Я понадеялся, что больше мне на пути домой алкогольно озабоченные (либо мучимые похмель-ным любопытством) граждане не попадутся. Но один все-таки попался. Он огромным кулем валялся на асфальте — в том самом месте, где от асфальтовой реки большой пешеходной дороги ответвляется приток, ведущий к моему дому. Нельзя сказать, будто я люблю алкоголиков. Скорее я их не люблю. Но все-таки было бы досадно, если человеку случайный пешеход-пусть и не медведьотдавит ухо.
— Эй, дружище! — наклонился я над алкашом. Тот неожиданно открыл один глаз, оглядел меня и абсолютно трезвым шепотом осведомился:
— Вы — Штерн?
Я тотчас отпрянул, готовый к немедленной обороне. Среди местных алкашей частный детектив Я.С. Штерн известностью не пользуется. Значит, этот тип не местный. И, судя по отсутствию запаха сивухи, не алкаш.
— Допустим, — сказал я. —Допустим, Штерн. Алкаш мигом поднялся и в стоячем положении оказался здоровенным детиной. Томмазо, шкаф-телохранитель графа Паоло Токарева, по сравнению с этим квадратным амбалом, выглядел скромным шкафчиком для кухонной посуды. Если он сейчас на меня накинется, мне придется туговато.
— Мы отсюда… будем уходить, Штерн, — проговорил супершкаф с непонятной интонацией. Казалось, ему при разговоре приходится старательно подбирать каждое слово. Как будто иностранцу. Или нет: как игроку в «барыню». «Да» и «нет» не говорить, «черное» с «белым» не брать. Только этот. игрок избегал в разговоре совсем других слов.
— Куда уходить? — полюбопытствовал я.
— Отсюда… уходить… — озираясь, сказал не-алкаш. Следующие предложения дались ему легче:
— Они ваш дом окружили, две машины… Очень непрофессионально… Человек десять народа, я наблюдал.
Я осторожно глянул из-за кустов в сторону своего дома, до которого мне оставалось метров девятьсот, если по прямой. Похоже, таинственный шкафище был прав: лучше бы мне слинять. В такое время в нашем «спальном» районе не бывает столько праздношатающихся граждан. Особенно неподалеку от моего подъезда.
— А вы кто такой, собственно? — спросил я у амбала. Как ни странно, этот тип не вызывал у меня ощущения близкой опасности. Скорее — непонятной жалости.
И в подобных случаях интуиция меня обычно не подводила.
— Не будем… задавать вопросов, — в прежней необычной манере произнес тип-шкафище. — Нам надо… быть… в безопасности. Мне надо с вами поговорить…
Я пожал плечами и направился побыстрее прочь отсюда. Тип, отряхиваясь, двинулся за мной. Метрах в двухстах от входа в метро располагался славный девятиэтажный домик. В разгар рабочего дня на лестничных площадках дома народа практически не бывало. Когда я не хотел вести своего информатора домой, я обычно поднимался с ним на несколько пролетов вверх и выслушивал его здесь. И тихарю было хорошо — метро рядом, и мне удобно — мой дом поблизости.
Впрочем, мой новый знакомый совсем не напоминал обычного информатора. И разговор со мной он начал с неожиданного поступка. Он вытащил из кармана своего грязноватого лапсердака новенькие наручники и приковал собственную руку к батарее. Ключ от наручников был передан мне.
— И что дальше? — осведомился я. Шкаф не был похож на мазохиста и, очевидно, знал, что делает. Непохоже было, что он намеревается попросить немного побить себя.
— Лучше бы, конечно, железная клетка, — бледно улыбнулся амбал. — Сильный я… Ну, ладно.
— Так что у вас там? Хотите рассказывать — давайте рассказывайте, — нетерпеливо предложил я и едва сумел отскочить. С неожиданной прытью шкафище дернулся, лишь наручник сумел сдержать его пыл.
— Забыл… предупредить, — поспешно произнес амбал. — Я бы на вашем месте… избегал бы… просьб. И тем более приказов. Любых.
Последние слова амбала сильно поспособствовали просветлению в моих мозгах.
В кроссворде, тут же возникшем у меня перед глазами, белых незаполненных клеточек уже почти не осталось. Вертикали пересеклись с горизонталями, образовав на стыках новые буквы. Буквы наращивали вокруг себя новые слова…
— Вы — маньяк Ч.? — вдруг сообразил я. — По радио говорили.
— Маньяк и есть, — согласился амбал. — Особо опасный, бежал из спецклиники… Только я им не пацан какой из деревни, а кадровый офицер! И когда потом майор наш, Молчанов, меня насчет вас надоумил…
Только теперь я понял смысл разговора, некогда подслушанного в машине Службы ПБ: «…уже второй случай за неделю… И куда его теперь? Отдадут Дуремару?..»
Буква Ч, возникнув на перекрестье параллелей и меридиан, со звонким щелчком образовала новое слово.
— Ваша фамилия — Чаплин! — даже не спросил, а сказал я.
Амбал, похоже, не удивился моей прозорливости. Возможно, он полагал, что частный детектив вроде меня и обязан знать все.
— Чаплин, — хмуро проговорил он. — Палата номер двенадцать, бокс "Z".
Неконтролируемая агрессивность это называется… Обстрелял из табельного «кедра» книжный лоток, на Савеловском…
— Вам приказали это сделать? — медленно, очень осторожно спросил я.
— Нет, — все так же хмуро ответил майор. Как видно, ему было очень неприятно все это вспоминать. — Я получил по рации другой приказ… я это отлично помню — другой…
— Так почему же вы стреляли? — Я внимательно смотрел на огромные чаплинские руки. В таких руках автомат «кедр» выглядел бы очень маленьким.
— Не знаю почему, — с усилием произнес Чаплин. — Не знаю. Нипочему.
Последнее слово аккуратно поместилось в последних пустых клеточках моего кроссворда.
Н-и-п-о-ч-е-м-у. Восемь букв. Восемь бед — один ответ. И кто-то, уверяю, за все ответит.
Глава пятая ДЕРЕВЯННЫЕ СОЛДАТЫ Не сказал бы, что приняли меня здесь с распростертыми объятиями. Мне даже не предложили присесть.
— Только давай покороче, — сказано было вместо «здравствуйте». — Без лирики, по существу. Я пока не уловил, чего ты хочешь. Еще один орденок, что ли?
Его Превосходительство начальник Службы президентской безопасности генерал-полковник Анатолий Васильевич Сухарев стоял у окна того же самого кабинета филиала ПБ на Сущевском валу, где мы с ним уже два раза имели удовольствие встречаться. Сейчас Человек номер 3 (после Президента и премьера) глядел на меня гораздо менее приветливо, чем прежде. Вероятно, происходило это потому, что первые два наших свидания состоялись по его инициативе и даже под его нажимом, зато сегодняшнее — исключительно по моему, Штерна, хотению. Я хорошо понимал настроение генерал-полковника: в этом кабинете все обязано было совершаться лишь по воле самого генерал-полковника. Мой телефонный звонок по номеру два-восемь-четыре четыре-восемь семь-четыре и сверхкраткий телефонный разговор с Анатолием Васильевичем поставили того перед необходимостью нарушить добрую традицию.
— Ну, чего молчишь? — Начальник Службы ПБ посмотрел на циферблат. — Даю тебе три минуты… Уже две минуты и пятьдесят секунд…
Я не мог допустить, чтобы взрослый и солидный человек на хорошей должности и дальше озвучивал свою секундную стрелку-для какого-то там Штерна.
— Не надо больше орденов, — смиренно проговорил я. — Как раз наоборот. Я и первую награду пришел вернуть… — Из кармана я достал картонную коробочку с «Дружбой народов» и положил ее на сухаревский стол, рядом с батареей телефонов.
— Так, значит… — генерал-полковник перестал смотреть на свои часы и посмотрел на меня. Как и во время наших предыдущих встреч в этом кабинете, руководитель Службы ПБ был в элегантном штатском. О его звании напоминала разве что великолепная генеральская фуражка с золотым орлом на тулье, одиноко висящая на вешалке в углу комнаты. — Та-ак, значит… Комедию пришел ломать. Интересная штука получается. Значит, государственную награду не ценишь. Та-ак…
Последнее «та-ак» в устах господина Сухарева прозвучало почти зловеще.
— Очень даже ценю, — поспешил не согласиться я. — Потому и решил вернуть, после долгих колебаний. Не заслужил. Не оправдал доверия.
— Что значит «не оправдал»? — с удивлением переспросил генерал-полковник.
— Какой осел тебе это сказал?
Пришлось признаться Анатолию Васильевичу, что до этой ослиной мысли Яков Семенович Штерн допер сам. Собственными мозгами.
— Иди домой и прочисти себе мозги, — немедленно посоветовал мне генерал-полковник. — Кухонным ершиком. И забудь обо всем. Не знаю уж, кто тебе что наболтал. У меня к тебе претензий нет. Я тебе дал поручение, ты его выполнил…
— Плохо выполнил, — потупившись, объяснил я. — Некачественно выполнил, много про «Тетрис» не узнал. Времени, правда, маловато было…
— Я сказал «претензий нет» — значит, нет, — уже с заметным раздражением в голосе сказал Сухарев. — Забирай обратно орден и шагом марш отсюда! — Видимо, Анатолий Васильевич все еще полагал, будто частного сыщика Штерна одолел внезапный приступ трезвого интеллигентского самокопания. Типа того, что у нормального человека начинается только от полулитра и выше, когда упомянутый человек принимается бить себя в грудь, орать: «Я сволочь! Я неудачник! Я изменяю жене!» — и уже готов разгрызть стеклянный стакан.
Мне предстояло рассеять генерал-полковничье заблуждение. На Якова Семеновича Штерна, конечно, находят подчас припадки нездоровой самокритики, но более чем странным шагом с его стороны было бы избирать своим наперсником начальника Службы президентской безопасности.
— Пло-охо я поработал, — с упрямством старого зануды повторил я. — Паршиво. Мне бы про монстров побольше узнать, а я так, по верхам… А монстры — они, Анатолий Васильевич, и в Африке монстры. Не говоря уж про Москву…
Если бы я надеялся, что после моих слов генерал-полковник сильно переменится в лице, подскочит ко мне, схватит за лацканы моего пиджака из ГУМа и станет трясти изо всех сил, то я бы, конечно, просчитался. С нервами у начальника Службы ПБ, как я и предполагал, все было в порядке. Сухарев всего лишь заметно сощурился и теперь рассматривал меня, словно сквозь невидимый прицел.
— В досье-то на тебя правильно написали, — сообщил он. — Дотошный, пронырливый. Всюду сует свой длинный нос… Да-а, недооценил я длины носа.
Ошибся в тебе.
— И не только во мне, — как бы между прочим проронил я. — Вообще вы наделали массу ошибок… Впрочем, виноват, — я озабоченно посмотрел на часы. — И так я у вас отнял уже лишних полторы минуты. Орден оставляю здесь, на столе.
Подпишите мне пропуск, и я пойду.
Расчеты мои вполне оправдались. После таких слов только уж полный идиот или сверхчеловек могли бы отпустить меня подобру-поздорову без объяснений.
Генерал-полковник Сухарев ни идиотом, ни суперменом не был.
— Ничего-ничего, — задушевно проговорил он. — Я не тороплюсь… Что ты там сказал насчет ошибок?
Теперь мне предстояло закрепить свой маленький успех.
— История будет длинной, — предупредил я хозяина кабинета. — И вам, боюсь, слушать ее будет не очень-то приятно.
— Да ты и сам, Штерн, — человечек неприятный, — разлюбезным тоном заметил Сухарев. — И то я пока терплю.
Я принял к сведению генерал-полковничий комплимент и сказал:
— Итак. Представьте себе, что я — это вы, Анатолий Васильевич Сухарев, начальник ПБ и тэ дэ, и тэ пэ.
С этими словами я снял генеральскую фуражку с вешалки и нахлобучил ее себе на голову. Фуражка, между прочим, сидела на мне как влитая. Как будто голова моя уже созрела до такого роскошного головного убора с золотым орлом.
— Хулиганишь? — тихо полюбопытствовал настоящий Анатолий Васильевич.
— Вживаюсь в образ, — объяснил я. — По системе старика Станиславского.
Зерно образа, предлагаемые обстоятельства… — Для полноты ощущений я даже обогнул Сухаревский стол и уселся в пустое сухаревское кресло. По правде говоря, дело было не только в Станиславском и его системе. Просто я надеялся, что хотя бы во время моего рассказа у генерал-полковника не возникнет внезапного желания позвонить по прямой линии Президенту — во-он по тому белому аппарату с российским гербом вместо наборного диска.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67