Стиллвей сидел на стуле не шевелясь и прокручивал в памяти события этих суток, которые так хорошо начались с праздника в солнечный день, продолжились его собственным похищением и освобождением и заканчиваются пребыванием в какой-то секретной комнате в компании с двумя явно психически ненормальными людьми.
— Я не понимаю, что вы имеете в виду, говоря о явном тактическом преимуществе, — раздраженно ответил он. — Я ведь всего-навсего архитектор.
Мартин снова посмотрел на часы.
— Ладно, свое дело я сделал… — Он открыл дверь. — Поторопитесь. А ты, Бурк, обещал Беллини, что будешь рядом с ним, а обещание — это святое. Ах да, попозже — если только уцелеешь — ты узнаешь по крайней мере одну большую тайну, которых множество в этом соборе. — С этими словами Мартин вышел из комнаты и закрыл за собой дверь.
Стиллвей с опаской поглядел на Бурка:
— Кто он такой? И кто вы?
— А вы кто? Гордон Стиллвей или очередная шуточка майора Мартина?
Стиллвей ничего не ответил.
Бурк вытащил из портфеля свернутые чертежи, развернул их и начал пристально рассматривать. Через пару секунд он бросил листы на стол и взглянул на часы.
— Пойдемте со мной, мистер Стиллвей, и мы увидим, стоит ли из-за вас задерживаться со штурмом.
* * *
Шрёдер быстрыми шагами вошел в конференц-зал и направился к телефону.
— Это Шрёдер! — сказал он оператору. — Соедините меня с Клайном!
В трубке послышался спокойный голос мэра:
— Слушаю, капитан, ну как, удачно?
Шрёдер обвел взглядом опустевшую комнату. Ручные пулеметы и бронекуртки исчезли, в углу валялись пустые коробки из-под патронов и гранат. На грифельной доске была выведена странная надпись:
«Общий счет:
Христиане и евреи…
Нехристи и атеисты…»
— Ну как, все нормально? — нетерпеливо спросил Клайн.
Шрёдер перегнулся через стол, чтобы справиться с новым приступом тошноты, и, опустив голову, ответил:
— Нет… никаких продлений… никаких компромиссов. Послушайте…
Теперь Клайн заговорил с раздражением:
— Вот как раз об этом тебе и долдонили всю ночь.
Шрёдер глубоко вздохнул и прижал руку к животу. Клайн что-то продолжал говорить, но Шрёдер уже ничего не слышал. Мало-помалу он стал разбирать лица и фигуры людей, находившихся в зале. У стола стоял, скрестив на груди руки, Беллини, в другой стороне — Бурк, а рядом с пожилым человеком в гражданской одежде, сидящим за столом, стояли два офицера из спецназа в темных лыжных масках.
— Капитан, но ты все равно герой, — продолжал мэр. — Не более, чем через час, тебя назначат на должность руководителя службы связи с общественностью управления полиции.
Шрёдер внимательно разглядывал потемневшее лицо Беллини, и ему показалось, что тот смотрит на него с нескрываемой ненавистью. На мгновение ему даже пришла мысль, что тот обо всем знает, но потом он все же решил, что, вероятнее всего, Беллини просто взволнован.
Клайн все продолжал говорить:
— Но ты выступишь перед журналистами, пока не прозвучит последний выстрел. Да, кстати, я слышал, будто ты собираешься идти в бой рядом с Беллини?
— Я… должен идти… Это все, что я могу сделать… — ответил Шрёдер.
— Ты что, совсем голову потерял? Тебе не по себе, плохо себя чувствуешь? Ты говоришь, словно пьяный.
Шрёдер нашел в себе силы взглянуть на пожилого мужчину, который, как он заметил, пристально всматривался в большой развернутый лист бумаги. Затем его взгляд скользнул вверх и остановился на Бурке, который казался почему-то печальным. Все выглядели так, будто кто-то только сейчас умер. Нет, что-то не так…
— Ты что, успел пропустить стаканчик?
— Нет…
— Соберись с духом, Шрёдер. Скоро появишься на экранах телевидения.
— Что?
— Телевидения! Вспомни: красный огонек, большая видеокамера… Ты должен четко и ясно рассказать, что делается в соборе, и что его захватят в ближайшее время.
Шрёдер услышал короткие гудки — Клайн положил трубку — настороженно посмотрел на нее и бросил на стол. Указав пальцем на Гордона Стиллвея, он громко спросил:
— Кто это?
В комнате повисла тишина, затем раздался голос Бурка:
— Вы прекрасно знаете, кто он, Берт. Мы пересматриваем план штурма.
Шрёдер бросил быстрый взгляд на Беллини и резко выпалил:
— Нет! Нет! Вы…
Беллини посмотрел на Бурка и кивнул головой, потом повернулся к Шрёдеру.
— Я не могу поверить, что ты такое натворил. — Он подошел к нему поближе. — Что с тобой, лучший из лучших? Поторопился настучать своему дружку, подонок?
Шрёдер судорожно замотал головой. Беллини подошел еще ближе и заорал на него:
— Не слышу ответа, дерьмо вонючее! Твой льстивый голосок напоминает мне бульканье воды в унитазе.
Бурк прервал его:
— Джо, не надо так жестоко, просто забери у него оружие.
Бурк подошел к двум полицейским, держащим автоматы наготове. Они не понимали, что происходит, но готовы были стрелять, если Шрёдер потянется к своему пистолету. Гордон Стиллвей испуганно выглядывал из-за чертежей.
Наконец Шрёдер обрел голос и залепетал:
— Не надо… послушайте… пожалуйста… мне нужно поговорить с Флинном… потому что… ну вы понимаете… я должен еще раз попытаться…
— Отдай свое оружие, — протянул руку Беллини, — левой рукой… поставь курок на предохранитель… красиво и легко, и смотри, не пальни в кого-нибудь…
Шрёдер поколебался секунду-другую, затем медленно откинул полу пиджака и указательным пальцем осторожно вынул пистолет.
— Беллини… послушайте… что тут происходит? Зачем…
Беллини взял его пистолет левой рукой, а правой размахнулся и нанес Шрёдеру сильный удар в челюсть. Тот отлетел к двери и сполз на пол.
— Не стоило этого делать, — упрекнул Бурк.
Беллини потряс рукой и повернулся к Бурку.
— Ты прав, лучше бы оторвать ему яйца и запихать ему в нос. — Он оглянулся на Шрёдера. — Попробуй только убить меня, ты, мерзавец.
Бурк, видя, что Беллини не успокоился и вот-вот опять набросится на Шрёдера, предостерегающе поднял руку и сказал:
— Это ничего не изменит, Джо. Остынь маленько. — Подойдя поближе, положил руку на его плечо. — Пойдем. У нас ведь дела поважнее.
Беллини подозвал своих спецназовцев и приказал:
— Закуйте этого гада в наручники и затолкайте его в какой-нибудь сортир поближе. — Он повернулся к Бурку: — Ты что, думаешь, я в самом деле дурак? Думаешь, я не понял, что вы все намерены прикрывать этого подонка, а как только идиотский штурм на рассвете закончится, он снова будет выглядеть перед мэром золотым пай-мальчиком. — Он посмотрел, как полицейские выводят Шрёдера, и крикнул им напоследок: — Найдите какое-нибудь место, да чтобы с крысами и тараканами… — Затем Беллини опустился на ближайший стул и, стараясь успокоиться, прикурил сигарету.
Бурк продолжал стоять рядом, увещевая его:
— Жизнь несправедлива, так ведь? Но кто-то все же оставил нам на этот раз благоприятный шанс. Флинн думает, что ты будешь действовать по одному плану, а ты в это время придумываешь другой. Так что все оборачивается не так плохо, верно?
Беллини мрачно кивнул и взглянул на Стиллвея.
— Может, и так… — Он потер костяшки пальцев руки, потом сжал и разжал кулак несколько раз. — Да, поступил я жестоко… но в то же время так хорошо на душе. — Он вдруг рассмеялся. — Бурк, подойди сюда. Хочешь знать мой секрет? Все последние пять лет я искал предлог, чтобы как следует врезать ему. — Он воздел глаза к потолку. — Благодарю тебя, Боже, ты снизошел до меня. — И снова рассмеялся.
В зал начали постепенно входить командиры подразделений спецназовцев, поспешно вызванные из квартир в городе, и Беллини внимательно смотрел, как они заполняют комнату. «Самое худшее, что может быть в жизни, — подумал он, — это когда уже настроился вступить в бой и слышишь команду: отставить». Вот и у командиров взводов, заметил он, плохое настроение. Посмотрев на Бурка, он предложил:
— Тебе лучше позвонить мэру и объяснить, что здесь произошло. Если хочешь, можешь прикрыть задницу Шрёдера, но даже если этого не сделаешь, Клайн все равно спустит дело на тормозах, потому что они до сих пор поддерживают его и хотят сделать из него национального героя.
Бурк взял со стола свои куртку и свитер и собрался идти, объяснив:
— Мне необходимо встретиться с Флинном и придумать какую-нибудь правдоподобную историю, почему Шрёдер не может прийти.
Беллини подошел к председательскому месту во главе длинного стола для пресс-конференций и глубоко вздохнул. Оценивающим взглядом он обвел всех двенадцать командиров и начал говорить:
— Друзья, у меня есть для вас хорошие новости и несколько плохих. Вот только не знаю, какие из них плохие, а какие — хорошие. — Никто даже не улыбнулся, и Беллини продолжил: — Прежде чем объяснять, почему штурм отложен, хочу кое-что сказать… Боевики в соборе — это отчаянные мужчины и женщины… экстремисты… Будет бой… война… наша задача состоит в том, чтобы эти люди не узнали о наших намерениях и точном часе штурма. Мы не можем рисковать вашими жизнями…
Раздался голос одного из офицеров:
— Вы имеете в виду, что стрелять надо первыми, а потом задавать вопросы, верно?
Беллини, вспомнив один военный эвфемизм по этому поводу, ответил:
— Круши все — потом разберемся.
Глава 54
Отец Мёрфи стоял на площадке перед склепом с пурпурного цвета епитрахилью на шее. Рядом с ним на коленях Фрэнк Галлахер торопливо исповедовался глухим дрожащим голосом. Флинн терпеливо ждал их за дверью, затем не вытерпел и позвал:
— Заканчивай, Фрэнк!
Галлахер кивнул священнику, встал и вошел в склеп. Флинн протянул ему листок бумаги и сказал:
— Это часть плана штурма собора, относящаяся к твоему посту, у входа в ризницу. — Он четко проинформировал Галлахера, что ему надлежит делать, и добавил: — Можешь укрываться и здесь, в склепе, но двери держи под огнем.
Пока Флинн говорил, Галлахер глядел на кровь, которая раньше била фонтаном из горла Пэда Фитцджеральда, а теперь лужицей запеклась на полу. Отец Мёрфи стоял в самом центре этого темно-красного пятна и, казалось, совсем не замечал его, и Фрэнку хотелось сказать священнику, чтобы он перешел на другое место, но в это время Флинн крепко пожал ему руку и проговорил:
— Удачи тебе, Фрэнк! Помни: следующее семнадцатое марта мы будем отмечать в Дублине.
Изо рта Галлахера вырвался какой-то непонятный звук, но он кивнул с отчаянной решимостью.
Флинн вышел из склепа и взял отца Мёрфи за руку. Он повел его вверх по лестнице, провел через алтарный помост, а потом вниз по ступенькам в галерею. Священник высвободил свою руку и повернулся к алтарному органу. Джон Хики сидел, облокотившись о клавиатуру, и разговаривал по полевому телефону, у его ног лежало прикрытое шинелью тело Фитцджеральда. Отец Мёрфи встал на колени и откинул шинель с головы Пэда. Перекрестив его лоб, он встал и взглянул на Хики, который в этот момент повесил трубку.
— Все делаешь тайком? — обратился Хики к священнику. — Ну и где же теперь бродит душа Пэда Фитцджеральда?
Отец Мёрфи молча смотрел на Хики, а тот продолжал:
— Сейчас, как порядочный священник, ты спросишь, не хочу ли я исповедаться, заранее зная, что я откажусь. А что, если я стану исповедоваться? И что, если вся моя жизнь, каждый мой грех, кощунство и богохульство, какие только можно вообразить, будут тогда прощены? Смогу ли я войти тогда в царство небесное?
— Вы знаете, в чем должны покаяться, — ответил отец Мёрфи. Хики с силой хлопнул ладонью по крышке органа.
— Я знал, что тут какая-то хитрость!
Флинн опять взял прелата за руку и потянул прочь. Они прошли мимо исповедальни, и взгляд Флинна задержался на маленькой белой кнопке.
— Умно было задумано, падре. Должен прямо сказать. — Он посмотрел через галерею на Хики. — Я не знаю, что сообщили вы, Морин или Хики, но я должен быть уверен, что никто из вас не сделал ничего, что внесло бы еще большую сумятицу по ту сторону стен собора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91