— Я давно не исповедовалась. Я даже не знаю, с чего начать.
Она смущенно замолчала, и в ответ послышался отчетливый шепот отца Мёрфи, каким обычно принято говорить во время исповеди:
— Для начала найдите кнопку на створке двери.
— Не поняла.
— Там есть кнопка. Если вы нажмете ее, в верхнем холле дома настоятеля раздастся звонок. Таким способом осуществляется вызов священника, если кому-нибудь понадобится срочное отпущение грехов.
Он тихонько хихикнул, и Морин подумала, что по этому поводу в среде священнослужителей должна быть в ходу какая-нибудь шутка.
— Полагаете, мы сможем связаться… — От волнения она с трудом произносила слова.
— Мы не получим обратного сигнала, да нам он и не нужен. Я даже не знаю, услышит ли нас кто-нибудь. А сейчас действуйте побыстрей, нужно послать сообщение, что-нибудь полезное для тех, кто находится за стенами собора.
Морин быстро пробежала пальцами по дубовой панели и нашла кнопку. Сначала нажала на нее несколько раз, чтобы привлечь чье-нибудь внимание, а затем начала отстукивать послание, закодированное точками и тире.
«Это Морин Мелон и отец Мёрфи».
Что нужно сказать? Она постаралась припомнить, чему обучалась на курсах радистов… Так что же сообщать?.. Кто, что, где, когда, сколько…
«В соборе находятся 13-15 вооруженных людей. По снайперу в каждом трифории и галерее. Один на церковных хорах. На лестнице в ризницу человек с „томпсоном“. По одному-два человека в каждой башне. Два или больше на чердаке. На постах установлены полевые телефоны. Заложники на алтаре».
Морин на минуту остановилась, припоминая, что ей удалось подслушать из разговоров террористов, затем начала отбивать в более быстром темпе:
«На чердак принесли много свечей. Бомбы? Также под алтарем»
Она снова остановилась, лихорадочно прокручивая в голове: кто, что, где?.. Через несколько секунд продолжила:
«Мак-Камейл это Брайен Флинн. Его заместитель Джон Хики. Меган Фитцжеральд третья из руководителей. Все двери заминированы. У них есть снайперские винтовки, автоматы, пистолеты, противотанковые гранатометы М-72, противогазы…»
— Стоп! — послышался из-за ширмы голос отца Мёрфи.
Морин отдернула руку от звонка. Голос отца Мёрфи зазвучал громко и уверенно:
— Сожалеешь ли ты, дочь моя, о всех содеянных тобою грехах?
— Да, сожалею.
— Прочти молитву, перебирая четки, еще раз.
В спокойную атмосферу исповедальни ворвался резкий голос Хики:
— Еще раз? О Господи, да пусть бы она стояла на коленях до самой Пасхи, если бы у нас было время. Выходите.
Морин вышла из кабинки для исповеди, а отец Мёрфи появился из-под свода прохода, кивнув по пути Хики, глядевшему на него:
— Благодарю. Позднее я попрошу кардинала выслушать мою исповедь.
Лицо Хики сморщилось в издевательской усмешке:
— Ну а потом чем вы займетесь, святой отец?
Священник вплотную приблизился к Хики.
— Я выслушаю исповеди ваших людей еще до того, как кончится вечер.
Хики презрительно хмыкнул:
— В соборах нет атеистов, так ведь, отец? — Он отошел на несколько шагов назад и кивнул священнику. — Кто-то сказал однажды: «К ночи и атеист немного верит в Бога». Так что, может быть, вы и правы. На рассвете они все потянутся к вам, когда увидят лицо смерти с жутким оскалом, показавшееся в окнах при первых лучах солнца. Но я не буду исповедоваться другому обреченному на смерть, и никто не будет — ни Флинн, ни эта стерва, с которой он спит.
Лицо отца Мёрфи стало пунцовым, но он продолжал:
— Я думаю, что Гарольд Бакстер захочет обрести покой в своей душе.
— Этот нехристь? Да еще в католическом храме? Я не поставлю и гроша ломаного… — Хики повернулся и посмотрел на одинокую фигуру, сидящую на скамье у алтаря. — А это действительно стоящая картина — протестантский подонок на коленях перед католическим священником. Очень забавно… Ну ладно, вам пора уматывать в свой загон.
Сзади него послышался голос Морин:
— Надеюсь, что доживу до того, чтобы посмотреть на вас перед лицом смерти. — Она отвернулась и вслед за священником направилась к алтарной ограде. Отойдя от Хики на некоторое расстояние, Морин коснулась руки отца Мёрфи и тихо произнесла: — Этот человек… В нем что-то зловещее… страшное…
Священник молча кивнул. Когда они подошли к ограде, Морин еле слышно спросила:
— Как вы думаете, у нас что-нибудь получилось?
— Не знаю.
— А азбуку Морзе вы сами знаете?
Священник преодолел последнюю ступеньку и открыл ворота в алтарной ограде.
— Нет. Но вы напишете эти точки и тире для меня, перед тем как я пойду исповедоваться. — Он пропустил ее вперед, и Морин, проходя мимо, слегка пожала его руку. В ответ на это отец Мёрфи взволнованно воскликнул:
— Подождите!
— Что случилось? — обернулась к нему Морин. Отец Мёрфи бросил взгляд в сторону Хики, который стоял около исповедальни и смотрел на них. Священник вытащил из-под рясы четки и протянул их Морин.
— Останьтесь здесь и станьте на колени у ограды.
Морин взяла четки и тоже бросила взгляд на Хики.
— Какая же я глупая…
— Нет, это моя вина. Теперь молитесь, чтобы он ничего не заподозрил, — тихо сказал отец Мёрфи и вошел в алтарь.
Морин встала на колени и начала задумчиво перебирать пальцами четки. Повернувшись, она оглядела собор и остановила взгляд на самом сокровенном для нее месте. С мрачноватых балконов на нее смотрели, словно зловещие вороны, темные фигуры святых. Она, будто тень, проскользнула к передней дверце; неземная тишина повисла в холодной серой дымке каменной кладки башенных стен. Она пристально следила за Джоном Хики. И он глазел во все глаза на исповедальню, улыбаясь во весь рот.
Глава 27
Брайен Флинн помог кардиналу подняться в звонницу. Тот с осуждением посмотрел на разбитые слуховые окна. Флинн подошел к Дональду Маллинсу и спросил насмешливо:
— Ты давал когда-нибудь официальную аудиенцию архиепископу Нью-Йорка?
Маллинс не обратил внимания на иронию в голосе Флинна, встал на колени и поцеловал кольцо на руке кардинала.
— Отдохни, Дональд, — распорядился Флинн. — Внизу, в книжной лавке, есть горячий кофе.
Маллинс быстро сбежал вниз по лестнице. Флинн подошел к одному из разбитых слуховых окон и выглянул на улицу. В холодной сырой комнате надолго воцарилась тишина.
— Вам не кажется это странным… вооруженный революционер встал на колени на пыльный пол, чтобы поцеловать вам руку?
Кардинал ничего не ответил на очередную колкость Флинна, а лишь бросил на него нетерпеливый взгляд.
— Зачем мы поднялись сюда? Здесь нет потайных ходов.
— Вы много общались с Гордоном Стиллвеем?
— Мы обсуждали план проведения реставрационных работ, — ответил кардинал.
— И он никогда не говорил о странностях в архитектуре собора? Не секрет, что…
— Не в моих привычках повторять одно и то же дважды…
Флинн шутовски поклонился:
— Ах, извините. Я только попытался освежить вашу память, Ваше Высокопреосвященство.
— Чего конкретно вы хотите от меня, мистер Флинн?
— Мне нужно, чтобы вы приняли участие в переговорах и выступили перед широкой публикой. Я собираюсь провести нечто вроде пресс-конференции в помещении под ризницей — мне кажется, что там будет достаточно удобно. Ваше выступление будет демонстрироваться по телевидению и радио…
— Я не буду в этом участвовать.
— Черт возьми, вы же давали множество интервью на радио и телевидении, лишь бы дискредитировать нас. Вы довольно долго использовали свою кафедру для выступлений, направленных против ИРА. Теперь у вас есть возможность реабилитировать нас.
— Я выступал против убийств и беспорядков. Если такие выступления считаются дискредитированием ИРА, то…
— Вы были когда-нибудь в английских лагерях для интернированных? — сердито спросил Флинн. — Вам известно, как там обращаются с несчастными заключенными?
— Я видел и слышал многое и осуждаю британские методы в Ольстере, равно как и методы, применяемые ИРА.
— Да никто и не помнит о таких выступлениях. — Брайен приблизил свое лицо к лицу кардинала. — Вы сделаете сообщение всему миру, что, как американо-ирландец, как католический прелат, поедете в Северную Ирландию и посетите эти лагеря.
— Но если вы освободите оттуда всех своих сподвижников, зачем тогда будет нужен такой визит, мистер Флинн?
— В этих лагерях сотни заключенных.
— Но у тех, кто будет освобожден по вашему списку, останутся еще родственники в лагерях. Да кроме того, большое число известных и популярных лидеров вашей партии. Они-то ведь останутся, так что у вас будут моральные оправдания своим кровавым методам. Я не такой простодушный, как вы думаете, мистер Флинн, и не допущу, чтобы вы использовали меня в своей игре.
Флинн глубоко вздохнул:
— В таком случае я не могу давать никаких гарантий сохранности этой церкви. Мне предстоит увидеть, как все это разрушится, несмотря на исход переговоров.
Теперь кардинал придвинулся ближе к Флинну:
— Мистер Флинн, каждый человек должен заплатить за каждый свой грех определенную цену. Наш мир несовершенен, и грешники, населяющие его, нередко избегают наказания и мирно умирают в своих постелях. Но есть и высший, небесный суд…
— Не старайтесь запугать меня. И не воображайте, что суд проклянет меня, а вам приделает ангельские крылышки. Мое представление о рае, или о рае справедливости, несколько более атеистическое, нежели ваше. В моем рае воинов почитают так, как их не почитали на земле. Ваше же представление о рае для меня слишком призрачно.
Кардинал ничего не ответил, а только печально покачал головой.
Флинн молча отвернулся от него и отрешенно посмотрел на голубые огни города. Спустя какое-то время он сказал:
— Ваше Высокопреосвященство, я избранный свыше и знаю это. Избранный возглавить борьбу народа Северной Ирландии за освобождение от британского гнета. — Он повернулся к кардиналу и поднес к его лицу правую ладонь. — Видите это кольцо? Это кольцо Финна Мак-Камейла. Оно было подарено мне одним священником, который никогда и не был священником… Человеком, которого никогда не существовало, в месте, которого никогда не было, хотя все казалось очень реальным. В священном месте древних друидов, живших давно, тысячелетия назад или даже раньше, задолго до того, как в Ирландии впервые было произнесено имя Иисуса Христа. О, не смотрите на меня столь скептически — вы же должны верить в чудеса, черт побери.
Кардинал печально заметил:
— Вы закрыли свое сердце для любви Господа, а вместо нее впустили туда силы тьмы, которых никогда не должно быть в душе христианина. — Он протянул руку к Флинну. — Дайте мне это кольцо.
Флинн непроизвольно сделал шаг назад.
— Нет.
— Дайте его мне, и вы увидите, что христианский Бог — ваш истинный Бог, не воинственный, а кроткий и добродетельный.
Флинн покачал головой и отдернул ладонь, сжав ее в кулак.
Кардинал опустил протянутую руку и сказал уверенно:
— Теперь я ясно вижу свое предназначение. Может быть, я и не смогу сохранить этот собор и жизни людей, находящихся в нем. Но до того, как эта ночь пройдет, я попытаюсь спасти вашу душу, Брайен Флинн, и души ваших людей.
Флинн бросил взгляд на бронзовое кольцо, затем на кардинала и на большой крест, висевший на его груди.
— Иногда мне хотелось забыть образ Бога, в которого вы верите. Но я не сумел сделать этого. К утру один из нас будет знать, кто победил в этой битве.
Глава 28
Епископ Доунс стоял у окна своего кабинета, выкуривая одну сигарету без фильтра за другой, и неотрывно смотрел на залитый светом прожектора собор, который казался призрачным через голубую завесу табачного дыма. В своем воображении он видел не только дым, но и огонь, золотые языки пламени, охватившие серые каменные стены храма, вырывающиеся из огромных витражных окон и достигающие высоких шпилей. Доунс прикрыл глаза, чтобы видение исчезло, и повернулся к людям, собравшимся в кабинете.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91