Уж точно не тридцать один, как она говорит. Сорок? Сорок пять? Или больше?
И даже если оставить в стороне возраст, какое ей дело, если Дун завел себе девочку? Рита Рей уехала, оставила его одного, а Дун – мужчина, и девица сама захотела к нему в постель. Орландо пожал плечами, пытаясь найти в этом смысл. И наконец сказал про себя: « Cuidado, осторожно Шики Дун! С пустым счетом в банке и этим липовым бриллиантовым кольцом… Когда Рита Рей тебя найдет, тебе конец. Так, а как же нам тебя искать? Думаю, лучше всего через Джинджер Родджерс».
Входя в двойные металлические двери арсенала, Орландо, погруженный во внутренний диалог, налетел на широкую губчатую спину толстенной женщины с выдающимися грудями, одетую в ситцевое платье с печатным рисунком и шлепанцы на распухших ногах. За ее подол цеплялись то ли пять, то ли шесть угрюмых детишек.
– Permiso, se?ora! – бросил Орландо, сверкнув белыми зубами.
Он впервые огляделся. Это была первая протестантская церковь, куда попал Орландо. Тоже мне, cathedral , подумал он. Эти мне norteamericanos , молятся в бараках. Вместо шпиля с крестом у них воздушный шар в виде ангела. Голые стены, бетонные полы… где santos , где дорогое дерево, живопись, золото, свечи и реликвии? И исповедальни нет? И даже Мадонны нет! А вон сбоку несколько человек в белых балахонах лезут по стальной лестнице на крышу.
Когда он вошел вместе с толпой, то увидел их там не меньше тридцати – они стояли, уставившись на облака.
Толстуху с ее выводком остановила пожилая дама в белой рясе за длинным складным столом, где стояла коробка для денег и лежал рулон билетов. Рядом с нею протянута была бархатная полоса, отделяющая главный зал вроде тех, которыми в театре выстраивают в очередь посетителей.
– Десять долларов, пожалуйста, – сказала женщина в рясе, – и возьмите номерок. Дети до десяти лет за полцены. Посланец – преподобный Пэтч и Свидетель – мисс Родджерс вас примут, когда придет ваша очередь.
– А фотографировать ее можно? – спросил муж толстухи – тень мужчины с дешевой цифровой «мыльницей» в руках.
– Конечно. И Посланца тоже.
– А он кто?
– Посланец Пэтч – преемник преподобного Дуна, Князя Света. Его поставил Сам Господь, и он ответит на ваши вопросы о Вознесении. Только спасенные войдут в Царствие Небесное, когда придет Великое Вознесение, так что если вы хотите спастись – а время уже уходит, – он выслушает ваше исповедание веры. – Женщина в рясе сурово поглядела на семилетнего мальчишку, который дергал за волосы ребенка помладше, а тот хныкал.
– Недостойные дети, – добавила она, – останутся на земле, цепляясь за опустевшую одежду матерей своих.
Мальчишка не обратил внимания, но преступную руку перехватила железная ладонь матери.
– А эти чего там стоят на лестнице? – спросил муж.
– Это Дети Света, поднявшиеся Лестницей Восхождения. Князь предсказал, что именно там произойдет Великое Вознесение.
– Без булды? – спросил толстяк в джинсовом комбинезоне без рубашки, зажимая в руке номерок. – И когда оно начнется?
– Князь пророчествовал, что предшествовать Вознесению будут необычная погода, падающая звезда и волнения на Ближнем Востоке. Я подозреваю, что этот необычайный зной…
Орландо взял религиозную брошюрку три с половиной на пять дюймов с названием «ХОЧЕШЬ ЛИ ТЫ БЫТЬ ОСТАВЛЕННЫМ?» и стал читать о знаках Зверя: «И когда настанут Времена Скорбей, Антихрист вживит смарт-карту с подменным знаком 666 под кожу тех, кои…»
Бросив брошюру обратно на стол, он оглядел дальний конец комнаты – низкая деревянная платформа с двумя позолоченными, но более ничем не примечательными креслами, и сидели в них, очевидно, этот самый Посланец или как его называют, и Джинджер Родджерс. Орландо мысленно присвистнул. Отсюда эта Джинджер смотрелась – muy guapa .
Через десять минут Орландо смотрел, как стоявшая перед ним семья подходит к помосту. Женщина по очереди клала своих мелких потомков на колени Джинджер Родджерс, а муж щелкал «мыльницей». Посланец, сидящий слева от Джинджер, вроде бы что-то говорил, но семейство не обращало на него внимания, глядя только на Джинджер.
И тут до Орландо дошло, что тут происходит: Посланец, значит, Бог, а Джинджер – Мадонна. И очень ничего себе Мадонна. Золотые волосы, и отличные ноги – то, что видно из-под рясы. Неудивительно, что эти rusticos на старика и не смотрят – с этакой лысиной с пучками клоунских волос по краям, в дешевом типовом костюме. Неубедительный Бог. Если бы это организовал он, подумал Орландо, то Богом выбрал бы кого-то вроде… себя самого. Высокий, стройный, загорелый, одетый стильно.
– Сэр? Сэр? – обращалась к нему женщина. – Ваш номер четыреста семьдесят восьмой, вы следующий.
Она отцепила крючок бархатной полосы и жестом предложила Орландо проходить.
Он зашагал по бетонному полу, с каждый шагом восхищаясь Джинджер Родджерс все сильнее. Не зная, каких действий от него ожидают, он остановился за два шага, перекрестился и молитвенно преклонил колени.
– Madr? Maria , – начал он, опустив очи долу.
– Стоп! – произнес Посланец. – У нас в Храме Света – никаких этих папистских штучек!
Орландо взметнулся на ноги, правой рукой нашаривая в кармане складной нож и глядя на Посланца убийственным взглядом. Но тут же в мгновение ока расслабил мышцы, полыхнул широкой латиноамериканской улыбкой, сочтя, что сахар поможет лучше клинка.
– Permiso , Бог-Отец наш, – сказал он шелковым голосом. – Я не знал.
– Я не Бог, – сварливо бросил Пэтч. – Я – Посланец Его, но Он говорит мне… – Пэтч уставился в пространство и заговорил нараспев: -…и мы, что живы и остаемся, будем взяты с теми, что в облаках…
– Да-да, – перебил Орландо, – конечно же. Послушайте, se?or Посланец, я хотел бы поговорить с двойственницей – минуту наедине.
– С кем?
– С дайственницей, – отчетливо повторил Орландо, как будто Пэтч не расслышал. – Ох! – И он повторил отчетливо: – С действенницей.
Джинджер прыснула. Пэтч возмущенно прокашлялся:
– Это невозможно! – Он смутился и стал объяснять Джинджер: – Я хотел сказать, что невозможно говорить с тобой наедине, а не что… – Он снова закашлялся, перевел взгляд на Орландо: – Мы, Посланец и Свидетель, едины в передаче послания от Господа. И никто…
– Наедине! – прошипел Орландо.
Его рука снова легла на нож, но вместо ножа на свет появилась хрустящая стодолларовая бумажка.
– Я имею к вам mucho respecto, se? or , – сказал он с легким поклоном, – но я хочу быть один с этой молодой женщиной, когда она мне будет говорить про то чудо, понятно? – Он помахивал банкнотой, улыбаясь дружелюбно и дразняще. – Я буду благодарен.
– Гм-м-м-м-м…
Пэтч потянулся за бумажкой.
Орландо отвел руку назад:
– Наедине?
Пэтч освободил Орландо от сотни.
– Я думаю, тем временем мог бы поговорить с миссис Бинкль о ризах, которые нужно забрать из чистки.
И он сошел с помоста.
Орландо сел на кресло Пэтча, наклонился к Джинджер:
– Расскажи мне о чуде, bonita . Как этот Дун исчезал.
Джинджер набрала воздуху и повторила уже машинально воспроизводимый рассказ.
– Я пришла домой к Князю поговорить о гимнах, которые должен был петь наш хор, примерно в семь часов вечера в прошлый вторник. Мы были внизу, в холле, где на потолке нарисовано небо. Я на секунду повернулась спиной, а когда оглянулась – Пуф! – Князя не было. Его одежда и туфли остались горкой на полу. Они теперь здесь, в этом пластиковом ящике, – показала она.
– Вот как?
Орландо вопросительно глянул на плексигласовый куб с земным имуществом исчезнувшего Дуна. Значит, реликвии у них хотя бы есть.
Но ему хотелось услышать больше.
– И ты слышала, как открывалась дверь после этого «Пуф!»?
– Нет, он ее закрыл, когда мы вошли. И она осталась закрытой.
– А свет был выключен?
Явно непривычная к таким каверзным вопросам, Джинджер ответила с нажимом:
– Нет! Свет все время горел.
– А как далеко была ты от Дуна, когда слышала этот «Пуф!»?
– Хм… – Джинджер неловко поерзала в кресле. – Я не то чтобы слышала, просто это случилось. Я стояла… несколько шагов от него.
– Понимаю. А зачем ты повернулась спиной? Он тебя попросил повернуться, может быть, посчитать до десяти?
– Нет, я… я была вроде как на лестнице, и тут это и случилось.
– На лестнице? Значит, не так близко. То есть не в холле с Дуном?
– Да, то есть… нет. – Джинджер начала краснеть. – Я… мне нужно было… ну, в туалет, и это было как бы… наверху… Но я только на несколько шагов отошла, и повернулась – а его нет. Пуф! И исчез. Вознесся.
Она произнесла последнее слово решительно, кладя конец разговору.
Орландо смотрел, как Джинджер прикусывает губу, глядит куда-то в зал, избегает его взгляда, а пальцы ее так вцепились в подлокотники, что просто побелели. Он понял, что разыгрывая злого полицейского, большего уже не добьется. Поэтому он убрал из голоса каменную твердость и заговорил очень доброжелательно:
– Извините мои вопросы. Просто ваше чудо мне показалось таким… как это вы говорите? – поразительным. – Он несколько секунд помолчал, а потом заговорил снова: – Джинджер Родджерс, – он положил руку ей на колено, – tus ojos, tus labios, tu trasero biengordo… que maravilla de la naturaleza er?s tu. Venjovencita . Моя прекрасная pinga так хочет быть с тобой. Mira, смотри, как она поднимается приветствовать твою belleza .
Встретив совершенно ошеломленный взгляд Джинджер, он добавил:
– Ты самая красивая мадонна, которую я видел.
Джинджер взяла его руку за запястье и сняла со своего колена, потом наклонила голову набок и посмотрела вопросительно:
– Мадонна? Как рок-звезда?
– Claro.
Джинджер оглядела его с головы до пят, отметив смуглую латинскую красоту, напомаженные волосы, скопление золотых цепей на шее, свободную шелковую рубашку и полотняные брюки, ноги без носков в белых сандалиях. Орландо совсем был не похож на других посетителей, да и на «светляков» тоже.
– Вы певец? – спросила она.
Орландо ответил не задумываясь:
– Киноактер.
– Bay! А где вы снимались?
– Кубинские фильмы, jovencita. Их тут не показывают из-за этого hijo dе puta dictador comunista .
Джинджер неуверенно наморщила лоб, но повернулась в кресле к нему лицом. Ноги она подобрала на сиденье, колени под рясой – такого Пэтч никогда не разрешал.
– Но вы наверняка знакомы с кинозвездами, правда? Скажем, с Антонио Бандерасом?
– С Тони? Конечно. Мы с ним каждый четверг играем в хаи-алаи.
– Bay! – Но она снова наморщила лоб: – А что это такое – хайлай?
– Это… это как гольф, только быстрее. – Орландо кончиком ухоженного пальца коснулся ее подбородка. – Может, мы могли бы где-нибудь вместе кофе выпить? Не здесь, конечно. И поговорить о кино.
Джинджер поджала губы, бросила настороженный взгляд на Пэтча – он стоял спиной в другом конце зала.
– Я не знаю. Преподобный Пэтч не любит, когда я ухожу или разговариваю с посетителями. Он вообще хотел, чтобы я сюда переехала и всегда была под рукой, когда приходят люди спрашивать о Вознесении.
– Qu? l? stima! A я был бы так рад вам рассказать о моих приятелях-кинозвездах.
Джинджер задумчиво намотала на палец конец пряди, размотала, намотала снова. Поерзала на сиденье.
– Я не знаю… а вы действительно знаете Антонио Бандераса?
23
Всего за несколько часов до того, как Платон Скоупс вышел из пещеры с пустыми руками, дедуля Мак-Дауд привязал один конец веревки к проржавевшему насквозь «шевроле», а другой, пропустив через бедро и наполовину вокруг спины, передал вниз Джимми.
Он чувствовал постоянное натяжение, перемежаемое рывками, когда внук где-то футах в сорока внизу пробирался по извивам и поворотам промоины. Примерно через секунду после того, как он в пятый раз спросил «Все о'кей?», послышался глухой стук, и веревка ослабла. И стало тихо.
Он снова крикнул – тишина. Чувствуя, что случилось что-то нехорошее, бордер-колли залаяла, бегая вокруг дедули и входа в промоину.
– Боже мой, – сказал дедуля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
И даже если оставить в стороне возраст, какое ей дело, если Дун завел себе девочку? Рита Рей уехала, оставила его одного, а Дун – мужчина, и девица сама захотела к нему в постель. Орландо пожал плечами, пытаясь найти в этом смысл. И наконец сказал про себя: « Cuidado, осторожно Шики Дун! С пустым счетом в банке и этим липовым бриллиантовым кольцом… Когда Рита Рей тебя найдет, тебе конец. Так, а как же нам тебя искать? Думаю, лучше всего через Джинджер Родджерс».
Входя в двойные металлические двери арсенала, Орландо, погруженный во внутренний диалог, налетел на широкую губчатую спину толстенной женщины с выдающимися грудями, одетую в ситцевое платье с печатным рисунком и шлепанцы на распухших ногах. За ее подол цеплялись то ли пять, то ли шесть угрюмых детишек.
– Permiso, se?ora! – бросил Орландо, сверкнув белыми зубами.
Он впервые огляделся. Это была первая протестантская церковь, куда попал Орландо. Тоже мне, cathedral , подумал он. Эти мне norteamericanos , молятся в бараках. Вместо шпиля с крестом у них воздушный шар в виде ангела. Голые стены, бетонные полы… где santos , где дорогое дерево, живопись, золото, свечи и реликвии? И исповедальни нет? И даже Мадонны нет! А вон сбоку несколько человек в белых балахонах лезут по стальной лестнице на крышу.
Когда он вошел вместе с толпой, то увидел их там не меньше тридцати – они стояли, уставившись на облака.
Толстуху с ее выводком остановила пожилая дама в белой рясе за длинным складным столом, где стояла коробка для денег и лежал рулон билетов. Рядом с нею протянута была бархатная полоса, отделяющая главный зал вроде тех, которыми в театре выстраивают в очередь посетителей.
– Десять долларов, пожалуйста, – сказала женщина в рясе, – и возьмите номерок. Дети до десяти лет за полцены. Посланец – преподобный Пэтч и Свидетель – мисс Родджерс вас примут, когда придет ваша очередь.
– А фотографировать ее можно? – спросил муж толстухи – тень мужчины с дешевой цифровой «мыльницей» в руках.
– Конечно. И Посланца тоже.
– А он кто?
– Посланец Пэтч – преемник преподобного Дуна, Князя Света. Его поставил Сам Господь, и он ответит на ваши вопросы о Вознесении. Только спасенные войдут в Царствие Небесное, когда придет Великое Вознесение, так что если вы хотите спастись – а время уже уходит, – он выслушает ваше исповедание веры. – Женщина в рясе сурово поглядела на семилетнего мальчишку, который дергал за волосы ребенка помладше, а тот хныкал.
– Недостойные дети, – добавила она, – останутся на земле, цепляясь за опустевшую одежду матерей своих.
Мальчишка не обратил внимания, но преступную руку перехватила железная ладонь матери.
– А эти чего там стоят на лестнице? – спросил муж.
– Это Дети Света, поднявшиеся Лестницей Восхождения. Князь предсказал, что именно там произойдет Великое Вознесение.
– Без булды? – спросил толстяк в джинсовом комбинезоне без рубашки, зажимая в руке номерок. – И когда оно начнется?
– Князь пророчествовал, что предшествовать Вознесению будут необычная погода, падающая звезда и волнения на Ближнем Востоке. Я подозреваю, что этот необычайный зной…
Орландо взял религиозную брошюрку три с половиной на пять дюймов с названием «ХОЧЕШЬ ЛИ ТЫ БЫТЬ ОСТАВЛЕННЫМ?» и стал читать о знаках Зверя: «И когда настанут Времена Скорбей, Антихрист вживит смарт-карту с подменным знаком 666 под кожу тех, кои…»
Бросив брошюру обратно на стол, он оглядел дальний конец комнаты – низкая деревянная платформа с двумя позолоченными, но более ничем не примечательными креслами, и сидели в них, очевидно, этот самый Посланец или как его называют, и Джинджер Родджерс. Орландо мысленно присвистнул. Отсюда эта Джинджер смотрелась – muy guapa .
Через десять минут Орландо смотрел, как стоявшая перед ним семья подходит к помосту. Женщина по очереди клала своих мелких потомков на колени Джинджер Родджерс, а муж щелкал «мыльницей». Посланец, сидящий слева от Джинджер, вроде бы что-то говорил, но семейство не обращало на него внимания, глядя только на Джинджер.
И тут до Орландо дошло, что тут происходит: Посланец, значит, Бог, а Джинджер – Мадонна. И очень ничего себе Мадонна. Золотые волосы, и отличные ноги – то, что видно из-под рясы. Неудивительно, что эти rusticos на старика и не смотрят – с этакой лысиной с пучками клоунских волос по краям, в дешевом типовом костюме. Неубедительный Бог. Если бы это организовал он, подумал Орландо, то Богом выбрал бы кого-то вроде… себя самого. Высокий, стройный, загорелый, одетый стильно.
– Сэр? Сэр? – обращалась к нему женщина. – Ваш номер четыреста семьдесят восьмой, вы следующий.
Она отцепила крючок бархатной полосы и жестом предложила Орландо проходить.
Он зашагал по бетонному полу, с каждый шагом восхищаясь Джинджер Родджерс все сильнее. Не зная, каких действий от него ожидают, он остановился за два шага, перекрестился и молитвенно преклонил колени.
– Madr? Maria , – начал он, опустив очи долу.
– Стоп! – произнес Посланец. – У нас в Храме Света – никаких этих папистских штучек!
Орландо взметнулся на ноги, правой рукой нашаривая в кармане складной нож и глядя на Посланца убийственным взглядом. Но тут же в мгновение ока расслабил мышцы, полыхнул широкой латиноамериканской улыбкой, сочтя, что сахар поможет лучше клинка.
– Permiso , Бог-Отец наш, – сказал он шелковым голосом. – Я не знал.
– Я не Бог, – сварливо бросил Пэтч. – Я – Посланец Его, но Он говорит мне… – Пэтч уставился в пространство и заговорил нараспев: -…и мы, что живы и остаемся, будем взяты с теми, что в облаках…
– Да-да, – перебил Орландо, – конечно же. Послушайте, se?or Посланец, я хотел бы поговорить с двойственницей – минуту наедине.
– С кем?
– С дайственницей, – отчетливо повторил Орландо, как будто Пэтч не расслышал. – Ох! – И он повторил отчетливо: – С действенницей.
Джинджер прыснула. Пэтч возмущенно прокашлялся:
– Это невозможно! – Он смутился и стал объяснять Джинджер: – Я хотел сказать, что невозможно говорить с тобой наедине, а не что… – Он снова закашлялся, перевел взгляд на Орландо: – Мы, Посланец и Свидетель, едины в передаче послания от Господа. И никто…
– Наедине! – прошипел Орландо.
Его рука снова легла на нож, но вместо ножа на свет появилась хрустящая стодолларовая бумажка.
– Я имею к вам mucho respecto, se? or , – сказал он с легким поклоном, – но я хочу быть один с этой молодой женщиной, когда она мне будет говорить про то чудо, понятно? – Он помахивал банкнотой, улыбаясь дружелюбно и дразняще. – Я буду благодарен.
– Гм-м-м-м-м…
Пэтч потянулся за бумажкой.
Орландо отвел руку назад:
– Наедине?
Пэтч освободил Орландо от сотни.
– Я думаю, тем временем мог бы поговорить с миссис Бинкль о ризах, которые нужно забрать из чистки.
И он сошел с помоста.
Орландо сел на кресло Пэтча, наклонился к Джинджер:
– Расскажи мне о чуде, bonita . Как этот Дун исчезал.
Джинджер набрала воздуху и повторила уже машинально воспроизводимый рассказ.
– Я пришла домой к Князю поговорить о гимнах, которые должен был петь наш хор, примерно в семь часов вечера в прошлый вторник. Мы были внизу, в холле, где на потолке нарисовано небо. Я на секунду повернулась спиной, а когда оглянулась – Пуф! – Князя не было. Его одежда и туфли остались горкой на полу. Они теперь здесь, в этом пластиковом ящике, – показала она.
– Вот как?
Орландо вопросительно глянул на плексигласовый куб с земным имуществом исчезнувшего Дуна. Значит, реликвии у них хотя бы есть.
Но ему хотелось услышать больше.
– И ты слышала, как открывалась дверь после этого «Пуф!»?
– Нет, он ее закрыл, когда мы вошли. И она осталась закрытой.
– А свет был выключен?
Явно непривычная к таким каверзным вопросам, Джинджер ответила с нажимом:
– Нет! Свет все время горел.
– А как далеко была ты от Дуна, когда слышала этот «Пуф!»?
– Хм… – Джинджер неловко поерзала в кресле. – Я не то чтобы слышала, просто это случилось. Я стояла… несколько шагов от него.
– Понимаю. А зачем ты повернулась спиной? Он тебя попросил повернуться, может быть, посчитать до десяти?
– Нет, я… я была вроде как на лестнице, и тут это и случилось.
– На лестнице? Значит, не так близко. То есть не в холле с Дуном?
– Да, то есть… нет. – Джинджер начала краснеть. – Я… мне нужно было… ну, в туалет, и это было как бы… наверху… Но я только на несколько шагов отошла, и повернулась – а его нет. Пуф! И исчез. Вознесся.
Она произнесла последнее слово решительно, кладя конец разговору.
Орландо смотрел, как Джинджер прикусывает губу, глядит куда-то в зал, избегает его взгляда, а пальцы ее так вцепились в подлокотники, что просто побелели. Он понял, что разыгрывая злого полицейского, большего уже не добьется. Поэтому он убрал из голоса каменную твердость и заговорил очень доброжелательно:
– Извините мои вопросы. Просто ваше чудо мне показалось таким… как это вы говорите? – поразительным. – Он несколько секунд помолчал, а потом заговорил снова: – Джинджер Родджерс, – он положил руку ей на колено, – tus ojos, tus labios, tu trasero biengordo… que maravilla de la naturaleza er?s tu. Venjovencita . Моя прекрасная pinga так хочет быть с тобой. Mira, смотри, как она поднимается приветствовать твою belleza .
Встретив совершенно ошеломленный взгляд Джинджер, он добавил:
– Ты самая красивая мадонна, которую я видел.
Джинджер взяла его руку за запястье и сняла со своего колена, потом наклонила голову набок и посмотрела вопросительно:
– Мадонна? Как рок-звезда?
– Claro.
Джинджер оглядела его с головы до пят, отметив смуглую латинскую красоту, напомаженные волосы, скопление золотых цепей на шее, свободную шелковую рубашку и полотняные брюки, ноги без носков в белых сандалиях. Орландо совсем был не похож на других посетителей, да и на «светляков» тоже.
– Вы певец? – спросила она.
Орландо ответил не задумываясь:
– Киноактер.
– Bay! А где вы снимались?
– Кубинские фильмы, jovencita. Их тут не показывают из-за этого hijo dе puta dictador comunista .
Джинджер неуверенно наморщила лоб, но повернулась в кресле к нему лицом. Ноги она подобрала на сиденье, колени под рясой – такого Пэтч никогда не разрешал.
– Но вы наверняка знакомы с кинозвездами, правда? Скажем, с Антонио Бандерасом?
– С Тони? Конечно. Мы с ним каждый четверг играем в хаи-алаи.
– Bay! – Но она снова наморщила лоб: – А что это такое – хайлай?
– Это… это как гольф, только быстрее. – Орландо кончиком ухоженного пальца коснулся ее подбородка. – Может, мы могли бы где-нибудь вместе кофе выпить? Не здесь, конечно. И поговорить о кино.
Джинджер поджала губы, бросила настороженный взгляд на Пэтча – он стоял спиной в другом конце зала.
– Я не знаю. Преподобный Пэтч не любит, когда я ухожу или разговариваю с посетителями. Он вообще хотел, чтобы я сюда переехала и всегда была под рукой, когда приходят люди спрашивать о Вознесении.
– Qu? l? stima! A я был бы так рад вам рассказать о моих приятелях-кинозвездах.
Джинджер задумчиво намотала на палец конец пряди, размотала, намотала снова. Поерзала на сиденье.
– Я не знаю… а вы действительно знаете Антонио Бандераса?
23
Всего за несколько часов до того, как Платон Скоупс вышел из пещеры с пустыми руками, дедуля Мак-Дауд привязал один конец веревки к проржавевшему насквозь «шевроле», а другой, пропустив через бедро и наполовину вокруг спины, передал вниз Джимми.
Он чувствовал постоянное натяжение, перемежаемое рывками, когда внук где-то футах в сорока внизу пробирался по извивам и поворотам промоины. Примерно через секунду после того, как он в пятый раз спросил «Все о'кей?», послышался глухой стук, и веревка ослабла. И стало тихо.
Он снова крикнул – тишина. Чувствуя, что случилось что-то нехорошее, бордер-колли залаяла, бегая вокруг дедули и входа в промоину.
– Боже мой, – сказал дедуля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60