Клиент пошёл косяком, оборот агентства утроился, и, между прочим, Мыкола исправно получал свои пять процентов барыша, хотя идея целиком принадлежала Ирен. А пять процентов — совсем немалые деньги. Ему бы ноги Ирен целовать, а этот гадёныш в благодарность поливал её грязью! Нас всех от него тошнило, я и ещё несколько мужиков несколько раз порывались начистить ему морду, у Полин руки чесались накатать приказ об увольнении… И знаешь, кто за него неизменно заступался? Ирен.
— Почему бы это?
Эдик полностью проигнорировал Надеждин сарказм.
— Не знаю. Наверное, по доброте душевной. Она говорила, что Мыкола, при всей своей самобытности, неплохой работник, что он прекрасно ладит с бывшими коллегами по телестудии и найти замену будет нелегко, и вообще, он далеко не худший представитель рода человеческого, а что не любит её, Ирен, так ведь и не обязан. Дескать, ничего плохого Мыкола ей не сделал, а его злобные выпады её только забавляют.
— Его злобные выпады? У меня сложилось впечатление, что Ирен сама его провоцировала.
— Ну, Надин, от кого-кого, а от тебя я такой глупости не ожидал! По-твоему, этот самовлюблённый дурак мог написать в своей тетрадочке: «Ирен гораздо умнее меня, гораздо больше зарабатывает, поэтому я её на дух не переношу и говорю ей гадости при всяком удобном случае»?
— Ты хочешь сказать, что он все выдумал? Ирен не одарила его издевательским псевдонимом, не тыкала носом в его собственное невежество, не выставляла на посмешище перед сотрудниками?
— О Господи! Как можно все извратить! Ну да, Ирен однажды пошутила, что французский вариант Николя на Колю не налезает и предложила использовать украинский аналог. Посмотрела бы ты на него, первая оценила бы шутку. Плотный, коренастый, кулачищи как гири, в плечах — косая сажень, физиономия круглая, румянец во всю щеку. Словом, вылитый запорожский казак. Ирен вовсе не хотела его обижать. А когда он все-таки обиделся, даже попыталась перейти на «Николая», но «Мыкола» уже прилепился к нему намертво.
— А «тарабарский язык», сленг для эрудитов, на котором она общалась исключительно с тобой и Мыколой? Ты-то, ясное дело, кайф ловил, а каково приходилось ему, тёмному и на головку слабому?
— Это отдельная история. До прошлой весны Ирен старательно избегала задевать Мыколу, хотя он, можешь мне поверить, нарывался вовсю. А потом к ним в «Пульсар» пришла Катрин. Красивая молоденькая глупая барышня. То есть не глупая, но по молодости в голове ветер гуляет. Мыкола, как её увидел, немедленно сделал стойку. Он вообще бабник самого низкого пошиба: в глазках — сало, на уме — клубничка, юмор гривуазный, руки блудливые. Наши красавицы опасались садиться с ним рядом — настолько он их допёк своими «любезностями». Но они — дамы с опытом, могут сами за себя постоять. А Катрин — совсем ещё девчонка, и внимание взрослого здорового мужика ей льстило. Мыкола, хоть и простоват обличьем, но собой недурён. Брунет с голубыми глазами, широкоплечий и, что называется, кровь с молоком. Его безудержное бахвальство Катрин по неопытности принимала за чистую монету. Какой дяденька умный да ловкий, сколько денег для агентства зарабатывает, и нрав у него лёгкий да весёлый, и вообще он душа любой компании. Словом, начала барышня на Мыколу западать. Ирен представила, каким унижением может обернуться для девчонки влюблённость в секс-спортсмена со стажем, ну и решила подпортить ему реноме. Катрин — девочка достаточно начитанная, быстро оценила игру Ирен, а заодно и внутреннее убожество своего незадачливого ухажёра. Отметь изящество замысла. Но в последнее время Ирен Мыколу не трогала, и никаких поводов для злопыхательства ему не давала. Разве что платили ей побольше…
— Побольше, чем всем сотрудникам агентства вместе взятым? Знаешь, меня бы такой расклад тоже не устроил.
— Ты просто не разобралась, что к чему. В «Пульсаре» действует чёткое правило: десять процентов прибыли от любого проекта — его участникам. Мыкола как-то забыл упомянуть в своей писульке, что Ирен была идейным вдохновителем почти каждого нового пульсаровского проекта. Она придумывала оригинальные рекламные тексты, названия, символику, она умела на самые скудные средства провести такую кампанию, что безвестные нищие фирмочки в одночасье становились знаменитыми и процветающими… Хочешь, расскажу тебе волшебную сказку? Однажды Ирен сунули на выходе из метро кустарно отпечатанную листовку с рекламой никому не известной косметической фирмы. Она прочла, заинтересовалась и решила посетить изготовителей. «Фирма» оказалась кустарным семейным предприятием с ручным производством. Измученная безденежьем многодетная мамаша вспомнила детство, когда бабка-знахарка таскала её за собой по лугам да по лесам, показывала разные травки и заставляла записывать рецепты целебных снадобий — и собственно бабкины, и старинные, передаваемые в семье из поколения в поколение. Мамаша откопала где-то старые записи, нашла несколько чудодейственных косметических рецептов и рискнула затеять собственный бизнес. Можешь представить, как у них шли дела, при нулевом-то начальном капитале. Сами травки собирали, сами стряпали кремы и лосьоны, сами расфасовывали по аптечным склянкам, собранным у соседей, сами рекламировали, сами продавали. Благо, семья многочисленная. Интересно то, что снадобья-то действительно исцеляли. И раздражение снимали, и кожу очищали, и цвет лица улучшали, и волосы растили. Но ты бы, например, купила непрезентабельный пузырёк с непонятным содержимым у какого-нибудь мальчишки, торгующего с рук возле метро?
— Вряд ли. — Надежда против воли заинтересовалась. — И как же Ирен их раскрутила?
— Красиво. Сначала подписала с многосемейной мамашей договор о том, что в обмен на рекламные услуги фирма обязуется в течение стольких-то лет отчислять агентству «Пульс» десять процентов от чистой прибыли. Мамаша ничем не рисковала, поскольку прибыль у них была чисто мнимая. Потом Ирен выбрала трех писательниц, именитых, но подвыдохшихся. Таких, что печатаются все реже и реже по причине иссякания идей. Разослала всем трём письма примерно такого содержания: я, Ваша давняя поклонница, хочу предложить Вам одну историю — вдруг пригодится. И изложила завязку. Если заинтересуетесь, мол, напишите, пришлю продолжение. Одна мэтресса клюнула — уж очень интригующая была завязка. Ирен подарила ей весь сюжет — роскошный, пальчики оближешь! И от соавторства отказалась, только поставила условием, что вставит в роман две-три страницы своего текста. Интрига романа, как ты понимаешь, заверчена вокруг косметической фирмы, использующей древние рецепты бабушки-чародейки, так что фрагменты с описанием чудодейственных свойств мазей и притирок гармонично туда вписались. Вещица имела шумный успех, и в многочисленных интервью автор по секрету сообщала своим читательницам (по просьбе Ирен, разумеется), что, хотя события и лица в романе — вымышленные, фирма, производящая волшебные эликсиры существует на самом деле, и она, мэтресса, на себе испытала их чудотворную силу. Что, кстати, соответствовало действительности. К тому времени уже была заготовлена первая партия оригинальных баночек, тюбиков и художественно выполненные этикетки, макеты которых сочинили в нашей дизайн-студии. Получили заключение экспертизы Минздрава и даже достигли договорённости с начальством метро насчёт разрешения на торговлю — пробного, «в кредит» на месяц. Ирен вложила в дело все собственные сбережения и уговорила Полину рискнуть небольшой суммой от агентства. Конец сказки тебе известен. — Эдик после театральной паузы назвал фирму, и у Надежды округлились глаза. — Да, теперь это самый благодарный клиент и самый горячий поклонник «Пульсара». Можешь себе представить, сколько составляет десять процентов от их общей прибыли. И это только частный случай. А чего стоит, к примеру, идея конкурса-дегустации! Видела в магазинах зазывал за столиками, предлагающих покупателям попробовать чай, кофе, майонез и тэпэ?
— Видела, — буркнула Надежда. — Но что-то не заметила, чтобы они пользовались бешеным успехом.
— А шоу, что придумала Ирен, — пользовалось. Идея такова: заходит покупатель в магазин, в какой-нибудь супермаркет, и слышит зазывалу, вещающего бодрым голосом диск-жокея: «Дорогие друзья! Сегодня у вас появилась уникальная возможность сравнить однотипную продукцию различных мясокомбинатов (или пусть кондитерских фабрик, неважно) и самим определить лидера». Покупатель подходит к стойке, улыбчивая девушка ставит перед ним поднос с множеством пластиковых блюдечек, и на каждом — кусочек, к примеру, докторской колбасы. Участник акции пробует их все и тычет в блюдечко, где лежал самый вкусный, на его взгляд, кусочек. Девушка поднимает тарелочку, показывает и читает вслух написанное на днище название мясокомбината. «Диск-жокей» громогласно объявляет его на весь супермаркет, на электронном табло напротив названной фирмы высвечивается дополнительное очко. Покупатели, привлечённые возможностью сделать собственный выбор, устраивают у прилавка давку. Зазывала выкрикивает все новые и новые названия, цифры рейтинга, шутит, нагнетает страсти… Ты понимаешь, Надька, это же революция в рекламе! Никто не навязывает тебе решения, не вопит ежечасно с экрана телевизора, с каждого придорожного столба: «Мы — лучшие! У нас вкуснее!» Ты сама вольна определить, причём на халяву, что тебе больше нравится. Заметь, эксперимент чистый. Услышанная или увиденная раньше реклама не может оказать влияния на твой выбор, поскольку ты не видишь, колбасу какой фирмы пробуешь…
— Эдик! — взорвалась Надежда, — Ты соображаешь, что делаешь? Тебя в любую минуту могут упечь за решётку, переехать машиной, или не знаю какую сотворить с тобой пакость, а ты целую ночь рассказываешь мне, каким блестящим рекламистом была Ирен! Я понимаю: мерзкий убийца лишил мир незаурядной личности, но пускай мёртвые сами хоронят своих мертвецов, договорились?
Тут Эдик наконец соизволил заметить настроение Надежды.
— Что с тобой, Надька? — удивился он. — Раньше ты не была такой злюкой.
— Злюкой?! Кретин! Да я просто места себе не нахожу от беспокойства за тебя, урода! А ты только и думаешь, что о своей расчудесной Ирен!
Они здорово поругались. Эдик демонстративно вышел в прихожую и натянул пальто. Надежде пришлось бежать за ним и просить прощения. Потом оба долго дулись, и только под утро ей удалось втянуть Эдика в разговор на нужную тему.
— Как ты думаешь, каким образом Ирен удалось отобрать четырех подозреваемых? — спросила Надежда. — Почему так важно, что она ничего не увидела за стендом?
— Не знаю. — Эдик пожал плечами. — Я уже ломал над этим голову. Сразу, как только Ирен уехала, осмотрел и холл, и конуру за стендом. На мой взгляд, совсем немудрёно, что она там ничего не увидела. Свет туда не доходит, тень от площадки над лестницей очень густая. Я решил было, что убийца спрятался в конференц-зале. Это имеет смысл, поскольку ключи от зала есть только у четверых директоров фирм. Но одна из нас — Полина, а Ирен говорила о четырех мужчинах. И потом, что тогда означает этот скрип в районе стенда? И почему Ирен была уверена, что убийца её видел? Если он спрятался в конференц-зале, то не мог знать, кто сидит в курилке.
— Почему не мог? А в щель подсмотреть или в замочную скважину?
— Не мог. Стол и лавку, поставленные для курильщиков, от двери конференц-зала не видно. Колонна загораживает.
— Может, он убежал наверх?
— Сомневаюсь. Сначала Ирен стояла в предбаннике, у самой лестницы. Она бы услышала, как он поднимается. Тем более, что ступени отделаны мраморной плиткой, беззвучно не очень-то пройдёшь, если только босиком. И тогда никого нельзя исключить, наверх мог подняться кто угодно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51