На том они и расстались. Купца внизу ждали двое парней, видно, остатки бывшей охраны.
"С таким войском "Руно" не взять", - думал Семен, наблюдая в окно, как эти трое шли через двор. В дальнем его конце стоял их неприметный старенький "жигуль". Звонарь сомневался, нужно ли ему говорить со Стреляным, хотя, конечно, это был именно тот человек, который мог бы помочь Купцу.
А Федор объявился в "Утесе" под вечер. Семен заметил, как он необычно серьезен и собран. Видно, назревали какие-то крупные дела. Но Звонарь не стал ничего спрашивать. Заказал ужин, и они уселись в том же самом кабинетике, где встречались прежде.
За едой поговорили о всякой чепухе, и Семен все никак не мог определиться насчет Купцова. Но Стреляный сам неожиданно завел разговор о нем, рассказав историю о встрече с неизвестным, которая приключилась с ним, когда он шел из "Золотого руна".
- Как думаешь, что это было?
- А то и было... - ответил Семен. - Купец в Москве и ищет контактов с тобой.
- Ну и ну! - Федор даже перестал есть. - Прямо роман какой-то! Жить надоело, что ли? Ведь узнают.
Тогда Звонарев и выложил перед Стреляным содержание утреннего разговора с Купцом.
- Подпольщик треканый, - рассмеялся Федор, все внимательно выслушав. - Борец! Замочат его, и все дела...
- Так ты не будешь с ним встречаться? - осторожно спросил Семен.
- Непременно встречусь, - невозмутимо ответил Федор. - Меня это ни к чему не обязывает. И потом, я ни про какие их шуры-муры не слыхал. С меня взятки гладки... Если он позвонит тебе, дай ему мой телефон. Ночью я, как правило, в хате.
Семен попытался внушить ему, что дело уж больно рискованное встречаться с человеком, которого изгнали из своей среды такие влиятельные и всесильные кадры, как Мирон. Но Федор только смеялся в ответ, представляя мысленно двух "петушков" и их недотепистую компанию. Конечно, они были вооружены и могли взять количеством, но с мозгами там было плоховато. Вот Аджиев, да, этот в бараний рог способен скрутить Купцова, но он занят сейчас другим. И скорее сейчас помощник Федору, чем враг.
- Ты увидишь, Семен, - обнадежил Федор товарища, - "Руно" лопнет, и я им в этом помогу.
В тот же день Шиманко битых три часа терзал Мирона, а вместе с ним и подобострастного Костика на предмет того, можно ли доверять Стреляному, если им все-таки удастся перекупить его, когда он будет служить у Аджиева.
Свой человек в команде Китайца! Об этом Генрих Карлович и мечтать не смел, а тут удача шла прямо в руки. Судя по рассказу Мирона, Стреляный отличался независимым нравом и умом, был падок на деньги и не чужд воровскому братству. Все эти качества устраивали Шиманко, но ему, конечно, надо было обязательно самому поговорить с Федором, чтобы составить собственное мнение об этом человеке. Бабки Генрих Карлович согласен был отстегнуть, но за "верняк". Не хватало еще, чтобы ему "крутили динамо". Да и поди достань потом огражденного столь высоким покровительством Стреляного.
Сейчас Шиманко был занят тем, что уже полностью собрал и оформил бумаги для регистрации собственного благотворительного фонда помощи детям-сиротам Чечни и детям погибших там военнослужащих. Эта программа обещала стать подлинно золотым дном. Он сумел привлечь к ее реализации немало влиятельных официальных лиц. Аджиев нужен был Генриху Карловичу как воздух, потому что одно его имя явилось бы для многих других предпринимателей порукой в надежности. Оно сделало бы хорошее паблисити видимой стороне замысла, а уже тогда и невидимая часть принесла бы крупный выигрыш.
Признаться, как о дальней своей цели Генрих Карлович подумывал о Калаяне. Отчего-то казалось ему, особенно когда он познакомился в одной элитной милой компании с его супругой, Розой Гургеновной, что Калаяна можно будет перетянуть на свою сторону. Но данная операция требовала времени и терпения. Так что стоило бы начать пока со Стреляного.
- Вы завтра мне к полудню представьте вашего героя, - приказал Генрих Карлович подчиненным. - Я поговорю с ним один на один.
...- Вот, будет теперь носиться с этим ублюдком, - недовольно сказал Костик, когда они с Мироном вышли от босса. Витебский промолчал, потому что думал о том же, а главное - о величине суммы, которую наверняка отвалит Шиманко Стреляному.
Мирона вообще-то с некоторых пор бесила возня Генриха Карловича вокруг так называемой легальной деятельности. Старик явно "заболел" желанием стать большой общественной шишкой, захотел тусоваться на разных приемах и презентациях, мелькать на телеэкране, здороваться за руку с министрами. И как-то забыл о том, какой черновой работой добывались башли на его непомерно растущее тщеславие.
Мирон предпочел бы тихие аферы, тем более что возможностей для них представлялось достаточно. Но Шиманко был неумолим. Он пристроил Витебского в помощники депутата и, вручив ему корочку, видимо, считал, что подарил тому миллионы "зеленых".
Мирон уже жалел, что отступился от Купцова и его плана убрать Аджиева. Вот это был куш, а не какая-то вонючая корочка, которую, между прочим, можно было без всяких хлопот приобрести за полтинник у любого вокзального ханыги.
Мирон спускается вниз, в свой кабинет, похожий на апартаменты светской красавицы. Видит мельком свое отражение в зеркале: светлая гладкая кожа слегка блестит - от света лампы и от волнения, которое он только что пережил. Мирон принадлежит к тем людям, для которых зеркало служит постоянным источником утешения. Он любит окружать себя зеркалами еще и потому, что многие, приходящие к нему, чувствуют неловкость, видя свое отражение, - еще одного собеседника в разговоре. А разговоры зачастую ведутся весьма конфиденциальные. Мирону же нравится озадачивать своих гостей. Бывает, что увиденная в зеркале некоторая сутулость или изъян в одежде настолько деморализуют собеседника, что он теряется и сдает все свои позиции, а ведь это и нужно Мирону. Он любит быть победителем даже в ни к чему не обязывающем трепе.
Сейчас он смотрит на себя с благосклонностью. Лицо свежее и глаза с бархатной поволокой. Многочасовая пытка разговором с Шиманко внешне никак не подействовала на него. А сейчас он наберет один номерок, и весь словесный понос босса забудется окончательно.
Мирон снимает трубку и садится в кресло так, чтобы видеть себя. Он начинает священнодействие: любовную беседу.
Федор возвращался домой поздно. Они засиделись со Звонарем. А потом он поехал его провожать. Ему очень хотелось поговорить со Светланой, но он останавливает себя: девушке рано вставать, а его звонок разбудит ее. Если б она сама позвонила...
Но телефон молчит. Федор идет в ванную и уже оттуда слышит телефонное бренчанье. Он вылетает в коридор, весь мокрый, чуть не падает, поскользнувшись на линолеуме, хватает трубку.
Пустые надежды! Незнакомый мужской голос лихорадочно повторяет: "Але, але!.."
Федор тут же догадывается, кто это. Он молчит еще секунду и отвечает, унимая досаду:
- Это ты, Купец?
Минут через сорок они сидят в скверике на Смоленской площади. Федор слушает рассказ Купцова, но мысли его заняты другим. Он думает о Ваське Вульфе, от его дома началась та дорожка, которая и привела его сейчас к ночной встрече с Купцом. Не вмешайся он тогда в историю с Аджиевым, все пошло бы по другому пути. Вот и затравленный, загнанный Купец не сидел бы сейчас ночью посреди Москвы, не исповедовался бы перед малоизвестным человеком. Не торчал бы Раздольский в Лондоне. Да и Крот, наверное, был бы жив...
А теперь, если он, Федор, вновь влезет в историю, что из этого получится? Может, пусть все идет, как идет?
- Ты о чем думаешь? - внезапно умолкает Купец. В стороне курят двое его спутников.
- Хочешь уцелеть? - спрашивает Федор.
- Если б хотел только этого, не возвращался бы с полдороги, раздраженно отвечает Купцов. - Ничего ты не понял, Стреляный...
- Слушай сюда, - продолжает Артюхов, не обращая внимания на то, что сказал собеседник. - Пусть твои ребята пустят слушок среди братвы, что ты ни с кем не договорился и слинял окончательно. Сам ложись на дно и не высовывайся. От тебя проку никакого, а вот этих двоих отдай мне. - Федор кивнул на курящих. - Мне помощь нужна. Вижу, они ребята отчаянные. От тебя же требуется одно: нарисуешь мне план "Руна". Все ходы и выходы, сигнализация какая, сколько людей служит. Кто там в связке с Шиманко вертится. Ясно?
- Ясно, - обреченно кивает Купец. - А меня, значит, в тираж?
- Только не мешай, - жестко отвечает Федор.
После беседы с Шиманко (ну, точно президенты двух великих держав, смеется про себя Стреляный) Федор чувствует себя бардодымом, который хочет просунуться за туза. Правда, неизвестно еще, какая карта сам Генрих Карлович. Кабинет у него клевый и прикид в порядке, но ведь аферист, мастер напускать туману. С такой публикой Артюхов никогда прежде дела не имел. Такие и в зоне, если все же попадали туда, выбивались на чистенькие места, не смешивались с основной массой уголовников.
А еще - Шиманко пел такие дифирамбы Аджиеву, что даже слушать было противно. Он буквально достал Федора своей словесной эквилибристикой, и тот решил остудить его пыл, брякнул про казнь "свиньей", которую одну только и признает Артур Нерсесович для своих врагов, о чем он будто бы слышал от верного кореша.
Видно было, Шиманко не поверил ему, но пыл его заметно угас. Наверное, средневековые методы расправы с недругами внушили ему некоторый трепет.
Он начал длинную витиеватую фразу о том, что подумывает о сотрудничестве с могущественным господином Аджиевым и поэтому даже расстался с некоторыми своими друзьями - сторонниками нецивилизованных методов. При этом он многозначительно посмотрел на Федора. Но тот был непроницаем. Он решил ни за что не проявлять инициативы и дождаться, добиться того, чтобы Генрих Карлович отчетливо сформулировал свои пожелания.
Шиманко постепенно начала бесить демонстративная "непонятливость" собеседника. Он делал самые разнообразные заходы, но все напрасно. Федор слушал и молчал.
- Так вы согласны? - обозлившись, но сохраняя любезную улыбку, спросил Генрих Карлович после почти часового монолога. По всем законам театра зритель должен был бы уже мирно спать в своем кресле, но Федор держался.
- На что согласен? - искренне удивился он. Другого, возможно, подобный вопрос вывел бы из себя, но Шиманко обладал большим запасом прочности. Он не смутился, только его серые глаза под прямыми бровями похолодели.
- Да я разжевал вам все, уважаемый... - спокойно сказал он. - Я собираюсь налаживать с господином Аджиевым деловые контакты, и получить немного информации из стана, так сказать, предполагаемого партнера нам бы не помешало.
- Но я ведь еще там не работаю, - усмехнулся Федор, - а вы мне уже "стучать" предлагаете.
Однако и на эту нахальную фразу не последовало никакой реакции. Шиманко лишь надул щеки и веско сказал:
- А вы там и не работайте. Вы на нас работайте. Тогда и "стучать", как вы это называете, не придется. Обязанности у вас такие - и все.
Такой оборот Федору понравился. Он рассмеялся и сказал, что при достойной оценке предлагаемых обязанностей в материальном выражении плюс процент за риск он готов.
После беседы Федор, покидая "Руно", ловит на себе пристальные и даже завистливые взгляды Мирона и Костика. Он думает о том, что такие и "сдать" могут, начни он и взаправду работать на Шиманко. Гнилая, дохлая компания. Клубок змей, готовых при удобном случае ужалить друг друга.
Шиманко остается один. Знакомство с Федором ничуть не уменьшило, а скорее еще больше распалило его сомнения. Стреляный оказался "крепким орешком". За ним чувствовалась какая-то непонятная Шиманко сила. А все, что он не понимал, он старался не допускать до себя. Наверное, зря он затеял эту историю. Надо будет действовать в направлении Калаяна. С Федором же подождать пока.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53