Сочтет сам нужным — уедет.
Но Зуев и не заметил этой сухости, он согласно кивнул, когда Калашников пожелал проводить командарма.
Клыков бодрился изо всех сил. На аэродроме обнял Зуева, сорок дней воевали вместе, а будто бы годы.
— Не было у меня еще такого комиссара, Ваня, — шепнул Николай Кузьмич, боясь, что ввиду общего ослабления не удержит слезу. — Авось еще и послужим вместе. Береги армию. Тем, кто зимний ад прошел, — цены нету. А я даю слово большевика: не лягу в госпиталь, пока до Мерецкова не дойду и лично не доложу ему о трудной обстановке. Потребую реальной помощи фронта. Или…
Николай Кузьмич не стал говорить, что за этим «или». Да Зуев и сам хорошо понимал, что командарм, наверно, скажет Мерецкову: выводи армию из болот, Кирилл Афанасьевич. Теперь такое вроде может себе позволить, поскольку больше не командарм. Только вот и сейчас, пожалуй, не решится. Вот о помощи будет просить, и даже в категорической форме. А где ее взять тому же Мерецкову?
— Поправляйся, Николай Кузьмич, — ласково проговорил он, искренне сожалея о разлуке. Клыкова комиссар ценил, генерал был одним из немногих, кто умел грамотно воевать и солдат берег, а последнее для Зуева было главным мерилом военного искусства. — Армию сберегу… Возвращайся командовать.
Иван Васильевич не мог знать, что напророчил он только на вторую половину. Комиссар произносил обычные слова, которые говорят в таких случаях, старался только вложить в них больше чувства, чтобы скрасить командарму последние минуты перед расставанием. Генерал Власов и замначальника политуправления стояли поодаль. Они уже попрощались с Клыковым и тактично отошли: пусть простятся эти двое.
— Мне хотелось бы поговорить с вами отдельно, — сказал Константин Федорович. — Ведь вы давно уже во Второй ударной…
— Можно и поговорить, — отозвался Власов, не высказывая ни особого восторга, но и без тени какой-либо досады. — Давайте в штабе или на чашку чая ко мне… Вы ведь в Москве прежде служили? Расскажете о столице. Вроде неплохо Москву знаю, учился в академии, но, признаться, давно в ней не бывал.
— Как это? — не понял Калашников. — Вы ж армией там командовали!
— Так то под Москвой, — ухмыльнулся Власов. — А саму ее, первопрестольную, и не видел, можно сказать. Сначала в госпитале, потом в войсках… Хотя первый штаб наш был на Ленинградском проспекте. Но там всем поначалу Сандалов заправлял, начальник штаба, Леонид Михайлович. Не знакомы?
— Не имел чести, — несколько смущенно ответил Калашников. — Я ведь в Действующей армии недавно…
Власов с интересом всмотрелся в собеседника.
— А по какой вы части были? — спросил он.
— Секретарь Московского горкома партии, — стараясь произнести титул без нажима, ответил Калашников.
Власов уважительно промолчал и понимающе кивнул.
— Ополчение нам готовили, — сказал он, давая понять, что пусть товарищ не смущается, они, военные люди, понимают: фронт силен тылом.
— И этим тоже занимался, — многозначительно ответил Калашников.
Они стали пить чай. Власов рассказывал о жизни в Китае, о том, каким шикарным орденом его там наградили.
— А в прошлом году на параде вы были? — неожиданно спросил Власов.
Калашников вздохнул.
— Нет, отсутствовал в столице в те дни, — запнувшись, ответил он. — Но фильм о нем, конечно, смотрел.
В стране не было, наверно, человека, который не видел бы хроники о параде на Красной площади Седьмого ноября.
— К нам в армию части прямо с того парада приходили, — пояснил вопрос генерал Власов.
Они оба не знали, а Константину даже Щербаков — секретарь ЦК и его шеф по МГК ВКП (б) — об этом не сказал, когда тот вернулся из командировки, что ход с парадом Александр Сергеевич придумал. Тогда Щербаков собрал командиров частей, подготовленных к отправке в армии Западного фронта, и заявил им: «Партийное руководство, представители столицы хотят лично убедиться в готовности отправляемых на защиту Москвы войск. Смотр проведем в первой половине ноября на Зубовской площади». Собрали воинские части на Зубовской, а оттуда провели их по Красной площади. Это прохождение и сняли на кинопленку. А Сталин произнес речь в другое время и в другом месте. Эти кадры подмонтировали к хронике, и пропагандистскую задачу документальный фильм выполнил блестяще.
— Речь товарища Сталина на параде помню наизусть, — с волнением произнес Калашников. — Мобилизует она, вдохновляет. Особенно слова вождя о прославленных знаменах русских полководцев. Здорово сказано!
— И своевременно, — живо отозвался генерал Власов. — Когда Отечеству бывало туго, его не раз и не два спасало обращение к патриотизму народа. Вспомните Сергия Радонежского, патриарха Гермогена, Минина и Пожарского, партизанов войны восемьсот двенадцатого года…
Он хотел добавить, что как ни крути с идеей союза свободных республик, а государственность наша была, есть и остается российской, на ней, матушке Великороссии, все и держится, она и скрепляет народы и народности воедино, не давая пожрать их завидущим соседям.
«Но бог его знает, что за человек, — подумал Андрей Андреевич, — из партийной касты опять же…Не состыкует мои слова с инструкцией и смутится. От смущения и донесет…
Генерал Власов и в дурном сне не мог предположить, что, оказавшись в немецком плену и формируя РОА для борьбы со Сталиным, он положит в идеологическую основу другой армии именно русский национальный принцип, по которому немыслимо великое государство без руководящей роли в нем именно России.
Вспомнил ли он там, в Германии, об этом разговоре с комиссаром Калашниковым? Неизвестно… Сведениями такими мы, увы, не располагаем.
В избу, постучав, вошел Зуев.
— Вот вы где, — весело сказал он. — Я смотрю, вы, Андрей Андреевич, совсем освоились, даже гостей вместо нас, хозяев, привечаете… За вами я, товарищ генерал-лейтенант. Мерецков зовет нас к аппарату Бодо. А Николай Кузьмич благополучно долетел… В госпитале уже.
…Они обступили стол, на котором был закреплен буквопечатающий аппарат, и напряженно следили, как выползает из него бумажная лента.
Генерал Власов хотел о чем-то спросить стоявшего по другую сторону аппарата полковника Виноградова, но тут девушка-бодистка кивнула, и Зуев поднял предостерегающе руку.
На ленте появился текст: «Мерецков Зуеву. Кого выдвигаете в качестве кандидата на должность командующего 2-й ударной армией?»
Иван Васильевич обвел присутствующих взглядом, вздохнул и сказал:
— Передавайте. На эту должность кандидатур у нас нет. Но считаю необходимым доложить вам о целесообразности назначения командующим армией генерал-лейтенанта Власова.
Власов пожал плечами, не вымолвил ни слова. Наступила пауза. Выдержав ее, Власов шагнул вперед:
— У меня есть другое предложение. Передавайте. Временное исполнение должности командующего армией необходимо возложить на начальника штаба армии полковника Виноградова. 346
«Хорошая идея, — подумал Иван Васильевич. — Я бы и сам предложил полковника Виноградова, если б рядом не стоял командарм, отличившийся под Москвой».
Снова на ленте побежали слова: «Мерецков и Запорожец — Власову. Считаем предложение Зуева правильным. Как вы, товарищ Власов, относитесь к этому предложению?»
— Соглашайтесь, Андрей Андреевич, — мягко произнес Зуев. — Мы уже к вам привыкли…
— Разве что так, — усмехнулся Власов. — Давайте ответ. Думаю, судя по обстановке, что, видимо, придется подольше остаться в этой армии. А в отношении назначения на постоянную, штатную должность, если на это будет ваше решение, то я его, конечно, выполню.
На этот раз паузы не было. Ответ командующего Волховским фронтом не замедлил появиться на бумажной ленте: «Мерецков. Хорошо. После нашего разговора последует приказ».
39
— Останусь жив, — сказал Вучетич, — поставлю здесь памятник…
— Прямо на болоте? — язвительно спросил Черных.
— Зачем на болоте? — запальчиво отозвался Евгений. — Там, где армия прорвалась! В Мясном Бору. На плацдарме.
— Погодите, ребята, о памятниках думать, — остановил их Кузнецов, появившись из секретарской каморки с листком в руке. — Мы ведь пока все живы… Вот послушайте лучше, какую справку ставлю на первую полосу. Это про нашего нового командарма. — И Виктор прочитал: — «Вновь назначенный командующий нашей армией генерал-лейтенант товарищ А. А. Власов родился в 1901 году в селе Ломакино Гагинского района Горьковской области в семье крестьянина-кустаря. До 1920 года учился, получил высшее специальное образование. С 1920 года непрерывно в рядах Красной Армии — последовательно на должностях: красноармейца, курсанта, командира взвода, роты, батальона, полка, дивизии, корпуса. Участвовал в гражданской войне на Южном, Врангелевском фронтах. В период мирного строительства командовал 99-й стрелковой дивизией, занявшей первое место в РККА по боевой подготовке, ныне гвардейской. С первых дней войны товарищ Власов на фронте. Командовал механизированным корпусом, оборонял Киев. В дни нашего контрнаступления под Москвой командовал армией. Войска товарища Власова совершили прорыв вражеской обороны на реке Лама и освободили от немецких оккупантов Солнечногорск, Волоколамск, Шаховскую, Середу и другие населенные пункты Московской области. Последнее время товарищ Власов был заместителем командующего фронтом. Награжден орденом Ленина, орденом Красной Звезды и медалью „XX лет РККА“.
— Подходяще, — отозвался Родионов. — Бывалый генерал… Но Клыкова все равно жалко.
— Поправится — вернется, — подала голос Женя Желтова.
Черных вновь заспорил с Вучетичем, теперь о принципах монументализма в скульптуре. Евгений считал, что надо поражать воображение зрителя, шокировать его. Скульптору необходимо ввергнуть человека в катарсисное состояние, только тогда он проникнется идеей, заложенной в творении. А Виталий полагал необходимым для человека жить среди произведений искусства, сосуществовать с ними и постепенно — исподволь! — проникаться теми чувствами, какие хотел выразить художник.
— Впрочем, понятен твой пафос, Женя, — насмешливо сказал Черных. — Не случайно ты работал в той фирме…
Виталий намекал на управление проекта гигантского Дворца Советов. По слухам, приходящим из Москвы, частично возведенный стальной каркас дворца, сооружаемого на месте взорванного храма Христа Спасителя, спешным порядком разобрали: он был хорошим ориентиром для немецких самолетов.
Намек был очень прозрачным, и Вучетич, не любивший, когда об этом напоминали, ему тоже не нравился проект гигантского дворца, вспылил. Кузнецов сокрушенно покачал головой. Виктору было не по душе, когда ссорились его друзья, тем более по таким надуманным, по его мнению, несерьезным мотивам. Он вспомнил, что хотел зайти в типографию, и подался к выходу.
Недавно редакция «Отваги» вернулась из деревни Озерье, где оказалась чересчур близко к передовой, на прежнее место, в Огорели. Разместились теперь в палатках, выбрав место посуше, землянки залило вешней водой. Полно воды было и вокруг редакционной стоянки, и журналисты, типографские работники, чтобы как-то сообщаться, прыгали с кочки на кочку. Виктор быстро допрыгал до типографии. Впрочем, это громко сказано — типография… Печатная машина была смонтирована на грузовике, по возможности замаскированном под деревьями. Левин и Холодов, оба чумазые, горбились у наборных касс. Печатников Смолина и Лакина не было видно. Они работали ночью и не ушли в укрытие, когда начался артобстрел, и снаряды стали ложиться совсем близко. Им надо было к утру выдать тираж, чтобы «Отвага» успела уйти в войска. Да и прятаться, честно сказать, негде, разве что в холодную воду залезть и сидеть в ней по горло, но от снаряда это не спасет.
Кузнецов вспомнил, как сегодня утром встречал прибывшую к ним лошадь, запряженную в волокушу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138
Но Зуев и не заметил этой сухости, он согласно кивнул, когда Калашников пожелал проводить командарма.
Клыков бодрился изо всех сил. На аэродроме обнял Зуева, сорок дней воевали вместе, а будто бы годы.
— Не было у меня еще такого комиссара, Ваня, — шепнул Николай Кузьмич, боясь, что ввиду общего ослабления не удержит слезу. — Авось еще и послужим вместе. Береги армию. Тем, кто зимний ад прошел, — цены нету. А я даю слово большевика: не лягу в госпиталь, пока до Мерецкова не дойду и лично не доложу ему о трудной обстановке. Потребую реальной помощи фронта. Или…
Николай Кузьмич не стал говорить, что за этим «или». Да Зуев и сам хорошо понимал, что командарм, наверно, скажет Мерецкову: выводи армию из болот, Кирилл Афанасьевич. Теперь такое вроде может себе позволить, поскольку больше не командарм. Только вот и сейчас, пожалуй, не решится. Вот о помощи будет просить, и даже в категорической форме. А где ее взять тому же Мерецкову?
— Поправляйся, Николай Кузьмич, — ласково проговорил он, искренне сожалея о разлуке. Клыкова комиссар ценил, генерал был одним из немногих, кто умел грамотно воевать и солдат берег, а последнее для Зуева было главным мерилом военного искусства. — Армию сберегу… Возвращайся командовать.
Иван Васильевич не мог знать, что напророчил он только на вторую половину. Комиссар произносил обычные слова, которые говорят в таких случаях, старался только вложить в них больше чувства, чтобы скрасить командарму последние минуты перед расставанием. Генерал Власов и замначальника политуправления стояли поодаль. Они уже попрощались с Клыковым и тактично отошли: пусть простятся эти двое.
— Мне хотелось бы поговорить с вами отдельно, — сказал Константин Федорович. — Ведь вы давно уже во Второй ударной…
— Можно и поговорить, — отозвался Власов, не высказывая ни особого восторга, но и без тени какой-либо досады. — Давайте в штабе или на чашку чая ко мне… Вы ведь в Москве прежде служили? Расскажете о столице. Вроде неплохо Москву знаю, учился в академии, но, признаться, давно в ней не бывал.
— Как это? — не понял Калашников. — Вы ж армией там командовали!
— Так то под Москвой, — ухмыльнулся Власов. — А саму ее, первопрестольную, и не видел, можно сказать. Сначала в госпитале, потом в войсках… Хотя первый штаб наш был на Ленинградском проспекте. Но там всем поначалу Сандалов заправлял, начальник штаба, Леонид Михайлович. Не знакомы?
— Не имел чести, — несколько смущенно ответил Калашников. — Я ведь в Действующей армии недавно…
Власов с интересом всмотрелся в собеседника.
— А по какой вы части были? — спросил он.
— Секретарь Московского горкома партии, — стараясь произнести титул без нажима, ответил Калашников.
Власов уважительно промолчал и понимающе кивнул.
— Ополчение нам готовили, — сказал он, давая понять, что пусть товарищ не смущается, они, военные люди, понимают: фронт силен тылом.
— И этим тоже занимался, — многозначительно ответил Калашников.
Они стали пить чай. Власов рассказывал о жизни в Китае, о том, каким шикарным орденом его там наградили.
— А в прошлом году на параде вы были? — неожиданно спросил Власов.
Калашников вздохнул.
— Нет, отсутствовал в столице в те дни, — запнувшись, ответил он. — Но фильм о нем, конечно, смотрел.
В стране не было, наверно, человека, который не видел бы хроники о параде на Красной площади Седьмого ноября.
— К нам в армию части прямо с того парада приходили, — пояснил вопрос генерал Власов.
Они оба не знали, а Константину даже Щербаков — секретарь ЦК и его шеф по МГК ВКП (б) — об этом не сказал, когда тот вернулся из командировки, что ход с парадом Александр Сергеевич придумал. Тогда Щербаков собрал командиров частей, подготовленных к отправке в армии Западного фронта, и заявил им: «Партийное руководство, представители столицы хотят лично убедиться в готовности отправляемых на защиту Москвы войск. Смотр проведем в первой половине ноября на Зубовской площади». Собрали воинские части на Зубовской, а оттуда провели их по Красной площади. Это прохождение и сняли на кинопленку. А Сталин произнес речь в другое время и в другом месте. Эти кадры подмонтировали к хронике, и пропагандистскую задачу документальный фильм выполнил блестяще.
— Речь товарища Сталина на параде помню наизусть, — с волнением произнес Калашников. — Мобилизует она, вдохновляет. Особенно слова вождя о прославленных знаменах русских полководцев. Здорово сказано!
— И своевременно, — живо отозвался генерал Власов. — Когда Отечеству бывало туго, его не раз и не два спасало обращение к патриотизму народа. Вспомните Сергия Радонежского, патриарха Гермогена, Минина и Пожарского, партизанов войны восемьсот двенадцатого года…
Он хотел добавить, что как ни крути с идеей союза свободных республик, а государственность наша была, есть и остается российской, на ней, матушке Великороссии, все и держится, она и скрепляет народы и народности воедино, не давая пожрать их завидущим соседям.
«Но бог его знает, что за человек, — подумал Андрей Андреевич, — из партийной касты опять же…Не состыкует мои слова с инструкцией и смутится. От смущения и донесет…
Генерал Власов и в дурном сне не мог предположить, что, оказавшись в немецком плену и формируя РОА для борьбы со Сталиным, он положит в идеологическую основу другой армии именно русский национальный принцип, по которому немыслимо великое государство без руководящей роли в нем именно России.
Вспомнил ли он там, в Германии, об этом разговоре с комиссаром Калашниковым? Неизвестно… Сведениями такими мы, увы, не располагаем.
В избу, постучав, вошел Зуев.
— Вот вы где, — весело сказал он. — Я смотрю, вы, Андрей Андреевич, совсем освоились, даже гостей вместо нас, хозяев, привечаете… За вами я, товарищ генерал-лейтенант. Мерецков зовет нас к аппарату Бодо. А Николай Кузьмич благополучно долетел… В госпитале уже.
…Они обступили стол, на котором был закреплен буквопечатающий аппарат, и напряженно следили, как выползает из него бумажная лента.
Генерал Власов хотел о чем-то спросить стоявшего по другую сторону аппарата полковника Виноградова, но тут девушка-бодистка кивнула, и Зуев поднял предостерегающе руку.
На ленте появился текст: «Мерецков Зуеву. Кого выдвигаете в качестве кандидата на должность командующего 2-й ударной армией?»
Иван Васильевич обвел присутствующих взглядом, вздохнул и сказал:
— Передавайте. На эту должность кандидатур у нас нет. Но считаю необходимым доложить вам о целесообразности назначения командующим армией генерал-лейтенанта Власова.
Власов пожал плечами, не вымолвил ни слова. Наступила пауза. Выдержав ее, Власов шагнул вперед:
— У меня есть другое предложение. Передавайте. Временное исполнение должности командующего армией необходимо возложить на начальника штаба армии полковника Виноградова. 346
«Хорошая идея, — подумал Иван Васильевич. — Я бы и сам предложил полковника Виноградова, если б рядом не стоял командарм, отличившийся под Москвой».
Снова на ленте побежали слова: «Мерецков и Запорожец — Власову. Считаем предложение Зуева правильным. Как вы, товарищ Власов, относитесь к этому предложению?»
— Соглашайтесь, Андрей Андреевич, — мягко произнес Зуев. — Мы уже к вам привыкли…
— Разве что так, — усмехнулся Власов. — Давайте ответ. Думаю, судя по обстановке, что, видимо, придется подольше остаться в этой армии. А в отношении назначения на постоянную, штатную должность, если на это будет ваше решение, то я его, конечно, выполню.
На этот раз паузы не было. Ответ командующего Волховским фронтом не замедлил появиться на бумажной ленте: «Мерецков. Хорошо. После нашего разговора последует приказ».
39
— Останусь жив, — сказал Вучетич, — поставлю здесь памятник…
— Прямо на болоте? — язвительно спросил Черных.
— Зачем на болоте? — запальчиво отозвался Евгений. — Там, где армия прорвалась! В Мясном Бору. На плацдарме.
— Погодите, ребята, о памятниках думать, — остановил их Кузнецов, появившись из секретарской каморки с листком в руке. — Мы ведь пока все живы… Вот послушайте лучше, какую справку ставлю на первую полосу. Это про нашего нового командарма. — И Виктор прочитал: — «Вновь назначенный командующий нашей армией генерал-лейтенант товарищ А. А. Власов родился в 1901 году в селе Ломакино Гагинского района Горьковской области в семье крестьянина-кустаря. До 1920 года учился, получил высшее специальное образование. С 1920 года непрерывно в рядах Красной Армии — последовательно на должностях: красноармейца, курсанта, командира взвода, роты, батальона, полка, дивизии, корпуса. Участвовал в гражданской войне на Южном, Врангелевском фронтах. В период мирного строительства командовал 99-й стрелковой дивизией, занявшей первое место в РККА по боевой подготовке, ныне гвардейской. С первых дней войны товарищ Власов на фронте. Командовал механизированным корпусом, оборонял Киев. В дни нашего контрнаступления под Москвой командовал армией. Войска товарища Власова совершили прорыв вражеской обороны на реке Лама и освободили от немецких оккупантов Солнечногорск, Волоколамск, Шаховскую, Середу и другие населенные пункты Московской области. Последнее время товарищ Власов был заместителем командующего фронтом. Награжден орденом Ленина, орденом Красной Звезды и медалью „XX лет РККА“.
— Подходяще, — отозвался Родионов. — Бывалый генерал… Но Клыкова все равно жалко.
— Поправится — вернется, — подала голос Женя Желтова.
Черных вновь заспорил с Вучетичем, теперь о принципах монументализма в скульптуре. Евгений считал, что надо поражать воображение зрителя, шокировать его. Скульптору необходимо ввергнуть человека в катарсисное состояние, только тогда он проникнется идеей, заложенной в творении. А Виталий полагал необходимым для человека жить среди произведений искусства, сосуществовать с ними и постепенно — исподволь! — проникаться теми чувствами, какие хотел выразить художник.
— Впрочем, понятен твой пафос, Женя, — насмешливо сказал Черных. — Не случайно ты работал в той фирме…
Виталий намекал на управление проекта гигантского Дворца Советов. По слухам, приходящим из Москвы, частично возведенный стальной каркас дворца, сооружаемого на месте взорванного храма Христа Спасителя, спешным порядком разобрали: он был хорошим ориентиром для немецких самолетов.
Намек был очень прозрачным, и Вучетич, не любивший, когда об этом напоминали, ему тоже не нравился проект гигантского дворца, вспылил. Кузнецов сокрушенно покачал головой. Виктору было не по душе, когда ссорились его друзья, тем более по таким надуманным, по его мнению, несерьезным мотивам. Он вспомнил, что хотел зайти в типографию, и подался к выходу.
Недавно редакция «Отваги» вернулась из деревни Озерье, где оказалась чересчур близко к передовой, на прежнее место, в Огорели. Разместились теперь в палатках, выбрав место посуше, землянки залило вешней водой. Полно воды было и вокруг редакционной стоянки, и журналисты, типографские работники, чтобы как-то сообщаться, прыгали с кочки на кочку. Виктор быстро допрыгал до типографии. Впрочем, это громко сказано — типография… Печатная машина была смонтирована на грузовике, по возможности замаскированном под деревьями. Левин и Холодов, оба чумазые, горбились у наборных касс. Печатников Смолина и Лакина не было видно. Они работали ночью и не ушли в укрытие, когда начался артобстрел, и снаряды стали ложиться совсем близко. Им надо было к утру выдать тираж, чтобы «Отвага» успела уйти в войска. Да и прятаться, честно сказать, негде, разве что в холодную воду залезть и сидеть в ней по горло, но от снаряда это не спасет.
Кузнецов вспомнил, как сегодня утром встречал прибывшую к ним лошадь, запряженную в волокушу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138