— Одну минутку, — ответил голос.
Бауер смотрел сквозь стеклянную дверь будки и ждал. Он видел лестницу, ведущую на улицу, и край тротуара над нею, но ноги прохожих не были ему видны.
— Простите, сэр. У нас не значится телефона на имя Фредерика И., повторяю — И.Бауера по этому адресу.
— Должен быть.
— Простите, нет, сэр.
— Может быть, на имя Кэтрин Бауер?
— Простите, сэр, но по этому адресу у нас не значится телефона на имя Бауер. Есть три Фредерика Бауера, но все по другим адресам.
— Ну хорошо, не беспокойтесь. Я как-нибудь разыщу.
Бауер повесил трубку на рычаг, но из отнял руки, Он держал трубку, глядел в микрофон, ждал и думал. Потом пожал плечами.
«По крайней мере, это ничего не стоило», — сказал он себе.
Он вернулся к своему столику. Официант снова наполнил стакан водой. Когда Бауер сел, официант подошел и начал возиться у стола, перекладывая приборы. В руке он держал мокрую, засаленную салфетку.
— Ну как? Еще не пришел? — Официант улыбался.
Из потока одиночества, затоплявшего Бауера, взмыла слабая волна ненависти.
— В чем дело? — крикнул он. — Вы что, торопитесь освободить столик?
— Разве я что-нибудь говорю?
— Никого же нет. Вы ничего не теряете оттого, что я тут сижу.
— Да я, так или иначе, все равно буду здесь до двенадцати часов — какая же мне разница? Просто я подумал, может, вы хотите что-нибудь заказать.
— Что за безобразие! Нельзя тут у вас подождать, что ли?
— Ждите, ждите. Кто вам мешает? Ждите, сколько влезет. Все в порядке.
— Вот. — Бауер вынул 5 центов и бросил через стол официанту. — Я плачу вам за стол, чтобы вы оставили меня в покое.
Официант придавил монету пальцем и пододвинул ее обратно, к Бауеру.
— Так не годится, мистер, — сказал он. — Вы сами знаете. Я принесу вам еще воды.
Он ушел, а Бауер подумал вдруг: «Зачем я с ним сцепился? Лучше было бы поболтать, чтобы скоротать время». Но когда официант принес воду, Бауер посмотрел на него насупившись; он уже не мог изменить отношения, навязанного ему ненавистью.

К вечеру потеплело, и когда Лео вошел в ресторан, шляпа у него была сдвинута на затылок. Пальто было нараспашку, и из-под пальто выглядывал пиджак и расстегнутая жилетка. Вид у Лео был растрепанный и неряшливый. Рубашка видна была до самого пояса. Серое, изборожденное морщинами лицо его было уныло, но сейчас он с довольным видом огляделся вокруг. Он уже по запаху чувствовал, что здесь можно поесть как следует.
Бауер встал и пошел ему навстречу.
— Я занял столик, — сказал он. — Я уж думал, что вы не придете.
— Сейчас только пять минут десятого. Я бы пришел минута в минуту, да некуда было поставить машину. В Нью-Йорке уже некуда ставить машины, столько их развелось.
— Вы, должно быть, хотели сказать, что сейчас без пяти минут десять?
— Нет, нет. Сейчас меньше. — Лео вынул часы. Было пятнадцать минут десятого. — Ну да, я немножко опоздал. — Он повесил пальто и шляпу на вешалку рядом со столиком. — Там какой-то автомобиль стоит перед самым рестораном. Казалось бы, надо приберегать эти места для своих посетителей, а не позволять разным мальчишкам торчать здесь со своими машинами. Что им тут делать? Только задирать девчонок. — Лео сел за столик и взял меню. — Вы уже поели? — спросил он.
Это была их машина. Бауер знал это. Они приехали. Они ждут. Значит, это случится, в самом деле случится. Он с трудом заставил себя заговорить.
— Да кто же приезжает сюда на машине? — сказал он.
Официант стоял возле столика. Он принес еще одно меню, корзиночку с хлебом и прибор для Лео.
— Как паштет из куриной печенки, ничего? — спросил Лео.
— А как же? Могу особенно его рекомендовать, я сам его ел, — ответил официант.
— Свежий?
— Если бы не свежий, мы бы не подавали.
— Если окажется несвежим, я запихну его вам в глотку, и вам придется съесть его еще раз.
Официант рассмеялся.
— Паштет свежий, — сказал он. — Я не голоден, но, пожалуйста, запихивайте в меня все, что угодно, я ничего не имею против.
Лео положил перед собой меню, вынул из жилетного кармана очки и надел их, предварительно протерев стекла бумажной салфеточкой.
— Люблю знать, что я ем, — объяснил он, принимаясь за изучение меню.
Какой-то человек быстро сбежал по ступенькам и остановился на пороге ресторана. Официант обернулся, но кассир не поднял головы от книги. Вошедший был невысок и коренаст; лицо плоское, щеки гладкие и розовые, как у ребенка. Под низким лбом поблескивали голубые глаза. Одет он был в непромокаемый плащ, черные вельветовые брюки и серую кепку.
— Здесь написано «суп с лапшой» и «миндальный суп», — сказал Лео. — А вы не можете подпустить мне немножко миндаля в лапшу?
Официант снова повернулся к Лео.
— Почему же нет, — сказал он. — Это не запрещена законом.
Человек, стоявший в дверях, медленно огляделся вокруг. Его взгляд скользнул по Бауеру, по спине Лео и, не задерживаясь, пополз дальше. Казалось, он изучал помещение. Человек посмотрел на дверь, ведущую в кухню, потом перевел взгляд на посетителей, сидевших за столиками.
Бауер смотрел на него. Не мог не смотреть, как бы ни старался. Он точно прирос к нему взглядом. Смотрел, не отрываясь, и не мог отвести глаз. Когда человек снова поднялся наверх, Бауер закрыл глаза и наклонился вперед. Он сидел, облокотившись на стол, и, чтобы не упасть, уперся лбом в ладони. Прикосновение к рукам успокоило его. Ощущение дурноты прошло, и он откинулся на спинку стула.
— Я принесу вам печенку, а вы пока выбирайте, — оказал официант и ушел на кухню.
— Послушайте, мистер Минч, скажите мне сейчас же, тут же на месте, что вы отпускаете меня. Сейчас, сию минуту. — Бауер снова наклонился над столом. Слова беспорядочно срывались у него с губ.
— Вы поешьте сначала, — сказал Лео. — А потом поговорим.
— Нет, не могу. Вы должны мне сказать. Сейчас же. Сию минуту!
Лео досадливо покачал головой.
— Я думал, вы хотите сообщить мне что-нибудь новенькое, — вздохнул он. — Думал, вы скажете, что будете теперь работать вовсю, чтобы загладить то, что наделали, и будете доверять вашему хозяину, который старается устроить для вас все как можно лучше. Съешьте что-нибудь.
Официант принес паштет из куриной печенки. Бауер посмотрел на официанта, приоткрыв рот. Потом повернулся боком к столу и снова уронил голову на руки.
— Вы что же, плакать тут будете, — сказал Лео, — и портить мне аппетит?
Он повернулся к официанту:
— Принесите ему чашку кофе. Может быть, потом он поест чего-нибудь.
Бауер не шевельнулся.
— Угощение эта счет фирмы, — сказал Лео.
Бауер сидел неподвижно, уткнув лицо в ладони.
— Вы слышите? Я плачу.
Бауер, казалось, не слышал.
— Не сидите так! — закричал Лео. — Сядьте как следует. Как я могу есть, когда вы так сидите?
Бауер не двигался. Лео наклонился и слегка толкнул его в плечо. Бауер, вздрогнув, отшатнулся от него и еще глубже зарылся лицом в ладони.
— Да что с вами такое? — спросил Лео. Он почувствовал тревогу и приподнялся со стула.

И тут они вошли. Их было трое. Один остановился в дверях. Все трое держали в руках обрезы.
— Фредди! — крикнул Лео. — Что вы сделали?
Он совсем приподнялся со стула и застыл, наклонившись над столом, упираясь в него руками. Его серое лицо пожелтело. Он бросил взгляд на человека, стоявшего в дверях, и на тех двоих, которые приближались, и снова повернулся к Бауеру. Бауер не поднял головы.
— Фредди! — взвизгнул Лео. — Что вы со мной сделали! — Он уже не смотрел на Бауера, он смотрел на тех двоих, с обрезами.
— Спокойней, папаша, — сказал розовощекий человек. — Спокойней, мы никого не тронем.
Лео повалился на стул. Он так тяжело упал на сидение, что голова его мотнулась назад. На изжелта-бледном лице начали проступать красные пятна. Одна рука беспомощно поднялась к груди и тотчас же беспомощно повисла. Казалось, он пытается что-то сказать: рот его открылся, и на шее медленно задвигался кадык, но он не произнес ни слова. Он не издал ни звука, слышно было только его дыхание. Он дышал носом, медленно, тяжело сопя.
— Ты пойдешь с нами, папаша, — оказал розовощекий. — Ну-ка, подымайся.
Лео сидел тихо, привалившись боком к стулу. Глаза его закрылись, потом медленно открылись и закрылись снова. Губы не шевелились, но кадык продолжал двигаться; казалось, Лео старается что-то проглотить.
— Вставай! — сказал розовощекий. — Пошевеливайся!
Официант прирос к полу между кухонной дверью и людьми с обрезами. В одной руке он держал тарелку с супом, в другой — мокрую засаленную салфетку. Один из посетителей выскочил из-за столика и так крепко прижался к стене, словно хотел вдавиться в нее. Двое мужчин и женщина, казалось, приросли к стульям. Мужчины, не шевелясь, смотрели на женщину, а та сидела, зажмурив глаза, далеко закинув голову и судорожно зажимая руками рот. Мальчишка-кассир исчез. Раскрытая книга осталась на конторке. Из-за конторки не доносилось ни звука.
— Вставай, пошли! — розовощекий помахал обрезом. — Вставай, вставай! — закричал он и ткнул Лео в плечо. — Вставай, не то хуже будет!
От толчка Лео медленно сполз со стула на пол. Казалось, он падает во сне. Он лежал на боку, подогнув ноги в позе сидящего человека.
Розовощекий от неожиданности отскочил в сторону. Он толкнул стол, и стол отлетел назад и задел Бауера. Бауер вскочил на ноги. Сзади него загремел опрокинутый стул.
— Вы этого хотели! — крикнул Бауер. Он кричал, широко открыв рот, и слова трудно было разобрать.
Дикими глазами он огляделся вокруг, ища Лео, и увидев его на полу, наклонился к нему, вытянув шею.
— Вы сами этого хотели! — закричал он. Слова нечеловеческим воплем вырывались из широко открытого рта. Он шагнул вперед, мимо Лео, и внезапно весь затрясся. Шатаясь, он сделал шаг, два шага и замер на месте; ноги у него подкосились. Он упал на колени, сжался в комок и закрыл глаза.
Розовощекий смотрел на Бауера, пока тот трясся и падал, потом обернулся к своему спутнику.
— Помоги-ка мне справиться с этим, — сказал он, указывая на Лео.
Третий гангстер отошел от двери и, подняв обрез, молча стал лицом к посетителям. Розовощекий перешагнул через Лео и положил обрез на пол.
— Форменный цирк, — сказал розовощекий. Он просунул Лео руки под мышки. — Берись, — сказал он второму гангстеру, белобрысому юноше с рыжеватыми ресницами и веснушками на бледном лице. Тот с хмурым видом взял Лео за ноги.
Голова у Лео разламывалась от боли. Ему казалось, что она набита раскаленными стеклянными осколками. Он видел и понимал все, что происходило. Если не считать боли в голове, он чувствовал полнейшее успокоение. По всему телу разливалось блаженное ощущение тепла и лени. Он знал, что лежит на полу, но это его нисколько не беспокоило. Он лежал и думал, что это странно и что нужно бы подняться, но ему хотелось только одного — не двигаться. Пол не казался холодным, лежать на опилках было мягко. Лень обволакивала его тело, как тина.
Даже желание унять боль в голове появилось у него не сразу. Это была острая, пронизывающая боль. Она жгла, резала, ломила, раскалывала голову. Лео лежал тихо, в ленивой дремоте, и чувствовал боль, и думал о том, что нужно как-нибудь унять ее. Противоестественно — не хотеть унять боль, и все же он не мог заставить себя хотеть этого.
В конце концов он решил поднять руки и прижать их к голове. Он медленно принял это решение. Сначала подумал, что это надо сделать. Потом стал думать о том, как он это сделает, и, наконец, попытался осуществить свое намерение. Одна рука не двигалась.
Она просто не двигалась, и все. Лео подумал, что, должно быть, он лежит на ней. Он ее не чувствовал. Тогда он дотянулся до нее другой рукой, нащупал ее, схватил, поднял. Рука приподнялась. Ну, ясно, она просто онемела, оттого что он лежал на ней, вот и все. Когда Лео поднял эту руку, в ней заструилось что-то от кончиков пальцев к плечу, что-то густое, мягкое, теплое, пронизанное, — как бывает пронизан луч света — искорками и мириадами крошечных жгучих уколов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84