– Мне спросить?»
«Нет-нет. Дай мне трубку».
Шики услышал более ясный, хотя и нерешительный голос:
– Молот?
Шики сумел прохрипеть:
– Нет.
– А кто? Вы из музея?
– Я… я… – Шики почувствовал, что заикается.
– Говорите прямо. Если вы добыли тело Дуна, я вам плачу за него пять штук.
Шики повесил трубку и привалился к кабине, вцепившись руками себе в лицо. И что теперь? Быстро забежать в «Маяк» за скромной припасенной заначкой, попрощаться с некоторыми из любимых «светляков», а потом… Мексика? Подумав о своем невезении, он вспомнил женщину, которая запустила этот черный шар. Мамочка. День рождения. Два дня тому назад.
Он запихнул в телефон порцию монет:
– Ma?
– На этот раз ты хотя бы сам за разговор платишь.
Он не успел ответить, как лед в ее голосе растаял:
– Слава богу, что ты все еще жив.
– Он до меня еще не добрался, – сказал Шики, имея в виду Молота. Но откуда она могла про это знать? Траут пытался ее трясти? Мамочку? Крыса он подлая.
– Кто «он»? – спросила она.
Вопрос смутил Шики, и потому он не ответил. Факт тот, что во всей Калифорнии одна Рита Рей знала, что у Шики есть мать, а Шики не мог себе представить, чтобы Рита Рей сказала об этом Трауту, даже если он на нее нажал, пытаясь вернуть долг.
– …я до смерти переволновалась, – говорила мамочка, – когда тут во всех газетах, по телевизору говорят, что ты был Вознесен и найден мертвым в пещере – да как ты смел меня заставить такое переживать?! Я звонила, тебя не нашла. Ты не перезвонил. Вижу я, что ты меня в могилу свести хочешь…
– Я? Вознесен? Мертвым?
– Эти твои «светляки» говорят, что мумия – это ты.
– Мумия?
– Я видела фотографию, и она куда больше похожа на тебя, чем твой гламурный портрет. Слава богу, что они ошиб…
– Когда это было, мама?
– Вчера. Ты газет не читаешь? Телевизор не смотришь? Где ты вообще? Эта твоя жуликоватая жена, охотница до денег, тоже звонила, тебя искала. Наверное, деньги ей нужны на украшения. Если бы ты тогда меня послушал…
– Мам, хватит…
– Рита Рей Дивер! Ха! Я тебе точно скажу, что никакая она
не нефтяная вдова.
– Мам, Фенстер последние дни не проявлялся?
– Ну ты и брат! Как ты мог забыть, что Фенстер снова в каталажке? Он звонит первого числа каждого месяца – не то что другой мой сын, который, хотя и на свободе, даже в мой день рождения забывает поздравить.
– Фенстера выпустили, ма.
– Уже? И он тоже не позвонил? Господи Боже, чем прогневала я Тебя, что Ты проклял меня двумя неблагодарными сыновьями?
Шики показалось, что он слышит скрежет зубов. Потом мама сказала:
– Фенстер всегда звонит, когда его выпускают. Ему было сидеть еще три месяца. Ты уверен…
Фенстер! Шики вспомнил, как хвастался своими гатлинбургскими доходами, шикарным домом. Фенстер украл у него билет на самолет и все остальное. Если Фенстер поехал в Теннесси…
Шики вспомнил упоминание Траута о «теле», мамины слова о мумии, очень на него похожей… М-да…
Очевидно, мамочка пришла к тому же заключению.
– Иисус, Мария и Иосиф! – взвыла она. – Это был не ты, это он! Мой мальчик, мой младенец! Они из него сделали мумию. Ты, негодяй… как ты это допустил?
– Ma, когда я видел Фенстера последний раз, он был жив и здоров.
Здоров меня надуть, добавил он про себя, одновременно гадая, почему это Фенстер оказался мумией… и как это получилось? Наверняка это какое-то жульничество. Чтобы…
Но мамочка прервала ход его мыслей:
– Господь наш небесный! Мое дитя! И ты, его старший брат, позволил им…
– Ma, Фенстер жив и здоров. Это его очередное жульничество.
– Если ты хочешь еще когда-нибудь услышать мой голос, ты найдешь мое дитя и…
– Я его найду, мам. Клянусь.
Шики услышал ее хриплое сопение – как бывало всегда, когда она заводилась. Еще, наверное, сейчас дергает себя за волосы.
Мамаша Дун сумела взять себя в руки, и голос ее прозвучал холодной сталью:
– Очень тебе советую постараться.
41
Рита Рей наморщила нос:
– Это что так воняет?
– Вареная венская сосиска, – пояснил Орландо. – Уже пора закрываться, а эта штука все еще отравляет воздух. Обидно, что ты осталась без almuerzo . Американские хот-доги откладывают симпатичный жирок у тебя на culo, guajira , – добавил он, выдав ей игривый шлепок. – Ay, Dios mio, я уже в этом тоскливом museo торчу… – он глянул на тонкие золотые часы, – вечность.
– Лапушка, красота требует времени. Я поменяла цвет ногтей на ногах, пока мне доделывали прическу. Как она тебе?
Масса жестких белокурых волос, бросая вызов тяготению, взметалась гребнем волны с затылка и падала каскадом застывших кудрей, зависших в дюйме от лба.
– Миу bonita, сото siempre , – сказал Орландо. – Ты слышала, что я говорил? Скоро закроют двери.
– Расскажи, как тут чего.
Орландо объяснил про запертую дверь, про мумию – то, что рассказала билетерша, – лежащую под белой простыней на стальном столе в лаборатории.
– Кроме сторожа, ключ есть у двоих, которые уходят при закрытии… – еще взгляд на часы, – через десять минут. Ученый, который уходил несколько часов назад, и директор, который сейчас у себя кабинете, в середине коридора – вон там. – Он показал пальцем. – Остальные скоро уходят.
– Значит, нам только надо попасть в лабораторию, взять нашего любимого сушеного Шики, выйти через заднюю дверь и подбросить его в полицейский участок. У копов есть мое заявление о пропаже, и они его идентифицируют, как должны были еще несколько дней тому назад, когда его нашли бойскауты. Законное свидетельство о смерти убедит страховую компанию заплатить мне – бедной неутешной вдове – то, что я по справедливости заслужила. Все просто.
– У тебя всегда все просто. Но как мы попадем туда, одни, всего за десять минут?
Рита Рей задумчиво постучала ногтями по подбородку.
– Ты спрячешься в сортире, пока все не уйдут. Я выдурю у директора ключ, задержу его после закрытия, передам ключ тебе, а ты сунешь нашего Шики в багажник.
– Может быть.
– Никаких «может быть». На что он похож, этот директор?
– Ничего, кроме крючков для пуговиц, в жизни не видит. Мешковатый костюм, из моды вышел много лет назад. Желтые зубы. Дыхание наверняка отдает гнилым мясом. Древний и уродливый, как vampiros , что выходят по ночам из могилы сосать кровь девственниц.
– Фу! – скривилась Рита Рей. Оправила короткую кожаную юбку, пробежалась рукой по налаченным волосам, глянула в карманное зеркальце проверить помаду на губах. – И что ты думаешь?
– Я думаю, тебе ничего не грозит. По крайней мере в смысле сосать кровь девственниц.
– Очень остроумно. Давай теперь в сортир и появись в кабинете точно в пять сорок пять. – Она посмотрела на часы, сверяя их с часами Орландо. – Я его отвлеку и брошу тебе ключи. Ты отопрешь дверь лаборатории, оставишь ее открытой, вернешь мне ключи и выйдешь через заднюю дверь, унося моего бедного мужа. Должно занять не больше двух-трех минут. Я прощаюсь и выхожу через переднюю дверь, встречаемся в машине. Годится?
– А если это не получится, у меня есть план «Б», oistel В руке Орландо вдруг возник выкидной нож.
– Нет. Должно быть все чисто. Мой пропавший любимый Шики оказывается в полицейском участке. Точка.
Орландо пожал плечами и сунул нож в карман. Когда из динамиков прозвучало «десять минут до закрытия», он спрятался в кабинке мужского туалета. Рита Рей осталась в кафетерии, выглянула в коридор, никого не увидела и быстро прошагала к кабинету Хорейса Дакхауза. Перед тем как войти, она расстегнула верхнюю пуговицу шелковой блузки и осмотрела свое отражение в стекле темной витрины с французскими крючками для пуговиц. Подмигнув своему зеркальному двойнику, она открыла дверь и шагнула внутрь.
При виде Дакхауза, нависшего над бухгалтерской книгой как гуль над кладбищенской падалью, Рита Рей поднесла руку ко рту и прикусила палец. Страховка, напомнила она себе. Миллион баксов. «Маргариты» на солнышке. Орландо мне будет ноги массировать на пляже.
Стол директора стоял лицом не к двери, а к окну, выходящему на парковку. Не поднимая глаз от своих расчетов, Дакхауз махнул рукой:
– Служебный кабинет. Музей закрывается. Выход через переднюю дверь.
Рита Рей как следует вдохнула, набираясь мужества, и подошла к директору. Присев на угол стола, она положила ногу на ногу, обнажив загорелые бедра.
– Ах, я в таком восторге от ваших крючков! А вы, наверное, тут главный?
Дакхауз прокашлялся, отъехал с креслом на фут и поднял подбородок. Он старался смотреть в лицо Риты Рей, чтобы не видеть голых ног, покачивающейся икры, красных открытых туфелек.
– Э-гм… могу я быть чем-нибудь вам полезен?
– Очень на это надеюсь. Я школьная учительница – преподаю историю. Какая у вас чудесная коллекция!
– Да, мы стараемся…
– А вы сам директор? Это как президент большой корпорации? А какое это чувство – такая большая власть? Нанимать и увольнять, подписывать чеки, а вам все говорят «сэр»?
– Я вообще-то не думал…
В дверях возник толстый сторож:
– Закрываем, сэр. Джинни осталась последняя, сейчас уходит. Проверю кафетерий и туалеты и закрою, уходя, переднюю дверь. Мистер Скоупс уехал в город, вряд ли вернется. Вы сигнализацию включите?
Рита Рей при упоминании туалетов напряглась. Выпуклые шрамы на лице сторожа и почти исчезнувший синяк под глазом говорили, что он пусть не очень скор, но вполне горазд подраться. И в руках у него была металлическая дубинка полицейского.
Дакхауз развернулся лицом к сторожу:
– Да, конечно, Кларенс. Эта молодая дама сейчас уходит.
Рита Рей потерла медальон на шее, подняла его к губам и едва заметно поцеловала. Потом затрепетала ресницами:
– Ой, а можно мне? – Сидя спиной к сторожу, она наклонилась вперед, открывая вырез без лифчика. Ритмично задвигала плечами – остальное сделает гравитация. – Я так надеялась задать вам несколько вопросов насчет крючков…
Дакхауз заморгал на округлости, покачивающиеся в двух футах от его лица.
– Н-ну, я думаю… да. – Он снова прокашлялся, довольно громко. – Я ее провожу, Кларенс. До завтра. Приятного вам вечера.
– И вам тоже, сэр. – Он сумел подчеркнуть слово «тоже» так, что Дакхауз покраснел. Сторож, пятясь, вышел.
Рита Рей прислушалась к удаляющимся шагам, надеясь, что судьба не подстроит подлянку встречи Орландо и сторожа. Тем временем она оглядывала стол в поисках ключей и продолжала разговор:
– Он вам дважды сказал «сэр». – Она протянула руку к плечу директора, лениво царапнула красными длинными ногтями мятый рукав пиджака. – Меня зовут Мария. Такие сильные, властные мужчины – я просто преклоняюсь перед ними!
Дакхауз уставился на собственный рукав, будто тот обратился в камень.
– Я… гм… что именно вы хотели?
– Да вот, про крючки для пуговиц. – Она расстегнула еще одну пуговицу, над солнечным сплетением. – Типа зачем нужен крючок на ручке, если можно сделать просто пальцами? – Она спрыгнула с края стола, смела в сторону бухгалтерскую книгу и заняла ее место. При этом она едва заметным движением взяла директора за запястье, так что его пальцы задели перламутровую пуговицу.
Указательный палец Дакхауза дернулся, но не отодвинулся. Директор забормотал:
– Понимаете, гм… в XIX веке, ботинки и…
– А вы посмотрите, – настаивала она. – Проверьте сами, что пальцами куда приятнее.
Он вытянул шею в сторону коридора – конечно, прислушиваясь к затихающим шагам охранника. Рита Рей помахала на себя ладошкой.
– Ой, как здесь жарко. Ну что же девушке сделать, чтобы остыть?
У Дакхауза открылся рот, бледный язык лизнул верхнюю губу. Он сглотнул слюну, сморгнул три раза подряд. Сперва осторожно, потом поспешно его первые три пальца расстегнули пуговицу.
Последнюю пуговицу Рита Рей расстегнула сама. Подняв болтающийся в ложбине медальон, она закинула его за спину, освободившись для дальнейших действий, и препроводила руку Дакхауза на свою обнаженную правую грудь. Пальцы его судорожно сжались.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
«Нет-нет. Дай мне трубку».
Шики услышал более ясный, хотя и нерешительный голос:
– Молот?
Шики сумел прохрипеть:
– Нет.
– А кто? Вы из музея?
– Я… я… – Шики почувствовал, что заикается.
– Говорите прямо. Если вы добыли тело Дуна, я вам плачу за него пять штук.
Шики повесил трубку и привалился к кабине, вцепившись руками себе в лицо. И что теперь? Быстро забежать в «Маяк» за скромной припасенной заначкой, попрощаться с некоторыми из любимых «светляков», а потом… Мексика? Подумав о своем невезении, он вспомнил женщину, которая запустила этот черный шар. Мамочка. День рождения. Два дня тому назад.
Он запихнул в телефон порцию монет:
– Ma?
– На этот раз ты хотя бы сам за разговор платишь.
Он не успел ответить, как лед в ее голосе растаял:
– Слава богу, что ты все еще жив.
– Он до меня еще не добрался, – сказал Шики, имея в виду Молота. Но откуда она могла про это знать? Траут пытался ее трясти? Мамочку? Крыса он подлая.
– Кто «он»? – спросила она.
Вопрос смутил Шики, и потому он не ответил. Факт тот, что во всей Калифорнии одна Рита Рей знала, что у Шики есть мать, а Шики не мог себе представить, чтобы Рита Рей сказала об этом Трауту, даже если он на нее нажал, пытаясь вернуть долг.
– …я до смерти переволновалась, – говорила мамочка, – когда тут во всех газетах, по телевизору говорят, что ты был Вознесен и найден мертвым в пещере – да как ты смел меня заставить такое переживать?! Я звонила, тебя не нашла. Ты не перезвонил. Вижу я, что ты меня в могилу свести хочешь…
– Я? Вознесен? Мертвым?
– Эти твои «светляки» говорят, что мумия – это ты.
– Мумия?
– Я видела фотографию, и она куда больше похожа на тебя, чем твой гламурный портрет. Слава богу, что они ошиб…
– Когда это было, мама?
– Вчера. Ты газет не читаешь? Телевизор не смотришь? Где ты вообще? Эта твоя жуликоватая жена, охотница до денег, тоже звонила, тебя искала. Наверное, деньги ей нужны на украшения. Если бы ты тогда меня послушал…
– Мам, хватит…
– Рита Рей Дивер! Ха! Я тебе точно скажу, что никакая она
не нефтяная вдова.
– Мам, Фенстер последние дни не проявлялся?
– Ну ты и брат! Как ты мог забыть, что Фенстер снова в каталажке? Он звонит первого числа каждого месяца – не то что другой мой сын, который, хотя и на свободе, даже в мой день рождения забывает поздравить.
– Фенстера выпустили, ма.
– Уже? И он тоже не позвонил? Господи Боже, чем прогневала я Тебя, что Ты проклял меня двумя неблагодарными сыновьями?
Шики показалось, что он слышит скрежет зубов. Потом мама сказала:
– Фенстер всегда звонит, когда его выпускают. Ему было сидеть еще три месяца. Ты уверен…
Фенстер! Шики вспомнил, как хвастался своими гатлинбургскими доходами, шикарным домом. Фенстер украл у него билет на самолет и все остальное. Если Фенстер поехал в Теннесси…
Шики вспомнил упоминание Траута о «теле», мамины слова о мумии, очень на него похожей… М-да…
Очевидно, мамочка пришла к тому же заключению.
– Иисус, Мария и Иосиф! – взвыла она. – Это был не ты, это он! Мой мальчик, мой младенец! Они из него сделали мумию. Ты, негодяй… как ты это допустил?
– Ma, когда я видел Фенстера последний раз, он был жив и здоров.
Здоров меня надуть, добавил он про себя, одновременно гадая, почему это Фенстер оказался мумией… и как это получилось? Наверняка это какое-то жульничество. Чтобы…
Но мамочка прервала ход его мыслей:
– Господь наш небесный! Мое дитя! И ты, его старший брат, позволил им…
– Ma, Фенстер жив и здоров. Это его очередное жульничество.
– Если ты хочешь еще когда-нибудь услышать мой голос, ты найдешь мое дитя и…
– Я его найду, мам. Клянусь.
Шики услышал ее хриплое сопение – как бывало всегда, когда она заводилась. Еще, наверное, сейчас дергает себя за волосы.
Мамаша Дун сумела взять себя в руки, и голос ее прозвучал холодной сталью:
– Очень тебе советую постараться.
41
Рита Рей наморщила нос:
– Это что так воняет?
– Вареная венская сосиска, – пояснил Орландо. – Уже пора закрываться, а эта штука все еще отравляет воздух. Обидно, что ты осталась без almuerzo . Американские хот-доги откладывают симпатичный жирок у тебя на culo, guajira , – добавил он, выдав ей игривый шлепок. – Ay, Dios mio, я уже в этом тоскливом museo торчу… – он глянул на тонкие золотые часы, – вечность.
– Лапушка, красота требует времени. Я поменяла цвет ногтей на ногах, пока мне доделывали прическу. Как она тебе?
Масса жестких белокурых волос, бросая вызов тяготению, взметалась гребнем волны с затылка и падала каскадом застывших кудрей, зависших в дюйме от лба.
– Миу bonita, сото siempre , – сказал Орландо. – Ты слышала, что я говорил? Скоро закроют двери.
– Расскажи, как тут чего.
Орландо объяснил про запертую дверь, про мумию – то, что рассказала билетерша, – лежащую под белой простыней на стальном столе в лаборатории.
– Кроме сторожа, ключ есть у двоих, которые уходят при закрытии… – еще взгляд на часы, – через десять минут. Ученый, который уходил несколько часов назад, и директор, который сейчас у себя кабинете, в середине коридора – вон там. – Он показал пальцем. – Остальные скоро уходят.
– Значит, нам только надо попасть в лабораторию, взять нашего любимого сушеного Шики, выйти через заднюю дверь и подбросить его в полицейский участок. У копов есть мое заявление о пропаже, и они его идентифицируют, как должны были еще несколько дней тому назад, когда его нашли бойскауты. Законное свидетельство о смерти убедит страховую компанию заплатить мне – бедной неутешной вдове – то, что я по справедливости заслужила. Все просто.
– У тебя всегда все просто. Но как мы попадем туда, одни, всего за десять минут?
Рита Рей задумчиво постучала ногтями по подбородку.
– Ты спрячешься в сортире, пока все не уйдут. Я выдурю у директора ключ, задержу его после закрытия, передам ключ тебе, а ты сунешь нашего Шики в багажник.
– Может быть.
– Никаких «может быть». На что он похож, этот директор?
– Ничего, кроме крючков для пуговиц, в жизни не видит. Мешковатый костюм, из моды вышел много лет назад. Желтые зубы. Дыхание наверняка отдает гнилым мясом. Древний и уродливый, как vampiros , что выходят по ночам из могилы сосать кровь девственниц.
– Фу! – скривилась Рита Рей. Оправила короткую кожаную юбку, пробежалась рукой по налаченным волосам, глянула в карманное зеркальце проверить помаду на губах. – И что ты думаешь?
– Я думаю, тебе ничего не грозит. По крайней мере в смысле сосать кровь девственниц.
– Очень остроумно. Давай теперь в сортир и появись в кабинете точно в пять сорок пять. – Она посмотрела на часы, сверяя их с часами Орландо. – Я его отвлеку и брошу тебе ключи. Ты отопрешь дверь лаборатории, оставишь ее открытой, вернешь мне ключи и выйдешь через заднюю дверь, унося моего бедного мужа. Должно занять не больше двух-трех минут. Я прощаюсь и выхожу через переднюю дверь, встречаемся в машине. Годится?
– А если это не получится, у меня есть план «Б», oistel В руке Орландо вдруг возник выкидной нож.
– Нет. Должно быть все чисто. Мой пропавший любимый Шики оказывается в полицейском участке. Точка.
Орландо пожал плечами и сунул нож в карман. Когда из динамиков прозвучало «десять минут до закрытия», он спрятался в кабинке мужского туалета. Рита Рей осталась в кафетерии, выглянула в коридор, никого не увидела и быстро прошагала к кабинету Хорейса Дакхауза. Перед тем как войти, она расстегнула верхнюю пуговицу шелковой блузки и осмотрела свое отражение в стекле темной витрины с французскими крючками для пуговиц. Подмигнув своему зеркальному двойнику, она открыла дверь и шагнула внутрь.
При виде Дакхауза, нависшего над бухгалтерской книгой как гуль над кладбищенской падалью, Рита Рей поднесла руку ко рту и прикусила палец. Страховка, напомнила она себе. Миллион баксов. «Маргариты» на солнышке. Орландо мне будет ноги массировать на пляже.
Стол директора стоял лицом не к двери, а к окну, выходящему на парковку. Не поднимая глаз от своих расчетов, Дакхауз махнул рукой:
– Служебный кабинет. Музей закрывается. Выход через переднюю дверь.
Рита Рей как следует вдохнула, набираясь мужества, и подошла к директору. Присев на угол стола, она положила ногу на ногу, обнажив загорелые бедра.
– Ах, я в таком восторге от ваших крючков! А вы, наверное, тут главный?
Дакхауз прокашлялся, отъехал с креслом на фут и поднял подбородок. Он старался смотреть в лицо Риты Рей, чтобы не видеть голых ног, покачивающейся икры, красных открытых туфелек.
– Э-гм… могу я быть чем-нибудь вам полезен?
– Очень на это надеюсь. Я школьная учительница – преподаю историю. Какая у вас чудесная коллекция!
– Да, мы стараемся…
– А вы сам директор? Это как президент большой корпорации? А какое это чувство – такая большая власть? Нанимать и увольнять, подписывать чеки, а вам все говорят «сэр»?
– Я вообще-то не думал…
В дверях возник толстый сторож:
– Закрываем, сэр. Джинни осталась последняя, сейчас уходит. Проверю кафетерий и туалеты и закрою, уходя, переднюю дверь. Мистер Скоупс уехал в город, вряд ли вернется. Вы сигнализацию включите?
Рита Рей при упоминании туалетов напряглась. Выпуклые шрамы на лице сторожа и почти исчезнувший синяк под глазом говорили, что он пусть не очень скор, но вполне горазд подраться. И в руках у него была металлическая дубинка полицейского.
Дакхауз развернулся лицом к сторожу:
– Да, конечно, Кларенс. Эта молодая дама сейчас уходит.
Рита Рей потерла медальон на шее, подняла его к губам и едва заметно поцеловала. Потом затрепетала ресницами:
– Ой, а можно мне? – Сидя спиной к сторожу, она наклонилась вперед, открывая вырез без лифчика. Ритмично задвигала плечами – остальное сделает гравитация. – Я так надеялась задать вам несколько вопросов насчет крючков…
Дакхауз заморгал на округлости, покачивающиеся в двух футах от его лица.
– Н-ну, я думаю… да. – Он снова прокашлялся, довольно громко. – Я ее провожу, Кларенс. До завтра. Приятного вам вечера.
– И вам тоже, сэр. – Он сумел подчеркнуть слово «тоже» так, что Дакхауз покраснел. Сторож, пятясь, вышел.
Рита Рей прислушалась к удаляющимся шагам, надеясь, что судьба не подстроит подлянку встречи Орландо и сторожа. Тем временем она оглядывала стол в поисках ключей и продолжала разговор:
– Он вам дважды сказал «сэр». – Она протянула руку к плечу директора, лениво царапнула красными длинными ногтями мятый рукав пиджака. – Меня зовут Мария. Такие сильные, властные мужчины – я просто преклоняюсь перед ними!
Дакхауз уставился на собственный рукав, будто тот обратился в камень.
– Я… гм… что именно вы хотели?
– Да вот, про крючки для пуговиц. – Она расстегнула еще одну пуговицу, над солнечным сплетением. – Типа зачем нужен крючок на ручке, если можно сделать просто пальцами? – Она спрыгнула с края стола, смела в сторону бухгалтерскую книгу и заняла ее место. При этом она едва заметным движением взяла директора за запястье, так что его пальцы задели перламутровую пуговицу.
Указательный палец Дакхауза дернулся, но не отодвинулся. Директор забормотал:
– Понимаете, гм… в XIX веке, ботинки и…
– А вы посмотрите, – настаивала она. – Проверьте сами, что пальцами куда приятнее.
Он вытянул шею в сторону коридора – конечно, прислушиваясь к затихающим шагам охранника. Рита Рей помахала на себя ладошкой.
– Ой, как здесь жарко. Ну что же девушке сделать, чтобы остыть?
У Дакхауза открылся рот, бледный язык лизнул верхнюю губу. Он сглотнул слюну, сморгнул три раза подряд. Сперва осторожно, потом поспешно его первые три пальца расстегнули пуговицу.
Последнюю пуговицу Рита Рей расстегнула сама. Подняв болтающийся в ложбине медальон, она закинула его за спину, освободившись для дальнейших действий, и препроводила руку Дакхауза на свою обнаженную правую грудь. Пальцы его судорожно сжались.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60