Даже если так, от этих мыслей придется отказаться. Себе дороже обойдется, дружок.
Первые четверть часа мы ехали молча — шофер и телохранитель на переднем сиденье, а мы с Вороной на заднем. Лишь когда окончательно пропали из виду бетонные коробки складов фирмы «КДК» и нескончаемый глухой забор вокруг городка дивизии Дзержинского, Ворона беспокойно заворочался на сиденье и пробормотал:
— Спасибо вам, Яков Семенович. Век не забуду, что не сдали меня. И простите раздолбая христа ради…
Есть такой ораторский прием: если не знаешь, что сказать, — молчи. Держи паузу. Я пока не представлял себе, за что этот тип извиняется и тем более за что благодарит. Поэтому я выразительно промолчал. Басня Крылова «Ворона и Лисица» сейчас разыгрывается по облегченным для Лисицы правилам. Ей достаточно сидеть под деревом и помалкивать, сыр и так упадет. Давай, каркни во все воронье горло.
— Когда Михалыч вылез выступать, — покаянно загнусавил Ворона дальше, не дождавшись от меня никакой реакции, — я от страха чуть не обоссался. Все, думаю, кобздец мне. Сейчас вы словечечко скажете про «перехват» на Айвазовского — и нет меня. Михалыч бы меня лично придавил, как таракана. И сходняк бы не вступился…
Я продолжал игру в молчанку, хотя уже догадался, в чем дело. Сыр выпал. Но кусок был таким грязным и замусоленным, что Лисица побрезговала его поднять.
— Сам-то я не хотел, Яков Семенович, не хотел, больно мне надо… — суетливо продолжал Ворона, Уводя глазки куда-то в сторону. — Пацаны мои самодеятельность устроили с этим делом… а я им команды не давал. Слово чести, не давал я команды… нужен мне, что ли, этот тираж… — При упоминании о чести Ворона стал гнусавить сильнее обычного, отчего я и догадался, что он врет.
Наверняка он же все и придумал. Его счастье, что еще сам в дело не полез.
«Великолепную Анну» он хапнуть надумал. Стратег гундосый. Адмирал Нельсон криворукий.
Я по-прежнему не проронил ни слова, оставаясь для Вороны этаким воплощением немого укора. Да и что я мог сказать? Что Ворона дурак, раз шакалит под боком у Михалыча? Что рано или поздно ему свои же головенку открутят? Без толку и говорить, не поймет. Это он сейчас такой смирный, потому что проворонил тираж. А не случись в нужное время и в нужном месте Якова Семеновича Штерна — ходил бы Ворона гоголем.
— И еще вьетнамцы от рук отбились, — подождав немного, пожаловался мне этот перехватчик-неудачник. Мое долгое молчание явно приводило его в замешательство. — Нгуен, обезьяна старая, кредиты заморозил, на порог не пускает…
Я легонько пожал плечами, предоставляя Вороне право одному расхлебывать собственные проблемы. Сам удивляюсь, отчего бы это директору банка «Ханой» не раскрыть Вороне дружеских объятий? Наверное, принял мой позавчерашний звонок близко к сердцу. Чувствительный народ, эти вьетнамцы! Чуть что — обижаются.
Ворона вновь подождал, не скажу ли я ему чего-нибудь утешительного. Или просто хоть чего-нибудь. Я старательно молчал. Я вообще не смотрел в его сторону, а прилежно изучал бритый затылок Воронина телохранителя. Как раз позавчера я упаковывал в люк на улице Рогова трех пареньков примерно с такими же крепкими затылками.
— Пацанам, конечно, досталось, — точно в тон моим мыслям пробормотал Ворона, — ну, тем, которые без команды… Мерзавцам, значит, этим. Один теперь в реанимации, двое в ментуре, a еще один ногу сломал… В канализацию провалился, а там метра три…
Тут я позволил себе, наконец, прервать молчание.
— Смотреть надо было под ноги, — лениво посоветовал я. — Когда под ноги глядишь, ни в какую канализацию не провалишься.
Ворона шумно завозился рядом на сиденье.
— Яков Семенович! — жалобно простонал-прогундосил он. — Да откуда ж было знать?..
— Что знать? — сухо осведомился я.
— Что тираж у вас под контролем! Они-то думали, что там одна интеллигенция вшивая, надыбать у них груз как сморкнуться…
Я поморщился. Мне казалось, будто бы частный детектив Я.С. Штерн тоже в каком-то смысле интеллигент. Но у Вороны своя мерка. Интеллигент — это, стало быть, тот, у кого можно безболезненно отобрать имущество. А у кого нельзя — тот свой брат урка. Увы! Есть субъекты, которым до цивилизованного бизнеса — как до Пика Коммунизма. Вернее, Пика Капитализма.
— А с чего это вы взяли, господин Ворона, — вкрадчиво поинтересовался я, — что я вообще имею к этому отношение?
Ворона обиженно завздыхал.
— Яков Семенович, вы уж меня совсем за фраера держите, — объявил он. — Пацаны мои дуроломы, но я-то понятие имею. Как узнал я про сантехника, который им пистон вставил, я сразу и врубился. Ваш фирменный стиль, больше некому…
Воронины слова меня глубоко огорчили. Мало того что я — не интеллигент.
Теперь выясняется, и стиль мой уже известен каждой второй шпане. Скоро просто на улицу не выйдешь без того, чтобы кто-нибудь из прохожих тут же не начал объяснять всем остальным: это вон Яков Семенович, шлангом прикинутый. Должно быть, идет на задание… — Рр! Уж кому-кому, а частному детективу слава без надобности. Ну, разве что посмертная, для потомства.
— И какой же у меня фирменный стиль? мрачно спросил я у Вороны.
— Вы как человек-невидимка, — отпустил мне Ворона завистливый комплимент.
— Сроду не догадаешься, в каком виде вы появитесь и откуда васл можно ждать…
Комплимент мне понравился. И нравился до тех самых пор, пока я не припомнил кое-какие подробности из книжки про человека-невидимку. Таь, в конце описывался способ, как сделать этого друга видимым. Очень простой способ: садануть железным прутом по макушке.
— А скажите мне, господин Ворона, — сахарным голосом полюбопытствовал я, — вчера в машине «Скорой помощи» сидели тоже ваши пацаны? Которые, конечно, все делают сами, без вашей команды и вообще мерзавцы… Ну, ваши?!
В ту секунду, когда я без паузы перешел с сахарного тона на металлический, Ворона аж подпрыгнул на сиденье.
— Какая «Скорая помощь»? — изумленно прогундосил он. Мне почудилось, будто на его гнусавый нос нацепили еще и большую прищепку. — Я не понима-а-а…
— Обыкновенная «Скорая помощь», — объясни я этому недоумку. — Неужели никогда не видели Такая белая, с красной полосой и красным крестом на боку.
Вздумала со мной поиграть в кошки мышки.
— Нет-нет, Яков Семенович, это не мои! — Вс рона отчаянно всплеснул руками и чуть не заехал мне по носу. — Мы тут ни при чем, ей-богу, бля буду, ни при чем…
Как ни странно, но последнему Воронину утверждению я вдруг поверил. Надо было быть Смоктуновским, чтобы так мастерски сыграть изумление. Ворона же весь был как на ладошке, аж противно.
И сейчас он не соврал. Скорее всего тут действительно кто-то другой. Или что-то другое. И по-прежнему непонятна причина. То есть их наверняка не меньше сотни, и самых разных. Но мне бы хотелось знать всего одну — и настоящую. Чтобы больше не прыгать, как зайчик.
— Верю, — устало оборвал я его признания в совершеннейшей невиновности. — Этому — верю, но только этому.
Ворона просиял, словно я произвел его в генеральский чин. Он попытался еще что-то сказать, но я неделикатно отмахнулся.
— До города еще неблизко, господин Ворона, — зевнув, сообщил я. — Подремлю-ка я пока. Разбудите меня, когда доедем до Измайловского парка. А еще лучше довезите меня сразу до Рижской. Вас не затруднит?
— Об чем базар! — обрадованно загнусавил Ворона. — Может, вас прямо до дома подкинуть?
— Я бы был вам крайне признателен, — медленно и отчетливо проговорил я, — если бы вы меня подкинули именно до Рижской.
— Понимаю-понимаю, — закивал Ворона, — Не беспокойтесь, Яков Семенович. — Он сделал суетливый жест рукой, как будто поправлял несуществующую подушку.
Этот жест я еще увидел, но затем плотно прикрыл глаза, чтобы не видеть Воронину физиономию, на которой подобострастие бдва заметно мешалось с почтительнейшей ненавистью. Спать я не собирался, просто хотел подумать в тишине, без гнусавых Ворониных жалоб а судьбу-индейку. Не собирался, однако заснул. и проснулся только от осторожного шепота в ухо: «Яков Семенович, приехали. Рижская».
Я взглянул на часы и мысленно за себя порадовался. Успеваю. Теперь мне только две остановки проехать на 18-м троллейбусе, и я у цели. Будем у генерал-полковника в назначенный срок. Даже с пятиминутным опережением, если троллейбус не подведет.
— Будьте здоровы, — попрощался я с Вороной, его шофером и телохранителем, вылезая из авто. — И мой совет: не делайте больше глупостей. Сегодня на арбитраже я промолчал, но завтра кто-то обязательно не промолчит.
Ворона с готовностью.кивнул, но наверняка, пропустил мои слова мимо ушей.
Он, похоже, из тех, кто живет только сегодняшним днем. Ну, как знает. Даже великодушие Якова Семеновича имеет свои границы. В следующий раз его «самодеятельные» пацаны могут упасть не в люк, а, допустим, с десятого этажа.
Тогда и реанимация не понадобится…
Троллейбус не заставил себя ждать, а потому я подошел к дверям скромного особнячка на Сущевском валу ровно за десять минут до назначенного генерал-полковником срока. Я надеялся, что десяти-то минут мне хватит, чтобы добраться до знакомого кабинета без номера. В прошлый раз хватило ведь. Правда, в прошлый-то раз моим провожатым был бравый майор, а теперь мне пришлось в одиночестве преодолевать кордоны вооруженных леопардов с «кедрами» и «кипарисами». Причем каждый так и норовил профилактически съездить стволом по ребрам подозрительного носатого визитера. И, хотя пропуск мне был заготовлен, меня протащили сквозь сито обысков и проверок личности, после которых металлоискатель становился уже совершенно ненужной инстанцией. Я порадовался за наши спецслужбы. Раз уж так здорово охраняют тех, кто сам охраняет Президента, то, должно быть, безопасность Первого Лица у нас на высочайшем уровне. Что приятно. Ради этого можно и стерпеть невежливых леопардов.
В конечном итоге в кабину лифта я попал уже в те минуты, когда должен был бы входить в генерал-полковничью приемную. Соответственно и в приемную я угодил на десять минут позже срока, по пути еще поблуждав в коридорах второго этажа: оказалось, что доску одиноких объявлений — мой единственный ориентир — куда-то дели, и я дважды сворачивал не там, где надо. Лабиринт какой-то, а не коридоры Службы ПБ. Только Минотавра мне здесь не хватает для полноты ощущений.
За секретарским столом в приемной сидел все тот же вьюноша с техническими наклонностями. В прошлый раз он чинил телефонный аппарат, а сегодня пытался отремонтировать разбитый стул, у которого из четырех ножек осталось две.
Видимо, здесь и впрямь похозяйничал Минотавр.
— Добрый день! — отрывисто сказал я, еще не отдышавшись. — Моя фамилия Штерн. Мне назначено.
Юный секретарь Иван мельком глянул на меня и попытался дотянуться до телефона, не выпуская из рук стула-инвалида. Стул немедленно вырвался и упал с грохотом на пол. Тут же без постороннего вмешательства ожил селектор.
— Что за шум? — спросил строгий генерал-полковничий голос.
— Пришел человек по фамилии Штерн, — пискнул в микрофон секретарь Ваня.
— Хулиганит? — с тревогой осведомился генерал-полковник.
— Это я стул уронил, — честно признался секретарь. — случайно.
— Тогда Штерн пусть войдет, — распорядился голос Сухарева из селектора. — И так опоздал.
Я бодрой рысью проскользнул в кабинет. Кабинет и его хозяин господин Сухарев были, как прежде одинаково величественны. И, как и в прошлый раз генерал-полковник при первом моем приближении задвинул ящик своего номенклатурного стола. Я успел лишь заметить в ящике что-то белое и без фотографий. Значит не порнуха.А может, я все навыдумывал, и Его Превосходительство просто-напросто прячет от меня секретные документы? Скажем, меню Президента.
— Хорош! — покровительственно сказал генерал-полковник, знаком указав мне на кресло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
Первые четверть часа мы ехали молча — шофер и телохранитель на переднем сиденье, а мы с Вороной на заднем. Лишь когда окончательно пропали из виду бетонные коробки складов фирмы «КДК» и нескончаемый глухой забор вокруг городка дивизии Дзержинского, Ворона беспокойно заворочался на сиденье и пробормотал:
— Спасибо вам, Яков Семенович. Век не забуду, что не сдали меня. И простите раздолбая христа ради…
Есть такой ораторский прием: если не знаешь, что сказать, — молчи. Держи паузу. Я пока не представлял себе, за что этот тип извиняется и тем более за что благодарит. Поэтому я выразительно промолчал. Басня Крылова «Ворона и Лисица» сейчас разыгрывается по облегченным для Лисицы правилам. Ей достаточно сидеть под деревом и помалкивать, сыр и так упадет. Давай, каркни во все воронье горло.
— Когда Михалыч вылез выступать, — покаянно загнусавил Ворона дальше, не дождавшись от меня никакой реакции, — я от страха чуть не обоссался. Все, думаю, кобздец мне. Сейчас вы словечечко скажете про «перехват» на Айвазовского — и нет меня. Михалыч бы меня лично придавил, как таракана. И сходняк бы не вступился…
Я продолжал игру в молчанку, хотя уже догадался, в чем дело. Сыр выпал. Но кусок был таким грязным и замусоленным, что Лисица побрезговала его поднять.
— Сам-то я не хотел, Яков Семенович, не хотел, больно мне надо… — суетливо продолжал Ворона, Уводя глазки куда-то в сторону. — Пацаны мои самодеятельность устроили с этим делом… а я им команды не давал. Слово чести, не давал я команды… нужен мне, что ли, этот тираж… — При упоминании о чести Ворона стал гнусавить сильнее обычного, отчего я и догадался, что он врет.
Наверняка он же все и придумал. Его счастье, что еще сам в дело не полез.
«Великолепную Анну» он хапнуть надумал. Стратег гундосый. Адмирал Нельсон криворукий.
Я по-прежнему не проронил ни слова, оставаясь для Вороны этаким воплощением немого укора. Да и что я мог сказать? Что Ворона дурак, раз шакалит под боком у Михалыча? Что рано или поздно ему свои же головенку открутят? Без толку и говорить, не поймет. Это он сейчас такой смирный, потому что проворонил тираж. А не случись в нужное время и в нужном месте Якова Семеновича Штерна — ходил бы Ворона гоголем.
— И еще вьетнамцы от рук отбились, — подождав немного, пожаловался мне этот перехватчик-неудачник. Мое долгое молчание явно приводило его в замешательство. — Нгуен, обезьяна старая, кредиты заморозил, на порог не пускает…
Я легонько пожал плечами, предоставляя Вороне право одному расхлебывать собственные проблемы. Сам удивляюсь, отчего бы это директору банка «Ханой» не раскрыть Вороне дружеских объятий? Наверное, принял мой позавчерашний звонок близко к сердцу. Чувствительный народ, эти вьетнамцы! Чуть что — обижаются.
Ворона вновь подождал, не скажу ли я ему чего-нибудь утешительного. Или просто хоть чего-нибудь. Я старательно молчал. Я вообще не смотрел в его сторону, а прилежно изучал бритый затылок Воронина телохранителя. Как раз позавчера я упаковывал в люк на улице Рогова трех пареньков примерно с такими же крепкими затылками.
— Пацанам, конечно, досталось, — точно в тон моим мыслям пробормотал Ворона, — ну, тем, которые без команды… Мерзавцам, значит, этим. Один теперь в реанимации, двое в ментуре, a еще один ногу сломал… В канализацию провалился, а там метра три…
Тут я позволил себе, наконец, прервать молчание.
— Смотреть надо было под ноги, — лениво посоветовал я. — Когда под ноги глядишь, ни в какую канализацию не провалишься.
Ворона шумно завозился рядом на сиденье.
— Яков Семенович! — жалобно простонал-прогундосил он. — Да откуда ж было знать?..
— Что знать? — сухо осведомился я.
— Что тираж у вас под контролем! Они-то думали, что там одна интеллигенция вшивая, надыбать у них груз как сморкнуться…
Я поморщился. Мне казалось, будто бы частный детектив Я.С. Штерн тоже в каком-то смысле интеллигент. Но у Вороны своя мерка. Интеллигент — это, стало быть, тот, у кого можно безболезненно отобрать имущество. А у кого нельзя — тот свой брат урка. Увы! Есть субъекты, которым до цивилизованного бизнеса — как до Пика Коммунизма. Вернее, Пика Капитализма.
— А с чего это вы взяли, господин Ворона, — вкрадчиво поинтересовался я, — что я вообще имею к этому отношение?
Ворона обиженно завздыхал.
— Яков Семенович, вы уж меня совсем за фраера держите, — объявил он. — Пацаны мои дуроломы, но я-то понятие имею. Как узнал я про сантехника, который им пистон вставил, я сразу и врубился. Ваш фирменный стиль, больше некому…
Воронины слова меня глубоко огорчили. Мало того что я — не интеллигент.
Теперь выясняется, и стиль мой уже известен каждой второй шпане. Скоро просто на улицу не выйдешь без того, чтобы кто-нибудь из прохожих тут же не начал объяснять всем остальным: это вон Яков Семенович, шлангом прикинутый. Должно быть, идет на задание… — Рр! Уж кому-кому, а частному детективу слава без надобности. Ну, разве что посмертная, для потомства.
— И какой же у меня фирменный стиль? мрачно спросил я у Вороны.
— Вы как человек-невидимка, — отпустил мне Ворона завистливый комплимент.
— Сроду не догадаешься, в каком виде вы появитесь и откуда васл можно ждать…
Комплимент мне понравился. И нравился до тех самых пор, пока я не припомнил кое-какие подробности из книжки про человека-невидимку. Таь, в конце описывался способ, как сделать этого друга видимым. Очень простой способ: садануть железным прутом по макушке.
— А скажите мне, господин Ворона, — сахарным голосом полюбопытствовал я, — вчера в машине «Скорой помощи» сидели тоже ваши пацаны? Которые, конечно, все делают сами, без вашей команды и вообще мерзавцы… Ну, ваши?!
В ту секунду, когда я без паузы перешел с сахарного тона на металлический, Ворона аж подпрыгнул на сиденье.
— Какая «Скорая помощь»? — изумленно прогундосил он. Мне почудилось, будто на его гнусавый нос нацепили еще и большую прищепку. — Я не понима-а-а…
— Обыкновенная «Скорая помощь», — объясни я этому недоумку. — Неужели никогда не видели Такая белая, с красной полосой и красным крестом на боку.
Вздумала со мной поиграть в кошки мышки.
— Нет-нет, Яков Семенович, это не мои! — Вс рона отчаянно всплеснул руками и чуть не заехал мне по носу. — Мы тут ни при чем, ей-богу, бля буду, ни при чем…
Как ни странно, но последнему Воронину утверждению я вдруг поверил. Надо было быть Смоктуновским, чтобы так мастерски сыграть изумление. Ворона же весь был как на ладошке, аж противно.
И сейчас он не соврал. Скорее всего тут действительно кто-то другой. Или что-то другое. И по-прежнему непонятна причина. То есть их наверняка не меньше сотни, и самых разных. Но мне бы хотелось знать всего одну — и настоящую. Чтобы больше не прыгать, как зайчик.
— Верю, — устало оборвал я его признания в совершеннейшей невиновности. — Этому — верю, но только этому.
Ворона просиял, словно я произвел его в генеральский чин. Он попытался еще что-то сказать, но я неделикатно отмахнулся.
— До города еще неблизко, господин Ворона, — зевнув, сообщил я. — Подремлю-ка я пока. Разбудите меня, когда доедем до Измайловского парка. А еще лучше довезите меня сразу до Рижской. Вас не затруднит?
— Об чем базар! — обрадованно загнусавил Ворона. — Может, вас прямо до дома подкинуть?
— Я бы был вам крайне признателен, — медленно и отчетливо проговорил я, — если бы вы меня подкинули именно до Рижской.
— Понимаю-понимаю, — закивал Ворона, — Не беспокойтесь, Яков Семенович. — Он сделал суетливый жест рукой, как будто поправлял несуществующую подушку.
Этот жест я еще увидел, но затем плотно прикрыл глаза, чтобы не видеть Воронину физиономию, на которой подобострастие бдва заметно мешалось с почтительнейшей ненавистью. Спать я не собирался, просто хотел подумать в тишине, без гнусавых Ворониных жалоб а судьбу-индейку. Не собирался, однако заснул. и проснулся только от осторожного шепота в ухо: «Яков Семенович, приехали. Рижская».
Я взглянул на часы и мысленно за себя порадовался. Успеваю. Теперь мне только две остановки проехать на 18-м троллейбусе, и я у цели. Будем у генерал-полковника в назначенный срок. Даже с пятиминутным опережением, если троллейбус не подведет.
— Будьте здоровы, — попрощался я с Вороной, его шофером и телохранителем, вылезая из авто. — И мой совет: не делайте больше глупостей. Сегодня на арбитраже я промолчал, но завтра кто-то обязательно не промолчит.
Ворона с готовностью.кивнул, но наверняка, пропустил мои слова мимо ушей.
Он, похоже, из тех, кто живет только сегодняшним днем. Ну, как знает. Даже великодушие Якова Семеновича имеет свои границы. В следующий раз его «самодеятельные» пацаны могут упасть не в люк, а, допустим, с десятого этажа.
Тогда и реанимация не понадобится…
Троллейбус не заставил себя ждать, а потому я подошел к дверям скромного особнячка на Сущевском валу ровно за десять минут до назначенного генерал-полковником срока. Я надеялся, что десяти-то минут мне хватит, чтобы добраться до знакомого кабинета без номера. В прошлый раз хватило ведь. Правда, в прошлый-то раз моим провожатым был бравый майор, а теперь мне пришлось в одиночестве преодолевать кордоны вооруженных леопардов с «кедрами» и «кипарисами». Причем каждый так и норовил профилактически съездить стволом по ребрам подозрительного носатого визитера. И, хотя пропуск мне был заготовлен, меня протащили сквозь сито обысков и проверок личности, после которых металлоискатель становился уже совершенно ненужной инстанцией. Я порадовался за наши спецслужбы. Раз уж так здорово охраняют тех, кто сам охраняет Президента, то, должно быть, безопасность Первого Лица у нас на высочайшем уровне. Что приятно. Ради этого можно и стерпеть невежливых леопардов.
В конечном итоге в кабину лифта я попал уже в те минуты, когда должен был бы входить в генерал-полковничью приемную. Соответственно и в приемную я угодил на десять минут позже срока, по пути еще поблуждав в коридорах второго этажа: оказалось, что доску одиноких объявлений — мой единственный ориентир — куда-то дели, и я дважды сворачивал не там, где надо. Лабиринт какой-то, а не коридоры Службы ПБ. Только Минотавра мне здесь не хватает для полноты ощущений.
За секретарским столом в приемной сидел все тот же вьюноша с техническими наклонностями. В прошлый раз он чинил телефонный аппарат, а сегодня пытался отремонтировать разбитый стул, у которого из четырех ножек осталось две.
Видимо, здесь и впрямь похозяйничал Минотавр.
— Добрый день! — отрывисто сказал я, еще не отдышавшись. — Моя фамилия Штерн. Мне назначено.
Юный секретарь Иван мельком глянул на меня и попытался дотянуться до телефона, не выпуская из рук стула-инвалида. Стул немедленно вырвался и упал с грохотом на пол. Тут же без постороннего вмешательства ожил селектор.
— Что за шум? — спросил строгий генерал-полковничий голос.
— Пришел человек по фамилии Штерн, — пискнул в микрофон секретарь Ваня.
— Хулиганит? — с тревогой осведомился генерал-полковник.
— Это я стул уронил, — честно признался секретарь. — случайно.
— Тогда Штерн пусть войдет, — распорядился голос Сухарева из селектора. — И так опоздал.
Я бодрой рысью проскользнул в кабинет. Кабинет и его хозяин господин Сухарев были, как прежде одинаково величественны. И, как и в прошлый раз генерал-полковник при первом моем приближении задвинул ящик своего номенклатурного стола. Я успел лишь заметить в ящике что-то белое и без фотографий. Значит не порнуха.А может, я все навыдумывал, и Его Превосходительство просто-напросто прячет от меня секретные документы? Скажем, меню Президента.
— Хорош! — покровительственно сказал генерал-полковник, знаком указав мне на кресло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67