Повинуясь третьему импульсу, Анино тело сгруппировалось и, к удивлению мозга, буквально взлетело наверх.
Не прошло и минуты, как Аня неслась вдоль забора к дороге.
Добежала. Обернулась, чтобы проверить, не гонятся ли за ней. Вроде, чисто! Оторвалась, — с гордостью подумала Аня и дунула по шоссе в сторону железной дороги.
Хоть тут повезло! Она оказалась всего в пятнадцати минутах бега, самое же удивительное, что это была не просто ветка железнодорожного полотна, это была станция «…1 км». Какой именно километр, разобрать было невозможно, потому что покосившаяся вывеска на столбе была почти сплошь исписана матерными словами. На этом везение не закончилось — стоило Ане взбежать на пустынную платформу, как совсем близко просвистел тепловозный гудок: низкий, протяжный. Значит, идет электричка, потому что товарные и пассажирские издают более резкие звуки.
Электричка (а это была именно она) остановилась, двери раскрылись, Аня вскочила в тамбур, глянула через стекло в вагон: народу было много, но свободные места имелись. По этому она прошла внутрь, примостилась на первую попавшуюся лавочку и обратилась к соседке, пожилой женщине в фуфайке:
— До Москвы далеко?
— Не очень, — почему-то рассмеялась соседка.
— А сколько остановок?
— Пять, шесть, только в обратную сторону…
Аня застонала — все ее сегодняшнее везение псу (или зарытой под будкой собаке) под хвост. Судьба-злодейка перекрыла кран фарта, решив что и так выдала его больше, чем за предыдущие двадцать три года… Значит, не видать ей Ане Клюевки, не видать!
— Эх, не видать мне Клюевки! — вслух повторила она.
— Так тебе в Москву или в Клюевку? — среагировала на ее реплику соседка.
— А что?
— Если в Клюевку, то тебе через четыре остановки выходить…
Ах, зря Аня на судьбу наговаривала, не кончилось ее везение на полпути! Согреваемая это мыслью, девушка выскочила в тамбур — ей всегда казалось, что, когда сидишь, время тянется медленнее.
Когда поезд, наконец, остановился на станции Клюевка, Аня не только извелась от нетерпения, но и наглоталась вонючего сигаретного дыма, выдыхаемого двумя мужскими глотками — не смотря на запрет, мужики смолили в тамбуре без всякой боязни.
Выйдя на платформу, Аня огляделась: где находится кооператив, она понятия не имела, но надеялась, что не очень далеко от станции. Однако в обозреваемых окрестностях были только аккуратные частные дома, совсем не похожие на садовые дачки. Значит, надо немного пройти вглубь деревни: либо наткнется на «Усадьбу», либо спросит у кого.
Аня спустилась с платформы, свернула в первый попавшийся проулок, и вышла по нему к замерзшей речушке с хлипким мостиком. Аккуратно перейдя по нему на другой берег, она двинулась по протоптанной дорожке дальше. Завернув за заброшенную рефрижераторную будку, Аня остановилась — перед ней вырос забор из колючей проволоки. Столбы, на которых она держалась, через один были повалены, стоявшие же поражали своей трухлявостью. За забором имелись такие же запущенные (некоторые без дверей, почти все без окон) домушки. Кое-где из снега торчали ржавее бочки, остовы теплиц…
Видимо, это и был садовый кооператив «Усадьба», заброшенный несколько лет назад.
Перешагнув через повалившийся столб, Аня ступила на его территорию. Вернее, сначала провалилась по колено в снег, а потом, когда ботинок коснулся земли, ступила. С трудом передвигая ноги, побрела к торчащей из сугроба будке. Хотелось верить, что это именно та, о которой писала бабуся.
Добравшись до конуры, Аня разгребла снег у ее бока, подсунула лопату под дно, потянула вверх… Будка поддалась, но с трудом. Не примерзла, что хорошо, но тяжелая, что, безусловно, плохо. Значит сначала необходимо расчистить снег вокруг, смести его с крыши, а уж потом пытаться будку двигать. Взяв лопатку двумя руками, Аня начала расшвыривать снег.
Спустя пятнадцать минут собачий домик был сдвинут — показался квадрат мокрой земли. Примерившись, Аня вонзила лопату в самый его центр.
Копать оказалось сложнее, чем она предполагала. Земля была мерзлая, лопатка маленькая, ко всему прочему сил у Ани осталось совсем немного. Проковырявшись больше получаса, горе-копательница не углубилась больше, чем на тридцать сантиметров. Такими темпами закончит она только к утру!
Стало темнеть. Аня зажгла фонарь. В его тусклом свете разглядела на своих ладонях мозоли, но вид страшных волдырей ее не остановил — раз надо вырыть собаку для собственного блага, значит выроем!
Когда «Усадьба» погрузилась в вечернюю темноту, Аня добралась до своей цели. На метровой глубине в земле покоился довольно крупный полиэтиленовый сверток. Аня опасливо ткнула его черенком лопаты. На собачий труп, вроде, не похоже, а на что похоже не ясно…
Покряхтывая, Аня начала вытаскивать его из ямы.
Вытащила. Развернула полиэтилен. Под ним был холщевый мешок, под мешком бумага. Сорвав ее, Аня чуть не закричала. На снегу сидела собака! Толстая коричневая псина породы бульдог. Ее лобастая голова была повернута на бок, будто она примеривается за какое место лучше Аню укусить.
Когда первый страх прошел, Анюта смогла разглядеть, что бульдожка сделана из керамики. Эдакая крупная копилка в форме собаки — на ее хребте имелась заклеенная скотчем прорезь для денег. Аня подняла псину со снега (тяжелая оказалась, зараза!), встряхнула. Внутри что-то взыкнуло, но не деньги, и уж тем более не драгоценности. Оторвав от края прорези скотч, Аня заглянула в нутро собаки. Что-то блеснуло, но опять же не золото, а будто фольга…
Тут фонарь резко погас, очевидно, батарейка села, и Аня перестала видеть не только содержимое копилки, но и свои руки. Надо выбираться, решила она. Собакой займемся позже!
Кое-как доковыляв до забора, Аня перелезла через столб и выбралась на тропу. К счастью, вечер был не очень темным, и глаза, привыкшие к мраку, сумели разглядеть дорогу: поворот, мостик, проулок, платформа. Добралась! Вот и станционная домушка, естественно, не работающая, хорошо хоть расписание было вывешено снаружи. Аня подошла к нему вплотную, стала изучать… Когда прочла, что последняя электричка до Москвы ушла полтора часа назад, не поверил, решила, что не правильно разобрала цифры. Пришлось лезть в сумку за спичками. Зажгла одну, приблизила к расписанию… Так и есть, ушла! А следующая только в половине девятого утра! Какой кошмар! Одна-одинешенька (бульдожка не в счет) в богом забытом уголке, где даже вокзала нет…
И что ей теперь делать? Как ехать в Москву?
Аня начала озираться по сторонам, в надежде отыскать стоянку такси или хотя бы одинокого частника, она знала, что на полустанках иногда дежурят мужчины, подрабатывающие извозом, но в Клюеевке, как выяснилось, зарабатывать на хлеб таким сомнительным способом желающих не было — ни оной машины поблизости не стояло. Зато чуть в стороне от станционного домика Аня увидела магазин, судя по ярко освещенному окошку, работающий. Она направилась к нему. Деньги у нее имелись, так что можно было купить что-нибудь поесть и попить, да и погреться не мешало — во влажной одежде Аня стала замерзать.
Магазинчик был бедненьким, это Аня поняла, когда вошла. Два прилавка: с колбасой и рыбой, холодильник с мороженым и пельменями и батарея бутылок за спиной у тучной наскоро накрашенной продавщицы — вот и весь ассортимент. Правда, у кассы горкой лежали презервативы с неуместными в такой холод голыми попами на обертках.
— Покупают? — с интересом спросила Аня у толстой продавщицы.
— Гандоны-то? Не…Больше водку… Вот хозяин и предложил: каждому, купившему две резинку в подарок.
— Он за безопасный секс?
— Он за что, чтоб товар не залеживался… А у презиков срок годности кончается… — Она довольно приветило кивнула. — А тебе чего?
— Попить бы…
— Водка, пиво, портвешок?
— Нет, мне соку.
Тетка достала с полки яркую коробку и бухнула ее на прилавок с комментарием:
— Только апельсиновый.
— Спасибо… А еще перекусить бы…
— Печенье возьми, свежее…
— А чипсы есть?
— Есть, но не советую есть, — скаламбурила тетка. — Прогорклые они…
— Тогда печенье давайте…
— А собачке? — хохотнула та — веселые, однако, продавщицы в Клюевке.
— Он уже ел, — улыбнулась в ответ Аня.
— Ты чего тут? — спросила тетка, выбивая чек. — Вроде, не наша?
— Я в гости приехала, к родственнице, — соврала Аня. — На день рождения, вот собачку в подарок привезла, а хозяев нет…
— К кому?
— К Новицкой Элеоноре Григорьевне.
— У нас таких нет.
— У нее здесь дача, в «Усадьбе»…
— Ну ты даешь! — захохотала тетка, долбанув кулаком по крышке кассового аппарата. — «Усадьба» заброшена давно! Да и раньше там зимой никто не жил! Кто над тобой так подшутил, девонька?
— Не знаю… Племянник, наверное…
— Вот нехристь! — возмутилась женщина. — Как до дома добираться будешь? Ты ведь из Москвы?
— Из Москвы, — тяжко выдохнула Аня. — А как добираться, не знаю…
— Бабки есть? — деловито осведомилась продавщица. — Если есть, то на тачке. До Москвы часа полтора езды…
— Деньги есть, машин нет… Я смотрела…
— Пятихатку кинешь — довезу.
— На чем? — не поняла Аня.
— На ласточке своей… — Тетка вышла из-за прилавка, встала напротив Ани, глянула на нее сверху своими добрыми, плохо накрашенными глазами и представилась. — Ниной меня зовут.
— А я Аня.
— Ну че, Анютка, есть пятихатка?
— Есть.
— Ну тогда почапали… — Она облачилась в потрепанную телогрейку, на голову намотала пуховый платок. — Холодно на улице?
— Нет. Нормально… — Аня удивленно следила за Ниниными сборами. — А вы что так просто уйдете? И магазин бросите?
— Почему брошу? Запру, на сигнализацию поставлю, все как положено…
— Так до закрытия еще сорок минут.
— И че? Все равно народу никого. — Она достала из кармана связку ключей и скомандовала. — Пошли!
Аня послушно двинулась за благодетельницей.
Когда дверь магазина была заперта, а сигнализация включена, Нина зашагала в направлении проулка, но не того, по которому шла Аня, а более дальнего. Оказалось, что машина (она же ласточка) стояла прямо там: между двух заборов. Жутко потрепанная «Нива» с самодельным «кенгурятником» на морде.
— Вот она моя ласточка, — промурлыкала Нина, любовно смахивая с бампера снег. — Ждет меня…
— Ваша? — с уважением протянула Аня.
— Мужа. Но он уже несколько лет за баранку не садиться, все протрезветь не моет. Вот я и отобрала. Мне до дома добираться долго — я на самом краю деревни живу… — Она открыла дверцу. — Садись. Ща прогреем маленько, тепло будет…
Аня забралась в холодный салон, устроилась, барбоса усадила рядом. Нина разместилась за баранкой, забренчала ключами. Через несколько минут машина тронулась.
Всю дорогу до Москвы Нина не замолкала, по этому успела рассказать о себе все, начиная с первых дней жизни и заканчивая сегодняшним утром, когда муж-оглоед разбил ее любимую чашку, а она его за это побила табуреткой. Аня ее не перебивала — она понимала, что, когда закончатся рассказы, начнутся вопросы, а отвечать на них (на любые) не хотелось. Потому что придется либо врать, либо исповедоваться, а ни того, ни другого делать не хотелось.
Нина довезла Аню до первой станции метро, хотела бы прямо до дома, но Москвы не знала, и боялась заблудиться.
К счастью, подземка еще работала. Аня вошла внутрь, съехала на эскалаторе к перрону, села в поезд, стала прикидывать, во сколько приедет домой. По самым оптимистическим подсчетам не раньше часа ночи. Это ужасно! Потому что идти по подъезду, в котором лежала мертвая тетя Сима, очень жутко. Тем более, света на площадке, наверное, так и нет, зато имеется меловой трафарет на бетоне: надеяться на то, что его смыли соседи-алкаши, не приходится… Эх, жалко, что сейчас магазины не работают, а то батареек бы купила, чтоб в фонарь вставить, со светом все-таки спокойнее…
Аня достала из сумки бесполезный фонарик, пощелкала кнопкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
Не прошло и минуты, как Аня неслась вдоль забора к дороге.
Добежала. Обернулась, чтобы проверить, не гонятся ли за ней. Вроде, чисто! Оторвалась, — с гордостью подумала Аня и дунула по шоссе в сторону железной дороги.
Хоть тут повезло! Она оказалась всего в пятнадцати минутах бега, самое же удивительное, что это была не просто ветка железнодорожного полотна, это была станция «…1 км». Какой именно километр, разобрать было невозможно, потому что покосившаяся вывеска на столбе была почти сплошь исписана матерными словами. На этом везение не закончилось — стоило Ане взбежать на пустынную платформу, как совсем близко просвистел тепловозный гудок: низкий, протяжный. Значит, идет электричка, потому что товарные и пассажирские издают более резкие звуки.
Электричка (а это была именно она) остановилась, двери раскрылись, Аня вскочила в тамбур, глянула через стекло в вагон: народу было много, но свободные места имелись. По этому она прошла внутрь, примостилась на первую попавшуюся лавочку и обратилась к соседке, пожилой женщине в фуфайке:
— До Москвы далеко?
— Не очень, — почему-то рассмеялась соседка.
— А сколько остановок?
— Пять, шесть, только в обратную сторону…
Аня застонала — все ее сегодняшнее везение псу (или зарытой под будкой собаке) под хвост. Судьба-злодейка перекрыла кран фарта, решив что и так выдала его больше, чем за предыдущие двадцать три года… Значит, не видать ей Ане Клюевки, не видать!
— Эх, не видать мне Клюевки! — вслух повторила она.
— Так тебе в Москву или в Клюевку? — среагировала на ее реплику соседка.
— А что?
— Если в Клюевку, то тебе через четыре остановки выходить…
Ах, зря Аня на судьбу наговаривала, не кончилось ее везение на полпути! Согреваемая это мыслью, девушка выскочила в тамбур — ей всегда казалось, что, когда сидишь, время тянется медленнее.
Когда поезд, наконец, остановился на станции Клюевка, Аня не только извелась от нетерпения, но и наглоталась вонючего сигаретного дыма, выдыхаемого двумя мужскими глотками — не смотря на запрет, мужики смолили в тамбуре без всякой боязни.
Выйдя на платформу, Аня огляделась: где находится кооператив, она понятия не имела, но надеялась, что не очень далеко от станции. Однако в обозреваемых окрестностях были только аккуратные частные дома, совсем не похожие на садовые дачки. Значит, надо немного пройти вглубь деревни: либо наткнется на «Усадьбу», либо спросит у кого.
Аня спустилась с платформы, свернула в первый попавшийся проулок, и вышла по нему к замерзшей речушке с хлипким мостиком. Аккуратно перейдя по нему на другой берег, она двинулась по протоптанной дорожке дальше. Завернув за заброшенную рефрижераторную будку, Аня остановилась — перед ней вырос забор из колючей проволоки. Столбы, на которых она держалась, через один были повалены, стоявшие же поражали своей трухлявостью. За забором имелись такие же запущенные (некоторые без дверей, почти все без окон) домушки. Кое-где из снега торчали ржавее бочки, остовы теплиц…
Видимо, это и был садовый кооператив «Усадьба», заброшенный несколько лет назад.
Перешагнув через повалившийся столб, Аня ступила на его территорию. Вернее, сначала провалилась по колено в снег, а потом, когда ботинок коснулся земли, ступила. С трудом передвигая ноги, побрела к торчащей из сугроба будке. Хотелось верить, что это именно та, о которой писала бабуся.
Добравшись до конуры, Аня разгребла снег у ее бока, подсунула лопату под дно, потянула вверх… Будка поддалась, но с трудом. Не примерзла, что хорошо, но тяжелая, что, безусловно, плохо. Значит сначала необходимо расчистить снег вокруг, смести его с крыши, а уж потом пытаться будку двигать. Взяв лопатку двумя руками, Аня начала расшвыривать снег.
Спустя пятнадцать минут собачий домик был сдвинут — показался квадрат мокрой земли. Примерившись, Аня вонзила лопату в самый его центр.
Копать оказалось сложнее, чем она предполагала. Земля была мерзлая, лопатка маленькая, ко всему прочему сил у Ани осталось совсем немного. Проковырявшись больше получаса, горе-копательница не углубилась больше, чем на тридцать сантиметров. Такими темпами закончит она только к утру!
Стало темнеть. Аня зажгла фонарь. В его тусклом свете разглядела на своих ладонях мозоли, но вид страшных волдырей ее не остановил — раз надо вырыть собаку для собственного блага, значит выроем!
Когда «Усадьба» погрузилась в вечернюю темноту, Аня добралась до своей цели. На метровой глубине в земле покоился довольно крупный полиэтиленовый сверток. Аня опасливо ткнула его черенком лопаты. На собачий труп, вроде, не похоже, а на что похоже не ясно…
Покряхтывая, Аня начала вытаскивать его из ямы.
Вытащила. Развернула полиэтилен. Под ним был холщевый мешок, под мешком бумага. Сорвав ее, Аня чуть не закричала. На снегу сидела собака! Толстая коричневая псина породы бульдог. Ее лобастая голова была повернута на бок, будто она примеривается за какое место лучше Аню укусить.
Когда первый страх прошел, Анюта смогла разглядеть, что бульдожка сделана из керамики. Эдакая крупная копилка в форме собаки — на ее хребте имелась заклеенная скотчем прорезь для денег. Аня подняла псину со снега (тяжелая оказалась, зараза!), встряхнула. Внутри что-то взыкнуло, но не деньги, и уж тем более не драгоценности. Оторвав от края прорези скотч, Аня заглянула в нутро собаки. Что-то блеснуло, но опять же не золото, а будто фольга…
Тут фонарь резко погас, очевидно, батарейка села, и Аня перестала видеть не только содержимое копилки, но и свои руки. Надо выбираться, решила она. Собакой займемся позже!
Кое-как доковыляв до забора, Аня перелезла через столб и выбралась на тропу. К счастью, вечер был не очень темным, и глаза, привыкшие к мраку, сумели разглядеть дорогу: поворот, мостик, проулок, платформа. Добралась! Вот и станционная домушка, естественно, не работающая, хорошо хоть расписание было вывешено снаружи. Аня подошла к нему вплотную, стала изучать… Когда прочла, что последняя электричка до Москвы ушла полтора часа назад, не поверил, решила, что не правильно разобрала цифры. Пришлось лезть в сумку за спичками. Зажгла одну, приблизила к расписанию… Так и есть, ушла! А следующая только в половине девятого утра! Какой кошмар! Одна-одинешенька (бульдожка не в счет) в богом забытом уголке, где даже вокзала нет…
И что ей теперь делать? Как ехать в Москву?
Аня начала озираться по сторонам, в надежде отыскать стоянку такси или хотя бы одинокого частника, она знала, что на полустанках иногда дежурят мужчины, подрабатывающие извозом, но в Клюеевке, как выяснилось, зарабатывать на хлеб таким сомнительным способом желающих не было — ни оной машины поблизости не стояло. Зато чуть в стороне от станционного домика Аня увидела магазин, судя по ярко освещенному окошку, работающий. Она направилась к нему. Деньги у нее имелись, так что можно было купить что-нибудь поесть и попить, да и погреться не мешало — во влажной одежде Аня стала замерзать.
Магазинчик был бедненьким, это Аня поняла, когда вошла. Два прилавка: с колбасой и рыбой, холодильник с мороженым и пельменями и батарея бутылок за спиной у тучной наскоро накрашенной продавщицы — вот и весь ассортимент. Правда, у кассы горкой лежали презервативы с неуместными в такой холод голыми попами на обертках.
— Покупают? — с интересом спросила Аня у толстой продавщицы.
— Гандоны-то? Не…Больше водку… Вот хозяин и предложил: каждому, купившему две резинку в подарок.
— Он за безопасный секс?
— Он за что, чтоб товар не залеживался… А у презиков срок годности кончается… — Она довольно приветило кивнула. — А тебе чего?
— Попить бы…
— Водка, пиво, портвешок?
— Нет, мне соку.
Тетка достала с полки яркую коробку и бухнула ее на прилавок с комментарием:
— Только апельсиновый.
— Спасибо… А еще перекусить бы…
— Печенье возьми, свежее…
— А чипсы есть?
— Есть, но не советую есть, — скаламбурила тетка. — Прогорклые они…
— Тогда печенье давайте…
— А собачке? — хохотнула та — веселые, однако, продавщицы в Клюевке.
— Он уже ел, — улыбнулась в ответ Аня.
— Ты чего тут? — спросила тетка, выбивая чек. — Вроде, не наша?
— Я в гости приехала, к родственнице, — соврала Аня. — На день рождения, вот собачку в подарок привезла, а хозяев нет…
— К кому?
— К Новицкой Элеоноре Григорьевне.
— У нас таких нет.
— У нее здесь дача, в «Усадьбе»…
— Ну ты даешь! — захохотала тетка, долбанув кулаком по крышке кассового аппарата. — «Усадьба» заброшена давно! Да и раньше там зимой никто не жил! Кто над тобой так подшутил, девонька?
— Не знаю… Племянник, наверное…
— Вот нехристь! — возмутилась женщина. — Как до дома добираться будешь? Ты ведь из Москвы?
— Из Москвы, — тяжко выдохнула Аня. — А как добираться, не знаю…
— Бабки есть? — деловито осведомилась продавщица. — Если есть, то на тачке. До Москвы часа полтора езды…
— Деньги есть, машин нет… Я смотрела…
— Пятихатку кинешь — довезу.
— На чем? — не поняла Аня.
— На ласточке своей… — Тетка вышла из-за прилавка, встала напротив Ани, глянула на нее сверху своими добрыми, плохо накрашенными глазами и представилась. — Ниной меня зовут.
— А я Аня.
— Ну че, Анютка, есть пятихатка?
— Есть.
— Ну тогда почапали… — Она облачилась в потрепанную телогрейку, на голову намотала пуховый платок. — Холодно на улице?
— Нет. Нормально… — Аня удивленно следила за Ниниными сборами. — А вы что так просто уйдете? И магазин бросите?
— Почему брошу? Запру, на сигнализацию поставлю, все как положено…
— Так до закрытия еще сорок минут.
— И че? Все равно народу никого. — Она достала из кармана связку ключей и скомандовала. — Пошли!
Аня послушно двинулась за благодетельницей.
Когда дверь магазина была заперта, а сигнализация включена, Нина зашагала в направлении проулка, но не того, по которому шла Аня, а более дальнего. Оказалось, что машина (она же ласточка) стояла прямо там: между двух заборов. Жутко потрепанная «Нива» с самодельным «кенгурятником» на морде.
— Вот она моя ласточка, — промурлыкала Нина, любовно смахивая с бампера снег. — Ждет меня…
— Ваша? — с уважением протянула Аня.
— Мужа. Но он уже несколько лет за баранку не садиться, все протрезветь не моет. Вот я и отобрала. Мне до дома добираться долго — я на самом краю деревни живу… — Она открыла дверцу. — Садись. Ща прогреем маленько, тепло будет…
Аня забралась в холодный салон, устроилась, барбоса усадила рядом. Нина разместилась за баранкой, забренчала ключами. Через несколько минут машина тронулась.
Всю дорогу до Москвы Нина не замолкала, по этому успела рассказать о себе все, начиная с первых дней жизни и заканчивая сегодняшним утром, когда муж-оглоед разбил ее любимую чашку, а она его за это побила табуреткой. Аня ее не перебивала — она понимала, что, когда закончатся рассказы, начнутся вопросы, а отвечать на них (на любые) не хотелось. Потому что придется либо врать, либо исповедоваться, а ни того, ни другого делать не хотелось.
Нина довезла Аню до первой станции метро, хотела бы прямо до дома, но Москвы не знала, и боялась заблудиться.
К счастью, подземка еще работала. Аня вошла внутрь, съехала на эскалаторе к перрону, села в поезд, стала прикидывать, во сколько приедет домой. По самым оптимистическим подсчетам не раньше часа ночи. Это ужасно! Потому что идти по подъезду, в котором лежала мертвая тетя Сима, очень жутко. Тем более, света на площадке, наверное, так и нет, зато имеется меловой трафарет на бетоне: надеяться на то, что его смыли соседи-алкаши, не приходится… Эх, жалко, что сейчас магазины не работают, а то батареек бы купила, чтоб в фонарь вставить, со светом все-таки спокойнее…
Аня достала из сумки бесполезный фонарик, пощелкала кнопкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41