Тела были погружены в микроавтобус Мак-Брайда, и он той же ночью отвез их под покровом темноты – насколько я понял – сначала в Витхэм, где Майклс открыл ворота в лес. Затем они вдвоем перегрузили Майтона в «лендровер» и доставили его в самый центр леса – куда именно я не знаю.
Они же перевезли Карин Эрикссон в Бленхэйм, где Далей, естественно, имел доступ к любой части парка. Тело завернули в одеяло, привязали к нему камни и сбросили в озеро – так же не знаю, в каком месте.
Оглядываясь сейчас назад, я вижу, что все это было грубо и жестоко. Но некоторые люди странно поступают в периоды сильного душевного волнения – а все мы испытывали очень сильное душевное волнение в тот ужасный день. Подтвердят ли другие участники мое изложение последовательности событий, не знаю. Прошу верить, что заявление было сделано по моей собственной доброй воле, без принуждения или подсказки. Это правда.
Заявление было датировано 1 августа 1992 года и подписано: доктор Алан Хардиндж, преподаватель Лонсдейлского колледжа, Оксфорд, в присутствии главного инспектора Морса, сержанта Льюиса и дежурного констебля Райт – адвокат не присутствовал по просьбе доктора Хардинджа.
* * *
В то время, когда Хардиндж сделал уже почти половину своего заявления, Джордж Далей, как всегда подрабатывавший сверхурочными, сажал петуньи в огороженном саду в Бленхэймском садовом центре. Шагов он не слышал, поэтому нервно вздрогнул, когда ему на плечо легла рука.
– Боже мой! Быстро же ты сюда добрался.
– Ты сказал, срочно.
Это чертовски срочно.
– Что?
– Послушай!..
– Нет, это ты послушай! Полиции будет сделано заявление сегодня утром, может быть, именно сейчас... Возможно, она уже имеет его на руках. И мы согласились – ты согласился – помни об этом!
Далей снял свою неизменную шляпу и тыльной стороной ладони отер со лба пот.
– Нет, теперь я уже ни на что не согласен, приятель. Посмотри на это! – Далей вынул письмо из кармана. – Пришло сегодня по почте. Вот почему я позвонил. Видишь, как меня накололи? Меня! За этого гаденыша. Нет, приятель! Наше соглашение больше не действует. Мы удваиваем сумму – или сделки нет. Четыре – вот чего я хочу сейчас. Не две. Четыре!
– Четыре? Откуда, как ты думаешь, я их возьму?
– Твои проблемы.
– Если я их достану, то как я могу быть уверен, что ты не собираешься... – медленно проговорил собеседник.
– Нет. Поверь – никогда не спрошу больше ничего. Не спрошу, если получу четыре.
– Ты знаешь, что я ничего не могу сделать, пока в понедельник не откроется банк.
Они долго молчали.
– Ты не пожалеешь, приятель.
– Ты пожалеешь, если еще раз попробуешь провернуть такую же штуку.
– Не угрожай мне!
– Я не угрожаю тебе, Далей. Я просто убью тебя, если ты только попытаешься снова. – В спокойном голосе чувствовалась уверенность и сила, и собеседник Далея повернулся, чтобы уйти. – Лучше, если ты приедешь ко мне, – меньше народу вокруг.
– Ничего не имею против.
– Около десяти – раньше не надо. В моем офисе, договорились?
– Пусть будет около твоего офиса.
Собеседник пожал плечами:
– Не вижу разницы.
Глава пятьдесят вторая
Все придет, если человек умеет ждать.
Бенджамин Дизраэли. Танкред
Через час после того, как Хардиндж ушел – получил разрешение уйти, – Льюис вернулся в кабинет Морса с тремя копиями документа.
Морс взял один комплект и с любопытством, как казалось, просмотрел запись заявления Хардинджа.
– Что ты об этом думаешь?
– Одна или две вещи выглядят странновато, сэр.
– Только одна или две?
– Ну, две вещи фактически. Я хочу сказать, там упоминается этот мужик, Далей, не так ли? После полудня он в Парк-тауне, а ночью бросает тело девушки в озеро в Бленхэйме.
– Да?
– Ну, зачем тогда он оставил рюкзак девушки в живой изгороди в Бегброке? Я хочу сказать...
– Я хочу, чтобы ты прекратил говорить "я хочу сказать", Льюис.
– Ну, каждый подумал бы, что он оставит его за много миль от этого места, не так ли? Он мог бросить его в Берфорде, или Бичестере, и еще где-нибудь. Я хо...
– Почему бы не завернуть его в одеяло? Вместе с телом?
– Да. Где угодно – кроме того места, где он его оставил.
– Я думаю, ты прав.
– Почему бы нам не спросить его об этом?
– Все в свое время, Льюис! Ты только что сказал две вещи, так?
– А-а, ну да. Почти то же самое. Они решили спрятать тело Майтона в Витхэмском лесу, согласны? И они спрятали его там, потому что мы нашли его. Но я не могу понять, почему Майклс сказал нам, где он лежит. Я хочу сказать... извините, сэр!
– Но он же не сказал нам, разве не так? Он, выражаясь точно, не дал нам привязку на местности.
– Он сказал вам о Барсучьей Глуши.
– Помимо других мест – да. – Некоторое время Морс глядел в окно на асфальтированный дворик невидящим взглядом, печально качая головой. – Да-а! Очень хорошо, Льюис! Ты поставил свой палец – два пальца – на те части заявления, которые обеспокоят каждого, даже вполовину столь же умного, как ты.
Льюис не был уверен, воспринимать ли сказанное Морсом как комплимент, но мастер уже приступил к своему собственному анализу:
– Задай себе вопрос. Почему Далей должен спрятать рюкзак, а потом найти его сам? Как ты правильно заметил, почему так близко к месту, где только что спрятано тело? Какая тому причина? Что могло послужить причиной? Любой причиной? Теперь, как ты сказал, почему Майклс с готовностью помог нам? Рехнулся, не иначе – если он не хотел, чтобы кто-то нашел тело? Тогда почему? Почему он представил нам – каким бы малым ни был – шанс найти тело? Почему бы не дать нам список совершенно невероятных мест? Боже мой! Витхэм так велик, как... – Морс с трудом подбирал сравнение, – ...как пруд в Бленхэйме.
– Озеро, сэр, – около двухсот акров. Долго придется прочесывать.
– Долго прочесывать?
– Что, забудем об этом?
– Да, забудем! Как я сказал тебе вчера, Льюис...
– Вы по-прежнему думаете, что правы в этом отношении?
– О да! Никаких сомнений. Все, что нам надо сделать, – этот сесть и ждать, В конечном итоге люди придут к нам, Льюис. Мы же ничего не теряем. Можешь поверить мне, что в этом деле других жертв не будет, если только... если не считать этого глупого молодого негодяя, Филипа Далея.
– В таком случае мы можем сделать небольшую передышку, сэр.
– Почему бы и нет? Хотя по пути домой ты мог бы сделать кое-что. Загляни в Лонсдейл, хорошо? Проверь, кто дежурил в проходной в прошлый вечер, и попытайся узнать, не было ли посетителей у нашего друга Хардинджа.
Но Льюису, судя по всему, уходить не хотелось.
– Вы уверены, что не хотите приказать мне доставить сюда Майклса и Далея?
– Я только что сказал тебе: они придут к нам. В крайнем случае, один из них, или я очень сильно ошибаюсь.
– Что редко с вами случается.
– Что редко со мной случается.
– Вы не хотите сказать, который из них?
– Почему же это я не должен хотеть сказать тебе, который из них?
– Ну и?
– Хорошо. Ставлю пятерку против треснувшей ночной вазы, что главный смотритель, Одинокий рейнджер или как его там, придет к нам – лично или позвонит по телефону – еще до того, как ты сядешь перед телеком смотреть шестичасовые новости.
– Они раньше начинаются, сэр, – сегодня суббота.
– Кстати, прежде чем уйдешь, оставь это на столе Джонсона. Его не будет до понедельника. Не думаю, что обязан, но обещал информировать его обо всем, – он передал Льюису третий комплект копий, и тот встал, чтобы уйти.
– Хотите, я вам позвоню, если что-нибудь обнаружу?
– Если что-то интересное, то да, – сказал Морс с неприкрытым равнодушием.
* * *
В начале этого дня Льюис думал, что он имеет отчетливое представление о сути дела или о том, что Морс рассказал ему о сути дела. Теперь же, покидая Кидлингтонское управление, он пребывал в полной растерянности. Какова бы ни была цель заявления Хардинджа, одно дело было сделано – в мозгу у Льюиса царил полный хаос, хотя, видимо, его шефа это не коснулось.
Случилось так, что Морс проиграл бы любое пари (если бы вспомнил о нем), которое собирался заключить, поскольку никто – ни лично, ни по телефону – не связался с ним в этот день. После того как Льюис ушел, он фактически бездельничал. В какой-то момент он почти решился посетить представление оперы "Микадо" в Витхэме. Но у него не было билета, возможно, все уже были распространены, в любом случае он только что купил компакт-диск с моцартовским "Реквиемом".
Кэти увидела его на финальном представлении за десять минут до того, как должен был подняться занавес: бородатый, крепко сложенный независимый человек, за которого она с радостью вышла замуж, несмотря на разницу в возрасте. Он оживленно переговаривался с привлекательной женщиной, сидевшей перед ним, несомненно немного с ней флиртуя, рассказывая что-то сухим, легким, конфиденциальным голосом. Но Кэти не почувствовала даже легкого укола ревности – зная, что лишь она была для него всем.
Она вернулась в женскую костюмерную и через левое плечо оглядела себя в трюмо. Простая, черная одежда с белым воротничком, красным поясом и туго натянутыми черными чулками – каждая из трех не столь уж и маленьких девочек, если говорить по правде, наслаждалась приятным, слегка возбуждающим эксгибиционизмом. Кэти не стала спрашивать Дэвида, одобряет ли он это, иначе он на крохотуленькую долечку заревновал бы. Она надеялась, что заревновал бы, но нет, для этого нет причины. Нет и никогда не будет.
* * *
Подобно большинству любительских и, разумеется, профессиональных постановок, «Микадо» собирали по кусочкам, при полной невозможности придерживаться хронологического порядка вплоть до репетиции в костюмах. Таким образом и случилось, что Дэвид Майклс, хотя и посетил множество репетиций, имел весьма смутное представление о том, что несколько напыщенно называют «сюжетом» оперы. Его представление об опере не намного обогатилось после первого исполнения, поскольку мысли Дэвида были сосредоточены на гораздо более важных вещах. И теперь, на завершающем спектакле, мысли были еще дальше. Он смотрел на сцену как будто через полупрозрачное стекло, слушал сбивающийся оркестр так, будто его уши были заложены ватными тампонами...
Он вспоминал о телефонном разговоре, состоявшемся прошлым вечером, после которого он поехал в Оксфорд, удачно нашел место для парковки, затем прошел через площадь Радклифф и через мощенную булыжниками дорогу в Лонсдейлский колледж, где, следуя данным ему инструкциям, миновал с независимым видом дежурного, как будто следуя по вызову, и затем оказался в комнате Хардинджа, где уже находился Мак-Брайд и с минуту на минуту должен был появиться Далей.
Больше года прошло с тех пор, когда они встречались последний раз, – год, за который ничего не случилось; год, во время которого полицейское дело оставалось открытым (как он предполагал); год, за который он и другие, вся четверка, убеждались со все большим облегчением, что никто не раскрыл и никогда не сможет раскрыть правду о том далеком солнечном дне.
Все из-за чертова письма в газету, которое снова подняло дело на поверхность, и из-за этого детектива – Морса. Какой шок они испытали, когда было найдено тело, поскольку он, Майклс, не имел никакого представления, что оно было именно там. Простое невезение, это ясно. Везение, пожалуй, в том, что он нашел нож с черной рукояткой, который теперь никто уже не найдет, потому что он лежит в глубоких водах озера в Бленхэймском парке. Да, последняя улика была наконец уничтожена, и ситуация начинает улучшаться или, вернее, начинала... пока сегодня ранним утром не состоялся второй телефонный разговор с куском дерьма из Бегброка. Но Далей должен подождать, хотя, конечно, этот чертов Далей попытается еще некоторое время с ними поиграться. Только одного Майклс был не в состоянии понять: почему Морс ждет...
Внезапно он понял, что все зааплодировали, занавес дернулся и пошел, обозначая конец первого акта оперы "Микадо".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44