Хрустели под ногами осколки, люди падали на колени и шарили в поисках реликвий, сувениров.
– Дай и мне кусок!
– Мне икра досталась!
– ВАМ СИЕ БУДЕТ В ПИЩУ…
Орландо ножом ткнул в трицепс футболиста, держащего голову Фенстера. Оскальпированная голова упала на пол, отскочила один раз от бетона и прокатилась между ногами Ящика. Ящик ее увидел, споткнулся и рухнул на спину. Череп расплющился под его задом с хорошо слышным хрустом. Бей, водитель гонок с выбиванием, и Голиаф Джонс схватились над плечами мумии. Оторванными от туловища. Бей и Голиаф споткнулись и рухнули, увлекая с собой на пол трех мужчин и одну женщину. В тот же миг туловище мумии повисло в воздухе. Лишенное головы, рук и ног, оно рухнуло на подставленную грудь Ящика.
Дум – дум – ДУМ…
Больше занятый тем, что у него под задом, Ящик сразу не понял, что рухнуло ему на грудь, и, пытаясь встать, он рефлек-торно ухватился руками за торс мумии, прижал его к себе в медвежьем объятии.
А в других местах раздирались на части жадными руками и пальцами конечности мумии. Хлопья и нити обезвоженной ткани наполнили воздух, осыпая дерущихся серым конфетти. Издыхала Кита Шики произнес искаженную цитату из Книги Бытия 3:19:
– Брюхо к брюху и прах к праху.
– Вы сумасшедшие. Все вы сумасшедшие, – пробормотал Джимми. И добавил: – Вот такие вот достойные похороны.
– Вот такой был я сторож брату моему, – вздохнул Шики.
Дум – дум – ДУМ…
Все еще лежа на спине, Ящик опустил подбородок посмотреть, что же он держит мертвой хваткой. Губы касались обрывка шеи мумии. Взметнулись первобытные страхи перед мертвецами, детские воспоминания, как мать заставила целовать резиновую кожу дяди Бенни в гробу, вспыхнули образы Дуна, найденного в морозильнике, как Ящик выбрасывал его тело в промоину, и эта штука вернулась, она преследует его, как призрак.
Такого крика никогда еще не издавал Ящик – всем крикам крик.
Джимми показал пальцем:
– Один из безбожников Джинджер!
– Кажется, он все-таки обрел веру, – буркнул Шики, зажимая уши ладонями.
От такого вопля толпа отпрянула. Хористка из «светляков», подрабатывающая продавщицей в «Лавке помадки мистера Т.» на стрипе Гатлинбурга, тут же отдала свой завтрак – четверть фунта полупереваренной пралино-пекановой помадки – на кожаный пиджак Младшего «Хард-рок-кафе». В горячке минуты Персик повернулся, полоснув складным ножом плечо водителя гонок с выбиванием. Тот взвизгнул и дал по зубам какому-то бородатому Стражу. Подожженная «светлячка» выла, женщина в балахоне с окровавленным виском стояла на коленях и всхлипывала. Рита Рей ругалась.
Зашло солнце шестого дня творения, «И УВИДЕЛ БОГ ВСЕ, ЧТО ОН СОЗДАЛ, И ВОТ, ХОРОШО ВЕСЬМА».
63
Дум – дум – ДУМ…
Отпрянув от слизистой дряни, осквернившей его драгоценную кожаную куртку, Младший споткнулся о стоящую на четвереньках «светлячку» и рухнул спиной вперед. Ладони ударили о бетон и вспыхнули раскаленным добела ожогом. Прижав их к губам, Младший перекатился набок и долгие десять секунд лежал в утробной позе, корчась от боли.
Досада от очередного провала кипела и булькала, как жаркое, слишком долго стоящее на огне. Младший поднялся на колени – глаза его жгло, из носу капало.
– Это, блин, нечестно! Я нахожу мумию – и Молот ее крадет. Отец ее покупает – и эти психи разрывают ее на части. Ну почему, что бы я ни делал, а получается дерьмо?
Он смахнул слезу рукавом – и был вознагражден полными ноздрями кислого запаха полупереваренной помадки.
– Йакк! Так, хватит с меня!
Дум – дум – ДУМ…
– Хватит, слышите?
Младший полез за салфеткой от «Макдоналдса», которые таскал в кармане на всякий случай, но нашел вместо нее «магнум» калибра 357, заткнутый за пояс. Пальцы сомкнулись на рукояти, и прохладный рифленый пластик был ему на ощупь сейчас приятнее, чем ляжка студентки, – еще одна радость, в которой мир ему отказывал.
– Вы, гады, – сказал он, ни к кому в отдельности не обращаясь. – Вы думаете, что можно пинать Младшего Траута как какой-то, мать его, футбольный мяч?…
– Ой!
Ему досталось по ребрам ботинком от какой-то Джонсихи, гнавшейся то ли за абрикосом, то ли за ухом мумии.
– Это была последняя капля. – Младший с трудом поднялся на ноги, наставил револьвер в потолочные балки. – Больше никто Младшего Траута пинать не будет!
И он выстрелил, и еще раз, и еще раз.
Время и движение остановились. Как жители Помпеи, застигнутые яростным извержением Везувия, дерущиеся застыли посередине шага, посередине удара, посередине чего они там делали, остановленные в неподвижности стробирующими вспышками «магнума».
– ТАК СОВЕРШЕНЫ НЕБО И ЗЕМЛЯ И ВСЕ ВОИНСТВО ИХ. И СОВЕРШИЛ БОГ К СЕДЬМОМУ ДНЮ ДЕЛА СВОИ, КОТОРЫЕ ОН ДЕЛАЛ, И…
Младший выпустил последнюю пулю. Она попала в усилитель и заставила замолчать не только «Заратустру», но и громогласный голос Божий:
– ПОЧИЛ…
Крики, плач, вопль и стоны сменились страшным, будто вечным, каменным молчанием.
И тут, как начало Большого Взрыва… взорвалась Паника. Люди бежали, сталкивались, налетали на кита и резервуар Потопа в безумном порыве – удрать подальше от этого сумасшедшего мальчишки с большим револьвером.
Шики и Джимми, по шею высунувшись издыхала, держались, хотя кита трясло. Шики толкнул Джимми локтем – из-за пандемониума говорить было бесполезно – и указал на резервуар, где мятущаяся толпа снесла десятифутовый участок крепежного бруса два на четыре. С дюжину перепуганных «светляков», сбежавших от стрелка вверх по трапу к двери ковчега, остановились на ходу, когда вдруг рябь на воде превратилась в трех-, а вскоре в пятифутовые волны. Трое не удержались и свалились в воду, двое рухнули на живот и ухватились за оструганный трап. Один добрался до качающегося Ковчега, но остановился у входа, испуганный блеянием, рычанием и топотом изнутри.
Со змеиным шипением расползлось напряженное уплотнение, окатив толпу узким фонтаном. Раздался жуткий дробный треск, заклепки вылетели китайским фейерверком, и брешь стала шире, пустив воду горизонтальным каскадом через половину Зала Бытия.
Будто какой-то зверь морской бездны зашевелился в резервуаре Ноева потопа, и оттуда раздалось зловещее потрескивание, отдавшееся эхом от стен. Стенка резервуара выпучилась и тут же развалилась. По комнате прокатилось цунами высотой пятнадцать футов, смывая всех и все на своем пути. Оно плеснуло о дальние стены, взлетело к потолку и покатилось обратно.
Кит закачался, как утлая лодчонка, шевельнулся, всплыл с пола и завертелся плавающей игрушкой в гуще супа из людей и смытых экспонатов.
Ища выхода вниз, воды потопа ринулись из Зала Бытия по наклонному полу в Зал Чудес. Шики и Джимми вцепились в края дыхала, а кита несло на гребне водной лавины. Они вскрикнули, когда кит нырнул в Зал Чудес и резко накренился набок. Несколько жутких секунд они смотрели прямо вниз, пока кит не ударился носом в стену и не встал на ровный киль. Они снова вскрикнули, когда поняли, что идут курсом столкновения с Ковчегом. Резко дернувшись, кит вильнул в строну, зацепившись за бетонный столб. Ковчег ударил в поднятый хвост кита с костоломной силой, ампутировав пластиковый хвостовой плавник, потом продрейфовал мимо, а кит завертелся в мгновенном водовороте, окруженный кашлем, криками и молитвами людей, цепляющихся за обломки, бредущих или плывущих в воде.
Думая, что худшее уже позади, Шики сказал:
– Пьем до дна! – указывая на пару ног в красных туфлях со шпильками, вертящихся на поверхности.
Ноги нырнули, и высунулась на поверхность голова Риты Рей – мокрые светлые волосы покрывали шею и плечи как выцветшие на солнце водоросли.
– Впервые вижу эту женщину с распущенными волосами, – сказал Шики, – а ведь я целый год был на ней женат.
Он узнал некоторых из своих «светляков» – бредущих в воде, цепляющихся за мусор, обломки или друг за друга.
– Держись, ребята, – сказал он, хотя вряд ли они могли его услышать.
Джимми потряс Шики за плечо, показывая на троих, цеплявшихся друг за друга как сиамская тройня, – их поддерживал на плаву пластиковый верблюд.
– Это те безбожники, что напали на Джинджер!
– Твою подружку?
– Мы просто друзья, – поправил Джимми. И с озабоченным видом добавил: – Я ее нигде не вижу. Надеюсь…
– Наверняка с ней все в порядке… ух ты!
Ковчег налетел на пирамиду из древесно-стружечных плит, Дамбой запершую выход из Зала Чудес. Препятствие исчезло, и вода хлынула в пролом. Ковчег понесло дальше в порожистом течении к нижним этажам здания.
– Опять понеслась, – сказал Шики, когда кит поплыл за ковчегом. – Держись крепче.
Джимми показал на верхнюю притолоку быстро приближающейся входной двери, едва видимой над поднимающейся водой.
Их несло на стену музея.
64
Под восковой желтой луной в темно-синем небе, быстро чернеющем, Бобо Джессап наконец-то освобождал Холли Мак-Алистер от кружевных трусиков. Надеясь на уединение, Бобо припарковал свой «файрберд» на пустой стоянке между Музеем Библии Живой и Храмом Света. Процесс соблазнения оказался тяжелым: полчаса держания за ручку и ласковых речей, пять чуть сдобренных «Джеком Дэниелсом» банок диет-колы, обещания вечной любви, потом еще полчаса безрезультатных обжиманий и ключевой момент – клятва Бобо принять Иисуса Христа как своего персонального спасителя.
Гвоздь обивки впился в коленную чашечку Бобо, вставленную между наполовину разведенных ног Холли. Перенести вес Бобо не мог, потому что левая коленка весьма опасно упиралась в самый край сиденья. Снова свело выгнутую спину.
– Знал бы я, что так далеко зайдет, – сказал он про себя, – спер бы матушкин минивэн.
За несколько секунд до того он открыл дверцу, чтобы вытянуть ноги – из-за требования выкрутить невыключаемую лампочку из плафона. Спущенные джинсы зацепили ручку двери, заставив еще раз всуе помянуть имя Господа и еще повозиться. То, что Холли отключилась, дела не облегчало. И как будто этого было мало, Бобо самого покачивало от выпитого, и он гадал, удастся ли его снова поднять, когда – и если – он поставит Холли в нужную позу.
Он сообразил, что для освобождения Холли от трусиков надо будет либо разрезать их, либо попятиться из машины. Не имея при себе ножа, Бобо подался назад от своей возлюбленной и поставил ноги в туристских ботинках на асфальт.
– О'кей, вот теперь пойдет.
Он снова засунулся в машину и – без всякого труда – стащил трусики, через туфли «Док Мартенс». Потрогал себя – угу, все готово – развел Холли ноги, и…
От звука сирен и визга тормозов в каких-нибудь футах пятидесяти у Бобо голова впечаталась в крышу – бум! Прожектор выхватил из темноты его обнаженный зад, отбросил пугающие тени внутрь машины, и усиленный динамиком голос приказал:
– Выходите из машины. Руки на голову! Быстро!
В голове мутилось от удара об крышу, не говоря уже о пяти порциях виски с диет-колой. Бобо вылез, спотыкаясь, а в голове вертелись мысли: копы. А Холли только пятнадцать. Беги!
Старт был блестящий, но спущенные мешковатые джинсы и трусы ограничили бегство Бобо всего полутора шагами. Он плюхнулся наземь со всего размаха. Пытаясь подняться на ослабевших руках, он глянул на большое здание справа, увидел, как из полуоткрытых дверей хлещет вода. Пожарный гидрант, что ли? Или что?
Но замутненный ум ничего не успел сообразить, как стена лопнула.
Последней мыслью Бобо до того, как он очнулся на больничной койке, была та, что Бог наказывает его за поминание имени Его всуе, как и предупреждала Холли: распахнутся врата ада и поглотят его.
Нос Ноева Ковчега сорвал металлические двери с петель и прихватил еще приличный кусок задней стены музея. Судно выплыло на парковку в каскаде струй, плоских камней и скрученного металла. Кит выплыл следом, как и шестьдесят семь крестоносцев вперемешку с остатками двадцати одного экспоната музея Библии Живой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
– Дай и мне кусок!
– Мне икра досталась!
– ВАМ СИЕ БУДЕТ В ПИЩУ…
Орландо ножом ткнул в трицепс футболиста, держащего голову Фенстера. Оскальпированная голова упала на пол, отскочила один раз от бетона и прокатилась между ногами Ящика. Ящик ее увидел, споткнулся и рухнул на спину. Череп расплющился под его задом с хорошо слышным хрустом. Бей, водитель гонок с выбиванием, и Голиаф Джонс схватились над плечами мумии. Оторванными от туловища. Бей и Голиаф споткнулись и рухнули, увлекая с собой на пол трех мужчин и одну женщину. В тот же миг туловище мумии повисло в воздухе. Лишенное головы, рук и ног, оно рухнуло на подставленную грудь Ящика.
Дум – дум – ДУМ…
Больше занятый тем, что у него под задом, Ящик сразу не понял, что рухнуло ему на грудь, и, пытаясь встать, он рефлек-торно ухватился руками за торс мумии, прижал его к себе в медвежьем объятии.
А в других местах раздирались на части жадными руками и пальцами конечности мумии. Хлопья и нити обезвоженной ткани наполнили воздух, осыпая дерущихся серым конфетти. Издыхала Кита Шики произнес искаженную цитату из Книги Бытия 3:19:
– Брюхо к брюху и прах к праху.
– Вы сумасшедшие. Все вы сумасшедшие, – пробормотал Джимми. И добавил: – Вот такие вот достойные похороны.
– Вот такой был я сторож брату моему, – вздохнул Шики.
Дум – дум – ДУМ…
Все еще лежа на спине, Ящик опустил подбородок посмотреть, что же он держит мертвой хваткой. Губы касались обрывка шеи мумии. Взметнулись первобытные страхи перед мертвецами, детские воспоминания, как мать заставила целовать резиновую кожу дяди Бенни в гробу, вспыхнули образы Дуна, найденного в морозильнике, как Ящик выбрасывал его тело в промоину, и эта штука вернулась, она преследует его, как призрак.
Такого крика никогда еще не издавал Ящик – всем крикам крик.
Джимми показал пальцем:
– Один из безбожников Джинджер!
– Кажется, он все-таки обрел веру, – буркнул Шики, зажимая уши ладонями.
От такого вопля толпа отпрянула. Хористка из «светляков», подрабатывающая продавщицей в «Лавке помадки мистера Т.» на стрипе Гатлинбурга, тут же отдала свой завтрак – четверть фунта полупереваренной пралино-пекановой помадки – на кожаный пиджак Младшего «Хард-рок-кафе». В горячке минуты Персик повернулся, полоснув складным ножом плечо водителя гонок с выбиванием. Тот взвизгнул и дал по зубам какому-то бородатому Стражу. Подожженная «светлячка» выла, женщина в балахоне с окровавленным виском стояла на коленях и всхлипывала. Рита Рей ругалась.
Зашло солнце шестого дня творения, «И УВИДЕЛ БОГ ВСЕ, ЧТО ОН СОЗДАЛ, И ВОТ, ХОРОШО ВЕСЬМА».
63
Дум – дум – ДУМ…
Отпрянув от слизистой дряни, осквернившей его драгоценную кожаную куртку, Младший споткнулся о стоящую на четвереньках «светлячку» и рухнул спиной вперед. Ладони ударили о бетон и вспыхнули раскаленным добела ожогом. Прижав их к губам, Младший перекатился набок и долгие десять секунд лежал в утробной позе, корчась от боли.
Досада от очередного провала кипела и булькала, как жаркое, слишком долго стоящее на огне. Младший поднялся на колени – глаза его жгло, из носу капало.
– Это, блин, нечестно! Я нахожу мумию – и Молот ее крадет. Отец ее покупает – и эти психи разрывают ее на части. Ну почему, что бы я ни делал, а получается дерьмо?
Он смахнул слезу рукавом – и был вознагражден полными ноздрями кислого запаха полупереваренной помадки.
– Йакк! Так, хватит с меня!
Дум – дум – ДУМ…
– Хватит, слышите?
Младший полез за салфеткой от «Макдоналдса», которые таскал в кармане на всякий случай, но нашел вместо нее «магнум» калибра 357, заткнутый за пояс. Пальцы сомкнулись на рукояти, и прохладный рифленый пластик был ему на ощупь сейчас приятнее, чем ляжка студентки, – еще одна радость, в которой мир ему отказывал.
– Вы, гады, – сказал он, ни к кому в отдельности не обращаясь. – Вы думаете, что можно пинать Младшего Траута как какой-то, мать его, футбольный мяч?…
– Ой!
Ему досталось по ребрам ботинком от какой-то Джонсихи, гнавшейся то ли за абрикосом, то ли за ухом мумии.
– Это была последняя капля. – Младший с трудом поднялся на ноги, наставил револьвер в потолочные балки. – Больше никто Младшего Траута пинать не будет!
И он выстрелил, и еще раз, и еще раз.
Время и движение остановились. Как жители Помпеи, застигнутые яростным извержением Везувия, дерущиеся застыли посередине шага, посередине удара, посередине чего они там делали, остановленные в неподвижности стробирующими вспышками «магнума».
– ТАК СОВЕРШЕНЫ НЕБО И ЗЕМЛЯ И ВСЕ ВОИНСТВО ИХ. И СОВЕРШИЛ БОГ К СЕДЬМОМУ ДНЮ ДЕЛА СВОИ, КОТОРЫЕ ОН ДЕЛАЛ, И…
Младший выпустил последнюю пулю. Она попала в усилитель и заставила замолчать не только «Заратустру», но и громогласный голос Божий:
– ПОЧИЛ…
Крики, плач, вопль и стоны сменились страшным, будто вечным, каменным молчанием.
И тут, как начало Большого Взрыва… взорвалась Паника. Люди бежали, сталкивались, налетали на кита и резервуар Потопа в безумном порыве – удрать подальше от этого сумасшедшего мальчишки с большим револьвером.
Шики и Джимми, по шею высунувшись издыхала, держались, хотя кита трясло. Шики толкнул Джимми локтем – из-за пандемониума говорить было бесполезно – и указал на резервуар, где мятущаяся толпа снесла десятифутовый участок крепежного бруса два на четыре. С дюжину перепуганных «светляков», сбежавших от стрелка вверх по трапу к двери ковчега, остановились на ходу, когда вдруг рябь на воде превратилась в трех-, а вскоре в пятифутовые волны. Трое не удержались и свалились в воду, двое рухнули на живот и ухватились за оструганный трап. Один добрался до качающегося Ковчега, но остановился у входа, испуганный блеянием, рычанием и топотом изнутри.
Со змеиным шипением расползлось напряженное уплотнение, окатив толпу узким фонтаном. Раздался жуткий дробный треск, заклепки вылетели китайским фейерверком, и брешь стала шире, пустив воду горизонтальным каскадом через половину Зала Бытия.
Будто какой-то зверь морской бездны зашевелился в резервуаре Ноева потопа, и оттуда раздалось зловещее потрескивание, отдавшееся эхом от стен. Стенка резервуара выпучилась и тут же развалилась. По комнате прокатилось цунами высотой пятнадцать футов, смывая всех и все на своем пути. Оно плеснуло о дальние стены, взлетело к потолку и покатилось обратно.
Кит закачался, как утлая лодчонка, шевельнулся, всплыл с пола и завертелся плавающей игрушкой в гуще супа из людей и смытых экспонатов.
Ища выхода вниз, воды потопа ринулись из Зала Бытия по наклонному полу в Зал Чудес. Шики и Джимми вцепились в края дыхала, а кита несло на гребне водной лавины. Они вскрикнули, когда кит нырнул в Зал Чудес и резко накренился набок. Несколько жутких секунд они смотрели прямо вниз, пока кит не ударился носом в стену и не встал на ровный киль. Они снова вскрикнули, когда поняли, что идут курсом столкновения с Ковчегом. Резко дернувшись, кит вильнул в строну, зацепившись за бетонный столб. Ковчег ударил в поднятый хвост кита с костоломной силой, ампутировав пластиковый хвостовой плавник, потом продрейфовал мимо, а кит завертелся в мгновенном водовороте, окруженный кашлем, криками и молитвами людей, цепляющихся за обломки, бредущих или плывущих в воде.
Думая, что худшее уже позади, Шики сказал:
– Пьем до дна! – указывая на пару ног в красных туфлях со шпильками, вертящихся на поверхности.
Ноги нырнули, и высунулась на поверхность голова Риты Рей – мокрые светлые волосы покрывали шею и плечи как выцветшие на солнце водоросли.
– Впервые вижу эту женщину с распущенными волосами, – сказал Шики, – а ведь я целый год был на ней женат.
Он узнал некоторых из своих «светляков» – бредущих в воде, цепляющихся за мусор, обломки или друг за друга.
– Держись, ребята, – сказал он, хотя вряд ли они могли его услышать.
Джимми потряс Шики за плечо, показывая на троих, цеплявшихся друг за друга как сиамская тройня, – их поддерживал на плаву пластиковый верблюд.
– Это те безбожники, что напали на Джинджер!
– Твою подружку?
– Мы просто друзья, – поправил Джимми. И с озабоченным видом добавил: – Я ее нигде не вижу. Надеюсь…
– Наверняка с ней все в порядке… ух ты!
Ковчег налетел на пирамиду из древесно-стружечных плит, Дамбой запершую выход из Зала Чудес. Препятствие исчезло, и вода хлынула в пролом. Ковчег понесло дальше в порожистом течении к нижним этажам здания.
– Опять понеслась, – сказал Шики, когда кит поплыл за ковчегом. – Держись крепче.
Джимми показал на верхнюю притолоку быстро приближающейся входной двери, едва видимой над поднимающейся водой.
Их несло на стену музея.
64
Под восковой желтой луной в темно-синем небе, быстро чернеющем, Бобо Джессап наконец-то освобождал Холли Мак-Алистер от кружевных трусиков. Надеясь на уединение, Бобо припарковал свой «файрберд» на пустой стоянке между Музеем Библии Живой и Храмом Света. Процесс соблазнения оказался тяжелым: полчаса держания за ручку и ласковых речей, пять чуть сдобренных «Джеком Дэниелсом» банок диет-колы, обещания вечной любви, потом еще полчаса безрезультатных обжиманий и ключевой момент – клятва Бобо принять Иисуса Христа как своего персонального спасителя.
Гвоздь обивки впился в коленную чашечку Бобо, вставленную между наполовину разведенных ног Холли. Перенести вес Бобо не мог, потому что левая коленка весьма опасно упиралась в самый край сиденья. Снова свело выгнутую спину.
– Знал бы я, что так далеко зайдет, – сказал он про себя, – спер бы матушкин минивэн.
За несколько секунд до того он открыл дверцу, чтобы вытянуть ноги – из-за требования выкрутить невыключаемую лампочку из плафона. Спущенные джинсы зацепили ручку двери, заставив еще раз всуе помянуть имя Господа и еще повозиться. То, что Холли отключилась, дела не облегчало. И как будто этого было мало, Бобо самого покачивало от выпитого, и он гадал, удастся ли его снова поднять, когда – и если – он поставит Холли в нужную позу.
Он сообразил, что для освобождения Холли от трусиков надо будет либо разрезать их, либо попятиться из машины. Не имея при себе ножа, Бобо подался назад от своей возлюбленной и поставил ноги в туристских ботинках на асфальт.
– О'кей, вот теперь пойдет.
Он снова засунулся в машину и – без всякого труда – стащил трусики, через туфли «Док Мартенс». Потрогал себя – угу, все готово – развел Холли ноги, и…
От звука сирен и визга тормозов в каких-нибудь футах пятидесяти у Бобо голова впечаталась в крышу – бум! Прожектор выхватил из темноты его обнаженный зад, отбросил пугающие тени внутрь машины, и усиленный динамиком голос приказал:
– Выходите из машины. Руки на голову! Быстро!
В голове мутилось от удара об крышу, не говоря уже о пяти порциях виски с диет-колой. Бобо вылез, спотыкаясь, а в голове вертелись мысли: копы. А Холли только пятнадцать. Беги!
Старт был блестящий, но спущенные мешковатые джинсы и трусы ограничили бегство Бобо всего полутора шагами. Он плюхнулся наземь со всего размаха. Пытаясь подняться на ослабевших руках, он глянул на большое здание справа, увидел, как из полуоткрытых дверей хлещет вода. Пожарный гидрант, что ли? Или что?
Но замутненный ум ничего не успел сообразить, как стена лопнула.
Последней мыслью Бобо до того, как он очнулся на больничной койке, была та, что Бог наказывает его за поминание имени Его всуе, как и предупреждала Холли: распахнутся врата ада и поглотят его.
Нос Ноева Ковчега сорвал металлические двери с петель и прихватил еще приличный кусок задней стены музея. Судно выплыло на парковку в каскаде струй, плоских камней и скрученного металла. Кит выплыл следом, как и шестьдесят семь крестоносцев вперемешку с остатками двадцати одного экспоната музея Библии Живой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60