— Разумеется, он в шоке. Я же слегка съездил ему по физиономии. А ты думал, что он станет делать — танцевать? — Выражение лица Беллини стало жестким, а тон голоса презрительным. — Этот ублюдок предал меня, подставил. По его вине могла погибнуть сотня людей.
— Ты забудешь про Шрёдера, а я забуду, что слышал, как ты пытался вдолбить в головы своих командиров взводов идею произвести зачистку в соборе, — сказал Бурк.
Беллини с минуту молчал, затем произнес:
— Штурм пойдет не по тому сценарию, план которого Шрёдер передал Флинну… Что тогда будет с его дочерью?
Лэнгли молча вынул из кармана фото из досье на Дэна Моргана и положил его на карточный столик около моментальной фотографии Терри О'Нил, которую извлек из бумажника Шрёдера. Показав на улыбающееся лицо Терри, сказал:
— Ее убьет этот человек.
Зазвонил телефон, и Беллини, посмотрев на него, проговорил:
— Это мой приятель, Мюррей Клайн. Для вас он — Ваша честь. — Он подошел к столику и поднял трубку. — Штаб гестапо слушает, Джо у телефона.
На другом конце провода послышалось невнятное бормотание, затем прорезался взволнованный голос мэра:
— Джо, когда ты намерен выступать?
Беллини, услышав знакомую военную команду, почувствовал, как забилось его сердце. Никогда после этой ночи не хотелось бы ему снова услышать эти слова.
— Джо! Слышишь меня?
— Да… Все в порядке. Архитектор оказался действительно ценным источником, ради этого стоило ждать…
— Хорошо! Очень даже хорошо! Когда ты рванешь?
— Рванешь? — Сердце Беллини затрепетало вновь, но внутри все будто заледенело. — Примерно в пять тридцать пять. Плюс-минус…
— А может, уже пора?
— Нет, — дерзко отрезал Беллини.
— Я говорил тебе, здесь находятся люди, которые пытаются приостановить эту операцию по освобождению…
— Меня не втянешь в вашу политику.
На линии послышался голос Роберты Шпигель:
— О'кей, забудем про этих чертовых политиков. Мины, Беллини…
— Зовите меня Джо.
— Вы оставляете чертовски мало времени взводу саперов — они не успеют найти и обезвредить мины, капитан.
— Инспектор!
— Послушайте, вы…
— Нет, это вы послушайте, Шпигель. А почему бы вам не поползать с этими дурацкими собаками и не помочь им вынюхивать мины? Тогда у нас будут три славных собачки: Бренди, Салли и Робби.
Он обернулся к Бурку и Лэнгли и улыбнулся, лицо его так и сияло. Лэнгли ободряюще подмигнул.
Прежде чем Роберта успела ответить, Беллини продолжил, зная, что теперь его уже не остановить:
— Во взводе не хватает собак из-за ваших чертовых урезаний бюджетных расходов, поэтому мои саперы не откажутся от помощи. Ведь вы суете свой длинный нос в каждую щелку.
На линии надолго повисла тишина, но неожиданно Шпигель рассмеялась:
— А вы скотина, Беллини. Сейчас можете говорить все, что хотите, но потом…
— Ах, потом. Я отдал бы свою левую руку, чтобы гарантировать, что «потом» будет. Мы двинемся в пять тридцать пять. Это вам не переговоры…
— Инспектор Лэнгли у вас?
— Подождите. — Он прикрыл трубку рукой и повернулся к Лэнгли. — Хочешь поговорить с Леди Драконом?
Лицо Лэнгли стало пунцовым, и он, слегка поколебавшись, взял трубку у Беллини, который вернулся к столу, чтобы принять участие в дальнейшем обсуждении.
— Лэнгли слушает.
— Не знаешь, где Шрёдер? Его дублер никак не может разыскать его.
— Он лопнул, — тихо ответил Лэнгли.
— Как лопнул?
— Ну как, как. Очень просто, как воздушные шарики. Грохнулся и весь воздух выпустил.
— О… постарайся надуть его снова и доставь сюда, в представительство штаба в Рокфеллеровском центре. Позже он должен сыграть роль героя дня.
— Думаю, ему отвели иную роль, например, пугала огородного.
Шпигель усмехнулась:
— Нет, ты немного отстал… Мы уже передумали. Теперь он герой, вне зависимости от того, как пройдет операция. У него огромные связи с прессой.
— У этого-то пугала огородного?
— Понимаешь ли, — продолжала Шпигель, — таких понятий, как победа или поражение, больше не существует, а существует лишь проблема связи с общественностью…
— Но кто же тогда пугало огородное?
— Это ты и есть. И не только ты один, хоть и выйдешь из этой переделки целым и невредимым. Я уж постараюсь проследить за этим.
Лэнгли ничего не ответил. Шпигель продолжала:
— Послушай, Филип, думаю, тебе лучше остаться там во время штурма.
Брови Лэнгли поползли вверх, когда он услышал, как она впервые назвала его по имени. Он заметил, что тон ее голоса был вежлив, почти застенчив.
— Операция по освобождению. Этот штурм называется операцией по освобождению заложников, Роберта, — уточнил он и подмигнул Бурку.
— В любом случае мы… я хочу, чтобы ты был здесь, наверху, — резко проговорила Шпигель.
— Думаю, я буду здесь, но внизу.
— Нет! Через пять минут ты должен явиться сюда, и только попробуй задержаться.
Лэнгли бросил взгляд на Бурка.
— Хорошо, — холодно ответил он и повесил трубку. — Просто какая-то сумасшедшая ночь!
— Потому что полнолуние… — согласился Бурк.
Они долго сидели молча, затем Лэнгли спросил:
— Ты пойдешь с Беллини?
— Думаю, мне нужно… до конца разобраться с фениями. — Бурк закурил. — В этом храме немало всяких тайн, как сказал мне майор Мартин. И до того, как Беллини начнет сносить головы всем без разбора, до того, как собор окутает дым…
— Так делай то, что должен. — Лэнгли через силу улыбнулся. — Уж не хочешь ли ты поменяться со мной и поддерживать под ручку мисс Шпигель?
— Нет, уволь, благодарю.
Лэнгли нервно посмотрел на часы.
— О'кей, передай Беллини, чтобы он надежно запер Шрёдера там, в комнате. А на рассвете мы придем за ним и проведем его мимо телекамер, как олимпийского героя. Шрёдера крупным планом, а Лэнгли — назад, в массовку.
Бурк кивнул и добавил:
— Вот еще что. Полицейская из конного отряда, Бетти Фостер… Господи, кажется, так давно это было! В любом случае позаботься, чтобы ее поощрили… И если у меня больше не будет шанса поблагодарить ее лично… Тогда ты сможешь…
— Не беспокойся… Я позабочусь об этом, — тихо ответил Лэнгли и покачал головой. — Ну и сумасшедшая ночка! — Он уже направился к двери, но вернулся с полпути. — Да, совсем забыл, тут кое-что еще для тебя, займись, когда вернешься. Мы сняли отпечатки пальцев Хики со стакана, из которого он пил здесь. — Лэнгли кивнул в сторону стула, на котором сидел старик. — Они смазаны, но в Олбани и ФБР на девяносто процентов уверены, что это отпечатки Хики. Также организовали его опознание людьми, видевшими его по телевидению…
Бурк понимающе кивнул:
— Значит, подтверждается?
— Не совсем. Судмедэксперт из Джерси, который проводил эксгумацию, проверил его зубы и… — Он взглянул на Бурка. — Какой-то… призрак. Вот уж поистине оборотень.
— Да перестань же, Лэнгли, — бросил Бурк сердито.
Лэнгли рассмеялся:
— Я пошутил. Гроб был полон земли, а сверху лежала записка, написанная почерком Хики. Что в ней, расскажу тебе позже. — Он улыбнулся и открыл дверь. — Так, говоришь, Бетти Фостер, верно? Увидимся позже, Патрик!
Входная дверь медленно захлопнулась. Бурк обежал взглядом комнату. У стола полукругом сгрудились более дюжины офицеров спецназа, одетых в черное. Настенные часы над ними отсчитывали последние минуты. Спустя несколько секунд офицеры выпрямились почти одновременно, как футбольная команда после краткого совещания на поле, и заторопились к выходу. Беллини задержался, уточняя какие-то детали. Его черная массивная фигура в ярко освещенной комнате почему-то напомнила Бурку темную грозовую тучу на солнечном небе.
Подойдя к столу, Бурк неторопливо натянул высокий, по самую шею свитер, а сверху надел пуленепробиваемую куртку. В петлицу он воткнул зеленую гвоздику, взятую у спецназовца, у которого их оказался целый букет. Взглянув на чертежи в последний раз, он прочитал пометки, второпях написанные командирами подразделений, и спросил Беллини:
— А где во время штурма безопаснее всего находиться?
Беллини подумал секунду-другую и ответил:
— В Лос-Анджелесе.
Глава 57
Брайен Флинн стоял за кафедрой, возвышавшейся над полом главного зала на целый этаж. Медленно обведя взглядом пространство огромного храма, расстилавшееся перед ним, он громко скомандовал в микрофон:
— Выключить свет!
Сразу же стал гаснуть свет в секции за секцией: в алтаре, на галерее, в часовне Богоматери — это был пункт Хики, затем погасил свет в четырех трифориях Салливан, потом на церковных хорах, и, наконец, погасли огромные висячие люстры над нефом и светильники на чердаке. Вестибюли, книжная лавка и боковые алтари также скрылись в темноте, когда Хики прошелся по собору, отыскивая оставшиеся выключатели.
Флинн заметил, что несколько тусклых лампочек все еще продолжали гореть. Вероятно, их выключатели находились где-то за стенами собора. Послышались звуки разбиваемого стекла — Хики и остальные били горевшие лампочки, до которых могли дотянуться.
Флинн удовлетворенно кивнул. Сигналом к началу штурма могло быть выключение света главным рубильником в доме настоятеля. Тогда приборы ночного видения дали бы полицейским огромное преимущество над фениями. Но Флинн вовсе не собирался предоставлять им это преимущество, заранее выключая свет; уже горели и потрескивали в окружающем мраке сотни и сотни церковных свечей. «И этот, — подумал Флинн, — вечный древнейший источник света бросает вызов страху кромешной темноты, и полиция не в силах его потушить». Кроме того, по всему собору боевики расставили бенгальские огни и сигнальные ракеты, чтобы устроить такой фейерверк, от которого приборы ночного видения пришлось бы выбрасывать. «Вот уж будет сюрпризик для капитана Беллини», — подумал Флинн.
Положив руки на холодную балюстраду кафедры из каррарского мрамора, он спокойно смотрел на огромный зал собора, стараясь, чтобы глаза привыкли к полумраку. Дрожащие тени играли на стенах и колоннах, но свод оставался полностью затемненным. Легко было вообразить, что крыши над головой нет, а колонны свободно вздымаются вверх и устремляются в чистое ночное небо — такая иллюзия станет реальностью следующей ночью.
Длинные черные трифории и галереи над головой, которые и при ярком свете всегда были затенены, сейчас погрузились в полную темноту и стали совершенно невидимы, и только редкое постукивание и лязганье винтовок о мраморный пол напоминали, что они все же есть.
Церковные хоры были также охвачены тьмой, и мрачный свет над ними походил на тяжелую черную завесу, отделяющую это пространство от яркого внешнего мира, но Флинн ощущал зловещее присутствие двух людей в комнате для спевок хора гораздо сильнее, чем когда он приходил к ним при свете. Сейчас они, скорее всего, наслаждались окутавшей их темнотой и не обращали внимания ни на что.
Флинн глубоко вдохнул носом прохладный воздух. Кругом разлился запах горящего фосфора. Жгучий и резкий, он, казалось, уже стал неотъемлемой частью собора. Странный мускусный запах смешался с запахом старого ладана и стеарина свечей и чем-то еще непонятным. Такая смесь запахов являлась для Флинна одной из главных примет римской католической церкви, этот смешанный запах сохранялся во всех церквах, где ему приходилось бывать, вызывая в сознании смутные воспоминания о детстве.
«Прочь, прочь, — подумал он. — Уходите». Но ему стало бесконечно приятно от этих воспоминаний, словно он одолел в теологическом споре самого епископа.
Он опустил глаза и посмотрел на множество горящих свечей и бенгальских огней. Сейчас свет казался не таким притягательным, огоньки переливались красным и голубым, словно горели серные светильники вокруг алтаря, и искрились, что напоминало о геенне огненной. Святые на алтарях, показалось ему, пришли в движение и закружились в непристойной пляске. Блаженное выражение на их белых лицах внезапно преобразилось в бесстыдные гримасы и открыло, по мнению Флинна, их истинную сущность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91