А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

На лакированной поверхности тёмными островками выделялась россыпь непонятных предметов. Присмотревшись, она сообразила, что предметы эти — не что иное, как содержимое её сумочки. Носовой платок, пудреница, тушь, помада, тени для век… Пачка сигарет и зажигалка, прежде спрятанные за подкладкой сумки — чтобы бабушка не обнаружила. Расшитое бисером портмоне, плейер… Плейер? Да нет же! Это её новая игрушка, которую она выклянчила напрокат у знакомого кладовщика из магазина «Системы безопасности». И где-то там, среди бисеринок портмоне, должна быть крошечная булавка с чёрной головкой — маленький симпатичный «жучок».
Мысли Людмилы понеслись вперёд с бешеной скоростью. Движение воздуха, разбудившее её… Кто-то приходил проверять, спит ли она… Значит, они знают, что действие наркотика вот-вот закончится… Скоро придут опять… Благослови тебя боже, бабушка! — благодаря твоей йоге я умею замедлять пульс и дыхание… Проверяющий убедится, что я сплю крепким глубоким сном, а когда повернётся, чтобы уйти, я прицеплю к нему «жучка»… Подслушаю их разговор, узнаю, где я и чего им от меня нужно… И главное — что они собираются со мной делать… Если что-нибудь ужасное, попытаюсь удрать… Мой «сон» позволит выиграть время, набраться сил. Если они, конечно, не потеряют терпение и не решат меня разбудить…
Людмила осторожно переместилась на несколько сантиметров в направлении столика. Слава богу, ни диван, ни пол под ногами не скрипнули. Она осмелела и подвинулась сразу на полметра. Теперь подлокотник дивана и столик за ним были совсем близко. Ещё одно движение — и портмоне у неё в руках. Так, заветная «булавочка» воткнута где-то в нижнем углу. Ага, вот она, родимая! Теперь кладём портмоне на место — аккуратно, чтобы им не пришло в голову, будто его трогали. Хорошо. «Булавочку» зажмём в правой руке и немного свесим руку с дивана. Левую — на грудь поверх одеяла: если придут щупать пульс, возьмут её. Теперь устроились поудобнее и начали упражнение на расслабление. Пальцы ног, стопы, икры, колени, бедра, ягодицы, живот, грудь, кисти рук, предплечья, плечи, шея, лицо, лоб, темя, макушка, затылок… Все мышцы по очереди расслабляются, наливаются тяжестью и теплом…
Когда скрипнула дверь, сердце предательски трепыхнулось, но многолетняя практика не пропала даром — Людмила в считанные секунды вернула внимание к отяжелевшим мышцам, выровняла дыхание, замедлила кровообращение. Звук шагов, чужое дыхание на щеке, прикосновение холодных пальцев к её запястью с трудом пробивались к мозгу через дремотный туман. Она едва не упустила момент, когда некто собрался уйти, и только в последнюю секунду успела посадить своего «жучка» у самого края тёмной штанины.
Дверь закрылась, шаги отдалились и затихли. Людмила бесшумно перевернулась на диване головой к другому подлокотнику, пошарила рукой по столику, нашла «плейер» и нацепила наушники.
— …Ты уверен? Я совсем немного вколол, должна уже очухаться.
— Ясное дело, уверен! Дыхание спокойное, рука сухая, тёплая, пульс медленный. Если бы притворялась, сердце как у пойманного зайца скакало бы, и ладони бы взмокли.
— Но я…
— Слушай, заткнись, а? Вполне возможно, что действие твоей «дури» кончилось, и она заснула нормальным сном. Тем лучше. Все равно пришлось бы ждать, пока она как следует оклемается. Или тебе одного трупа мало?
— Я не понимаю, почему ты так уверен, что её придётся отпустить? Я своими ушами слышал старухины слова о безумных деньгах! Которые от них уплывают. А раз она знает о деньгах, нельзя оставлять её в живых.
— Нет, ну какой же ты придурок, Гарик! Я тебе уже полчаса талдычу: ничего она не знает! Её мамаша за последние десять лет словом с ней не перемолвилась. И с бабкой её полоумной — тоже.
— Да откуда такая уверенность?
— Я, в отличие от тебя, профессионал. Сбор информации — мой хлеб. Если уж на то пошло, Морозова и сама о деньгах ничего не знала. Единственное, что она могла сказать своим близким, — это кто убил Козловского.
— А о чем же тогда говорили бабка с девицей?
— Понятия не имею! Может, у бабки от старости фантазии завелись. Может, она считает безумными деньгами зарплату, которую получала Морозова. Какой смысл гадать? Раз уж ты притащил сюда девицу, у неё и спросим. Я сам с ней сначала поговорю, без наркоты. Если увижу, что запирается, тогда и вколем сыворотку. Хотя с чего бы ей запираться, если она ничего знать не может? Господи, какой же ты козёл, Гарик! Ты в состоянии вообразить, что будет, если она не купится на всю эту лажу с подпиской о неразглашении и побежит к ментам? Думаешь, Терехов всегда будет прикрывать наши задницы? Как бы не так! После того как менты нас раскрыли — по твоей милости, кстати, — он так дрожит за собственную, что ему никакие миллионы не в радость. Тем более призрачные. В общем, молись, чтобы мы нашли эти баксы в ближайшие сорок восемь часов и успели слинять за кордон, пока нас во всероссийский розыск не объявили…
— Какого… ты все время на меня наезжаешь?! Нас раскрыли не по моей милости, а потому что твоя безмозглая девка тупо вешала «жучки» на одного и того же мента, одним и тем же идиотским способом!
— Молчи уж! Прежде, чем менты засекли мою девку, этот гадёныш Халецкий уже вычислил, кто мы такие и чего нам надо. А все потому, что ты, придурок, вёл себя на Петровке, как распоследний лопух! Я всегда подозревал, что ваша военная разведка — скопище слабоумных солдафонов, не способных даже ж… себе подтереть, не перемазавшись.
— Так что же ты сам не пошёл на Петровку?! Уж твою-то поганую гэбистскую душонку они сразу бы признали. Они вашего брата за версту чуют, как легавые — волка. Никому бы и в голову не пришло усомниться, что ты не тот, за кого себя выдаёшь.
— Я не мог. Мы с Кузьминым, с начальничком их, пересекались по одному делу в восемьдесят девятом году. У него профессиональная память на лица, к нему под псевдонимом не сунешься. А если бы я попросил у Терехова документ на моё настоящее имя, тот бы послал меня куда подальше. И был бы прав. Я ведь с шумом уходил, эхо могло и до Петровки докатиться. Эх, кабы знал, что ты так бездарно завалишь такое простое дело, доверился бы лучше Волынину. Черт меня дёрнул с тобой связаться!
— По-моему, ты начал заговариваться, Олежек. Это не ты со мной связался, а я с тобой. Без меня ты бы даже не узнал, что шеф реализует эти ценные бумаги.
— Ну и в чем ты видишь свою заслугу? В том, что он доверял тебе больше, чем мне? И куда это его привело, царствие ему небесное?
— Я его туда не отправлял.
— Но и пальцем не шевельнул, чтобы помешать ему туда отправиться.
— Как и ты.
— Ну, я же не был его любимчиком — с чего бы мне стараться? Если бы он ценил по достоинству мой профессиональный опыт…
— Что ты заладил, как попугай: профессионал, профессиональный опыт! Дырка ты от бублика, а не профессионал! Меня чихвостишь в хвост и в гриву, а сам просвистел все, что можно! Козловского тогда упустил, потом четыре месяца его найти не мог, хотя он чуть ли не окопался на месте взрыва! А этот полудурок Усов на чьей совести? Что ж ты со своим профессиональным опытом не скумекал, что сыворотка на морфин, да на похмелье почище ножа в сердце будет? А Вязникова кто прохлопал? Кто телился целые сутки, пока он не смылся в неизвестном направлении? И чьи люди его проморгали, когда мы наконец-то на него вышли?
— "Мы вышли"! Это мне нравится! Да если бы я не додумался прослушивать телефоны его подчинённых, если бы не сумел договориться с операторами на АТС, ты бы по сей день бегал по его родственникам и знакомым! А что касается моих людей, то не беспокойся, они свою ошибку исправят. Через несколько часов Вязников будет у нас в руках. Дай только бог, чтобы он оказался тем, кого мы ищем…
— Но Усов вроде бы не сомневался, что Вязников — убийца. А зачем ещё ему было убивать, коли не из-за денег?
— Ты сам назвал Усова полудурком, и совершенно справедливо. Мало ли, в чем он не сомневался… Халецкий, вон, на Вязникова не думает, а у него котелок варит получше.
— Халецкий не знает того, что знал Усов.
— Возможно, теперь уже знает. Только нам к нему больше не подобраться. Эх, дьявол, как не вовремя они мою Ольгу засекли! А после твоей самодеятельности у нас вообще земля под ногами загорится. Когда эта девица заявится в ментовку, расскажет о похищении и опишет твою рожу, у сыскарей появятся совершенно законные основания открыть на нас охоту.
— Законные основания у них появились после того, как ты «поговорил» с Усовым.
— Отнюдь. Сначала им придётся найти и опознать его труп, а это, можешь мне поверить, абсолютно невозможно.
— Тогда почему ты не хочешь поступить так же с девицей?
— Ты меня умиляешь! Через несколько часов сюда привезут Вязникова и, возможно, не одного. Как ты собираешься избавляться от горы трупов?
Людмила сдёрнула наушники. Она уже чувствовала себя достаточно окрепшей и не собиралась дожидаться решения своей участи. Пока эти двое собачатся, их внимание поглощено спором, а значит, они не станут особенно прислушиваться к тому, что происходит за стеной. И не появятся внезапно в комнате — стихнувшие голоса предупредят о такой возможности заранее.
Она осторожно встала, убедилась, что ноги держат, и тихонько подошла к окну. Судя по высоте, четвёртый этаж. Узенький карниз обрывается сразу за оконным проёмом, к другому окну по нему не перейдёшь. Водосточной трубы в пределах видимости нет. Спуститься по верёвке? Людмила огляделась. Шкаф для одежды в комнате имелся, но, скорее всего, стоял пустой, как сервант и книжные полки. В любом случае, вряд ли там найдётся прочная бельевая верёвка. Но проверить все же стоило. Она подошла на цыпочках, потянула за ручку. Дверца шкафа протяжно скрипнула, напугав Людмилу до помрачения рассудка. Только через минуту, убедившись, что разговор за стеной продолжается, она решилась пошевельнуться. Разумеется, в шкафу ничего не было.
Попробовать улизнуть через дверь? Но она понятия не имеет, какая здесь планировка, не увидят ли её сразу, как только она выйдет из комнаты или появится в прихожей. Да, скорее всего, за входной дверью они присматривают, иначе их беспечность отдавала бы идиотизмом.
Людмила снова переместилась к окну и тоскливо поглядела вниз. Больше десяти метров. Внизу сугроб, но как минимум перелом при прыжке обеспечен. Может, все-таки рискнуть? Она ещё раз оценила расстояние и поёжилась. Нет, прыжок оставим на крайний случай. Нужно поискать другой выход.
Тут её взгляд упёрся в старый клён, который рос метрах в четырех от окна. Одна из ветвей чернела внизу, не дотягивая до стены дома каких-нибудь два метра. Взять два метра с места, да ещё в нынешней физической форме, почти нереально, но тут ведь не соревнования по прыжкам в длину, где результат замеряют по отпечатку пятой точки. Если нырнуть вперёд рыбкой, уцепиться за ветку руками, то, учитывая рост (метр семьдесят четыре), прыгнуть придётся совсем недалеко. Правда, ветка может сломаться, но хотя бы замедлит падение. А ниже будут другие ветки, покрепче — возможно, удастся зацепиться за них.
Людмила решительно повернула верхний шпингалет, потом нижний и потянула раму на себя. Рама не дрогнула. Холодея от дурного предчувствия, Людмила внимательно, насколько позволяло тусклое освещение, осмотрела окно. Так и есть! Заколочено. Вот почему этот «профессионал» из соседней комнаты не стал утруждать себя дежурством у постели пленницы! Куда она денется? Если спятит на почве страха и решит сигануть в окно, его придётся сначала выбить, тут-то сторожа и подоспеют. А бесшумно стекло не выдавить, для этого специальные приспособления нужны, в сумочке же пленницы нет даже маникюрного набора.
Уже ни на что не надеясь, Людмила повернула ещё один шпингалет и попыталась открыть форточку. И чуть не ахнула от неожиданности, когда та поддалась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51