Находился здесь и Франц Гальдер, к которому Гитлер подобрел в последнее время. Это было связано с успехами вермахта на Востоке. Прогнозы фюрера оправдывались, и Гитлер интуитивно ощущал, как ослабевает хотя и скрытый, но постоянный скепсис начальника генерального штаба.
Сегодняшний обед фюрера состоял из листиков салата, двух половинок редиса, Гитлер любил сочетание красного и белого в нем, молочного супа и отварной рыбы без гарнира. Ел фюрер неровно. То быстро прожевывал пищу, набрасывался на нее с одержимостью голодного человека, то забывал поднять вилку, увлекаясь разговором.
Еду Гитлер запивал минеральной водой. Он давным-давно отказался от спиртного и мяса, не пил даже пива, хотя путь его к власти начался из мюнхенских пивных Хофсброй и Бюргербройкеллер. В принципе, Гитлер был равнодушен к кулинарным премудростям. Он испытывал слабость только к тортам и пирожным, которые издавна закрепились в его сознании как символ сытной жизни, о ней он мечтал, ночуя под дунайскими мостами и обретаясь впроголодь в венских ночлежках.
Да, торты фюрер обожал. И хотя его личный врач не рекомендовал Гитлеру есть много сладкого, он объедался, когда по случаю каких-либо торжеств устраивал пиршества в кругу соратников. Вот и в минувший первомайский день, когда усталые возвратились они с парада, главный кондитер вождя потряс всех сюрпризом: он изготовил торт в виде Кремля. С каким поистине детским восторгом фюрер схватил нож и принялся кромсать зубчатые стены русской твердыни, отделяя приближенных кусками незавоеванной еще территории! Себе он выбрал Покровский собор, хотя его варварская красочность претила строгому художественному вкусу вождя.
Сегодня Гитлеру подали только небольшую порцию сладкого, он с грустью посматривал на нее, не решаясь попросить добавки: врачу вождь верил. Будучи сдержанным в быту, от принципиального трезвенничества до нормативной сексуальности, Гитлер сквозь пальцы смотрел на излишества и пороки верных янычаров — партайгеноссе. Не требовал от них и соблюдения диеты за тем столом, к которому приглашал разделить с ним трапезу.
Поощрял он и мужские разговоры. Сегодня даже заулыбался, когда Геринг, оттолкнувшись от замечания генерала Гальдера о трудностях мобилизационной кампании, — тот уже ставил вопрос о разбронировании части рабочих, занятых в военной промышленности, — вспомнил вдруг о трактатах двадцатых годов. Они проповедовали многоженство как главный принцип существования будущего «солдатского государства».
— История показала, что мы напрасно не взяли идеи этих авторов на вооружение, — прожевывая кусок сочного лангета, сказал рейхсмаршал. — Один средний немец мог бы без особого труда докрыть трех-четырех истинно германских матерей. И тогда ни одна здоровая немка, могущая выносить ребенка, не пустовала бы, уклоняясь от долга перед партией и народом.
— Местные власти и органы пропаганды поощряют зачатия женщин, не имеющих законных мужей, особенно от фронтовиков, прибывающих в рейх для проведения отпуска, — заметил Альфред Розенберг.
— Все это самодеятельность, — отмахнулся Геринг. — Процесс зачатия не так уж и прост, товарищи, чтобы пускать его на самотек… Тут нужна истинно немецкая практичность и четкий порядок.
— Ты прав, Герман, — согласился с рейхсмаршалом фюрер. — Стоит подумать над этим… Правда, Генриху прибавится работы. Придется бдительно следить за тем, чтобы соблюдалась расовая чистота плановых зачатий.
Он выразительно посмотрел на Гиммлера, и рейхсфюрер наклонил голову, показывая, что готов проделать и эту пусть и хлопотливую, но такую необходимую для могущества рейха работу.
Тут Гиммлер собрался было сообщить о том, что в медицинском управлении РСХА уже отработана и успешно осуществляется операция Soden Knaben — содовые мальчики. Искусственно зачатые дети были названы так потому, что врачи, опытные специалисты войск СС, брали сперму отборных представителей нордической расы и в содовом растворе вводили в матки тех немок, которые хотели ребенка, но по природной стыдливости не соглашались на половую связь с подобранным для зачатия партнером.
Отцом такого младенца записывали самого фюрера, и государство брало на себя обязательство заботиться о нем как о сыне вождя.
Рейхсфюрер знал, что Гитлеру понравится его инициатива, но говорить об этом сейчас не стал. Во-первых, Черный Генрих считал себя хорошо воспитанным человеком и полагал неприличным произносить за обеденным столом такие слова, как сперма, и ему подобные. А во-вторых, его осуществляемая уже идея произведет на фюрера больший эффект, если он поведает ее Гитлеру в разговоре наедине, когда ему, Гиммлеру, понадобится склонить вождя к какой-либо просьбе рейхсфюрера.
Упоминание о прошлом оживило Гитлера.
— Ты не забыл, Герман, как стрелял в потолок? — спросил он у Геринга.
Тот недоуменно воззрился на вождя, мысли заворочались в замутненном обильной пищей сознании, потом Геринг вспомнил и широко осклабился.
— В Бюргербройкеллере? — спросил он.
— Да, — сказал фюрер, не замечая, как ловко убирают со стола тарелки с остатками пищи, он вошел, что называется, в раж и не видел ничего вокруг, — тогда мы были молодыми, но хорошо понимали: миром управляет незыблемый принцип — у кого сила, тот и властелин. Потому и ненавистны мне большевики, что они провозгласили равенство людей… Это ведет к хаосу и разврату! Существует лишь единственная раса избранных — раса светлокожих арийцев, и немцы в ней — первые среди первых. Мы поставили перед собой задачу привести наш народ к мировому господству и уже близки к победе. Напрасно пытался Сталин добиться власти над всем миром моими руками. Фюрер германского народа без труда разгадал его дьявольский план и переиграл коварного азиата. Я не побоялся рискнуть принести в жертву немецкий народ, чтобы привести Германию к великой цели. Тот, кто сомневается в праве немцев главенствовать над другими, над человеческой мякиной, недочеловеками, будет безжалостно уничтожен!
Теперь мы у себя дома навели абсолютный порядок, — продолжал Гитлер при абсолютной тишине, воцарившейся за столом. — Слава богу, нет больше у нас и тени парламентской суеты, которая только мешала фюреру осуществлять великую миссию. Мы создали гениальную пропаганду, на которую не были способны старые партии. Эта система внедрения в головы немцев идей национал-социализма действует безупречно, она заменила насквозь прогнившую демагогию болтунов-депутатов. Народ в массе глуп и ленив, безволен и простодушен. Народ — большой ребенок, который даже наказание воспринимает как награду, если верит в авторитет фюрера-отца. Умелое сочетание кнута и пряника — вот секрет могущества того, кто взялся осуществлять родительский надзор за собственной нацией. А к тем, кого покорил великий рейх, больше кнута! Они должны еще и бояться хозяев, а вместо пряника пусть радуются куску хлеба и похлебке. Тот же, кто работает особо хорошо, в награду получит талоны на водку и табак. Да-да! В этом я вижу двойной смысл… Никакой медицинской помощи сброду восточных земель! Никаких прививок, минимум санитарии… И не жалеть шнапса для отличившихся на работе! Производство патронов обходится дороже производства спирта, которым мы довольно быстро и без особых затрат сократим население России.
— Гениальная мысль, мой фюрер! — воскликнул рейхсминистр Альфред Розенберг, когда Гитлер сделал паузу, остановив на нем взгляд.
— Постоянное потребление алкоголя славянскими работниками приведет к увеличению числа умственно неполноценных, — осторожно заметил Франц Гальдер. — Снизится качество трудовых ресурсов.
— Для умственно неполноценных в рейхе есть закон об их обязательной ликвидации, — не снимая возвышенного порыва ответил Гитлер. — Если мы очищаем нацию от психически больных немцев, то зачем нам делать исключение для русских дебилов? У Генриха найдутся специалисты и для подобных акций.
Рейхсфюрер Гиммлер молча кивнул.
19
Звание Героя Лапшов получил в конце марта. Тогда только-только пробили путь к Мясному Бору, а вскоре прибыл в дивизию комиссар Зуев.
— Ну, Афанасий Васильевич, поздравляю от души и рад безмерно, — сказал он полковнику Лапшову. — Полагаю, что всей армии от этой награды почет и уважение. Героев у нас пока не густо…
— Мало своих представляете, товарищ дивизионный комиссар, — смело ответил Лапшов, таким он был не только в бою, политначальства тоже не боялся. — Мне-то ведь за старые дела награда вышла…
— Знаю, — спокойно ответил Зуев. — За Чонгарский полк, за прошлогоднее лето. «Отвагу» тебе привез. Смотри, что в газете пишут. — И комиссар прочитал: — «С первых дней Великой Отечественной войны тов. Лапшов командует полком. Его полк в течение 29 дней вел упорные непрерывные бои. О размахе этого сражения говорят такие цифры. Полк выпустил по врагу 25 млн. патронов, 24 с половиной тысячи противотанковых снарядов, десятки тысяч снарядов и мин разных калибров.
Немцев приводило в ярость упорство советских воинов. За голову полковника Лапшова гитлеровцами была обещана награда в 50 тысяч марок».
— Мало оценили, мандрилы, — проворчал комдив. — Я им куда как больше ущерба причинил…
— Это точно, — согласился Зуев. — Ты посмотри, тут и про нынешние дела есть. Вот послушай: «Артиллеристы и снайперы, гранатометчики и пулеметчики Лапшова истребили за время боев более восьми тысяч немецких солдат и офицеров, подбили и захватили пятьдесят орудий разного калибра, в том числе шестнадцать тяжелых, уничтожили двенадцать танков, тридцать автомашин и тягачей. Зенитчики-лапшовцы имеют на счету двадцать пять сбитых немецких самолетов. В числе захваченных лапшовцами трофеев три миллиона патронов, сто повозок, склад с боеприпасами, двести километров телефонного кабеля, пятнадцать раций, сто тридцать велосипедов и мотоциклов…» Возьми на память, — протянул он газету, — Тут еще пишут, что ты немцев бьешь их снарядами.
— Верно пишут, — ухмыльнулся комдив. — До сих пор бью… А что делать, если своих не хватает. И вот эту оружию таскаю… — Он похлопал по магазину-рожку немецкого пистолета-пулемета, который висел у него на шее. — Намекал мне наш комиссар, получается, мол, что пропагандируешь как бы оружие врага, — продолжал он. — Да я не согласился. Удобная штука, я ее заместо нагана теперь держу. У вас нет возражений, товарищ член Военного совета?
— Носи, — махнул Зуев, — Что с тобой, Афанасий Васильевич, поделаешь…
Было что-то в Лапшове от взрослого ребенка, и комиссар это понимал. «Такими прежде святые были, — думал Зуев, когда торжественно вручал полковнику Золотую Звезду, — А в гражданскую из них Чапаевы выходили,, из подобных людей».
За ужином по случаю награды комдив показал Зуеву старую фотографию, в шестнадцатом году сделанную. Фуражка набекрень, лычки старшего унтера на погонах, бравые, задорные усы, брови вразлет, веточка сирени в петле гимнастерки на груди и три Георгиевских креста над левым карманом. Кавалер!
…В середине мая пришла на фронт другая весть: товарищ Сталин постановление Совнаркома подписал, по которому стал полковник Лапщов генерал-майором.
20
— Толпа любит, когда вождь не просит у нее, а требует, — сказал Гитлер. — Она уважает силу, а сильный берет сам то, что принадлежит ему по праву избранности. Мышление так называемой народной массы и действие ее определяются куда меньше трезвым размышлением, нежели эмоциональным ощущением. Поэтому наши идеологические службы должны обращаться в первую очередь к чувству народа, а уже потом и в куда меньшей степени к его рассудку. И не бойтесь лгать во имя высшей цели! Она всегда оправдывает средства… Чем больше лжи, чем величественнее она, тем скорее и бесповоротнее поверят в нее ваши подопечные.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138
Сегодняшний обед фюрера состоял из листиков салата, двух половинок редиса, Гитлер любил сочетание красного и белого в нем, молочного супа и отварной рыбы без гарнира. Ел фюрер неровно. То быстро прожевывал пищу, набрасывался на нее с одержимостью голодного человека, то забывал поднять вилку, увлекаясь разговором.
Еду Гитлер запивал минеральной водой. Он давным-давно отказался от спиртного и мяса, не пил даже пива, хотя путь его к власти начался из мюнхенских пивных Хофсброй и Бюргербройкеллер. В принципе, Гитлер был равнодушен к кулинарным премудростям. Он испытывал слабость только к тортам и пирожным, которые издавна закрепились в его сознании как символ сытной жизни, о ней он мечтал, ночуя под дунайскими мостами и обретаясь впроголодь в венских ночлежках.
Да, торты фюрер обожал. И хотя его личный врач не рекомендовал Гитлеру есть много сладкого, он объедался, когда по случаю каких-либо торжеств устраивал пиршества в кругу соратников. Вот и в минувший первомайский день, когда усталые возвратились они с парада, главный кондитер вождя потряс всех сюрпризом: он изготовил торт в виде Кремля. С каким поистине детским восторгом фюрер схватил нож и принялся кромсать зубчатые стены русской твердыни, отделяя приближенных кусками незавоеванной еще территории! Себе он выбрал Покровский собор, хотя его варварская красочность претила строгому художественному вкусу вождя.
Сегодня Гитлеру подали только небольшую порцию сладкого, он с грустью посматривал на нее, не решаясь попросить добавки: врачу вождь верил. Будучи сдержанным в быту, от принципиального трезвенничества до нормативной сексуальности, Гитлер сквозь пальцы смотрел на излишества и пороки верных янычаров — партайгеноссе. Не требовал от них и соблюдения диеты за тем столом, к которому приглашал разделить с ним трапезу.
Поощрял он и мужские разговоры. Сегодня даже заулыбался, когда Геринг, оттолкнувшись от замечания генерала Гальдера о трудностях мобилизационной кампании, — тот уже ставил вопрос о разбронировании части рабочих, занятых в военной промышленности, — вспомнил вдруг о трактатах двадцатых годов. Они проповедовали многоженство как главный принцип существования будущего «солдатского государства».
— История показала, что мы напрасно не взяли идеи этих авторов на вооружение, — прожевывая кусок сочного лангета, сказал рейхсмаршал. — Один средний немец мог бы без особого труда докрыть трех-четырех истинно германских матерей. И тогда ни одна здоровая немка, могущая выносить ребенка, не пустовала бы, уклоняясь от долга перед партией и народом.
— Местные власти и органы пропаганды поощряют зачатия женщин, не имеющих законных мужей, особенно от фронтовиков, прибывающих в рейх для проведения отпуска, — заметил Альфред Розенберг.
— Все это самодеятельность, — отмахнулся Геринг. — Процесс зачатия не так уж и прост, товарищи, чтобы пускать его на самотек… Тут нужна истинно немецкая практичность и четкий порядок.
— Ты прав, Герман, — согласился с рейхсмаршалом фюрер. — Стоит подумать над этим… Правда, Генриху прибавится работы. Придется бдительно следить за тем, чтобы соблюдалась расовая чистота плановых зачатий.
Он выразительно посмотрел на Гиммлера, и рейхсфюрер наклонил голову, показывая, что готов проделать и эту пусть и хлопотливую, но такую необходимую для могущества рейха работу.
Тут Гиммлер собрался было сообщить о том, что в медицинском управлении РСХА уже отработана и успешно осуществляется операция Soden Knaben — содовые мальчики. Искусственно зачатые дети были названы так потому, что врачи, опытные специалисты войск СС, брали сперму отборных представителей нордической расы и в содовом растворе вводили в матки тех немок, которые хотели ребенка, но по природной стыдливости не соглашались на половую связь с подобранным для зачатия партнером.
Отцом такого младенца записывали самого фюрера, и государство брало на себя обязательство заботиться о нем как о сыне вождя.
Рейхсфюрер знал, что Гитлеру понравится его инициатива, но говорить об этом сейчас не стал. Во-первых, Черный Генрих считал себя хорошо воспитанным человеком и полагал неприличным произносить за обеденным столом такие слова, как сперма, и ему подобные. А во-вторых, его осуществляемая уже идея произведет на фюрера больший эффект, если он поведает ее Гитлеру в разговоре наедине, когда ему, Гиммлеру, понадобится склонить вождя к какой-либо просьбе рейхсфюрера.
Упоминание о прошлом оживило Гитлера.
— Ты не забыл, Герман, как стрелял в потолок? — спросил он у Геринга.
Тот недоуменно воззрился на вождя, мысли заворочались в замутненном обильной пищей сознании, потом Геринг вспомнил и широко осклабился.
— В Бюргербройкеллере? — спросил он.
— Да, — сказал фюрер, не замечая, как ловко убирают со стола тарелки с остатками пищи, он вошел, что называется, в раж и не видел ничего вокруг, — тогда мы были молодыми, но хорошо понимали: миром управляет незыблемый принцип — у кого сила, тот и властелин. Потому и ненавистны мне большевики, что они провозгласили равенство людей… Это ведет к хаосу и разврату! Существует лишь единственная раса избранных — раса светлокожих арийцев, и немцы в ней — первые среди первых. Мы поставили перед собой задачу привести наш народ к мировому господству и уже близки к победе. Напрасно пытался Сталин добиться власти над всем миром моими руками. Фюрер германского народа без труда разгадал его дьявольский план и переиграл коварного азиата. Я не побоялся рискнуть принести в жертву немецкий народ, чтобы привести Германию к великой цели. Тот, кто сомневается в праве немцев главенствовать над другими, над человеческой мякиной, недочеловеками, будет безжалостно уничтожен!
Теперь мы у себя дома навели абсолютный порядок, — продолжал Гитлер при абсолютной тишине, воцарившейся за столом. — Слава богу, нет больше у нас и тени парламентской суеты, которая только мешала фюреру осуществлять великую миссию. Мы создали гениальную пропаганду, на которую не были способны старые партии. Эта система внедрения в головы немцев идей национал-социализма действует безупречно, она заменила насквозь прогнившую демагогию болтунов-депутатов. Народ в массе глуп и ленив, безволен и простодушен. Народ — большой ребенок, который даже наказание воспринимает как награду, если верит в авторитет фюрера-отца. Умелое сочетание кнута и пряника — вот секрет могущества того, кто взялся осуществлять родительский надзор за собственной нацией. А к тем, кого покорил великий рейх, больше кнута! Они должны еще и бояться хозяев, а вместо пряника пусть радуются куску хлеба и похлебке. Тот же, кто работает особо хорошо, в награду получит талоны на водку и табак. Да-да! В этом я вижу двойной смысл… Никакой медицинской помощи сброду восточных земель! Никаких прививок, минимум санитарии… И не жалеть шнапса для отличившихся на работе! Производство патронов обходится дороже производства спирта, которым мы довольно быстро и без особых затрат сократим население России.
— Гениальная мысль, мой фюрер! — воскликнул рейхсминистр Альфред Розенберг, когда Гитлер сделал паузу, остановив на нем взгляд.
— Постоянное потребление алкоголя славянскими работниками приведет к увеличению числа умственно неполноценных, — осторожно заметил Франц Гальдер. — Снизится качество трудовых ресурсов.
— Для умственно неполноценных в рейхе есть закон об их обязательной ликвидации, — не снимая возвышенного порыва ответил Гитлер. — Если мы очищаем нацию от психически больных немцев, то зачем нам делать исключение для русских дебилов? У Генриха найдутся специалисты и для подобных акций.
Рейхсфюрер Гиммлер молча кивнул.
19
Звание Героя Лапшов получил в конце марта. Тогда только-только пробили путь к Мясному Бору, а вскоре прибыл в дивизию комиссар Зуев.
— Ну, Афанасий Васильевич, поздравляю от души и рад безмерно, — сказал он полковнику Лапшову. — Полагаю, что всей армии от этой награды почет и уважение. Героев у нас пока не густо…
— Мало своих представляете, товарищ дивизионный комиссар, — смело ответил Лапшов, таким он был не только в бою, политначальства тоже не боялся. — Мне-то ведь за старые дела награда вышла…
— Знаю, — спокойно ответил Зуев. — За Чонгарский полк, за прошлогоднее лето. «Отвагу» тебе привез. Смотри, что в газете пишут. — И комиссар прочитал: — «С первых дней Великой Отечественной войны тов. Лапшов командует полком. Его полк в течение 29 дней вел упорные непрерывные бои. О размахе этого сражения говорят такие цифры. Полк выпустил по врагу 25 млн. патронов, 24 с половиной тысячи противотанковых снарядов, десятки тысяч снарядов и мин разных калибров.
Немцев приводило в ярость упорство советских воинов. За голову полковника Лапшова гитлеровцами была обещана награда в 50 тысяч марок».
— Мало оценили, мандрилы, — проворчал комдив. — Я им куда как больше ущерба причинил…
— Это точно, — согласился Зуев. — Ты посмотри, тут и про нынешние дела есть. Вот послушай: «Артиллеристы и снайперы, гранатометчики и пулеметчики Лапшова истребили за время боев более восьми тысяч немецких солдат и офицеров, подбили и захватили пятьдесят орудий разного калибра, в том числе шестнадцать тяжелых, уничтожили двенадцать танков, тридцать автомашин и тягачей. Зенитчики-лапшовцы имеют на счету двадцать пять сбитых немецких самолетов. В числе захваченных лапшовцами трофеев три миллиона патронов, сто повозок, склад с боеприпасами, двести километров телефонного кабеля, пятнадцать раций, сто тридцать велосипедов и мотоциклов…» Возьми на память, — протянул он газету, — Тут еще пишут, что ты немцев бьешь их снарядами.
— Верно пишут, — ухмыльнулся комдив. — До сих пор бью… А что делать, если своих не хватает. И вот эту оружию таскаю… — Он похлопал по магазину-рожку немецкого пистолета-пулемета, который висел у него на шее. — Намекал мне наш комиссар, получается, мол, что пропагандируешь как бы оружие врага, — продолжал он. — Да я не согласился. Удобная штука, я ее заместо нагана теперь держу. У вас нет возражений, товарищ член Военного совета?
— Носи, — махнул Зуев, — Что с тобой, Афанасий Васильевич, поделаешь…
Было что-то в Лапшове от взрослого ребенка, и комиссар это понимал. «Такими прежде святые были, — думал Зуев, когда торжественно вручал полковнику Золотую Звезду, — А в гражданскую из них Чапаевы выходили,, из подобных людей».
За ужином по случаю награды комдив показал Зуеву старую фотографию, в шестнадцатом году сделанную. Фуражка набекрень, лычки старшего унтера на погонах, бравые, задорные усы, брови вразлет, веточка сирени в петле гимнастерки на груди и три Георгиевских креста над левым карманом. Кавалер!
…В середине мая пришла на фронт другая весть: товарищ Сталин постановление Совнаркома подписал, по которому стал полковник Лапщов генерал-майором.
20
— Толпа любит, когда вождь не просит у нее, а требует, — сказал Гитлер. — Она уважает силу, а сильный берет сам то, что принадлежит ему по праву избранности. Мышление так называемой народной массы и действие ее определяются куда меньше трезвым размышлением, нежели эмоциональным ощущением. Поэтому наши идеологические службы должны обращаться в первую очередь к чувству народа, а уже потом и в куда меньшей степени к его рассудку. И не бойтесь лгать во имя высшей цели! Она всегда оправдывает средства… Чем больше лжи, чем величественнее она, тем скорее и бесповоротнее поверят в нее ваши подопечные.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138