Ни следа волнения. Ни единой мысли на лице, ничего — только выражение довольства, словно он радуется, что ему пришло в голову побриться.
Это все Эдна. Она поддерживала его. Когда женщина расстается с мужчиной на время, она не покидает его, не покидает окончательно, так, чтобы весь его характер сразу изменился и он стал делать то, что на него непохоже, чего он не сделал бы при ней — удирать от своего бизнеса.
Нелепо так удирать, просто нелепо. Как бы Тэккер не трусил, как бы ясно не понимал своей вины перед Лео, нельзя так бросить Джо. Никто ведь не ожидал, что Фикко тронет Лео, — даже сам Джо. Джо был здесь и слышал, что задумал Фикко, и Джо сам не верил, что Фикко тронет Лео.
Прекрасно, думал Генри, так скажи ему это, а не удирай от него. Скажи ему, что Фикко рехнулся, что он сумасшедший. Никто не мог предугадать, что он выкинет. Все это просто несчастный случаи — ну, что поделаешь, бывает — и ничем нельзя было помочь, и ты. Джо, будь благоразумен, слышишь? Вот и все. Вот что должен был сделать Тэккер, а не удирать так, только потому, что боится взглянуть Джо в глаза.
Генри подумал было, не поехать ли ему самому в Уинсор, но отказался от этой мысли. Они с Джо не ладили. Он никогда не умел подойти к Джо. Тот просто отмахивался от него, как от мухи. Нет, это должен сделать Тэккер. Генри подошел к телефону и вызвал квартиру Тэккера.
Тэккер лежал в постели, телефон стоял рядом на ночном столике. Он побрился, принял ванну, и его мокрые волосы были аккуратно расчесаны. Когда зазвонил телефон, Тэккер еще не спал, он лежал тихо, с открытыми глазами; как он ни старался уснуть, глаза не желали оставаться закрытыми.
Сначала Тэккер лежал и слушал, как звонит телефон. Потом повернулся на бок и натянул одеяло на голову. Но звон был слышен и сквозь одеяло. Тэккер сунул голову под подушку и прижал подушку руками. Но и это не помогло — он все еще слышал звон. Тэккер лежал тихо и слушал; казалось, кто-то редкими размеренными ударами вбивает ему в ухо гвоздь.
«Если бы Эдна меня видела», — подумал он вдруг, и на мгновение весь подобрался, а телефон продолжал вбивать ему свой звон в уши. Тогда Тэккер сел на постели, снял трубку и осторожно, микрофоном вниз, положил ее на столик.
Теперь телефон издавал уже другие звуки. Тэккер слышал глухое дребезжание, отдававшееся от поверхности стола. Он поправил подушку, лег на спину и закрыл глаза. Но глаза по-прежнему не желали оставаться закрытыми. Тэккер прислушался к телефону. Телефон молчал. Потом в трубке задребезжал скрипучий женский голос, приглушенный поверхностью стола. Слова были искажены — долетали только слабые, прерывистые, сердито-скрипучие звуки.
Тэккер знал, что это. Тот, кто ему звонил, потребовал проверки. Заявил, что сначала никто не отвечал, потом номер оказался занятым. Что-то неладно. Вероятно, аппарат не в порядке. Трубка соскочила с рычага или еще что-нибудь. Теперь телефонистка пытается выяснить. Она пошлет монтера проверить, в чем дело.
Тэккер встал с постели и начал одеваться. Он не хотел встречаться с монтером или с полицейским, или вообще с кем бы то ни было. Полиция, конечно, станет выпытывать у него, что ему известно об убийстве одного из его служащих. Нет, он возьмет такси и доедет до пристани, переправится в Нью-Джерси и там возьмет другое такси. Короткие перегоны — вот что нужно. Тогда ни один шофер его не запомнит. Короткими перегонами до Ньюарка, а там — на поезд и куда-нибудь. Он не знал — куда. Только не к Эдне. Нельзя подвергать опасности ее и детей.
Но Тэккер понимал, что пока никакой опасности для Эдны нет. Он понимал, что Фикко так же трусит, как он сам, и так же где-нибудь прячется. Тэккер просто не хотел, чтобы Эдна видела его таким — испуганным и раскисшим. Он чувствовал, что стоит ему поехать к Эдне, и уже одно ее присутствие заставит его сделать что-нибудь отчаянное, что-нибудь такое, после чего он непременно попадет в беду.
Тэккер думал все это и не знал, что думает, и не хотел этого знать. Вместо этого он говорил себе: «С ума надо сойти, чтобы впутывать в это Эдну и ребятишек».
Когда Уилок, позвонив в проверочную, повесил трубку, он решил, что Тэккер либо уже удрал, либо удерет, прежде чем он успеет до него добраться. У Генри вдруг пропала охота предпринимать что-либо еще. Он позвонил к себе в контору. Женский голос, ответивший на его звонок, звучал утренней бодрой свежестью и резко прозвенел у него в ушах. Он не узнал голоса.
— Говорит Уилок, — сказал он.
Он услышал, как в голосе сразу появились испуганно-почтительные нотки.
— Да, слушаю, сэр. — Генри решил, что это, вероятно, кто-нибудь из конторщиц.
Он попросил передать мистеру Бейкеру и мисс Локк, что он уезжает на несколько дней, может быть, на неделю. Мистер Бейкер был его помощник, мисс Локк — секретарша.
Генри знал, что ему придется поддерживать по телефону связь и с конторой, и с Бэнтом, и с Джонстоном. Джонстону понадобятся его советы для ведения лотерейного бизнеса; кроме того, нужно будет помочь ему управиться с тем, что осталось от банка Лео. Генри решил, что не уедет из города, а выберет себе какой-нибудь отель, запишется там под чужим именем и будет сидеть в номере и делать всю работу по телефону. В большом городе легче всего спрятаться. Кто-то говорил ему это, да, кто-то говорил, очень давно. Джо? Правильно, Джо. А впрочем, может быть, и не он. Может быть, кто-то другой. Во всяком случае, это правильно. И внезапно Генри подумал, что, в сущности, всю жизнь готовился к этой минуте, знал, что когда-нибудь ему придется прятаться, и искал указаний, копил их, хранил в памяти все эти годы.
Генри поднял саквояж и вышел из квартиры, даже не оглянувшись. Он с шумом захлопнул дверь. Шум ударил по тишине, и захлопнувшаяся дверь обдала Генри ветром. Он вдруг почувствовал себя страшно одиноким. Словно сиротливая бесприютность его пустой квартиры вырвалась вместе с ветром и шумом захлопнувшейся двери и навалилась ему на плечи и на затылок, обвилась вокруг него, прильнула к лицу и, проникнув вглубь, пропитала все его существо.
9
Уилок спустился с лестницы и медленно дошел до угла, все так же остро ощущая свое одиночество и раздумывая, какой отель ему выбрать. Он перебирал в уме отели центра, окраин, Бруклина и вспоминал номера, в которых когда-то останавливался. Он снова слышал, как пели пружины, когда он садился на кровать в тишине, и как скрипели ящики туалета, когда он их выдвигал в тишине, и как звучал его голос, когда он говорил по телефону в тишине. Он чувствовал одиночество, как нечто осязаемое, оно оседало на его лице, на одежде, проникало под одежду, под кожу, и еще глубже — внутрь.
Уилок сел в такси и сказал шоферу адрес Дорис. Он решил, что сумеет выбрать отель после того, как поговорит с ней.
Уилок позвонил, и ему открыла хозяйка — бесформенный узел тряпья, с мышиным лицом, дряблым и сморщенным. Она приотворила дверь и смотрела на Уилока в щелку, обеими руками прикрывая ворот платья.
— Моя жена дома? — спросил Генри.
— Ваша жена?
— Дорис Дювеналь. Под этим именем она выступает. — Хозяйка посмотрела на отъезжавшее такси, потом на Уилока, потом на его элегантный саквояж.
— Да, вероятно, дома.
Она открыла дверь пошире, и Уилок вошел.
— Я и не подозревала, что мисс Дювеналь замужем, — сказала хозяйка.
— Да, — Генри улыбнулся. — Вы ведь знаете, как это ведется у актрис.
Хозяйка начала подниматься по лестнице впереди него.
— Я бы хотел сделать ей сюрприз, если разрешите, — сказал Генри. — Она меня не ждет, и мне хотелось бы сделать ей сюрприз, появиться неожиданно.
Он говорил, понизив голос. Весь дом, казалось, еще спал. Хозяйка остановилась и посмотрела на него с недоверием.
— Вы только покажите мне, какая комната, — прошептал Генри и улыбнулся.
— Она не одна живет.
— Да, я знаю, жена писала мне. Но ведь у них две комнаты, верно? Я помню, она говорила, что две, значит, не беда, если даже они с подругой еще в постелях.
Такую обаятельную мальчишескую улыбку хозяйке нечасто приходилось видеть.
— Дело в том, — сказала она. — Да видите ли… не знаю, право… Понимаете… нет, не знаю, право.
Генри пустил в ход свою еще более пленительную улыбку. Он продержал ее на лице несколько секунд и подумал: «Надеюсь, старушку пробрало теперь до самого нутра».
— Я могу показать вам наше брачное свидетельство, — сказал он. — Оно у меня здесь. — Он поднял саквояж. — Я его всегда вожу с собой на счастье.
— Ну, что вы! Вы меня не поняли, я совсем не то имела в виду.
— Ну, разумеется.
— Просто мы должны быть очень осторожны, люди-то ведь разные бывают. Вы себе представить не можете, на какие только штуки теперь пускаются.
— Ничего, ничего. Я даже рад, что так получилось; теперь, по крайней мере, я знаю, что моя жена здесь в надежных руках.
— Я должна сказать, что стараюсь никогда не вмешиваться, но…
— Кажется, этажом выше, да?
— Да, да, квартира «Б».
Лестница была устлана ковром, но ступеньки скрипели. Дом был старый, тесный, темный. Дверь слева на площадке вела в квартиру «А». Уилок свернул направо, скользя рукой по толстым, круглым дубовым перилам. Он шел на цыпочках, но и здесь пол скрипел.
Квартира «Б» находилась почти в самом конце площадки. Звонка на двери не было. Генри постучал. Никто не ответил, и он постучал снова. Он боялся стучать громко. Потом толкнул дверь. Дверь отворилась, и Генри вошел, осторожно прикрыв ее за собой, и прошел на середину комнаты. Генри заметил, что затаил дыхание, и, нервно выдохнув воздух, поставил саквояж на пол.
— Дорис! — позвал он.
В конце комнаты была арка, задернутая яркой полосатой занавеской. Генри повернулся к ней лицом.
— Дорис, — повторил он. Голос его звучал хрипло и слегка дрожал.
Последовало долгое молчание. Генри не подошел к арке. Он стоял, не двигаясь с места, и смотрел на занавеску.
— Дорис, — сказал он, — вы спите? — Голос его все еще дрожал, и он приложил руку к груди.
— Кто там?
Это спросила Дорис. Даже сквозь сон и испуг голос ее звучал жеманно. Волнение, которое Генри старался возбудить в себе, сразу прошло. Он забыл про ее голос.
— Это я, — сказал Генри спокойно и громко. — Ваше заблудшее дитя. — Он оглядел комнату и увидел потемневший от времени ореховый стол, продавленный диван, два потертых кресла, две дешевых лампы и голубую картину в золоченой раме на стене.
«Итак, вот моя обитель», — подумал Генри. Он уже знал, что вовсе не собирался ехать в отель. Сняв шляпу и пальто, он бросил их на кресло. Он поспешил сделать это, пока не вошла Дорис. Она еще, пожалуй, рассердилась бы, сделай он это при ней.
Дорис поспешно пригладила щеткой волосы, наскоро стерла с лица крем, накинула халатик, но тут же сняла его и схватила халатик подруги, потому что он был понаряднее. Ее подруга тоже была одна из герлс в обозрении. Она смотрела на Дорис, широко раскрыв глаза, но Дорис не сказала ей ни слова, только пробормотала что-то себе под нос и вышла к Генри с испуганным и встревоженным лицом, щелкая по полу красными ночными туфлями без задников.
— Что случилось? — вскричала она и бросилась к нему; красивые продолговатые глаза с испугом смотрели на него.
Генри показал на арку, но Дорис отрицательно покачала головой. Она думала, что он хочет войти туда.
— Она ушла? — спросил Генри.
— Нет. Что случилось?
Дорис говорила шепотом. Генри взял ее за руку и увлек в дальний угол комнаты. Он притиснул ее к стене, низко наклонился к ней и заглянул в лицо.
— Я попал в беду, — тихо сказал он. — Вы должны мне помочь. — Голос его дрогнул, он покачнулся, и голова его стала клониться, пока не коснулась плеча Дорис. Он едва держался на ногах от усталости.
Дорис не шевельнулась, только слегка повернула к нему голову. Она стояла очень прямо, опустив руки.
— Как так? — спросила она. — А что случилось?
— Ничего, просто… — Генри поднял голову и посмотрел на Дорис.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
Это все Эдна. Она поддерживала его. Когда женщина расстается с мужчиной на время, она не покидает его, не покидает окончательно, так, чтобы весь его характер сразу изменился и он стал делать то, что на него непохоже, чего он не сделал бы при ней — удирать от своего бизнеса.
Нелепо так удирать, просто нелепо. Как бы Тэккер не трусил, как бы ясно не понимал своей вины перед Лео, нельзя так бросить Джо. Никто ведь не ожидал, что Фикко тронет Лео, — даже сам Джо. Джо был здесь и слышал, что задумал Фикко, и Джо сам не верил, что Фикко тронет Лео.
Прекрасно, думал Генри, так скажи ему это, а не удирай от него. Скажи ему, что Фикко рехнулся, что он сумасшедший. Никто не мог предугадать, что он выкинет. Все это просто несчастный случаи — ну, что поделаешь, бывает — и ничем нельзя было помочь, и ты. Джо, будь благоразумен, слышишь? Вот и все. Вот что должен был сделать Тэккер, а не удирать так, только потому, что боится взглянуть Джо в глаза.
Генри подумал было, не поехать ли ему самому в Уинсор, но отказался от этой мысли. Они с Джо не ладили. Он никогда не умел подойти к Джо. Тот просто отмахивался от него, как от мухи. Нет, это должен сделать Тэккер. Генри подошел к телефону и вызвал квартиру Тэккера.
Тэккер лежал в постели, телефон стоял рядом на ночном столике. Он побрился, принял ванну, и его мокрые волосы были аккуратно расчесаны. Когда зазвонил телефон, Тэккер еще не спал, он лежал тихо, с открытыми глазами; как он ни старался уснуть, глаза не желали оставаться закрытыми.
Сначала Тэккер лежал и слушал, как звонит телефон. Потом повернулся на бок и натянул одеяло на голову. Но звон был слышен и сквозь одеяло. Тэккер сунул голову под подушку и прижал подушку руками. Но и это не помогло — он все еще слышал звон. Тэккер лежал тихо и слушал; казалось, кто-то редкими размеренными ударами вбивает ему в ухо гвоздь.
«Если бы Эдна меня видела», — подумал он вдруг, и на мгновение весь подобрался, а телефон продолжал вбивать ему свой звон в уши. Тогда Тэккер сел на постели, снял трубку и осторожно, микрофоном вниз, положил ее на столик.
Теперь телефон издавал уже другие звуки. Тэккер слышал глухое дребезжание, отдававшееся от поверхности стола. Он поправил подушку, лег на спину и закрыл глаза. Но глаза по-прежнему не желали оставаться закрытыми. Тэккер прислушался к телефону. Телефон молчал. Потом в трубке задребезжал скрипучий женский голос, приглушенный поверхностью стола. Слова были искажены — долетали только слабые, прерывистые, сердито-скрипучие звуки.
Тэккер знал, что это. Тот, кто ему звонил, потребовал проверки. Заявил, что сначала никто не отвечал, потом номер оказался занятым. Что-то неладно. Вероятно, аппарат не в порядке. Трубка соскочила с рычага или еще что-нибудь. Теперь телефонистка пытается выяснить. Она пошлет монтера проверить, в чем дело.
Тэккер встал с постели и начал одеваться. Он не хотел встречаться с монтером или с полицейским, или вообще с кем бы то ни было. Полиция, конечно, станет выпытывать у него, что ему известно об убийстве одного из его служащих. Нет, он возьмет такси и доедет до пристани, переправится в Нью-Джерси и там возьмет другое такси. Короткие перегоны — вот что нужно. Тогда ни один шофер его не запомнит. Короткими перегонами до Ньюарка, а там — на поезд и куда-нибудь. Он не знал — куда. Только не к Эдне. Нельзя подвергать опасности ее и детей.
Но Тэккер понимал, что пока никакой опасности для Эдны нет. Он понимал, что Фикко так же трусит, как он сам, и так же где-нибудь прячется. Тэккер просто не хотел, чтобы Эдна видела его таким — испуганным и раскисшим. Он чувствовал, что стоит ему поехать к Эдне, и уже одно ее присутствие заставит его сделать что-нибудь отчаянное, что-нибудь такое, после чего он непременно попадет в беду.
Тэккер думал все это и не знал, что думает, и не хотел этого знать. Вместо этого он говорил себе: «С ума надо сойти, чтобы впутывать в это Эдну и ребятишек».
Когда Уилок, позвонив в проверочную, повесил трубку, он решил, что Тэккер либо уже удрал, либо удерет, прежде чем он успеет до него добраться. У Генри вдруг пропала охота предпринимать что-либо еще. Он позвонил к себе в контору. Женский голос, ответивший на его звонок, звучал утренней бодрой свежестью и резко прозвенел у него в ушах. Он не узнал голоса.
— Говорит Уилок, — сказал он.
Он услышал, как в голосе сразу появились испуганно-почтительные нотки.
— Да, слушаю, сэр. — Генри решил, что это, вероятно, кто-нибудь из конторщиц.
Он попросил передать мистеру Бейкеру и мисс Локк, что он уезжает на несколько дней, может быть, на неделю. Мистер Бейкер был его помощник, мисс Локк — секретарша.
Генри знал, что ему придется поддерживать по телефону связь и с конторой, и с Бэнтом, и с Джонстоном. Джонстону понадобятся его советы для ведения лотерейного бизнеса; кроме того, нужно будет помочь ему управиться с тем, что осталось от банка Лео. Генри решил, что не уедет из города, а выберет себе какой-нибудь отель, запишется там под чужим именем и будет сидеть в номере и делать всю работу по телефону. В большом городе легче всего спрятаться. Кто-то говорил ему это, да, кто-то говорил, очень давно. Джо? Правильно, Джо. А впрочем, может быть, и не он. Может быть, кто-то другой. Во всяком случае, это правильно. И внезапно Генри подумал, что, в сущности, всю жизнь готовился к этой минуте, знал, что когда-нибудь ему придется прятаться, и искал указаний, копил их, хранил в памяти все эти годы.
Генри поднял саквояж и вышел из квартиры, даже не оглянувшись. Он с шумом захлопнул дверь. Шум ударил по тишине, и захлопнувшаяся дверь обдала Генри ветром. Он вдруг почувствовал себя страшно одиноким. Словно сиротливая бесприютность его пустой квартиры вырвалась вместе с ветром и шумом захлопнувшейся двери и навалилась ему на плечи и на затылок, обвилась вокруг него, прильнула к лицу и, проникнув вглубь, пропитала все его существо.
9
Уилок спустился с лестницы и медленно дошел до угла, все так же остро ощущая свое одиночество и раздумывая, какой отель ему выбрать. Он перебирал в уме отели центра, окраин, Бруклина и вспоминал номера, в которых когда-то останавливался. Он снова слышал, как пели пружины, когда он садился на кровать в тишине, и как скрипели ящики туалета, когда он их выдвигал в тишине, и как звучал его голос, когда он говорил по телефону в тишине. Он чувствовал одиночество, как нечто осязаемое, оно оседало на его лице, на одежде, проникало под одежду, под кожу, и еще глубже — внутрь.
Уилок сел в такси и сказал шоферу адрес Дорис. Он решил, что сумеет выбрать отель после того, как поговорит с ней.
Уилок позвонил, и ему открыла хозяйка — бесформенный узел тряпья, с мышиным лицом, дряблым и сморщенным. Она приотворила дверь и смотрела на Уилока в щелку, обеими руками прикрывая ворот платья.
— Моя жена дома? — спросил Генри.
— Ваша жена?
— Дорис Дювеналь. Под этим именем она выступает. — Хозяйка посмотрела на отъезжавшее такси, потом на Уилока, потом на его элегантный саквояж.
— Да, вероятно, дома.
Она открыла дверь пошире, и Уилок вошел.
— Я и не подозревала, что мисс Дювеналь замужем, — сказала хозяйка.
— Да, — Генри улыбнулся. — Вы ведь знаете, как это ведется у актрис.
Хозяйка начала подниматься по лестнице впереди него.
— Я бы хотел сделать ей сюрприз, если разрешите, — сказал Генри. — Она меня не ждет, и мне хотелось бы сделать ей сюрприз, появиться неожиданно.
Он говорил, понизив голос. Весь дом, казалось, еще спал. Хозяйка остановилась и посмотрела на него с недоверием.
— Вы только покажите мне, какая комната, — прошептал Генри и улыбнулся.
— Она не одна живет.
— Да, я знаю, жена писала мне. Но ведь у них две комнаты, верно? Я помню, она говорила, что две, значит, не беда, если даже они с подругой еще в постелях.
Такую обаятельную мальчишескую улыбку хозяйке нечасто приходилось видеть.
— Дело в том, — сказала она. — Да видите ли… не знаю, право… Понимаете… нет, не знаю, право.
Генри пустил в ход свою еще более пленительную улыбку. Он продержал ее на лице несколько секунд и подумал: «Надеюсь, старушку пробрало теперь до самого нутра».
— Я могу показать вам наше брачное свидетельство, — сказал он. — Оно у меня здесь. — Он поднял саквояж. — Я его всегда вожу с собой на счастье.
— Ну, что вы! Вы меня не поняли, я совсем не то имела в виду.
— Ну, разумеется.
— Просто мы должны быть очень осторожны, люди-то ведь разные бывают. Вы себе представить не можете, на какие только штуки теперь пускаются.
— Ничего, ничего. Я даже рад, что так получилось; теперь, по крайней мере, я знаю, что моя жена здесь в надежных руках.
— Я должна сказать, что стараюсь никогда не вмешиваться, но…
— Кажется, этажом выше, да?
— Да, да, квартира «Б».
Лестница была устлана ковром, но ступеньки скрипели. Дом был старый, тесный, темный. Дверь слева на площадке вела в квартиру «А». Уилок свернул направо, скользя рукой по толстым, круглым дубовым перилам. Он шел на цыпочках, но и здесь пол скрипел.
Квартира «Б» находилась почти в самом конце площадки. Звонка на двери не было. Генри постучал. Никто не ответил, и он постучал снова. Он боялся стучать громко. Потом толкнул дверь. Дверь отворилась, и Генри вошел, осторожно прикрыв ее за собой, и прошел на середину комнаты. Генри заметил, что затаил дыхание, и, нервно выдохнув воздух, поставил саквояж на пол.
— Дорис! — позвал он.
В конце комнаты была арка, задернутая яркой полосатой занавеской. Генри повернулся к ней лицом.
— Дорис, — повторил он. Голос его звучал хрипло и слегка дрожал.
Последовало долгое молчание. Генри не подошел к арке. Он стоял, не двигаясь с места, и смотрел на занавеску.
— Дорис, — сказал он, — вы спите? — Голос его все еще дрожал, и он приложил руку к груди.
— Кто там?
Это спросила Дорис. Даже сквозь сон и испуг голос ее звучал жеманно. Волнение, которое Генри старался возбудить в себе, сразу прошло. Он забыл про ее голос.
— Это я, — сказал Генри спокойно и громко. — Ваше заблудшее дитя. — Он оглядел комнату и увидел потемневший от времени ореховый стол, продавленный диван, два потертых кресла, две дешевых лампы и голубую картину в золоченой раме на стене.
«Итак, вот моя обитель», — подумал Генри. Он уже знал, что вовсе не собирался ехать в отель. Сняв шляпу и пальто, он бросил их на кресло. Он поспешил сделать это, пока не вошла Дорис. Она еще, пожалуй, рассердилась бы, сделай он это при ней.
Дорис поспешно пригладила щеткой волосы, наскоро стерла с лица крем, накинула халатик, но тут же сняла его и схватила халатик подруги, потому что он был понаряднее. Ее подруга тоже была одна из герлс в обозрении. Она смотрела на Дорис, широко раскрыв глаза, но Дорис не сказала ей ни слова, только пробормотала что-то себе под нос и вышла к Генри с испуганным и встревоженным лицом, щелкая по полу красными ночными туфлями без задников.
— Что случилось? — вскричала она и бросилась к нему; красивые продолговатые глаза с испугом смотрели на него.
Генри показал на арку, но Дорис отрицательно покачала головой. Она думала, что он хочет войти туда.
— Она ушла? — спросил Генри.
— Нет. Что случилось?
Дорис говорила шепотом. Генри взял ее за руку и увлек в дальний угол комнаты. Он притиснул ее к стене, низко наклонился к ней и заглянул в лицо.
— Я попал в беду, — тихо сказал он. — Вы должны мне помочь. — Голос его дрогнул, он покачнулся, и голова его стала клониться, пока не коснулась плеча Дорис. Он едва держался на ногах от усталости.
Дорис не шевельнулась, только слегка повернула к нему голову. Она стояла очень прямо, опустив руки.
— Как так? — спросила она. — А что случилось?
— Ничего, просто… — Генри поднял голову и посмотрел на Дорис.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84