Сильвия внезапно поняла, что она ничто для Лео и Лео ничто для нее. Она невольно закрыла глаза, и вокруг них побежали морщинки; голова ее поникла.
— Лео! — вскрикнула она и не могла больше вымолвить ни слова. Щетка чуть приметно вздрагивала в ее руках. Лео смущенно смотрел на нее. — Если бы только у нас были дети, — сказала она.
— При чем тут это? — От удивления Лео слегка повысил голос.
Сильвия отвернулась, прислонила щетку к буфету и, закрыв лицо руками, заплакала. Лео тяжело вздохнул. Он подошел к ней и, став против нее, старался заглянуть ей в лицо.
— Ты хотела бы гордиться мной? — спросил он. — Поэтому? — Она покачала головой, не отнимая рук от лица.
— Человек может гордиться, если он делает все, что нужно для жены и для себя, — сказал Лео. — Вот тогда он имеет право гордиться.
— Я не об этом. — Сильвия положила голову ему на плечо и продолжала плакать.
— Нет? — спросил он беспомощно. — Нет? Тогда о чем же? — Он обнял ее и слегка прижал к себе. — Пока нам хорошо друг с другом, — прошептал он ей на ухо, — так что же нам еще нужно? Пока нам хорошо друг с другом, наплевать нам на все остальное.
Но она все плакала, беспомощно, безнадежно, и он безнадежно вздыхал и безнадежно гладил ее по плечу.

Но лотерейный бизнес и в самом деле был такой же бизнес, как всякий другой, а Лео был «хороший» человек и поэтому мог сделать его «хорошим» бизнесом. Вскоре молва о Лео и о том, как он ведет свое дело, распространилась по Гарлему, и другие держатели лотерей стали подражать ему, потому что это оказалось прибыльным. Теперь можно было без труда отыскать дом игрока, которому повезло. Перед этим домом всегда дежурила толпа в ожидании выплаты выигрыша. Даже если лил дождь, зрители не расходились, — одни прятались в подъездах, другие выглядывали из окон.
Как только появлялась машина Лео, сбегалось человек двадцать — тридцать. Обычно мальчишки первые замечали зеленый открытый автомобиль, который Лео приобрел «для бизнеса», и бежали за ним следом. Когда автомобиль останавливался, они подходили поближе и ощупывали его, как деревенские ребятишки ощупывают фургоны бродячих цирков. — Вот это да! — замечал кто-нибудь из мальчишек, и остальные отвечали: — Угу! — Когда Лео выходил из машины, они принимались обсуждать, что он мог бы купить, если бы выложил сразу все свои деньги на прилавок. Они были убеждены, что он самый богатый человек на свете.
Шофером у Лео был Эдгар, черномазый, костлявый парень в роговых очках, придававших ему солидный вид. Эдгар был не только шофером Лео; каждый день после полудня он объезжал все приемочные пункты, забирал лотерейные билеты, оставленные там контролерами, и привозил их к Лео в контору, которую все называли банком. Он также исполнял обязанности секретаря и главного помощника Лео.
В машине Лео всегда сидел на переднем сиденье рядом с Эдгаром, а контролер, сборщик которого продал выигравший билет, занимал заднее сиденье. Сам сборщик обычно находился в это время в доме игрока, ожидая выплаты своих десяти процентов.
Никто из зрителей не уделял особого внимания ни контролеру, ни Эдгару. Все смотрели на Лео. Они следили за каждым его движением, когда он не спеша вылезал из автомобиля и не спеша входил в подъезд, отмечали влажный блеск его глаз, улыбку, застывшую на землистом лице. Из задних рядов доносились восклицания:
— Носильщика, хозяин?
— Смотри не надорвись, хозяин!
— Выкладывай деньги здесь, хозяин, — стоит ли тащиться по лестнице!
В задних рядах смеялись и толкались, наперебой отпускали шутки, но передние ряды хранили молчание. Те, кто стоял ближе к Лео, не улыбались и смотрели на него, приоткрыв рот. Они смотрели на Лео, как голодный смотрит на пищу.
Мальчишки неслись по лестнице впереди Лео; остальные шли за ним следом. Толпа подымалась по грязной темной лестнице, словно стая вспугнутых птиц. Шум и гам, смех, топот и шарканье ног наполняли спертый, прокисший воздух. Контролер поднимался вместе с Лео. Эдгар оставался внизу в машине.
Для Лео обычно бывала приготовлена бутылка виски. Она дожидалась его на столе рядом с вытертыми до блеска стаканами и тарелкой с домашним печеньем или пирогом. Виски было дешевое, того сорта, который негры зовут «Кинг-Конг», и Лео к нему не притрагивался.
— Никогда не мешай выпивку с делом, — изрекал он тоном проповедника и оглядывался вокруг, чтобы удостовериться, был ли он услышан и понят. Если его слова производили надлежащее впечатление, он грозил бутылке пальцем и добавлял: — На дне ее таится больше горя, чем на кладбище.
— Аминь, — шепотом отзывалась аудитория, и все устремляли задумчивый взгляд на бутылку.
Но если проповедь не удовлетворяла публику и к Лео продолжали приставать, чтобы он пропустил стаканчик, он тут же менял тактику:
— Если я буду пить в каждом доме, где мне нужно платить, — говорил он, — я все спутаю. — Он любил напоминать о том, что выигрыши выплачиваются каждый день и счастливчик не один — их много. Впрочем, Лео сам выплачивал только крупные выигрыши — свыше 100 долларов. Все остальные выплачивались контролерами, а Лео только выдавал деньги.
Лео передавал игроку деньги из рук в руки.
— Самые свеженькие — прямо из-под машины, — приговаривал он, отсчитывая бумажку за бумажкой.
На каждое его слово толпа отзывалась смехом. Все были в приподнятом настроении. Лео старался говорить громко, так, чтобы даже те, кто не сумели проникнуть в комнату и теснились в передней, поднимаясь на цыпочки и вытягивая шеи, могли его слышать. Толпа, заранее скаля зубы, ловила каждое его слово.
Лео вел себя здесь, словно актер на сцене. Выплата выигрышей была лучшей рекламой для бизнеса, и, когда Лео не выплачивал выигрыша сам, он заботился о том, чтобы контролеры так же, как и он, пускали пыль в глаза. Лео купил кольцо с крупным рубином. Вместе с большим зеленым автомобилем оно должно было убеждать его клиентов в том, что он человек с деньгами. Лео носил кольцо на правом мизинце, где рубин выглядел особенно внушительно. Он купил его у одного из своих поручителей, которому, по его словам, кольцо досталось от клиента. Кольцо не годилось Лео. Оно было мало для его коротких пухлых пальцев, и впившийся в толстый мизинец рубин был похож на красное, стертое до кости мясо.
Когда Лео отсчитывал деньги игроку, он как можно дальше отставлял мизинец с кольцом и помахивал им перед каждой выплачиваемой бумажкой. Это вызывало смех, а кроме того рубин играл ярче.
— Глаза бы мои не глядели, — говорил Лео и покачивал головой. Его короткое круглое туловище походило при этом на пистолет со взведенным курком. Верхняя часть, прямая, как палка, чуть пригибалась к человеку, которому он платил, и зад выпячивался, как у старомодного франта. Серое лицо с комической грустью склонялось над деньгами, а вылупленные глаза вращались во все стороны, вбирая в себя окружающих и вовлекая их в игру.
— Давай, давай! — кричала толпа. — Раскошеливайся!
Лео понемногу привык к своему шикарному автомобилю, но к кольцу он так никогда и не мог привыкнуть. Возвращаясь домой, он клал его в жилетный карман. Но в интересах бизнеса он вынужден был выставлять его напоказ, как вылощенный денди на подмостках.
Прежде чем производить выплату выигрышей, Лео всегда заезжал сначала в банк, чтобы взять там новую стодолларовую бумажку. Она нужна была ему для эффектного финала всей сцены. Управляющий банком никогда не упускал случая поболтать с Лео. Он уже давно старался уговорить Лео держать свою наличность в его банке. Сначала управляющий повел дело исподволь.
— Вы же знаете, мистер Минч, — говорил он, — мы существуем для того, чтобы обслуживать вас. Вы можете делать у нас любые вклады, я хочу сказать — в любой форме, какая вам подойдет.
В то время Лео еще не знал, как будут относиться к его бизнесу.
— Вот как, это очень удобно, — отвечал он, и на этом дело кончалось.
Но мало-помалу мистер Пирс отбросил излишнюю щепетильность и подошел к делу напрямик.
— Все держатели лотерей пользуются ближайшими банками, — сказал он.
— Если держать всю свою наличность в банке, — сказал Лео, — придется заходить сюда каждый день за деньгами для выигрышей. А к чему людям знать, что всякий раз, выходя отсюда, я уношу в кармане целое состояние?
— Это наша забота.
— Телохранителя мне дадите?
— Тогда вам нечего будет бояться.
— Это мне-то? Полицейского в телохранители? Охранять мои деньги, мой бизнес?
— А почему бы и нет?
— Почему? Да как вам сказать… право, даже не знаю. Но мне это что-то не нравится. Как-то не по душе.
Пирс выглядел, как прирожденный банкир. У него были бледные губы, светлые волосы, он носил очки без оправы, и вообще все в нем было аккуратно и на месте.
— Я хочу вам кое-что сказать, мистер Минч, — начал он и в упор посмотрел на Лео. — Я хорошо знаю этот район, я здесь работаю уже пятнадцатый год. Говорят, что банкир — человек без сердца, а между тем сколько сердец раскрывалось здесь, у моего стола, сколько тайн записано в моих гроссбухах, и я имею основание считать, что мне известно кое-что о сердцах здешней публики.
— Я бы не сказал, что банкир — человек без сердца. Каждый так или иначе человек, чем бы он ни занимался, чтобы добыть кусок хлеба.
Пирс рассмеялся, потом снова стал серьезен.
— Я хочу сказать, — продолжал он, — что ваш бизнес отвечает запросам нашего района. Он дает людям удовлетворение и надежду. Если бы каждый вел свои дела так, как вы, все бы шло куда лучше здесь, в нашем углу, а следовательно, и во всей стране.
Лео покраснел от удовольствия.
— Честность — лучшая политика, — сказал он.
Пирс рассмеялся с несколько преувеличенной сердечностью, но даже и тут Лео воздержался от вклада. Он хранил свою наличность в металлической коробке под полом стенного шкафа в спальне. Иногда в коробке накапливалось свыше 45000 долларов, и, когда Лео вешал в шкаф свой двадцатидолларовый костюм или восьмидолларовую пижаму, он чувствовал присутствие денег у себя под ногами. Это было все равно, что стоять на мине.
Выплачивая выигрыш, Лео приберегал стодолларовую бумажку для финала. Он хрустел ею, прежде чем протянуть игроку. Она взлетала в его руке перед толпой, словно свистящий бич, а вслед за этим почти неизменно повторялось одно и то же: игрок держал бумажку обеими руками, и все проталкивались поближе, чтобы посмотреть на нее.
— Кто же мне разменяет это? — спрашивал игрок.
— Да, это вопрос, — говорил Лео.
— Куда я денусь с этой штукой, хозяин? Бармена хватит удар, если я выложу ему это на стойку.
— Вот, вот, потому-то я вам ее и дал.
Все кругом смеялись, и игрок смеялся тоже, довольно неуверенно. Смех длился недолго. Он внезапно обрывался, и люди, притихнув, замирали на своих местах.
Этой минуты и ждал Лео. Как только все стихало, он начинал свою речь.
— Вам придется пойти в банк, чтобы разменять ее, — говорил он. — Так вот, что я думаю: если вы хоть раз попадете в банк, что-нибудь дельное может прийти вам на ум. — Лео окидывал взглядом аудиторию. — Слушайте! Я хочу, чтобы вы все меня слышали и запомнили, что я скажу, — на тот случай, если кто-нибудь из вас выиграет. Например, человек идет в дансинг. Что происходит? Какой у него соблазн? Соблазн потанцевать. Человек идет в бар. Что тут происходит? Он ест сэндвич с сыром? Нет. Его соблазняет кружечка пива. Такова человеческая натура, и ничего тут дурного нет. Это хорошо, потому что этим движется мир. К чему сводится все, что делают люди? К соблазнам. К соблазну подработать денег, повеселиться и так далее. Но человек не должен быть разиней. Да, да, человек не должен быть разиней, он должен уметь ворочать мозгами и ходить в такие места, где его будет соблазнять что-нибудь стоящее. Человек идет в банк. Что его тут подмывает сделать? Отложить кругленькую сумму про черный день.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84