Но вокруг простирались все те же до одурения надоевшие безжизненные пески. Чтобы отвлечься, капитан принялся считать шаги, добрался до десятка тысяч, сбился и бросил это занятие. Мелькнула мысль: не тратить зря времени и немедленно повернуть на север. Но он отбросил ее: может быть, уже за следующим песчаным холмом случится долгожданная встреча?
Спускаясь с очередного бархана, Кутергин оступился, ноги заплелись, и он кубарем покатился вниз, тщетно пытаясь хоть за что-нибудь уцепиться руками. Ему удалось замедлить падение, зарывшись растопыренными пальцами в песок. Съезжая на животе, Федор Андреевич неожиданно почувствовал, как пальцы наткнулись на твердый предмет. Камень? Нет, что-то гладкое. Лихорадочно разбрасывая песок, он откопал желтый лошадиный череп и хотел плюнуть с досады, однако плюнуть оказалось нечем — во рту пересохло. Капитан обессиленно рухнул рядом с черепом и вдруг заметил, что от него тянется полуистлевший ремень упряжи. Сам не зная зачем, Кутергин потянул за него. Шипя, как рассерженная змея, песок неохотно расступился и показал Край такого же ссохшегося., как и ремень, кожаного мешка. Заинтересовавшись, офицер стал рыть дальше и наткнулся на человеческие кости. Он брезгливо отодвинул их в сторону и вытянул из ямы мешок, завязанный витым шелковым шнурком. Может быть, в мешке сохранилась баклага с водой? Каких только чудес не случается!
Сначала он пытался развязать шнурок, но узел никак не поддавался, и тогда, не на шутку осерчав, Кутергин пнул мешок ногой. К его удивлению, кожа лопнула. Еще больше разодрав ее, он запустил руку внутрь, и сердце на мгновение радостно замерло: есть! Какая удача: редкая, почти невероятная — деревянная фляжка с широким горлом, плотно заткнутым залитой воском пробкой! Что в ней: вода или вино?
Федор Андреевич вытащил флягу и хрипло рассмеялся. Но тут же испуганно замолк — неужели это он издавал сейчас скрипучие звуки, похожие на карканье ворона? Пустыня зло насмехалась над ошалевшим от жары, готовым поверить любому миражу, измученным путником: фляга давно треснула, и в щель можно засунуть палец. Если там когда-то и была влага, то от нее давным-давно не осталось и следа. И все же внутри деревянного сосуда что-то перекатывалось и негромко постукивало. Капитан отколупнул ногтями желтый воск и вытащил пробку. К ней был прикреплен тонкой цепочкой замшевый кошель, рассыпавшийся в прах при первом прикосновении. В руке Федора Андреевича оказался небольшой сверток из плотного шелка. Кутергин развернул его и с немым изумлением уставился на россыпь драгоценных камней: в ярких лучах беспощадного солнца каплями алой крови светились рубины, загадочной синевой мерцали сапфиры, радужными каплями переливались мелкие алмазы, зеленью кошачьих глаз смотрели изумруды. На его ладони лежало сказочное богатство, но здесь оно не стоило ничего! Один глоток воды был неизмеримо дороже!
Камни пережили своего владельца; их неизвестный хозяин погиб вместе с конем, а холодные кристаллы перенесли все: зной, песчаные бури, тяжесть засыпавшего их песка, чтобы, дождавшись урочного часа, вновь увидеть свет. Федор Андреевич хотел разжать пальцы, высыпать самоцветы в яму и заровнять ее — пусть покоятся рядом с останками прежнего хозяина, ставшего добычей коварной пустыни, — но передумал. Он оторвал от пробки цепочку, завязал ею сверток и сунул его в карман сюртука, скрытый в фалде. Им овладела шальная, почти безумная, маниакальная идея: встретить караван, купить воду и коня, расплатившись за них драгоценными камнями. Откуда тут вдруг появится караван и почему он непременно должен с ним встретиться капитан не желал задумываться — ему казалось, что уже за этим, ну а если не за этим, то за следующим барханом непременно появятся высокомерные горбатые верблюды, несущие на спинах бурдюки, полные восхитительной, прохладной воды. И караванщики радостно кинутся на помощь страдающему от жажды путнику
Поднявшись на гребень бархана, Федор Андреевич увидел вокруг все те же прокаленные пески — никаких верблюдов, караванщиков и бурдюков с водой. Спотыкаясь и падая, он побежал к другому песчаному холму, торопливо взобрался на него и… увидел то же самое: угрюмую, равнодушную и зловещую пустыню.
Кутергин словно протрезвел и крепко стукнул себя кулаком по голове, как будто хотел выбить из нее навеянные зноем и песками наваждения — нельзя поддаться и потерять разум, иначе он быстро погибнет от нестерпимой жары и мучительной жажды. Вперед, только вперед, там наверняка должен быть Епифанов! А потом, вместе с Акимом, на север, к заветному колодцу!
Вскоре капитан потерял счет времени и шел, как в горячечном бреду, подсознательно стараясь не сбиться со следа, оставленного копытами коней разбойников. Когда он увидел сгорбленную фигуру унтера, безучастно сидевшего на песке, то ничуть не удивился: все чувства уже притупились.
Услышав шаги Федора Андреевича, унтер поднял голову. Его глаза казались неестественно огромными и печальными, как на византийских фресках, — в них явно читались безысходное отчаяние и глубокая тоска.
— Встать! — резко приказал Кутергин. — Смирно!.
Интуитивно он понял, что только так можно вывести Епифанова из оцепенения. И не ошибся: многолетняя привычка выполнять приказы офицеров заставила Акима подняться.
— За мной, шагом марш! — не давая ему опомниться, прохрипел капитан.
— Куда, вашбродь? — Епифанов едва ворочал языком.
— Там, — Федор Андреевич показач на север, — колодец! Пошли!
Не оглядываясь он направился по ложбине между барханами. За ним как привязанный поплелся Аким. Постепенно он пришел в себя, шаг выровнялся. Унтер вновь обретал уверенность и надежду на спасение. уж коли капитан сумел отыскать его, то вдвоем они как-нибудь, да с Божьей помощью, добредут до спасительного колодца. Однако версты через четыре он снова сломился: сел иа раскаленный песок и закрыл глаза. Кутергин тоже был вынужден остановиться. Переведя дух, он смахнул пот со лба и облизнул потрескавшиеся, пересохшие губы:
— Вставай, Аким!
— Ни, вашбродь. Я дальше не пойду… Не могу.
Федор Андреевич протянул ему руку, но Епифанов отрицательно мотнул головой и отвернулся.
— Идите один, вашбродь. Помолитесь потом за меня и поставьте свечку… ежели дойдете.
— Встать! — сипло заорал капитан и схватил унтера за воротник грязного мундира, помогая ему подняться на ноги. Потом что было сил толкнул его кулаком в спину. — Шагай!
Епифанов поплелся впереди, как под конвоем. Неожиданно он опять остановился, приложил ладонь козырьком ко лбу и стал тревожно вглядываться в неясную темную точку на горизонте.
— Кажись, басурмане, вашбродь.
Кутергин взобрался на бархан, чтобы лучше видеть. Да, к ним приближался всадник. Еще один арьергард разбойников? Аким встал на колени и перекрестился:
— Давай прощаться, Федор Андреич! Прости, что духом ослабел: бес попутал. Если мы сейчас басурмана не убьем и не возьмем его коня, до воды нам не дойти. Так что, либо он нас, либо мы его! Потому прости за все!
Капитан сорвал с головы импровизированную чалму и начал размахивать ею, надеясь привлечь внимание конного: унтер прав, надо добыть коня. Может, у азиата есть и бурдюк с водой?
— Как подъедет, я ему песком в глаза и прыгну с левой стороны, — торопливо глотая слова, наставлял унтера Кутергин. — А ты справа.
Он был уверен: приближался враг. Друзей в пустыне они пока не встречали.
Верховой заметил знаки капитана. Он то скрывался за барханами, то появлялся вновь. Федору Андреевичу показалось несколько странным, как всадник сидел на лошади. Приглядевшись получше, Кутергин удивленно охнул — на спине скакуна два всадника: один в седле, а второй пристроился на крупе. Дело осложнялось. Удастся ли справиться с двумя противниками? Сейчас рассчитывать на огромную силу Акима нет резона — он ослабел без воды. Наверное, такие рослые люди тяжелее переносят климат пустыни.
Конный въехал на гребень ближнего бархана и капитан радостно вскрикнул: это же Кузьма Бессмертный! Позади него сидел один из казаков, оставленных разбойниками на верную смерть в песках. Епифанов тоже узнал урядника, и это придало ему новые силы. Гигантскими прыжками он бросился ему навстречу, схватил лошадь под уздцы и запаленно выдохнул:
— Воды! Дай воды!
Заметив притороченные к седлу бурдюки, унтер выпустил поводья и потянулся к ним, но Бессмертный выпростал ногу из стремени и уперся ему в грудь пыльным сапогом:
— Не тронь! Помрешь, дурень!
Подоспевший Федор Андреевич и соскочивший с крупа казак помогли удержать Акима. Кузьма бережно налил в маленькую пиалу живительной влаги и дал напиться измученным скитальцам.
— Откуда ты взялся? — Выпив две пиалы, капитан почувствовал себя значительно лучше. — Рогожина не видал?
— Тама он. — Урядник показал себе за спину. — Бредет помаленьку. Я все время за вами следом крался. Выходит, не зря.
Епифанов выпил три пиалы воды и оживал прямо на глазах. Он уже не хватался за бурдюки и даже пытался улыбаться, но не выпускал из толстых, дочерна обожженных солнцем пальцев рукав Кузьмы, словно опасаясь, что казак исчезнет.
— А Егор помер, — вздохнул Бессмертный, и Кутергин понял, что второй казак, оказавшийся в плену, погиб.
— В той стороне должен быть колодец. — Капитан показал на север. — Мне о нем Али-Реза говорил.
— Ага, — согласился урядник. — Колодец есть. Я в нем воду и брал. Не шибко богатый, но всем напиться хватит. Если поспешим, то до ночи к нему дойдем.
Верхом решили ехать по очереди. Впереди шел Кузьма с трофейной винтовкой, за ним Кутергнн, взяв под уздцы лошадь, на которую посадили Акима, а замыкал маленький караван счастливо обретший спасение казак Самсонов. Его вооружили шашкой Бессмертного. Урядник отдал ее неохотно, да и то лишь уступив настояниям Федора Андреевича.
Сначала перевалили через песчаные холмы и подобрали ковылявшего Прокофия Рогожина. Он бодрился, но было видно, как тяжело ему приходится: глаза запали лицо потемнело, и оспинки на нем казались черными точками пороховых ожогов. Прокофий их озадачил, сообщив, что видел несколько верховых, вдалеке круживших по пескам.
— Не померещилось? — подозрительно прищурился на него урядник. — От жары и не то блазнится.
— Вот те крест! — Солдат махнул крестное знамение. — Шапки белые, одежка вроде красная.
— Текинцы? — Бессмертный почесал за ухом. — А может, и хивинцы. Черт их тут разберет, поганцев. Худо дело!
Капитан тоже помрачнел; он знал из рассказов Денисова, что хивинцы часто, как стая волков, преследовали караваны, надеясь заарканить отставшего и потом продать его в рабство. На такую охоту они выходили в пески малыми партиями, налетали как вихрь и мгновенно исчезали. Так же они действовали и в степи, подкарауливая одиноких путников. Однако азиаты не любили риска, и это давало надежду: встретив отпор, охотники за рабами отступали.
— Пусть тольки сунутся! — Епифадов показал пустыне огромный грязный кулак, и Федор Андреевич невольно улыбнулся. Аким напоминал ему мифического Антея: тот терял свою силу, оторвавшись от матери-земли: родившийся и выросший среди северных рек и озер Епифанов тоже терял силу, стоило ему оказаться вдали от воды, но как только появлялась живительная влага, гигант немедленно оживал.
Несколько часов они двигались на север, медленно, как муравьи, переползая через барханы и настороженно поглядывая по сторонам. Однако вокруг было тихо и безлюдно. Солнце потихоньку клонилось к западу, тени становились длиннее, небо на востоке темнело, обещая скорое наступление ночи, несушей отдохновение от пекла. Аким совсем повеселел, но время от времени виновато поглядывал на капитана, как бы извиняясь за проявленное малодушие.
Когда путники совсем успокоились и перестали каж дую минуту ожидать нападения, из-за барханов вдруг на полном скаку вылетели с десяток конных в лохматых белых тельфеках и ярких халатах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
Спускаясь с очередного бархана, Кутергин оступился, ноги заплелись, и он кубарем покатился вниз, тщетно пытаясь хоть за что-нибудь уцепиться руками. Ему удалось замедлить падение, зарывшись растопыренными пальцами в песок. Съезжая на животе, Федор Андреевич неожиданно почувствовал, как пальцы наткнулись на твердый предмет. Камень? Нет, что-то гладкое. Лихорадочно разбрасывая песок, он откопал желтый лошадиный череп и хотел плюнуть с досады, однако плюнуть оказалось нечем — во рту пересохло. Капитан обессиленно рухнул рядом с черепом и вдруг заметил, что от него тянется полуистлевший ремень упряжи. Сам не зная зачем, Кутергин потянул за него. Шипя, как рассерженная змея, песок неохотно расступился и показал Край такого же ссохшегося., как и ремень, кожаного мешка. Заинтересовавшись, офицер стал рыть дальше и наткнулся на человеческие кости. Он брезгливо отодвинул их в сторону и вытянул из ямы мешок, завязанный витым шелковым шнурком. Может быть, в мешке сохранилась баклага с водой? Каких только чудес не случается!
Сначала он пытался развязать шнурок, но узел никак не поддавался, и тогда, не на шутку осерчав, Кутергин пнул мешок ногой. К его удивлению, кожа лопнула. Еще больше разодрав ее, он запустил руку внутрь, и сердце на мгновение радостно замерло: есть! Какая удача: редкая, почти невероятная — деревянная фляжка с широким горлом, плотно заткнутым залитой воском пробкой! Что в ней: вода или вино?
Федор Андреевич вытащил флягу и хрипло рассмеялся. Но тут же испуганно замолк — неужели это он издавал сейчас скрипучие звуки, похожие на карканье ворона? Пустыня зло насмехалась над ошалевшим от жары, готовым поверить любому миражу, измученным путником: фляга давно треснула, и в щель можно засунуть палец. Если там когда-то и была влага, то от нее давным-давно не осталось и следа. И все же внутри деревянного сосуда что-то перекатывалось и негромко постукивало. Капитан отколупнул ногтями желтый воск и вытащил пробку. К ней был прикреплен тонкой цепочкой замшевый кошель, рассыпавшийся в прах при первом прикосновении. В руке Федора Андреевича оказался небольшой сверток из плотного шелка. Кутергин развернул его и с немым изумлением уставился на россыпь драгоценных камней: в ярких лучах беспощадного солнца каплями алой крови светились рубины, загадочной синевой мерцали сапфиры, радужными каплями переливались мелкие алмазы, зеленью кошачьих глаз смотрели изумруды. На его ладони лежало сказочное богатство, но здесь оно не стоило ничего! Один глоток воды был неизмеримо дороже!
Камни пережили своего владельца; их неизвестный хозяин погиб вместе с конем, а холодные кристаллы перенесли все: зной, песчаные бури, тяжесть засыпавшего их песка, чтобы, дождавшись урочного часа, вновь увидеть свет. Федор Андреевич хотел разжать пальцы, высыпать самоцветы в яму и заровнять ее — пусть покоятся рядом с останками прежнего хозяина, ставшего добычей коварной пустыни, — но передумал. Он оторвал от пробки цепочку, завязал ею сверток и сунул его в карман сюртука, скрытый в фалде. Им овладела шальная, почти безумная, маниакальная идея: встретить караван, купить воду и коня, расплатившись за них драгоценными камнями. Откуда тут вдруг появится караван и почему он непременно должен с ним встретиться капитан не желал задумываться — ему казалось, что уже за этим, ну а если не за этим, то за следующим барханом непременно появятся высокомерные горбатые верблюды, несущие на спинах бурдюки, полные восхитительной, прохладной воды. И караванщики радостно кинутся на помощь страдающему от жажды путнику
Поднявшись на гребень бархана, Федор Андреевич увидел вокруг все те же прокаленные пески — никаких верблюдов, караванщиков и бурдюков с водой. Спотыкаясь и падая, он побежал к другому песчаному холму, торопливо взобрался на него и… увидел то же самое: угрюмую, равнодушную и зловещую пустыню.
Кутергин словно протрезвел и крепко стукнул себя кулаком по голове, как будто хотел выбить из нее навеянные зноем и песками наваждения — нельзя поддаться и потерять разум, иначе он быстро погибнет от нестерпимой жары и мучительной жажды. Вперед, только вперед, там наверняка должен быть Епифанов! А потом, вместе с Акимом, на север, к заветному колодцу!
Вскоре капитан потерял счет времени и шел, как в горячечном бреду, подсознательно стараясь не сбиться со следа, оставленного копытами коней разбойников. Когда он увидел сгорбленную фигуру унтера, безучастно сидевшего на песке, то ничуть не удивился: все чувства уже притупились.
Услышав шаги Федора Андреевича, унтер поднял голову. Его глаза казались неестественно огромными и печальными, как на византийских фресках, — в них явно читались безысходное отчаяние и глубокая тоска.
— Встать! — резко приказал Кутергин. — Смирно!.
Интуитивно он понял, что только так можно вывести Епифанова из оцепенения. И не ошибся: многолетняя привычка выполнять приказы офицеров заставила Акима подняться.
— За мной, шагом марш! — не давая ему опомниться, прохрипел капитан.
— Куда, вашбродь? — Епифанов едва ворочал языком.
— Там, — Федор Андреевич показач на север, — колодец! Пошли!
Не оглядываясь он направился по ложбине между барханами. За ним как привязанный поплелся Аким. Постепенно он пришел в себя, шаг выровнялся. Унтер вновь обретал уверенность и надежду на спасение. уж коли капитан сумел отыскать его, то вдвоем они как-нибудь, да с Божьей помощью, добредут до спасительного колодца. Однако версты через четыре он снова сломился: сел иа раскаленный песок и закрыл глаза. Кутергин тоже был вынужден остановиться. Переведя дух, он смахнул пот со лба и облизнул потрескавшиеся, пересохшие губы:
— Вставай, Аким!
— Ни, вашбродь. Я дальше не пойду… Не могу.
Федор Андреевич протянул ему руку, но Епифанов отрицательно мотнул головой и отвернулся.
— Идите один, вашбродь. Помолитесь потом за меня и поставьте свечку… ежели дойдете.
— Встать! — сипло заорал капитан и схватил унтера за воротник грязного мундира, помогая ему подняться на ноги. Потом что было сил толкнул его кулаком в спину. — Шагай!
Епифанов поплелся впереди, как под конвоем. Неожиданно он опять остановился, приложил ладонь козырьком ко лбу и стал тревожно вглядываться в неясную темную точку на горизонте.
— Кажись, басурмане, вашбродь.
Кутергин взобрался на бархан, чтобы лучше видеть. Да, к ним приближался всадник. Еще один арьергард разбойников? Аким встал на колени и перекрестился:
— Давай прощаться, Федор Андреич! Прости, что духом ослабел: бес попутал. Если мы сейчас басурмана не убьем и не возьмем его коня, до воды нам не дойти. Так что, либо он нас, либо мы его! Потому прости за все!
Капитан сорвал с головы импровизированную чалму и начал размахивать ею, надеясь привлечь внимание конного: унтер прав, надо добыть коня. Может, у азиата есть и бурдюк с водой?
— Как подъедет, я ему песком в глаза и прыгну с левой стороны, — торопливо глотая слова, наставлял унтера Кутергин. — А ты справа.
Он был уверен: приближался враг. Друзей в пустыне они пока не встречали.
Верховой заметил знаки капитана. Он то скрывался за барханами, то появлялся вновь. Федору Андреевичу показалось несколько странным, как всадник сидел на лошади. Приглядевшись получше, Кутергин удивленно охнул — на спине скакуна два всадника: один в седле, а второй пристроился на крупе. Дело осложнялось. Удастся ли справиться с двумя противниками? Сейчас рассчитывать на огромную силу Акима нет резона — он ослабел без воды. Наверное, такие рослые люди тяжелее переносят климат пустыни.
Конный въехал на гребень ближнего бархана и капитан радостно вскрикнул: это же Кузьма Бессмертный! Позади него сидел один из казаков, оставленных разбойниками на верную смерть в песках. Епифанов тоже узнал урядника, и это придало ему новые силы. Гигантскими прыжками он бросился ему навстречу, схватил лошадь под уздцы и запаленно выдохнул:
— Воды! Дай воды!
Заметив притороченные к седлу бурдюки, унтер выпустил поводья и потянулся к ним, но Бессмертный выпростал ногу из стремени и уперся ему в грудь пыльным сапогом:
— Не тронь! Помрешь, дурень!
Подоспевший Федор Андреевич и соскочивший с крупа казак помогли удержать Акима. Кузьма бережно налил в маленькую пиалу живительной влаги и дал напиться измученным скитальцам.
— Откуда ты взялся? — Выпив две пиалы, капитан почувствовал себя значительно лучше. — Рогожина не видал?
— Тама он. — Урядник показал себе за спину. — Бредет помаленьку. Я все время за вами следом крался. Выходит, не зря.
Епифанов выпил три пиалы воды и оживал прямо на глазах. Он уже не хватался за бурдюки и даже пытался улыбаться, но не выпускал из толстых, дочерна обожженных солнцем пальцев рукав Кузьмы, словно опасаясь, что казак исчезнет.
— А Егор помер, — вздохнул Бессмертный, и Кутергин понял, что второй казак, оказавшийся в плену, погиб.
— В той стороне должен быть колодец. — Капитан показал на север. — Мне о нем Али-Реза говорил.
— Ага, — согласился урядник. — Колодец есть. Я в нем воду и брал. Не шибко богатый, но всем напиться хватит. Если поспешим, то до ночи к нему дойдем.
Верхом решили ехать по очереди. Впереди шел Кузьма с трофейной винтовкой, за ним Кутергнн, взяв под уздцы лошадь, на которую посадили Акима, а замыкал маленький караван счастливо обретший спасение казак Самсонов. Его вооружили шашкой Бессмертного. Урядник отдал ее неохотно, да и то лишь уступив настояниям Федора Андреевича.
Сначала перевалили через песчаные холмы и подобрали ковылявшего Прокофия Рогожина. Он бодрился, но было видно, как тяжело ему приходится: глаза запали лицо потемнело, и оспинки на нем казались черными точками пороховых ожогов. Прокофий их озадачил, сообщив, что видел несколько верховых, вдалеке круживших по пескам.
— Не померещилось? — подозрительно прищурился на него урядник. — От жары и не то блазнится.
— Вот те крест! — Солдат махнул крестное знамение. — Шапки белые, одежка вроде красная.
— Текинцы? — Бессмертный почесал за ухом. — А может, и хивинцы. Черт их тут разберет, поганцев. Худо дело!
Капитан тоже помрачнел; он знал из рассказов Денисова, что хивинцы часто, как стая волков, преследовали караваны, надеясь заарканить отставшего и потом продать его в рабство. На такую охоту они выходили в пески малыми партиями, налетали как вихрь и мгновенно исчезали. Так же они действовали и в степи, подкарауливая одиноких путников. Однако азиаты не любили риска, и это давало надежду: встретив отпор, охотники за рабами отступали.
— Пусть тольки сунутся! — Епифадов показал пустыне огромный грязный кулак, и Федор Андреевич невольно улыбнулся. Аким напоминал ему мифического Антея: тот терял свою силу, оторвавшись от матери-земли: родившийся и выросший среди северных рек и озер Епифанов тоже терял силу, стоило ему оказаться вдали от воды, но как только появлялась живительная влага, гигант немедленно оживал.
Несколько часов они двигались на север, медленно, как муравьи, переползая через барханы и настороженно поглядывая по сторонам. Однако вокруг было тихо и безлюдно. Солнце потихоньку клонилось к западу, тени становились длиннее, небо на востоке темнело, обещая скорое наступление ночи, несушей отдохновение от пекла. Аким совсем повеселел, но время от времени виновато поглядывал на капитана, как бы извиняясь за проявленное малодушие.
Когда путники совсем успокоились и перестали каж дую минуту ожидать нападения, из-за барханов вдруг на полном скаку вылетели с десяток конных в лохматых белых тельфеках и ярких халатах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83