.. Ему негде даже уединиться со своими любимицами...
Потом он ложится, забывая обо всем, и опять прокручивает в голове каждый свой завтрашний шаг. Весь успех предстоящего дела зависит еще и от ребят, Коляна и Сашки, они как раз будут на дежурстве. Без них ему, конечно, хана. Федор, засыпая, слышит голос Артура Нерсесовича, потом почему-то видится ему разбитое лицо Васьки Вульфа с вытекшим глазом, он слышит стук разрубаемых тел...
"Кому я служил? - приходит странная мысль. - Палачу? Подонку?" И все проваливается в бархатные глубины сна, где остается лишь одна Елена, бредущая каким-то пустырем, заросшим полынью и колючкой. Зачем Елена? Почему вдруг она пришла в его сон?
Федор спит беспокойно, ворочаясь с боку на бок, словно пытаясь освободиться от непрошеных фантомов, которые влезли в его сон...
Пробуждается он, как от толчка. Будто какой-то голос говорит ему: "Пора". И Федор встает в состоянии ожидания и невесомости. "Сегодня, - говорит он себе, - сегодня".
Он не делает никаких лишних движений, потому что распланировал все до малейшего жеста. Холодный душ. Кофе. Телефонный звонок в "Руно". Подходит Костик. Федор не спрашивает его ни о чем. Только здоровается и называет себя.
Чувствуется, что Костик ошеломлен и озадачен. Слишком неожидан для него звонок Стреляного. Он не способен сам принять никакого решения, мысли его мечутся, он мнется, тянет время, пытается узнать, что нужно Федору.
Но Федор предельно лаконичен, он сообщает, что у него есть информация для руководства. Тогда Костик просит его перезвонить через полчаса.
Что ж, и такой вариант предусмотрен. Федор, как запертая в помещении ищейка, застывает, нет, не в ожидании, а просто во времени, которое сегодня принадлежит ему.
Его оцепенение нарушает звяканье телефона. Ну, конечно, это Артур Нерсесович. Даже не видя лица хозяина, Федор догадывается, что тому не по себе. Однако ничьи неприятности не способны сегодня вывести его из того состояния ледяного спокойствия, которое царит у него внутри.
- Елене плохо, - говорит Артур Нерсесович. А Федор вспоминает свой сон и женщину на пустыре...
- Она не снилась вам сегодня? - спрашивает он.
- Что? - поражается его вопросу, хозяин. - Почему ты об этом спрашиваешь?
Но Федор не собирается продолжать этот разговор, он улыбается и переводит беседу в другое русло:
- Вы слышали о Витебском?..
- Ну да, - замедленно произносит Аджиев, видимо, он еще размышляет над первым вопросом Федора. - Тебе известно, кто?
- Известно. Они лишились сразу двоих...
- Вижу, ты медленно добиваешь "Руно"... - усмехается Артур Нерсесович. Но Федор молчит, и тогда Аджиев добавляет без всякой связи с предыдущим: - У меня деловая встреча с Шиманко и Левочкиным в пятницу. Я попросил бы тебя приехать на дачу с утра, где-то к полудню. Помнишь, я говорил тебе о дочери? Я получил телеграмму, она прилетит из Тбилиси, ее встретят и привезут туда... И подождите моего возвращения.
- Все понял, - отвечает Федор. Стрелки часов подсказывают ему, что пора звонить в "Руно". Он прощается с хозяином, хотя тот, видно, хочет еще о чем-то спросить его. Но сейчас эта страница его жизни не имеет никакого значения. Она не интересна ему.
Федор вновь набирает телефон Костика. Тот берет трубку сразу же и торжественно объявляет, что его примут в два часа дня.
Федору становится даже немного жаль этого напыщенного сявку, но он тут же забывает о нем, вновь сосредоточившись на том, что ему предстоит совершить.
Он звонит в дежурку Коляну и Сашке, убеждается, что те на месте. Никаких лишних слов: "Привет" и "Все по плану".
Пакетик с "подарками" от Игната скромно стоит на тумбочке. Мысли делают попытку зацепиться за халупку старика, мечутся в его подвал, где готовятся смертельные, как их называет Игнат, "побрякушки". Но Федор усилием воли собирает мысли на цель. Сейчас ничто более не должно отвлекать его.
В половине второго Федор садится в "жигуль". Застоявшаяся машина весело выныривает со двора на Садовое кольцо. Через двадцать минут он будет у "Золотого руна". Автомобиль надо поставить в ближайшем переулке, а к воротам подойти пешком. Так он и поступает и, сняв джинсовую куртку, которая теперь скрывает пакетик с загорелой красавицей, неторопливым шагом приближается к железной ограде вокруг знакомого особняка. Там, во дворе, виден лимузин Шиманко и джип охраны, окна второго этажа в том крыле, где кабинет босса, закрыты и даже занавешены.
Федору не надо звонить, ему тут же открывают, он проходит несколько шагов до дежурки и успевает сунуть куртку с пакетом появившемуся Коляну. В открытую дверь их комнаты видно, что Сашка невозмутимо пьет чай. Как всегда, работает телевизор.
"Ребята держатся хорошо", - отмечает Федор, а Колян быстро шепчет ему:
- Четыре "быка", босс, с ним еще двое.
Кто эти двое, Федор не представляет, но теперь это не имеет никакого значения. Он делает шаг в коридор и сталкивается лицом к лицу с Костиком.
- Поднимайся наверх, - многозначительно говорит Костик, - прямо в кабинет босса. Я сейчас...
Он что-то неразборчиво и тихо выговаривает охране, а Федор идет по лестнице: легкий, почти невесомый.
Знакомый кабинет. Двое плотных парней в черном камуфляже сидят у дверей. Его останавливают и обыскивают молча, равнодушно шарят по всему телу. Профессионалы. Федор усмехается про себя: он чист как ребенок. Интересно, как это они прошляпили с Мотей? Видно, оружие и хрупкий женственный Мотя никак не связывались в их мозгах.
"А в моих? - тут же ругает он себя. - Зачем я об этом думаю?"
Дверь в кабинет Шиманко открывается перед ним. Окна действительно плотно закрыты. Горит электрический свет. Федор входит. За его спиной тут же встают двое других громил.
Генрих Карлович восседает за столом, рядом с ним сидит какой-то хмырь в очках.
"Где же еще один? - думает Федор, приказывая себе: - Спокойнее, спокойнее". Но легкая тревога непроизвольно охватывает его, крохотное такое сомнение: все ли он учел? Почему здесь нет еще одного?
Лицо Шиманко при виде Федора расплывается в улыбке. Хмырь в очках почему-то трусит. Это заметно невооруженным взглядом. Рука его, лежащая на столе, слегка вздрагивает, к тому же глаза скошены в сторону Шиманко. Похоже, он боится даже смотреть на вошедшего.
- Давненько вы к нам не заглядывали, - говорит Генрих Карлович, буквально сверля глазами Федора. - Прошу садиться. Говорят, у вас есть важная информация?
- Важная она или нет - не знаю. - Федор пожимает плечами и садится. В кабинете глухо, как в подводной лодке. Ни один звук с улицы не доносится сюда. Теперь Федор понимает, что окна под шторами задраены ставнями.
"Здесь, что ли, решили кончить меня?" - мелькает мысль, но Федор мгновенно целиком сосредоточивается на стоящих у двери охранниках. Запечатлевает их позиции, затылком чувствуя, как они реагируют на каждое его движение. Но он это тоже учел.
- Я хотел сообщить вам, что у Аджиева есть записи ваших переговоров с Левочкиным насчет его дел, а также насчет ваших дальнейших планов.
- Интересно, интересно. - Шиманко багровеет, но улыбка по-прежнему не сходит с его лица. Он наклоняется вперед к Федору. Тот в это время ерзает в кресле, садится поудобнее, кладет ногу на ногу, поправляет рукой волосы, а сам исподволь проверяет реакцию охраны.
- И кто же это ему помог получить такие сведения? - зловеще спрашивает Генрих Карлович.
Федору нечего перед ним скрывать, все равно он приговорил этого прощелыгу к смерти. Так пусть просветится перед концом. Он оглядывает кабинет, как будто собирается с мыслями, и опять фиксирует позы охранников.
- Вас, наверное, поразит это известие... - начинает он, - об этом человеке никто бы такое и подумать не посмел, но - факт. Это - Мотя Шклявый.
В глазах Шиманко загорается ненависть и непонятное Федору торжество, словно он, Федор, уже валяется, растерзанный, у его ног. Генрих Карлович выпрямляется и смотрит на хмыря в очках. Тот под взглядом хозяина еще больше втягивает голову в сутулые плечи.
- Слышишь, Яков, какой важной информацией нас осчастливил господин Стреляный? - Шиманко хохочет, а Федор недоумевающе пожимает плечами. Когда он шел сюда, он приказывал себе чувствовать себя актером, пусть в неприятном, но захватывающем спектакле. Сейчас Шиманко слишком уж натурально играл свою роль злодея.
"Я ни в чем не ошибся?" - снова мысленно спрашивает себя Федор. А вслух говорит:
- Не понимаю я вашего смеха... - Он хорохорится, но натянутая струна воли дрожит внутри. Как бы не оборвалась... Тогда - провал, истерика, конец... - Не понимаю, - повторяет он и закуривает.
- Твоя информация. Стреляный, устарела, - отбрасывает всякие условности Шиманко. - Слышишь? А я тебе подкину свежачок...
- Мне? - Федор удивленно смотрит на него. Вот оно. Незапланированное. То, чего не учтешь, не просчитаешь. К чему готовиться, что ждать? Главное же - как поступать теперь? Федор не отводит глаз от пылающего злобой взгляда Генриха Карловича, тот первый отворачивается от него и кричит тихонько куда-то в угол:
- Входи, пора тебе повстречаться со старым дружком...
Напряжение, копившееся внутри у Федора, достигло своего предела. Он смотрит туда, куда обращено лицо Шиманко. Незаметная для глаза, открывается осторожно дверца в стене, и оттуда выходит тощий мужик с белесым, невыразительным лицом, покрытым синюшными пятнами. Шея у него, скрытая водолазкой, как-то необычно повернута набок.
Федор не знает этого человека. Он лихорадочно роется в памяти, но тщетно. Прежде он его никогда не видел. Вошедший замечает недоумение Федора. Его маленькие глазки почти без ресниц, и он часто моргает ими. Их взгляды встречаются, и Федор видит, как в глубине его зрачков начинает разгораться испепеляющий огонь звериной ненависти.
- Не узнаешь, Стреляный? - сипит вошедший. И Федор мгновенно успокаивается: он узнал бы этот голос из тысячи. Даже сейчас, когда горло этого человека повреждено ранением и сипение искажает звуки его речи, эти скопческие высокие нотки незабываемы. Федор не дает воли своему воображению перенести его в охотничий домик. Этой нагрузки ему сейчас не выдержать. И он говорит просто и буднично:
- Здорово, Степан! Оклемался?
Тот взвизгивает, как ужаленное животное, дергается всем телом в направлении Федора, но его останавливает властный окрик Шиманко:
- Стой! Пока не время. Еще успеешь ему кишки выпустить.
Охранники делают несколько шагов к сидящему Федору, а хмырь лепечет, обращаясь к Шиманко:
- Мне лучше уйти... Я бы ушел, Генрих Карлович.
- Сиди, Яков, - рычит Шиманко. - Развел я сусликов вокруг себя, потому и дела катятся на хрен... Ну, что скажешь, Стреляный, хорош мой сюрприз? Вот свежачок так свежачок!
- Да он же палач! - смеется Федор.
- Вот такие мне и нужны, Стреляный. Я еще твоего Китайца переплюну, а тебе - амбец...
Сколько прошло времени? Федор боится посмотреть на часы, чтобы не насторожить Шиманко, а тот встает и командует Степану:
- Можешь забирать его. Подвал в "Руне" большой. Мои ребята помогут. - Все, господин Стреляный, - смеется он, - аудиенция закончена.
Он еще не успевает договорить эту фразу, а охранники заломить Федору руки, как тот, выхватив из кармана рубашки авторучку и что-то нажав на ней, молниеносным движением кидает этот сверкнувший сталью предмет в лицо стоящему напротив Степану.
"Все повторяется... - мелькает у него, - все повторяется..."
Дикий крик разрывает тишину комнаты. Степан прижимает ладони к лицу, по ним струится кровь.
- Глаз, глаз... - истерически орет он. А подмоги все нет. Федор, воспользовавшись мгновенным столбняком присутствующих, ныряет под письменный стол, задевает ноги сжавшегося в комок Якова, и тот с завыванием тоже валится со стула на пол. В комнате звучит выстрел, но Шиманко предостерегающе кричит:
- Не стрелять. Взять живым суку.
Федор успевает повалить Генриха Карловича мощным ударом головой, но на него уже наваливается сверху один из охранников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
Потом он ложится, забывая обо всем, и опять прокручивает в голове каждый свой завтрашний шаг. Весь успех предстоящего дела зависит еще и от ребят, Коляна и Сашки, они как раз будут на дежурстве. Без них ему, конечно, хана. Федор, засыпая, слышит голос Артура Нерсесовича, потом почему-то видится ему разбитое лицо Васьки Вульфа с вытекшим глазом, он слышит стук разрубаемых тел...
"Кому я служил? - приходит странная мысль. - Палачу? Подонку?" И все проваливается в бархатные глубины сна, где остается лишь одна Елена, бредущая каким-то пустырем, заросшим полынью и колючкой. Зачем Елена? Почему вдруг она пришла в его сон?
Федор спит беспокойно, ворочаясь с боку на бок, словно пытаясь освободиться от непрошеных фантомов, которые влезли в его сон...
Пробуждается он, как от толчка. Будто какой-то голос говорит ему: "Пора". И Федор встает в состоянии ожидания и невесомости. "Сегодня, - говорит он себе, - сегодня".
Он не делает никаких лишних движений, потому что распланировал все до малейшего жеста. Холодный душ. Кофе. Телефонный звонок в "Руно". Подходит Костик. Федор не спрашивает его ни о чем. Только здоровается и называет себя.
Чувствуется, что Костик ошеломлен и озадачен. Слишком неожидан для него звонок Стреляного. Он не способен сам принять никакого решения, мысли его мечутся, он мнется, тянет время, пытается узнать, что нужно Федору.
Но Федор предельно лаконичен, он сообщает, что у него есть информация для руководства. Тогда Костик просит его перезвонить через полчаса.
Что ж, и такой вариант предусмотрен. Федор, как запертая в помещении ищейка, застывает, нет, не в ожидании, а просто во времени, которое сегодня принадлежит ему.
Его оцепенение нарушает звяканье телефона. Ну, конечно, это Артур Нерсесович. Даже не видя лица хозяина, Федор догадывается, что тому не по себе. Однако ничьи неприятности не способны сегодня вывести его из того состояния ледяного спокойствия, которое царит у него внутри.
- Елене плохо, - говорит Артур Нерсесович. А Федор вспоминает свой сон и женщину на пустыре...
- Она не снилась вам сегодня? - спрашивает он.
- Что? - поражается его вопросу, хозяин. - Почему ты об этом спрашиваешь?
Но Федор не собирается продолжать этот разговор, он улыбается и переводит беседу в другое русло:
- Вы слышали о Витебском?..
- Ну да, - замедленно произносит Аджиев, видимо, он еще размышляет над первым вопросом Федора. - Тебе известно, кто?
- Известно. Они лишились сразу двоих...
- Вижу, ты медленно добиваешь "Руно"... - усмехается Артур Нерсесович. Но Федор молчит, и тогда Аджиев добавляет без всякой связи с предыдущим: - У меня деловая встреча с Шиманко и Левочкиным в пятницу. Я попросил бы тебя приехать на дачу с утра, где-то к полудню. Помнишь, я говорил тебе о дочери? Я получил телеграмму, она прилетит из Тбилиси, ее встретят и привезут туда... И подождите моего возвращения.
- Все понял, - отвечает Федор. Стрелки часов подсказывают ему, что пора звонить в "Руно". Он прощается с хозяином, хотя тот, видно, хочет еще о чем-то спросить его. Но сейчас эта страница его жизни не имеет никакого значения. Она не интересна ему.
Федор вновь набирает телефон Костика. Тот берет трубку сразу же и торжественно объявляет, что его примут в два часа дня.
Федору становится даже немного жаль этого напыщенного сявку, но он тут же забывает о нем, вновь сосредоточившись на том, что ему предстоит совершить.
Он звонит в дежурку Коляну и Сашке, убеждается, что те на месте. Никаких лишних слов: "Привет" и "Все по плану".
Пакетик с "подарками" от Игната скромно стоит на тумбочке. Мысли делают попытку зацепиться за халупку старика, мечутся в его подвал, где готовятся смертельные, как их называет Игнат, "побрякушки". Но Федор усилием воли собирает мысли на цель. Сейчас ничто более не должно отвлекать его.
В половине второго Федор садится в "жигуль". Застоявшаяся машина весело выныривает со двора на Садовое кольцо. Через двадцать минут он будет у "Золотого руна". Автомобиль надо поставить в ближайшем переулке, а к воротам подойти пешком. Так он и поступает и, сняв джинсовую куртку, которая теперь скрывает пакетик с загорелой красавицей, неторопливым шагом приближается к железной ограде вокруг знакомого особняка. Там, во дворе, виден лимузин Шиманко и джип охраны, окна второго этажа в том крыле, где кабинет босса, закрыты и даже занавешены.
Федору не надо звонить, ему тут же открывают, он проходит несколько шагов до дежурки и успевает сунуть куртку с пакетом появившемуся Коляну. В открытую дверь их комнаты видно, что Сашка невозмутимо пьет чай. Как всегда, работает телевизор.
"Ребята держатся хорошо", - отмечает Федор, а Колян быстро шепчет ему:
- Четыре "быка", босс, с ним еще двое.
Кто эти двое, Федор не представляет, но теперь это не имеет никакого значения. Он делает шаг в коридор и сталкивается лицом к лицу с Костиком.
- Поднимайся наверх, - многозначительно говорит Костик, - прямо в кабинет босса. Я сейчас...
Он что-то неразборчиво и тихо выговаривает охране, а Федор идет по лестнице: легкий, почти невесомый.
Знакомый кабинет. Двое плотных парней в черном камуфляже сидят у дверей. Его останавливают и обыскивают молча, равнодушно шарят по всему телу. Профессионалы. Федор усмехается про себя: он чист как ребенок. Интересно, как это они прошляпили с Мотей? Видно, оружие и хрупкий женственный Мотя никак не связывались в их мозгах.
"А в моих? - тут же ругает он себя. - Зачем я об этом думаю?"
Дверь в кабинет Шиманко открывается перед ним. Окна действительно плотно закрыты. Горит электрический свет. Федор входит. За его спиной тут же встают двое других громил.
Генрих Карлович восседает за столом, рядом с ним сидит какой-то хмырь в очках.
"Где же еще один? - думает Федор, приказывая себе: - Спокойнее, спокойнее". Но легкая тревога непроизвольно охватывает его, крохотное такое сомнение: все ли он учел? Почему здесь нет еще одного?
Лицо Шиманко при виде Федора расплывается в улыбке. Хмырь в очках почему-то трусит. Это заметно невооруженным взглядом. Рука его, лежащая на столе, слегка вздрагивает, к тому же глаза скошены в сторону Шиманко. Похоже, он боится даже смотреть на вошедшего.
- Давненько вы к нам не заглядывали, - говорит Генрих Карлович, буквально сверля глазами Федора. - Прошу садиться. Говорят, у вас есть важная информация?
- Важная она или нет - не знаю. - Федор пожимает плечами и садится. В кабинете глухо, как в подводной лодке. Ни один звук с улицы не доносится сюда. Теперь Федор понимает, что окна под шторами задраены ставнями.
"Здесь, что ли, решили кончить меня?" - мелькает мысль, но Федор мгновенно целиком сосредоточивается на стоящих у двери охранниках. Запечатлевает их позиции, затылком чувствуя, как они реагируют на каждое его движение. Но он это тоже учел.
- Я хотел сообщить вам, что у Аджиева есть записи ваших переговоров с Левочкиным насчет его дел, а также насчет ваших дальнейших планов.
- Интересно, интересно. - Шиманко багровеет, но улыбка по-прежнему не сходит с его лица. Он наклоняется вперед к Федору. Тот в это время ерзает в кресле, садится поудобнее, кладет ногу на ногу, поправляет рукой волосы, а сам исподволь проверяет реакцию охраны.
- И кто же это ему помог получить такие сведения? - зловеще спрашивает Генрих Карлович.
Федору нечего перед ним скрывать, все равно он приговорил этого прощелыгу к смерти. Так пусть просветится перед концом. Он оглядывает кабинет, как будто собирается с мыслями, и опять фиксирует позы охранников.
- Вас, наверное, поразит это известие... - начинает он, - об этом человеке никто бы такое и подумать не посмел, но - факт. Это - Мотя Шклявый.
В глазах Шиманко загорается ненависть и непонятное Федору торжество, словно он, Федор, уже валяется, растерзанный, у его ног. Генрих Карлович выпрямляется и смотрит на хмыря в очках. Тот под взглядом хозяина еще больше втягивает голову в сутулые плечи.
- Слышишь, Яков, какой важной информацией нас осчастливил господин Стреляный? - Шиманко хохочет, а Федор недоумевающе пожимает плечами. Когда он шел сюда, он приказывал себе чувствовать себя актером, пусть в неприятном, но захватывающем спектакле. Сейчас Шиманко слишком уж натурально играл свою роль злодея.
"Я ни в чем не ошибся?" - снова мысленно спрашивает себя Федор. А вслух говорит:
- Не понимаю я вашего смеха... - Он хорохорится, но натянутая струна воли дрожит внутри. Как бы не оборвалась... Тогда - провал, истерика, конец... - Не понимаю, - повторяет он и закуривает.
- Твоя информация. Стреляный, устарела, - отбрасывает всякие условности Шиманко. - Слышишь? А я тебе подкину свежачок...
- Мне? - Федор удивленно смотрит на него. Вот оно. Незапланированное. То, чего не учтешь, не просчитаешь. К чему готовиться, что ждать? Главное же - как поступать теперь? Федор не отводит глаз от пылающего злобой взгляда Генриха Карловича, тот первый отворачивается от него и кричит тихонько куда-то в угол:
- Входи, пора тебе повстречаться со старым дружком...
Напряжение, копившееся внутри у Федора, достигло своего предела. Он смотрит туда, куда обращено лицо Шиманко. Незаметная для глаза, открывается осторожно дверца в стене, и оттуда выходит тощий мужик с белесым, невыразительным лицом, покрытым синюшными пятнами. Шея у него, скрытая водолазкой, как-то необычно повернута набок.
Федор не знает этого человека. Он лихорадочно роется в памяти, но тщетно. Прежде он его никогда не видел. Вошедший замечает недоумение Федора. Его маленькие глазки почти без ресниц, и он часто моргает ими. Их взгляды встречаются, и Федор видит, как в глубине его зрачков начинает разгораться испепеляющий огонь звериной ненависти.
- Не узнаешь, Стреляный? - сипит вошедший. И Федор мгновенно успокаивается: он узнал бы этот голос из тысячи. Даже сейчас, когда горло этого человека повреждено ранением и сипение искажает звуки его речи, эти скопческие высокие нотки незабываемы. Федор не дает воли своему воображению перенести его в охотничий домик. Этой нагрузки ему сейчас не выдержать. И он говорит просто и буднично:
- Здорово, Степан! Оклемался?
Тот взвизгивает, как ужаленное животное, дергается всем телом в направлении Федора, но его останавливает властный окрик Шиманко:
- Стой! Пока не время. Еще успеешь ему кишки выпустить.
Охранники делают несколько шагов к сидящему Федору, а хмырь лепечет, обращаясь к Шиманко:
- Мне лучше уйти... Я бы ушел, Генрих Карлович.
- Сиди, Яков, - рычит Шиманко. - Развел я сусликов вокруг себя, потому и дела катятся на хрен... Ну, что скажешь, Стреляный, хорош мой сюрприз? Вот свежачок так свежачок!
- Да он же палач! - смеется Федор.
- Вот такие мне и нужны, Стреляный. Я еще твоего Китайца переплюну, а тебе - амбец...
Сколько прошло времени? Федор боится посмотреть на часы, чтобы не насторожить Шиманко, а тот встает и командует Степану:
- Можешь забирать его. Подвал в "Руне" большой. Мои ребята помогут. - Все, господин Стреляный, - смеется он, - аудиенция закончена.
Он еще не успевает договорить эту фразу, а охранники заломить Федору руки, как тот, выхватив из кармана рубашки авторучку и что-то нажав на ней, молниеносным движением кидает этот сверкнувший сталью предмет в лицо стоящему напротив Степану.
"Все повторяется... - мелькает у него, - все повторяется..."
Дикий крик разрывает тишину комнаты. Степан прижимает ладони к лицу, по ним струится кровь.
- Глаз, глаз... - истерически орет он. А подмоги все нет. Федор, воспользовавшись мгновенным столбняком присутствующих, ныряет под письменный стол, задевает ноги сжавшегося в комок Якова, и тот с завыванием тоже валится со стула на пол. В комнате звучит выстрел, но Шиманко предостерегающе кричит:
- Не стрелять. Взять живым суку.
Федор успевает повалить Генриха Карловича мощным ударом головой, но на него уже наваливается сверху один из охранников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53