— У тебя надежные источники?
— Да.
— Эти люди могут прибегнуть к насилию?
— В такой день могут. Да, могут, согласно своим целям и задачам. Эти люди — убийцы, поджигатели, террористы. «Сливки» временной Ирландской республиканской армии. Лучшие среди них из Южного Белфаста, на их счету сотни смертей. Жуткая у них профессия.
— Да, судя по всему, они к этому готовы, не так ли? Ну а каковы их планы на уик-энд?
Фергюсон прикурил сигарету, руки его дрожали.
— Давай посидим немного.
Бурк направился вслед за ним к скамейке около обезьянника. Он шел, размышляя. Если бы Джек Фергюсон был человеком более старомодным, более донкихотского склада, то Бурк никогда не встретился бы с ним. Фергюсону пришлось многое пережить в мире левых политиков: различные покушения, насилие, даже убийства, но Джек всегда находил приемлемый способ выйти из создавшейся ситуации и все уладить. В таких делах он был абсолютно надежным человеком. Ориентированная на марксизм официальная Ирландская республиканская армия не доверяла временной армии — и наоборот. У каждой стороны до сих пор были свои люди в лагере противника, которые являлись самыми лучшими осведомителями, доносившими о делах противоборствующей стороны. Единственное, что связывало их, — глубокая ненависть к англичанам и политика под лозунгом «Руки прочь от Америки!».
Бурк подошел к скамейке и присел рядом с Фергюсоном.
— Ирландская республиканская армия не совершала террористических действий в Америке со времен Второй мировой войны, — сказал он и, подумав мгновение, добавил: — Не думаю, что она готова сейчас на какие-либо выступления.
— Это правда, но только в отношении официальной Ирландской армии, ну и, может быть, для временной тоже, но не для этих фениев.
Бурк долго молчал, а затем спросил:
— Сколько их?
Фергюсон затушил сигарету.
— По меньшей мере человек двадцать, может быть и больше.
— Вооружены?
— Нет. Точнее, не были вооружены, когда приехали из Белфаста, но здесь есть люди, которые не прочь им помочь.
— С какой целью?
— Кто их знает? У каждого свои цели. Сотни политиков на трибунах во время шествия… Участники шествия… Люди на ступеньках собора… Наконец, британское консульство, авиакомпания «Бритиш эйруайз». Туристическое агентство Ирландии, торговая делегация из Ольстера…
— Да, ты прав. Ну, такой список объектов у меня уже есть.
Бурк обратил внимание на большую гориллу с красными горящими глазами, которая долго и внимательно наблюдала за ними через железную решетку клетки. Казалось, животное заинтересовали эти люди, сидящие рядом, и их разговор.
— Кто у них главный? — опять обратился Бурк к Фергюсону.
— Человек, назвавший себя Финном Мак-Камейлом.
— Как его зовут в действительности?
— Я постараюсь узнать это вечером. У него там есть один лейтенант, Джон Хики, его кличка Дермот.
— Но ведь Хики умер.
— Нет. Он жив-здоров и живет в Нью-Джерси. Ему сейчас, должно быть, около восьмидесяти.
Бурк никогда лично не встречался с Хики, но карьера этого лейтенанта Ирландской республиканской армии была такой долгой, и он пролил столько крови, что его имя вошло во многие книги по истории.
— Есть еще что-нибудь? — спросил он Фергюсона.
— Нет, пока это все.
— Где мы встретимся в следующий раз?
— Позвони мне домой. Звони каждый час после двенадцати. Если же не свяжешься со мной, то встретимся здесь, на террасе ресторана, в половине пятого… если, конечно, все, что должно произойти, действительно случится. В таком случае я на время уеду из города.
Бурк кивнул.
— Чем я могу быть тебе полезным?
Лицо Фергюсона отразило удивление и равнодушие одновременно. Так он реагировал всякий раз при этом вопросе.
— Сделать? О, хорошо… давай посмотрим… Сколько сейчас в специальном фонде?
— Я смогу взять несколько сотен.
— Прекрасно. Кое-что нам просто необходимо.
Бурк не мог понять, что Фергюсон имеет в виду под словом «нам»: себя, свою жену или же свою организацию? Вероятно, все — и то, и другое, и третье.
— Я попытаюсь найти побольше, — предложил он.
— Как хочешь. Деньги не так важны. Самое важное — избежать кровопролития. Твое начальство знает, что мы поддерживаем тебя. Это самое главное.
— Ну, в этом вопросе у нас никогда не было расхождений.
Фергюсон встал и протянул руку.
— Пока, Патрик. Живи, Ирландия, как говорят ирландцы.
Бурк встал и пожал протянутую руку.
— Делай все, что сможешь, Джек, но будь осторожен.
Бурк долго смотрел, как Фергюсон, хромая, направился вниз, к бассейну с морскими котиками, и исчез под кирпичной аркой с часами. Внезапно он ощутил озноб и, вынув из кармана термос, сделал несколько глотков. «Фении снова в седле», — вспомнил он слова Фергюсона и подумал, что день святого Патрика может стать самым памятным днем в его жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
Бурк посмотрел на часы — осталось пять минут. Вокруг ничего не изменилось. Полицейские все так же стояли в очереди за кофе перед передвижным буфетом. «Все, как всегда, — подумал Бурк, — словно священник освящает святой водой проходящие войска». Кое-кто доливал в кофе темного ликера, налитого в бутылку из под кока-колы. Для полиции этот день будет длинным и тяжелым. Миллионная толпа, состоящая не только из ирландцев, заполнит тротуары Пятой авеню, бары и рестораны Манхэттена. Вот уже почти два столетия день святого Патрика отмечается в Нью-Йорке в обстановке несмолкаемого людского гама и толчеи, но ни разу за это время не произошло ни единого серьезного криминального инцидента. Однако каждый раз Бурк чувствовал, что такое может случиться, в конце концов должно произойти.
Особенно его беспокоило присутствие в городе одной женщины — Морин Мелон. Прошлым вечером Бурк расспрашивал ее накоротке в зале «Эмпайр» гостиницы «Уолдорф». Она оказалась довольно-таки привлекательной, даже хорошенькой и, по его предположению, скорее всего, бесстрашной женщиной, так что у кого-нибудь вполне могло возникнуть желание убить ее. «Хотя она, надо думать, в своей жизни давно привыкла к угрозам», — решил Бурк.
Он специально изучал проблему Ирландии и ирландцев и считал, что среди других народов они были самыми опасными. И если среди них возникнут беспорядки, то каким тогда станет этот день? Это их день — день Ирландии. На параде проходят войска в зеленой форме, их цвете. Такая традиция сложилась в те дни, когда их впервые стали рассматривать как нежелательных иностранцев. Бурк вспомнил шутку своего дедушки, популярную век назад: «Что такое день святого Патрика? Это день, когда протестанты и евреи разглядывают из окон своих домов на Пятой авеню шествующих мимо рабочих».
Тогда это празднование превратилось в первую демонстрацию борьбы за гражданские права. Теперь же оно стало напоминанием городу и всей нации, что ирландцы не сгинули, что они сила. Это день торжества ирландцев над Нью-Йорком, день, когда Манхэттен танцует под их дудку.
Бурк потянулся, чтобы привести в рабочее состояние свое расслабленное тело, затем перепрыгнул через ряды скамеек и направился к боковому выходу. Спустившись по узким каменным ступеням, он двинулся к низкой каменной стене Центрального парка. Прямо перед ним возвышался похожий на средневековый замок арсенал, в нем размещалась администрация парка. На здании рядом с американским развевался трехцветный зелено-бело-оранжевый флаг Ирландской Республики. Обойдя здание кругом, Бурк пошел к запертым кованым железным воротам. Нехотя перелез через них и оказался в зоопарке.
Там было гораздо темнее и пустыннее, чем на авеню. Разноцветные лампы слабо освещали дорожки и кирпичные строения. Бурк прошел по главной аллее, не выходя на освещенные места. На ходу он вынул из кобуры служебный револьвер и переложил его в карман пальто, думая, что применить оружие придется скорее против мелких грабителей, а не против профессиональных киллеров.
Тени голых, без листьев, платанов неподвижно лежали на мощенной камнями дороге, в холодном воздухе висел запах животных и сырой соломы. Слева вдруг раздались странные, похожие на лай, звуки, издаваемые морскими котиками, плавающими в мутной воде большого бассейна. Вокруг щебетали, свистели, пронзительно кричали разные птицы — и в клетках, и на воле. Их гам в сочетании с лаем морских котиков создавал странную звуковую какофонию.
Пройдя под кирпичной аркой с часами посередине, Бурк остановился и долго и пристально всматривался в тень, которую отбрасывала колоннада, но ничего не заметил. Он сверил свои часы с часами над аркой, Фергюсон либо запаздывал, либо умер. Прислонившись к одной из колонн арки, Бурк прикурил новую сигарету. Вокруг него огромные небоскребы города со всех сторон сжали зеленый парк, напоенный влажным воздухом — недавно прошел дождь. Так отвесные скалы сжимают маленькое тихое озеро. Особенно четко на фоне занимавшейся утренней зари выделялись небоскребы.
Вдруг сзади он услышал негромкие шаги и оглянулся, пытаясь лучше рассмотреть тропинку у арки, со стороны которой слышались эти шаги, — она вела в глубь парка, на площадку молодняка.
Джек Фергюсон миновал бетонный тоннель и вышел на освещенное пятно, где и остановился.
— Бурк?
— Я здесь.
Бурк молча наблюдал, как Фергюсон медленно приближался к нему. Он шел, чуть прихрамывая, полы его огромного, явно не по размеру пальто развевались при каждом шаге.
Подойдя к Бурку, он протянул руку и улыбнулся, ощерив ряд желтых зубов:
— Рад тебя видеть, Патрик.
Бурк пожал протянутую руку и спросил:
— Как твоя жена, Джек?
— Неважно — опасаюсь самого худшего.
— Сожалею. Да ты и сам выглядишь не лучшим образом, такой бледный.
Фергюсон коснулся своего лица.
— Неужели? Мне надо больше бывать на воздухе.
— Когда встанет солнце, прогуляемся по парку… Почему мы встретились здесь, Джек?
— О Боже, да ведь сегодня весь город заполонили ирландцы, ну, ты и сам знаешь. Я подумал, что нас кто-нибудь может застукать.
— Согласен.
«Старые революционеры, — подумал Бурк, — сдохнут без подозрений и конспирации».
Бурк вынул из кармана пальто небольшой плоский термос.
— Как насчет чаю с виски?
— Не откажусь.
Фергюсон взял термос, сделал из него несколько глотков и вернул Бурку, оглядываясь вокруг.
— Ты один?
— Я, ты и обезьяны.
Бурк тоже отпил немного горячего напитка, глядя на своего агента поверх ободка термоса.
Джек Фергюсон преподавал в 30-е годы в городском колледже марксистов, его активный период жизни выпал на смутное время, когда все ожидали революцию, которую, по теории, должен был совершить рабочий класс. Но история резко отошла в сторону, и идеи Фергюсона так и остались невоплощенными. Война также не затронула его, оставив невредимым. Вдобавок он был пацифистом, мягким по характеру человеком и думал, что его неосуществленные идеалы в будущем не причинят ему особого вреда. Бурк опять протянул ему термос.
— Еще глоточек?
— Нет-нет. Пока не надо.
Бурк завернул крышку термоса, при этом наблюдая за Фергюсоном, нервно озиравшимся по сторонам. Фергюсон когда-то имел звание офицера официальной Ирландской республиканской армии, но потом в Нью-Йорке вышел оттуда по причине преклонного возраста, как, впрочем, и другие ветераны этой небольшой организации.
— Что сегодня ожидается, Джек?
Фергюсон взял руку Бурка и заглянул ему в лицо.
— Фении снова в седле, мой мальчик.
— Правда? А где же они берут лошадей?
— Не шути, Патрик. Эти отступники сегодня играют в стране важную роль. Они называют себя фениями.
Бурк кивнул головой — он уже слышал о них.
— Они здесь? В Нью-Йорке?
— Боюсь, что так.
— Чего они хотят?
— Точно сказать не могу. Но от них всего можно ожидать.
— У тебя надежные источники?
— Да.
— Эти люди могут прибегнуть к насилию?
— В такой день могут. Да, могут, согласно своим целям и задачам. Эти люди — убийцы, поджигатели, террористы. «Сливки» временной Ирландской республиканской армии. Лучшие среди них из Южного Белфаста, на их счету сотни смертей. Жуткая у них профессия.
— Да, судя по всему, они к этому готовы, не так ли? Ну а каковы их планы на уик-энд?
Фергюсон прикурил сигарету, руки его дрожали.
— Давай посидим немного.
Бурк направился вслед за ним к скамейке около обезьянника. Он шел, размышляя. Если бы Джек Фергюсон был человеком более старомодным, более донкихотского склада, то Бурк никогда не встретился бы с ним. Фергюсону пришлось многое пережить в мире левых политиков: различные покушения, насилие, даже убийства, но Джек всегда находил приемлемый способ выйти из создавшейся ситуации и все уладить. В таких делах он был абсолютно надежным человеком. Ориентированная на марксизм официальная Ирландская республиканская армия не доверяла временной армии — и наоборот. У каждой стороны до сих пор были свои люди в лагере противника, которые являлись самыми лучшими осведомителями, доносившими о делах противоборствующей стороны. Единственное, что связывало их, — глубокая ненависть к англичанам и политика под лозунгом «Руки прочь от Америки!».
Бурк подошел к скамейке и присел рядом с Фергюсоном.
— Ирландская республиканская армия не совершала террористических действий в Америке со времен Второй мировой войны, — сказал он и, подумав мгновение, добавил: — Не думаю, что она готова сейчас на какие-либо выступления.
— Это правда, но только в отношении официальной Ирландской армии, ну и, может быть, для временной тоже, но не для этих фениев.
Бурк долго молчал, а затем спросил:
— Сколько их?
Фергюсон затушил сигарету.
— По меньшей мере человек двадцать, может быть и больше.
— Вооружены?
— Нет. Точнее, не были вооружены, когда приехали из Белфаста, но здесь есть люди, которые не прочь им помочь.
— С какой целью?
— Кто их знает? У каждого свои цели. Сотни политиков на трибунах во время шествия… Участники шествия… Люди на ступеньках собора… Наконец, британское консульство, авиакомпания «Бритиш эйруайз». Туристическое агентство Ирландии, торговая делегация из Ольстера…
— Да, ты прав. Ну, такой список объектов у меня уже есть.
Бурк обратил внимание на большую гориллу с красными горящими глазами, которая долго и внимательно наблюдала за ними через железную решетку клетки. Казалось, животное заинтересовали эти люди, сидящие рядом, и их разговор.
— Кто у них главный? — опять обратился Бурк к Фергюсону.
— Человек, назвавший себя Финном Мак-Камейлом.
— Как его зовут в действительности?
— Я постараюсь узнать это вечером. У него там есть один лейтенант, Джон Хики, его кличка Дермот.
— Но ведь Хики умер.
— Нет. Он жив-здоров и живет в Нью-Джерси. Ему сейчас, должно быть, около восьмидесяти.
Бурк никогда лично не встречался с Хики, но карьера этого лейтенанта Ирландской республиканской армии была такой долгой, и он пролил столько крови, что его имя вошло во многие книги по истории.
— Есть еще что-нибудь? — спросил он Фергюсона.
— Нет, пока это все.
— Где мы встретимся в следующий раз?
— Позвони мне домой. Звони каждый час после двенадцати. Если же не свяжешься со мной, то встретимся здесь, на террасе ресторана, в половине пятого… если, конечно, все, что должно произойти, действительно случится. В таком случае я на время уеду из города.
Бурк кивнул.
— Чем я могу быть тебе полезным?
Лицо Фергюсона отразило удивление и равнодушие одновременно. Так он реагировал всякий раз при этом вопросе.
— Сделать? О, хорошо… давай посмотрим… Сколько сейчас в специальном фонде?
— Я смогу взять несколько сотен.
— Прекрасно. Кое-что нам просто необходимо.
Бурк не мог понять, что Фергюсон имеет в виду под словом «нам»: себя, свою жену или же свою организацию? Вероятно, все — и то, и другое, и третье.
— Я попытаюсь найти побольше, — предложил он.
— Как хочешь. Деньги не так важны. Самое важное — избежать кровопролития. Твое начальство знает, что мы поддерживаем тебя. Это самое главное.
— Ну, в этом вопросе у нас никогда не было расхождений.
Фергюсон встал и протянул руку.
— Пока, Патрик. Живи, Ирландия, как говорят ирландцы.
Бурк встал и пожал протянутую руку.
— Делай все, что сможешь, Джек, но будь осторожен.
Бурк долго смотрел, как Фергюсон, хромая, направился вниз, к бассейну с морскими котиками, и исчез под кирпичной аркой с часами. Внезапно он ощутил озноб и, вынув из кармана термос, сделал несколько глотков. «Фении снова в седле», — вспомнил он слова Фергюсона и подумал, что день святого Патрика может стать самым памятным днем в его жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91