— Я окажу вам правду. Один человек зол на меня, и мне нужно несколько дней не попадаться ему на глаза, и тогда все обойдется.
— А кто это? — вскричала Дорис. Она положила руки ему на плечи. — Ведь можно поехать в отель? Почему сюда? Ведь есть же отели. — Она слегка встряхнула его; он безвольно, не сопротивляясь, подчинялся движению ее рук.
— Я не могу быть без вас, — сказал Генри.
— Но послушайте. Вам нельзя оставаться здесь, никак нельзя.
— Прошу вас! Я должен остаться. Я не могу без вас. Это правда, правда. Я сойду с ума один. Вы должны мне помочь.
— Но как это можно? Нет. Как можно?
— Так нужно. Пожалуйста, Дорис!
— Нет, нельзя. Со мной подруга.
— Пожалуйста! — Генри придвинулся совсем близко к Дорис, и его шепот пробежал по ее лицу, как дыхание. — Мы попросим ее поселиться в отеле на несколько дней. Деньги я дам, сколько угодно дам.
— Но это невозможно!
— Дорис, пожалуйста! Дорис!
— Нет, невозможно!
— Дорис, вы должны мне помочь. Я хочу жениться на вас. Я должен остаться здесь, неужели вы не понимаете? Неужели вы не видите, что будет со мной, если вы отвернетесь от меня? Ведь вы — все, что у меня осталось.
Дорис сделала попытку выйти из угла, и Генри уперся руками в стену, преградив ей путь, но не касаясь ее.
— Нет, — сказала Дорис, — мы с вами не женаты и вообще ничего такого. Нет!
— Я хочу жениться на вас.
— Нет.
— Вы сказали «нет»? Вы правда не хотите? И вы тоже? — Мука судорогой прошла по его искаженному лицу.
— Да что с вами? — сказала Дорис. — Неужто дело так плохо?
Слезы выступили у Генри на глазах. Ему стало стыдно, и, отвернувшись от Дорис, он уткнулся подбородком в плечо и закусил губу.
— Этот человек… — сказала Дорис. — Он что, очень злой? Он может… повредить вам?
— Очень злой. — Генри взглянул Дорис в глаза. Слезы текли по его лицу, подбородок дрожал, нижняя губа кривилась и подергивалась.
— Не надо, милый, — сказала Дорис. Она обняла его за шею. Генри наклонил голову, и Дорис притянула его к себе, и его голова легла ей на грудь. На него пахнуло теплом и сухим ароматом сна. Голова его медленно покачивалась из стороны в сторону, и Дорис положила руку ему на затылок, но голова продолжала покачиваться у нее под рукой.
— Ш-ш-ш, — прошептала Дорис, — ничего, ничего, милый, все пройдет. — Она увидела, что ее подруга стоит на пороге, придерживая рукой занавеску. Дорис нахмурилась и замотала головой, и подруга молча скрылась.
Дорис подвела Генри к дивану, шепча:
— Ш-ш-ш, все пройдет. Ну, будет, будет. Ну, пожалуйста, милый.
Подругу отправили в отель. Генри хотел дать ей сто долларов на расходы, но Дорис убедила его, что двадцати вполне достаточно. Когда Дорис узнала, что Генри отрекомендовался хозяйке как муж мисс Дювеналь, она рассмеялась.
— Однако у вас нахальства хоть отбавляй, — сказала она. Впрочем, теперь легче было объяснить его присутствие и отъезд подруги в отель.
Генри проспал весь день до вечера, почти до самого возвращения Дорис из театра. Когда он проснулся, было уже около одиннадцати часов. Он оделся, разыскал газовую конфорку и в углу гостиной нашел холодильник, покрытый куском зеленой шторы. Генри приготовил яичницу с грудинкой и кофе — для себя и для Дорис, — но не наелся, и зажарил еще одну яичницу с грудинкой, и поел еще хлеба, и выпил еще кофе.
— В жизни не ел ничего вкуснее, — сказал он.
— Если вы еще к тому же умеете шить, я, пожалуй, женюсь на вас. — Дорис думала, что это очень остроумно, и Генри с готовностью рассмеялся.
Они вместе вымыли посуду под краном в ванной. Дорис мыла, Генри вытирал. Он сказал, что это не место для мытья посуды, а она сказала, что больше негде, — комнаты здесь не приспособлены для ведения хозяйства. Хозяйка поставила им газовую конфорку и холодильник только потому, что при их вечерней работе в театре им трудно без этого обходиться.
После этого Генри, помолчав немного, сказал:
— Я уже чувствую себя женатым.
— Ну, так вы не женаты. — Эти слова были сказаны с ударением. В них прозвучал испуг. Опустив голову, Дорис усердно скребла тарелку.
Генри подумал, что, пожалуй, она рассчитывает, что он и впредь будет спать на диване, как это бывает в кинофильмах. Да, вероятно, она так и думает. Так показывают в кино, и это всегда страшно увлекательно. А впрочем, она знает, что здесь будет не так. По ее голосу слышно, что она хоть и думает о кинофильмах, но знает, что ее ждет, и сама этого ждет, и сама не знает, чего ей больше хочется — чтобы было, как в кино или как в жизни. Значит, у нее уже был кто-то, был любовник. Она еще совсем девочка, но, хотя бы один, да был… быть может, просто для того, чтобы узнать, что это такое и на самом ли деле это так хорошо, как можно подумать, раз все этого добиваются.
Генри стало жаль ее. Он почувствовал ее молодость, волнение и страх и вдруг рассмеялся. Он бросил полотенце на край ванны, подошел к Дорис, повернул ее к себе лицом и обнял.
— Вы же знаете, что мы скоро поженимся, миссис Уилок, — сказал он.
— Пустите, от меня пахнет помоями.
— Восхитительный запах.
Дорис пыталась оттолкнуть его, но он ее не отпускал; она пыталась вырваться из его объятий, но он держал ее крепко.
— Это запах супружества, — сказал он смеясь.
Дорис продолжала вырываться. Она всем телом извивалась в его руках, и он вдруг перестал смеяться.
— Дорис, — сказал он.
Она затихла и посмотрела на него, и он еще крепче прижал ее к себе и поцеловал. Это был долгий поцелуй. Генри повел ее в спальню, не выпуская из объятий, не разъединяя губ.
— Господи, на мне фартук, — сказала она.
Его губы заглушили ее голос, слова прошелестели у него во рту и отдались в голове.
— Я его сниму, — сказал он.
10
На следующий день, в субботу, у Дорис, кроме вечернего спектакля, был еще и утренник. Уилок начал звонить по телефону. Во всем доме был один-единственный телефон внизу в вестибюле, где каждый мог подслушать разговор, поэтому Уилок звонил из аптеки на углу. Он дважды говорил с Джонстоном по поводу лотерейных дел, и во время второго разговора узнал, что приходил Джо.
— Ну, и как? — спросил Уилок.
— А как вы думаете? — ответил Джонстон.
— Вам удобно сейчас говорить?
— Вполне, здесь никого нет.
— Как он себя вел? Что он делал? Что он говорил?
— Спрашивал, где Бен.
— А вы сказали ему?
— Как я мог сказать? Я сам не знаю, где он.
— А что еще? Расскажите мне все — как он вошел, что сказал, что вы сказали, какой у него был вид и что он думает делать, — все, все.
— Ну, — сказал Джонстон, — страшен он был до черта, когда вошел. Я сказал ему, как мне было велено, что Бен решил ненадолго залечь, а я должен говорить лотерейщикам, что он скоро вернется, и вести дело, пока нет ни вас, ни его. Вот и все. И Джо должен мне в этом помочь. Вот и все.
— Ну и что потом — он ушел?
— Нет, не сразу. Это тянулось довольно долго. А вы как думали?
— Опишите мне все подробно. Я хочу знать все в точности.
— Джо спрашивал, не сообщал ли нам Фикко насчет… ну, вы понимаете, насчет его брата. Не получали ли мы какого-нибудь извещения, что должны столько-то и столько-то уплатить Фикко, чтобы выкупить Лео, что-нибудь в таком роде. Ну ничего такого не было, и я ему это сказал.
— А дальше что?
— Да это, по-моему, все. Ну, он был зол, понятно. А как вы думали? Он решил сначала, что я его морочу, что я знаю, где Бен или вы, но я убедил его, что ничего не знаю.
— Как? Как вы это сделали?
— Я показал ему на свою лысую голову.
— А что это значит?
— А вот то и значит. Я показал ему на свою лысую голову, и он понял, что не может лезть с кулаками на такого старика.
Уилок ничего не ответил, и Джонстон подождал немного.
— Он меня давно знает, — сказал наконец Джонстон. — Он знает, когда я говорю правду, и понимает, что это правда. Мне неизвестно, где Бен и где вы, и лучше вы мне этого не говорите.
— Его сейчас тут нет?
— Кого?
— Джо.
— Нет, здесь никого нет, я же вам говорил.
— А он сказал, зачем я ему нужен? Или Бен?
— Оказал, еще бы. Он считает, что Фикко, может быть, захочет сообщить, чтобы ему гнали монету, — тогда он отпустит то, что захватил, ну вы понимаете…
— Понимаю, — Лео. Так и говорите. Отпустит Лео?
— Ну вот, именно. Так Джо считает, что Фикко даст знать либо вам, либо Бену, больше никому. Кому же еще — мне, что ли?
«Вот оно! — подумал Уилок. — Конечно! Вот оно, то самое маленькое оно, о котором они не подумали! Нет, они думали об этом! Фикко, мол, захватил Лео не ради денег, а чтобы получить сведения. А почему не ради денег? Почему этот бешеный пес не мог захватить Лео ради денег?»
— Слушайте, — сказал Уилок, — когда Джо придет, скажите ему…
— Черта с два! Ничего не скажу. Он на стенку лезет, и у него револьвер в кармане… словом, он не в себе.
— Скажите ему вот что…
— Нет, не стану. Если вам нужно ему что-нибудь сказать, говорите сами. Я с вами не разговаривал. Я ничего не знаю и знать не хочу. И дело с концом.
— Ладно, — оказал Генри. — Может быть, так действительно лучше.
— Мне наплевать, лучше или не лучше. Я так сделаю, и все.
После этого разговора Генри почувствовал, что ему надо пройтись. Беспокойство снова овладело им. Но он боялся выйти на улицу. Ему казалось, что он непременно встретится с Джо. «В Нью-Йорке тысячи улиц, — убеждал он самого себя и тут же думал: — Нет, счастье от меня отвернулось». Он остался в аптеке, выпил кофе, потом позвонил Бэнту.
Бэнт сказал, что он направил полицию по следу Фикко, так как ей уже удалось установить, что между похищением, сопровождавшимся убийством, и лотерейным бизнесом существует связь. О Тэккере он не сказал полиции ни слова. Он просто сообщил, что Фикко пытался получить выкуп с Джилиама. По мнению полиции, сказал Бэнт, Лео, вероятно, уже нет в живых. Свидетельница, бывшая в тот вечер в ресторане, показала, будто бы видела своими глазами, как у Лео мозги брызнули со все стороны, когда его ударили прикладом обреза по голове, но полиция этому не верит. Полагают, что бандиты не стали бы увозить с собой труп. Однако показания официанта и жены Лео, которая сообщила, что у ее мужа было высокое кровяное давление, заставляют думать, что с Лео был удар. Врача к нему, разумеется, не позвали, и, вероятно, Лео умер.
После этого Генри позвонил к себе в контору. Хотя был уже вечер и к тому же суббота, он знал, что застанет там Бейкера и свою секретаршу мисс Локк. Бейкер был усерден и честолюбив, а мисс Локк, старая дева, по всей видимости, не знала, куда деваться после работы.
Генри поговорил с Бейкером. Все как будто шло хорошо.
— Мне кажется, я могу уехать в Европу, и вы даже не заметите моего отсутствия, — сказал Генри.
Бейкер запротестовал. Генри попросил соединить его с мисс Локк. Он хотел узнать, какие письма пришли на его имя. Мисс Локк рассказала. Ее голос звучал деловито. В почте не было ничего существенного.
— Хорошо, — сказал Генри. — Я буду держать с вами связь.
— Одну минуту, — сказала мисс Локк. — Мистер Минч хочет поговорить с вами. Он целый день вас ждет.
Генри не сказал ничего. Он отнял трубку от уха и стоял, держа ее на расстоянии, и думал, думал, думал, и мысли мелькали в голове с такой быстротой, что он не знал, о чем думает. Потом он медленно повесил трубку и потянул рычаг книзу, чтобы наверняка дать отбой, и еще долго дергал за рычаг, глядя на мертвый, немой аппарат.
Он знал, почему мисс Локк это сделала. Все эти годы она заигрывала с ним. Хотя она была его ровесницей, даже старше на два, на три года, она все же надеялась. Несмотря на то, что он ни разу даже не взглянул на нее, она все-таки надеялась. А теперь, как видно, прочла в газетах, что Тэккер исчез, смекнула кое-что, решила, что больше нет смысла надеяться, и нарочно подстроила ему эту штуку. И теперь Джо знает, что он, Генри, в городе и прячется от него. Джо спросит в конторе, и ему скажут, что это был не междугородный вызов.
— О, черт! — мысленно воскликнул Уилок. — Неужто мне погибать из-за того, что какой-то старой чертовке не сидится в девках!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
— А кто это? — вскричала Дорис. Она положила руки ему на плечи. — Ведь можно поехать в отель? Почему сюда? Ведь есть же отели. — Она слегка встряхнула его; он безвольно, не сопротивляясь, подчинялся движению ее рук.
— Я не могу быть без вас, — сказал Генри.
— Но послушайте. Вам нельзя оставаться здесь, никак нельзя.
— Прошу вас! Я должен остаться. Я не могу без вас. Это правда, правда. Я сойду с ума один. Вы должны мне помочь.
— Но как это можно? Нет. Как можно?
— Так нужно. Пожалуйста, Дорис!
— Нет, нельзя. Со мной подруга.
— Пожалуйста! — Генри придвинулся совсем близко к Дорис, и его шепот пробежал по ее лицу, как дыхание. — Мы попросим ее поселиться в отеле на несколько дней. Деньги я дам, сколько угодно дам.
— Но это невозможно!
— Дорис, пожалуйста! Дорис!
— Нет, невозможно!
— Дорис, вы должны мне помочь. Я хочу жениться на вас. Я должен остаться здесь, неужели вы не понимаете? Неужели вы не видите, что будет со мной, если вы отвернетесь от меня? Ведь вы — все, что у меня осталось.
Дорис сделала попытку выйти из угла, и Генри уперся руками в стену, преградив ей путь, но не касаясь ее.
— Нет, — сказала Дорис, — мы с вами не женаты и вообще ничего такого. Нет!
— Я хочу жениться на вас.
— Нет.
— Вы сказали «нет»? Вы правда не хотите? И вы тоже? — Мука судорогой прошла по его искаженному лицу.
— Да что с вами? — сказала Дорис. — Неужто дело так плохо?
Слезы выступили у Генри на глазах. Ему стало стыдно, и, отвернувшись от Дорис, он уткнулся подбородком в плечо и закусил губу.
— Этот человек… — сказала Дорис. — Он что, очень злой? Он может… повредить вам?
— Очень злой. — Генри взглянул Дорис в глаза. Слезы текли по его лицу, подбородок дрожал, нижняя губа кривилась и подергивалась.
— Не надо, милый, — сказала Дорис. Она обняла его за шею. Генри наклонил голову, и Дорис притянула его к себе, и его голова легла ей на грудь. На него пахнуло теплом и сухим ароматом сна. Голова его медленно покачивалась из стороны в сторону, и Дорис положила руку ему на затылок, но голова продолжала покачиваться у нее под рукой.
— Ш-ш-ш, — прошептала Дорис, — ничего, ничего, милый, все пройдет. — Она увидела, что ее подруга стоит на пороге, придерживая рукой занавеску. Дорис нахмурилась и замотала головой, и подруга молча скрылась.
Дорис подвела Генри к дивану, шепча:
— Ш-ш-ш, все пройдет. Ну, будет, будет. Ну, пожалуйста, милый.
Подругу отправили в отель. Генри хотел дать ей сто долларов на расходы, но Дорис убедила его, что двадцати вполне достаточно. Когда Дорис узнала, что Генри отрекомендовался хозяйке как муж мисс Дювеналь, она рассмеялась.
— Однако у вас нахальства хоть отбавляй, — сказала она. Впрочем, теперь легче было объяснить его присутствие и отъезд подруги в отель.
Генри проспал весь день до вечера, почти до самого возвращения Дорис из театра. Когда он проснулся, было уже около одиннадцати часов. Он оделся, разыскал газовую конфорку и в углу гостиной нашел холодильник, покрытый куском зеленой шторы. Генри приготовил яичницу с грудинкой и кофе — для себя и для Дорис, — но не наелся, и зажарил еще одну яичницу с грудинкой, и поел еще хлеба, и выпил еще кофе.
— В жизни не ел ничего вкуснее, — сказал он.
— Если вы еще к тому же умеете шить, я, пожалуй, женюсь на вас. — Дорис думала, что это очень остроумно, и Генри с готовностью рассмеялся.
Они вместе вымыли посуду под краном в ванной. Дорис мыла, Генри вытирал. Он сказал, что это не место для мытья посуды, а она сказала, что больше негде, — комнаты здесь не приспособлены для ведения хозяйства. Хозяйка поставила им газовую конфорку и холодильник только потому, что при их вечерней работе в театре им трудно без этого обходиться.
После этого Генри, помолчав немного, сказал:
— Я уже чувствую себя женатым.
— Ну, так вы не женаты. — Эти слова были сказаны с ударением. В них прозвучал испуг. Опустив голову, Дорис усердно скребла тарелку.
Генри подумал, что, пожалуй, она рассчитывает, что он и впредь будет спать на диване, как это бывает в кинофильмах. Да, вероятно, она так и думает. Так показывают в кино, и это всегда страшно увлекательно. А впрочем, она знает, что здесь будет не так. По ее голосу слышно, что она хоть и думает о кинофильмах, но знает, что ее ждет, и сама этого ждет, и сама не знает, чего ей больше хочется — чтобы было, как в кино или как в жизни. Значит, у нее уже был кто-то, был любовник. Она еще совсем девочка, но, хотя бы один, да был… быть может, просто для того, чтобы узнать, что это такое и на самом ли деле это так хорошо, как можно подумать, раз все этого добиваются.
Генри стало жаль ее. Он почувствовал ее молодость, волнение и страх и вдруг рассмеялся. Он бросил полотенце на край ванны, подошел к Дорис, повернул ее к себе лицом и обнял.
— Вы же знаете, что мы скоро поженимся, миссис Уилок, — сказал он.
— Пустите, от меня пахнет помоями.
— Восхитительный запах.
Дорис пыталась оттолкнуть его, но он ее не отпускал; она пыталась вырваться из его объятий, но он держал ее крепко.
— Это запах супружества, — сказал он смеясь.
Дорис продолжала вырываться. Она всем телом извивалась в его руках, и он вдруг перестал смеяться.
— Дорис, — сказал он.
Она затихла и посмотрела на него, и он еще крепче прижал ее к себе и поцеловал. Это был долгий поцелуй. Генри повел ее в спальню, не выпуская из объятий, не разъединяя губ.
— Господи, на мне фартук, — сказала она.
Его губы заглушили ее голос, слова прошелестели у него во рту и отдались в голове.
— Я его сниму, — сказал он.
10
На следующий день, в субботу, у Дорис, кроме вечернего спектакля, был еще и утренник. Уилок начал звонить по телефону. Во всем доме был один-единственный телефон внизу в вестибюле, где каждый мог подслушать разговор, поэтому Уилок звонил из аптеки на углу. Он дважды говорил с Джонстоном по поводу лотерейных дел, и во время второго разговора узнал, что приходил Джо.
— Ну, и как? — спросил Уилок.
— А как вы думаете? — ответил Джонстон.
— Вам удобно сейчас говорить?
— Вполне, здесь никого нет.
— Как он себя вел? Что он делал? Что он говорил?
— Спрашивал, где Бен.
— А вы сказали ему?
— Как я мог сказать? Я сам не знаю, где он.
— А что еще? Расскажите мне все — как он вошел, что сказал, что вы сказали, какой у него был вид и что он думает делать, — все, все.
— Ну, — сказал Джонстон, — страшен он был до черта, когда вошел. Я сказал ему, как мне было велено, что Бен решил ненадолго залечь, а я должен говорить лотерейщикам, что он скоро вернется, и вести дело, пока нет ни вас, ни его. Вот и все. И Джо должен мне в этом помочь. Вот и все.
— Ну и что потом — он ушел?
— Нет, не сразу. Это тянулось довольно долго. А вы как думали?
— Опишите мне все подробно. Я хочу знать все в точности.
— Джо спрашивал, не сообщал ли нам Фикко насчет… ну, вы понимаете, насчет его брата. Не получали ли мы какого-нибудь извещения, что должны столько-то и столько-то уплатить Фикко, чтобы выкупить Лео, что-нибудь в таком роде. Ну ничего такого не было, и я ему это сказал.
— А дальше что?
— Да это, по-моему, все. Ну, он был зол, понятно. А как вы думали? Он решил сначала, что я его морочу, что я знаю, где Бен или вы, но я убедил его, что ничего не знаю.
— Как? Как вы это сделали?
— Я показал ему на свою лысую голову.
— А что это значит?
— А вот то и значит. Я показал ему на свою лысую голову, и он понял, что не может лезть с кулаками на такого старика.
Уилок ничего не ответил, и Джонстон подождал немного.
— Он меня давно знает, — сказал наконец Джонстон. — Он знает, когда я говорю правду, и понимает, что это правда. Мне неизвестно, где Бен и где вы, и лучше вы мне этого не говорите.
— Его сейчас тут нет?
— Кого?
— Джо.
— Нет, здесь никого нет, я же вам говорил.
— А он сказал, зачем я ему нужен? Или Бен?
— Оказал, еще бы. Он считает, что Фикко, может быть, захочет сообщить, чтобы ему гнали монету, — тогда он отпустит то, что захватил, ну вы понимаете…
— Понимаю, — Лео. Так и говорите. Отпустит Лео?
— Ну вот, именно. Так Джо считает, что Фикко даст знать либо вам, либо Бену, больше никому. Кому же еще — мне, что ли?
«Вот оно! — подумал Уилок. — Конечно! Вот оно, то самое маленькое оно, о котором они не подумали! Нет, они думали об этом! Фикко, мол, захватил Лео не ради денег, а чтобы получить сведения. А почему не ради денег? Почему этот бешеный пес не мог захватить Лео ради денег?»
— Слушайте, — сказал Уилок, — когда Джо придет, скажите ему…
— Черта с два! Ничего не скажу. Он на стенку лезет, и у него револьвер в кармане… словом, он не в себе.
— Скажите ему вот что…
— Нет, не стану. Если вам нужно ему что-нибудь сказать, говорите сами. Я с вами не разговаривал. Я ничего не знаю и знать не хочу. И дело с концом.
— Ладно, — оказал Генри. — Может быть, так действительно лучше.
— Мне наплевать, лучше или не лучше. Я так сделаю, и все.
После этого разговора Генри почувствовал, что ему надо пройтись. Беспокойство снова овладело им. Но он боялся выйти на улицу. Ему казалось, что он непременно встретится с Джо. «В Нью-Йорке тысячи улиц, — убеждал он самого себя и тут же думал: — Нет, счастье от меня отвернулось». Он остался в аптеке, выпил кофе, потом позвонил Бэнту.
Бэнт сказал, что он направил полицию по следу Фикко, так как ей уже удалось установить, что между похищением, сопровождавшимся убийством, и лотерейным бизнесом существует связь. О Тэккере он не сказал полиции ни слова. Он просто сообщил, что Фикко пытался получить выкуп с Джилиама. По мнению полиции, сказал Бэнт, Лео, вероятно, уже нет в живых. Свидетельница, бывшая в тот вечер в ресторане, показала, будто бы видела своими глазами, как у Лео мозги брызнули со все стороны, когда его ударили прикладом обреза по голове, но полиция этому не верит. Полагают, что бандиты не стали бы увозить с собой труп. Однако показания официанта и жены Лео, которая сообщила, что у ее мужа было высокое кровяное давление, заставляют думать, что с Лео был удар. Врача к нему, разумеется, не позвали, и, вероятно, Лео умер.
После этого Генри позвонил к себе в контору. Хотя был уже вечер и к тому же суббота, он знал, что застанет там Бейкера и свою секретаршу мисс Локк. Бейкер был усерден и честолюбив, а мисс Локк, старая дева, по всей видимости, не знала, куда деваться после работы.
Генри поговорил с Бейкером. Все как будто шло хорошо.
— Мне кажется, я могу уехать в Европу, и вы даже не заметите моего отсутствия, — сказал Генри.
Бейкер запротестовал. Генри попросил соединить его с мисс Локк. Он хотел узнать, какие письма пришли на его имя. Мисс Локк рассказала. Ее голос звучал деловито. В почте не было ничего существенного.
— Хорошо, — сказал Генри. — Я буду держать с вами связь.
— Одну минуту, — сказала мисс Локк. — Мистер Минч хочет поговорить с вами. Он целый день вас ждет.
Генри не сказал ничего. Он отнял трубку от уха и стоял, держа ее на расстоянии, и думал, думал, думал, и мысли мелькали в голове с такой быстротой, что он не знал, о чем думает. Потом он медленно повесил трубку и потянул рычаг книзу, чтобы наверняка дать отбой, и еще долго дергал за рычаг, глядя на мертвый, немой аппарат.
Он знал, почему мисс Локк это сделала. Все эти годы она заигрывала с ним. Хотя она была его ровесницей, даже старше на два, на три года, она все же надеялась. Несмотря на то, что он ни разу даже не взглянул на нее, она все-таки надеялась. А теперь, как видно, прочла в газетах, что Тэккер исчез, смекнула кое-что, решила, что больше нет смысла надеяться, и нарочно подстроила ему эту штуку. И теперь Джо знает, что он, Генри, в городе и прячется от него. Джо спросит в конторе, и ему скажут, что это был не междугородный вызов.
— О, черт! — мысленно воскликнул Уилок. — Неужто мне погибать из-за того, что какой-то старой чертовке не сидится в девках!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84