Она немножко посидела на кровати с покрывалом, украшенным орнаментом из крупных цветов; затем подошла к окну и, перегнувшись через подоконник, выглянула, увидев деловито спешашие автомобили, герань и петуньи – на Бенбери-роуд. Она простояла так несколько минут, не зная, счастлива она или нет, пытаясь остановить часы, жить настоящим, ловить момент... и удержать его.
Затем сердце в ее груди внезапно громко застучало. По тротуару, огибая отель, шел мужчина в розовой рубашке с короткими рукавами, обнаженная часть рук была бронзового цвета, как будто он провел последние несколько дней у моря. В левой руке он нес сумку с рекламой местной винной лавки "Оддбинс", в правой сумку с той же надписью. Он шел довольно медленно, видимо, глубоко задумавшись, пересек ту часть улицы, которая была видна ей, и свернул за угол.
"Что за потрясающее совпадение!" – возможно, подумал бы этот мужчина, если бы она открыла окно с ромбическим переплетом и закричала бы: "Эй! Вы помните меня? Лайм-Риджис? Последний уик-энд?" Но этого не могло произойти, поскольку, по правде говоря, никакого совпадения не было. Клэр Осборн позаботилась, чтобы не было.
В дверь мягко постучали, и О'Кейн спросил: хочет ли она – они оба, – чтобы утром принесли газету; отель предоставляет такую услугу. Клэр улыбнулась. О'Кейн ей понравился. Она заказала "Санди таймс". Затем спустя некоторое время после его ухода она вдруг с удивлением подумала, почему же она так печальна.
Только к девяти часам вечера прибыл доктор Алан Хардиндж – объясняющий, извиняющийся, но столь же ранимый и любящий, как и всегда. И – Господи, благослови его! – принес с собой бутылку шампанского "Империал" (брют) и бутылку мальта "Скей Талискер". И почти, почти (как она позднее говорила себе) развлек Клэр Осборн на пару часов, которые они провели вместе в эту ночь между безупречными простынями «En suite» отеля «Котсволд-Хауз» в северном Оксфорде.
* * *
Морс появился дома в 14.30 в тот же самый день. Никто, насколько ему было известно, не знал, что он вернулся (кроме Льюиса?), однако Стрейндж позвонил ему в шестнадцать часов. Не хочет ли Морс взять на себя это дело? А вообще-то, хочет – не хочет, но ему придется взяться за это дело.
– Какое дело? – лицемерно спросил Морс.
В 17.00 он прошелся до Саммертауна и принес восемь жестянок "Нового горького", которое обещало ему вкус эля, выдержанного в бочке и нацеженного с шапкой пены; и две бутылки его любимого кларета "Кверси". Для Морса – он был все еще здорово не в форме – вес оказался тяжеловат, и перед зданием Оксфордского радио он приостановился на минутку, оглянувшись в надежде увидеть продолговатый контур красного двухэтажного автобуса, идущего из центра. Но автобуса не было видно, и он пошел дальше. Проходя мимо отеля "Котсволд-Хауз", он помимо других вещей заметил и знакомую белую табличку с надписью: "Свободных мест нет". И не был удивлен. Об этом месте хорошо отзывались. Он и сам не прочь был бы остановиться здесь.
Особенно из-за завтраков.
Глава девятнадцатая
Я люблю, когда о чем-то говорят намеком, а не рассказывают целиком. Когда известна каждая деталь, ум удовлетворен и воображение утрачивает желание использовать свои крылья.
Томас Олдрич. Листки из блокнота
Популярностью этого дела Стрейндж был очень доволен. Редко обычное убийство получает общенациональный резонанс; а экстраординарная изобретательность, которую публика начала проявлять в расшифровке стихотворения, обнадеживала. Правда, конкретных успехов еще не наблюдалось. В рубрике «Письма редактору» газеты «Таймс» от 11 июля были опубликованы еще два письма на эту тему.
ОТ ГИЛЛИАНА РИЧАРДА
Сэр, профессор Грей (9 июля), по моему мнению, слишком легко относится к одной особенности дела о "шведской деве". Мне представляется совершенно очевидным, что она жива, но, видимо, разрывается между желанием жить – и желанием умереть. Она, скорее всего, никогда не участвовала в поэтических турнирах, и я сильно сомневаюсь, что по описанию природы, принадлежащему ей, можно найти кого-либо. Но она там, на природе – возможно, в отвратительных условиях. Я бы рискнул сослаться на подсказку, отвергнутую профессором Греем, а именно, что она находится где-то в автомобиле. В этом отношении атрибутика стихотворения (А. Остин, 1853-87) может дать нам в руки жизненно важный ключ. Как насчет "Остина" с регистрационным знаком "А"? Должно быть, это модель 1983 года, именно так; так почему бы нам не предположить, что далее следует регистрационный номер? Я предполагаю, что он А185, затем идут три буквы. Если мы допустим, что 3 = С, 8 = Н. a7 = G (третья, восьмая и седьмая буквы английского алфавита), то получим А185 CGH. Возможно, наша дева чахнет в устаревшей модели "метро"? А если так, сэр, то мы должны задать один вопрос: кто владелец этого автомобиля? Найдите ее!
Ваш etc.,
Гиллиан РИЧАРД.
26 Хейвард-роуд, Оксфорд
ОТ МИСС ПОЛЛИ РЕЙНЕР
Сэр, как я поняла из вашего сообщения об исчезновении шведской студентки, ее рюкзак был найден год назад около деревни Бегброк в Оксфордшире. Может быть, я слишком увлекаюсь вашими кроссвордами, но не поискать ли нам пару "ключей" в этом направлении? "-брок" в названии деревни ведет свое происхождение от англо-саксонского корня "брок", что означает "бегущая вода" или "ручей". А поскольку "beg"(просить, попрошайничать) есть синоним слова "ask"(просить, спрашивать), нам остается только обратиться к первым трем словам строчки 7: "Спроси у ручья". К тому же этот "ключ" немедленно получает подтверждение в последующих словах стихотворения "спроси у солнца". "Королевское солнце" – так добропорядочные граждане Бегброка называют местный паб, и именно в его окрестностях, по моему мнению, полиции и следует снова сосредоточить свое внимание.
Искренне ваша
Полли РЕЙНЕР,
президент краеведческого общества Вудстока.
Вудстпок, Оксфордшир
Вот это на что-то похоже! Сегодня утром Стрейндж уже пропустил через компьютер регистрации автомобилей Главного управления номер, предложенный в письме. Неудача! Вместе с тем это была одна из тех сумасбродных, поразительных догадок, которые могут в конечном итоге помочь распутать дело и стимулировать еще большее количество подобных идей. Когда в эту же субботу он позвонил Морсу (он тоже прочитал открытку!), то вовсе не был удивлен кажущимся – явно только «кажущимся» – отсутствием у того интереса и желания немедленно приступить к работе. Да, у Морса остается еще несколько дней отпуска – но, не забудьте, только до пятницы! Ну действительно, это абсолютно его дело! Оно будто бы сшито для Морса, это самое дело о «шведской деве»...
Стрейндж решил оставить все, как есть, на некоторое время – скажем, до завтрашнего дня. На данный момент в его тарелке и так уже много всякой всячины. Прошлый вечер оказался особенно скверным: и городская полиция, и полиция графства были загружены сверх всякой меры из-за беспорядков в Бродмур-Ли: кражи автомобилей настоящие; угон автомобилей, чтобы покататься; ограбления магазинов, битье витрин... А впереди еще субботний и воскресный вечера! Стрейнджу становилось не по себе, когда он начинал размышлять о наглом нарушении закона и порядка, о презрении к авторитетам – полиции, Церкви, родителям, школе... У-уфф! Но в каком-то затаившемся, малоисследованном уголке его мозга ютилась мысль, что он почти готов иногда понять все это – ну хотя бы часть этого. Поскольку в молодости, даже будучи весьма привилегированным молодым человеком, он испытывал (Стрейндж хорошо помнил) потаенное жгучее желание запустить полновесным кирпичом в окно какого-нибудь особо ухоженного и дорогого дома...
Но он почувствует себя гораздо лучше, если Морс возьмет на себя ответственность за таинственное дело; снимет эту обузу с его собственных, Стрейнджа, плеч.
Вот после таких раздумий Стрейндж и позвонил в эту субботу Морсу.
– Какое дело? – спросил тогда Морс.
– Черт возьми, ты отлично знаешь...
– Я все еще в отпуске, сэр. И пытаюсь приступить к кое-каким домашним хлопотам.
– Ты выпил, Морс?
– Только начинаю, сэр.
– Не против, если я подойду и присоединюсь?
– Не сегодня, сэр. У меня как раз сейчас в гостях замечательная – просто на удивление! – замечательная шведская девушка.
– О!
– Послушайте, – медленно проговорил Морс, – если и существует возможность раскрыть это преступление, если там есть какая-то причина...
– Ты читал эти письма?
– Я скорее "Арчеров" пропущу!
– Как ты думаешь, это не розыгрыш?
Стрейндж услышал глубокий вздох Морса:
– Нет! Нет, не думаю. Только хочу предупредить, что мы получим колоссальное количество ложных следов и фальшивых признаний – вы знаете, как это бывает. У нас всегда их хватает. Неприятность в том, что мы из-за этого выглядим круглыми идиотами, особенно если мы все будем воспринимать слишком серьезно.
Да, Стрейндж признал, что все, сказанное Морсом, это и его точка зрения.
– Морс, позволь мне позвонить тебе завтра, хорошо? Хотя нам и предстоит завтра разбираться со всеми этими чертовыми хулиганами в Бродмур-Ли...
– Да, я читал об этом, когда был в отъезде.
– Насладился каникулами в Лайм?
– Не очень.
– Ну что ж, я лучше оставлю тебя твоей... "замечательной шведской девушке", так кажется?
– Хотелось бы.
Положив телефонную трубку, Морс снова включил свой проигрыватель компакт-дисков, остановленный на сцене жертвоприношения из финала вагнеровской "Гибели богов"; вскоре прозрачное, чистое сопрано шведской певицы Биргит Нильсон снова наполнило квартиру главного инспектора.
Глава двадцатая
Когда я пожаловался на то, что, проведя обед за роскошно накрытым столом, не услышал ни одной фразы, которую стоило бы запомнить, он (доктор Джонсон) сказал: «Содержательные беседы случаются тут редко».
Джеймс Босуэлл.
Жизнь Сэмюэля Джонсона
В ночь на воскресенье 12 июля Клэр Осборн лежала без сна, размышляя о том, чего же ей надо от жизни. Все было хорошо – как обычно – "все отлично". В физическом отношении Алан был достаточно умелым и таким любящим. Он ей нравился, пожалуй, даже очень нравился, но она никогда его не любила. Она отдавала ему столько себя, сколько могла; но где, спрашивала она себя, где хоть что-то достопамятное во всем этом? Где долгожданная радость от их короткого, тайного, немного волнующего свидания?
– К черту сексуальные проказы, Клэр! – посоветовала ей лучшая подруга в Солсбери. – Найди интересного мужчину, вот что я тебе скажу. Как Джонсон! С ним очень интересно!
– Доктор Джонсон? Этот толстый кусок грязи, всегда проливающий суп себе на живот. Он воняет и никогда не меняет свои трусы!
– Никогда?
– Ты понимаешь, о чем я говорю.
– Но каждому хочется слушать его, как только он раскроет рот, ты согласна? Вот что я подразумеваю.
– А-а. Понимаю, о чем ты.
– Вот так-то!
И обе женщины захохотали – но не без горечи. Алан Хардиндж вечером скупо рассказал ей об ужасной трагедии: поведал с каменным лицом несколько эпизодов, связанных с похоронами; о скромной панихиде, состоявшейся в школе, о неожиданной помощи со стороны полиции и властей, а также от групп поддержки, соседей и родственников. Но Клэр не задала ему ни одного вопроса о том, как он сам переносит этот удар. Она знала, что вступит на территорию, ей не принадлежащую...
Только к 3.30 она погрузилась в полудрему.
* * *
На следующее утро за завтраком она коротко объяснила, что ее мужа срочно вызвали и его не будет: для меня кофе и тост, пожалуйста, – ничего больше. На столе в углу столовой лежала кипа газет, на уголке каждой из которых значился номер комнаты, – но «Санди таймс» среди них не было.
Джим О'Кейн редко обращал внимание на первую страницу воскресных газет, но за десять минут до появления Клэр заметил любопытную фотографию. Конечно, он встречал эту девушку раньше! Он понес "Санди таймс" на кухню, где его жена следила одновременно за несколькими сковородками – с беконом, яйцами, помидорами, грибами и сосисками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
Затем сердце в ее груди внезапно громко застучало. По тротуару, огибая отель, шел мужчина в розовой рубашке с короткими рукавами, обнаженная часть рук была бронзового цвета, как будто он провел последние несколько дней у моря. В левой руке он нес сумку с рекламой местной винной лавки "Оддбинс", в правой сумку с той же надписью. Он шел довольно медленно, видимо, глубоко задумавшись, пересек ту часть улицы, которая была видна ей, и свернул за угол.
"Что за потрясающее совпадение!" – возможно, подумал бы этот мужчина, если бы она открыла окно с ромбическим переплетом и закричала бы: "Эй! Вы помните меня? Лайм-Риджис? Последний уик-энд?" Но этого не могло произойти, поскольку, по правде говоря, никакого совпадения не было. Клэр Осборн позаботилась, чтобы не было.
В дверь мягко постучали, и О'Кейн спросил: хочет ли она – они оба, – чтобы утром принесли газету; отель предоставляет такую услугу. Клэр улыбнулась. О'Кейн ей понравился. Она заказала "Санди таймс". Затем спустя некоторое время после его ухода она вдруг с удивлением подумала, почему же она так печальна.
Только к девяти часам вечера прибыл доктор Алан Хардиндж – объясняющий, извиняющийся, но столь же ранимый и любящий, как и всегда. И – Господи, благослови его! – принес с собой бутылку шампанского "Империал" (брют) и бутылку мальта "Скей Талискер". И почти, почти (как она позднее говорила себе) развлек Клэр Осборн на пару часов, которые они провели вместе в эту ночь между безупречными простынями «En suite» отеля «Котсволд-Хауз» в северном Оксфорде.
* * *
Морс появился дома в 14.30 в тот же самый день. Никто, насколько ему было известно, не знал, что он вернулся (кроме Льюиса?), однако Стрейндж позвонил ему в шестнадцать часов. Не хочет ли Морс взять на себя это дело? А вообще-то, хочет – не хочет, но ему придется взяться за это дело.
– Какое дело? – лицемерно спросил Морс.
В 17.00 он прошелся до Саммертауна и принес восемь жестянок "Нового горького", которое обещало ему вкус эля, выдержанного в бочке и нацеженного с шапкой пены; и две бутылки его любимого кларета "Кверси". Для Морса – он был все еще здорово не в форме – вес оказался тяжеловат, и перед зданием Оксфордского радио он приостановился на минутку, оглянувшись в надежде увидеть продолговатый контур красного двухэтажного автобуса, идущего из центра. Но автобуса не было видно, и он пошел дальше. Проходя мимо отеля "Котсволд-Хауз", он помимо других вещей заметил и знакомую белую табличку с надписью: "Свободных мест нет". И не был удивлен. Об этом месте хорошо отзывались. Он и сам не прочь был бы остановиться здесь.
Особенно из-за завтраков.
Глава девятнадцатая
Я люблю, когда о чем-то говорят намеком, а не рассказывают целиком. Когда известна каждая деталь, ум удовлетворен и воображение утрачивает желание использовать свои крылья.
Томас Олдрич. Листки из блокнота
Популярностью этого дела Стрейндж был очень доволен. Редко обычное убийство получает общенациональный резонанс; а экстраординарная изобретательность, которую публика начала проявлять в расшифровке стихотворения, обнадеживала. Правда, конкретных успехов еще не наблюдалось. В рубрике «Письма редактору» газеты «Таймс» от 11 июля были опубликованы еще два письма на эту тему.
ОТ ГИЛЛИАНА РИЧАРДА
Сэр, профессор Грей (9 июля), по моему мнению, слишком легко относится к одной особенности дела о "шведской деве". Мне представляется совершенно очевидным, что она жива, но, видимо, разрывается между желанием жить – и желанием умереть. Она, скорее всего, никогда не участвовала в поэтических турнирах, и я сильно сомневаюсь, что по описанию природы, принадлежащему ей, можно найти кого-либо. Но она там, на природе – возможно, в отвратительных условиях. Я бы рискнул сослаться на подсказку, отвергнутую профессором Греем, а именно, что она находится где-то в автомобиле. В этом отношении атрибутика стихотворения (А. Остин, 1853-87) может дать нам в руки жизненно важный ключ. Как насчет "Остина" с регистрационным знаком "А"? Должно быть, это модель 1983 года, именно так; так почему бы нам не предположить, что далее следует регистрационный номер? Я предполагаю, что он А185, затем идут три буквы. Если мы допустим, что 3 = С, 8 = Н. a7 = G (третья, восьмая и седьмая буквы английского алфавита), то получим А185 CGH. Возможно, наша дева чахнет в устаревшей модели "метро"? А если так, сэр, то мы должны задать один вопрос: кто владелец этого автомобиля? Найдите ее!
Ваш etc.,
Гиллиан РИЧАРД.
26 Хейвард-роуд, Оксфорд
ОТ МИСС ПОЛЛИ РЕЙНЕР
Сэр, как я поняла из вашего сообщения об исчезновении шведской студентки, ее рюкзак был найден год назад около деревни Бегброк в Оксфордшире. Может быть, я слишком увлекаюсь вашими кроссвордами, но не поискать ли нам пару "ключей" в этом направлении? "-брок" в названии деревни ведет свое происхождение от англо-саксонского корня "брок", что означает "бегущая вода" или "ручей". А поскольку "beg"(просить, попрошайничать) есть синоним слова "ask"(просить, спрашивать), нам остается только обратиться к первым трем словам строчки 7: "Спроси у ручья". К тому же этот "ключ" немедленно получает подтверждение в последующих словах стихотворения "спроси у солнца". "Королевское солнце" – так добропорядочные граждане Бегброка называют местный паб, и именно в его окрестностях, по моему мнению, полиции и следует снова сосредоточить свое внимание.
Искренне ваша
Полли РЕЙНЕР,
президент краеведческого общества Вудстока.
Вудстпок, Оксфордшир
Вот это на что-то похоже! Сегодня утром Стрейндж уже пропустил через компьютер регистрации автомобилей Главного управления номер, предложенный в письме. Неудача! Вместе с тем это была одна из тех сумасбродных, поразительных догадок, которые могут в конечном итоге помочь распутать дело и стимулировать еще большее количество подобных идей. Когда в эту же субботу он позвонил Морсу (он тоже прочитал открытку!), то вовсе не был удивлен кажущимся – явно только «кажущимся» – отсутствием у того интереса и желания немедленно приступить к работе. Да, у Морса остается еще несколько дней отпуска – но, не забудьте, только до пятницы! Ну действительно, это абсолютно его дело! Оно будто бы сшито для Морса, это самое дело о «шведской деве»...
Стрейндж решил оставить все, как есть, на некоторое время – скажем, до завтрашнего дня. На данный момент в его тарелке и так уже много всякой всячины. Прошлый вечер оказался особенно скверным: и городская полиция, и полиция графства были загружены сверх всякой меры из-за беспорядков в Бродмур-Ли: кражи автомобилей настоящие; угон автомобилей, чтобы покататься; ограбления магазинов, битье витрин... А впереди еще субботний и воскресный вечера! Стрейнджу становилось не по себе, когда он начинал размышлять о наглом нарушении закона и порядка, о презрении к авторитетам – полиции, Церкви, родителям, школе... У-уфф! Но в каком-то затаившемся, малоисследованном уголке его мозга ютилась мысль, что он почти готов иногда понять все это – ну хотя бы часть этого. Поскольку в молодости, даже будучи весьма привилегированным молодым человеком, он испытывал (Стрейндж хорошо помнил) потаенное жгучее желание запустить полновесным кирпичом в окно какого-нибудь особо ухоженного и дорогого дома...
Но он почувствует себя гораздо лучше, если Морс возьмет на себя ответственность за таинственное дело; снимет эту обузу с его собственных, Стрейнджа, плеч.
Вот после таких раздумий Стрейндж и позвонил в эту субботу Морсу.
– Какое дело? – спросил тогда Морс.
– Черт возьми, ты отлично знаешь...
– Я все еще в отпуске, сэр. И пытаюсь приступить к кое-каким домашним хлопотам.
– Ты выпил, Морс?
– Только начинаю, сэр.
– Не против, если я подойду и присоединюсь?
– Не сегодня, сэр. У меня как раз сейчас в гостях замечательная – просто на удивление! – замечательная шведская девушка.
– О!
– Послушайте, – медленно проговорил Морс, – если и существует возможность раскрыть это преступление, если там есть какая-то причина...
– Ты читал эти письма?
– Я скорее "Арчеров" пропущу!
– Как ты думаешь, это не розыгрыш?
Стрейндж услышал глубокий вздох Морса:
– Нет! Нет, не думаю. Только хочу предупредить, что мы получим колоссальное количество ложных следов и фальшивых признаний – вы знаете, как это бывает. У нас всегда их хватает. Неприятность в том, что мы из-за этого выглядим круглыми идиотами, особенно если мы все будем воспринимать слишком серьезно.
Да, Стрейндж признал, что все, сказанное Морсом, это и его точка зрения.
– Морс, позволь мне позвонить тебе завтра, хорошо? Хотя нам и предстоит завтра разбираться со всеми этими чертовыми хулиганами в Бродмур-Ли...
– Да, я читал об этом, когда был в отъезде.
– Насладился каникулами в Лайм?
– Не очень.
– Ну что ж, я лучше оставлю тебя твоей... "замечательной шведской девушке", так кажется?
– Хотелось бы.
Положив телефонную трубку, Морс снова включил свой проигрыватель компакт-дисков, остановленный на сцене жертвоприношения из финала вагнеровской "Гибели богов"; вскоре прозрачное, чистое сопрано шведской певицы Биргит Нильсон снова наполнило квартиру главного инспектора.
Глава двадцатая
Когда я пожаловался на то, что, проведя обед за роскошно накрытым столом, не услышал ни одной фразы, которую стоило бы запомнить, он (доктор Джонсон) сказал: «Содержательные беседы случаются тут редко».
Джеймс Босуэлл.
Жизнь Сэмюэля Джонсона
В ночь на воскресенье 12 июля Клэр Осборн лежала без сна, размышляя о том, чего же ей надо от жизни. Все было хорошо – как обычно – "все отлично". В физическом отношении Алан был достаточно умелым и таким любящим. Он ей нравился, пожалуй, даже очень нравился, но она никогда его не любила. Она отдавала ему столько себя, сколько могла; но где, спрашивала она себя, где хоть что-то достопамятное во всем этом? Где долгожданная радость от их короткого, тайного, немного волнующего свидания?
– К черту сексуальные проказы, Клэр! – посоветовала ей лучшая подруга в Солсбери. – Найди интересного мужчину, вот что я тебе скажу. Как Джонсон! С ним очень интересно!
– Доктор Джонсон? Этот толстый кусок грязи, всегда проливающий суп себе на живот. Он воняет и никогда не меняет свои трусы!
– Никогда?
– Ты понимаешь, о чем я говорю.
– Но каждому хочется слушать его, как только он раскроет рот, ты согласна? Вот что я подразумеваю.
– А-а. Понимаю, о чем ты.
– Вот так-то!
И обе женщины захохотали – но не без горечи. Алан Хардиндж вечером скупо рассказал ей об ужасной трагедии: поведал с каменным лицом несколько эпизодов, связанных с похоронами; о скромной панихиде, состоявшейся в школе, о неожиданной помощи со стороны полиции и властей, а также от групп поддержки, соседей и родственников. Но Клэр не задала ему ни одного вопроса о том, как он сам переносит этот удар. Она знала, что вступит на территорию, ей не принадлежащую...
Только к 3.30 она погрузилась в полудрему.
* * *
На следующее утро за завтраком она коротко объяснила, что ее мужа срочно вызвали и его не будет: для меня кофе и тост, пожалуйста, – ничего больше. На столе в углу столовой лежала кипа газет, на уголке каждой из которых значился номер комнаты, – но «Санди таймс» среди них не было.
Джим О'Кейн редко обращал внимание на первую страницу воскресных газет, но за десять минут до появления Клэр заметил любопытную фотографию. Конечно, он встречал эту девушку раньше! Он понес "Санди таймс" на кухню, где его жена следила одновременно за несколькими сковородками – с беконом, яйцами, помидорами, грибами и сосисками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44