Полагаю, дело было в эликсире, который Джейн заставила меня выпить с вином, или же она загипнотизировала меня. Так или иначе, я уподобился бедняге Кристоферу Риву, свалившемуся с лошади, Супермену в инвалидной коляске.
На следующий день я был готов принять новый бой, однако надлежало соизмерять силы, чтобы удовольствие не перешло в отвращение.
Джейн спала ангельским сном, благоухая райскими ароматами. Мне бы хотелось остаться с Джейн на всю жизнь: возможно, это и был достойный человека рай. Мог бы быть. Однако сердце подсказывало мне, что не все то золото, что блестит, что остались еще темные тайны, в которых я пока не разобрался; тайны, усложнявшие наши прямые и радостные отношения.
Сколько мужчин отдали бы жизнь за эту девушку!
Мне снова захотелось заняться с ней любовью, и я бесцеремонно, как зверь по весне, пристроился к ней сзади и попытался войти. Джейн тотчас проснулась и раскрылась, чтобы облегчить мне проникновение. И вот я снова сотрясаюсь, как одержимый, стремясь достичь быстрого оргазма, освободившего бы меня от яда лишних мыслей. Я был настолько нетерпелив, что излился очень быстро, мое семя выстрелило в ее лоно как струя из водяного пистолета.
Я был полностью удовлетворен – но, боюсь, о Джейн нельзя было сказать того же. Я успел заметить лишь одно сладостное содрогание ее плоти, как будто привидевшееся мне. Мне стало так хорошо, что я снова уснул.
Прошло, наверное, часа два, прежде чем меня разбудила тяжесть, навалившаяся на живот. Мне снилось, что я занимаюсь любовью с Виолетой, а когда я раскрыл глаза, оказалось, что меня оседлала Джейн и мы снова совокупляемся. Как новоявленный Казанова, со сладостной покорностью судьбе я постарался сделать все, на что был способен, пока эта женщина наконец-то не прекратила скачку. Она сделала это, скорее подчиняясь необходимости – ведь жизнь продолжалась, и нам следовало исполнить свой долг, – чем из-за усталости и пресыщения.
Однако мой «воин» никак не хотел ложиться, и Джейн неустанно целовала меня и ласкала. Она то сосала мочку моего уха, то пробегала языком по моему телу, то щекотала меня в паху, то исхитрялась довести до таких сладостных содроганий, что все начиналось по новой.
Не знаю, сколько эякуляций способен выдержать мужчина, но я уже сбился со счета. Любовь с этой женщиной казалась сверхъестественной, мне никогда не доводилось испытывать с другими того, что я испытал в те дни.
* * *
В дверь позвонили – молодая работница, явившаяся, чтобы прибраться в доме, попросила нас освободить помещение. На часах было полтретьего, и, видимо, Витор сказал девушке, что мы живем в его доме. А может, она просто услышала наши вопли. У нее имелись ключи от всех дверей, поэтому мы должны были проявить благопристойность и воздержаться от своего основного занятия.
– Я вернусь через полчаса, – заявила работница на малопонятном для меня португальском.
Я сразу отправился в душ; дверь запирать не стал. Секунду спустя Джейн уже плескалась рядом со мной, и, судя по ее взгляду, пощады ждать не приходилось. Включив музыку на полную громкость, она ритмично покачивала нагими бедрами, ее ягодицы терлись о мой вставший член. Боль и наслаждение смешались воедино, и вскоре мы поймали ритм нового соития. Джейн была как в лихорадке, ее охватил огонь, которого я больше не мог выносить. Оставалось всего десять минут до конца отсрочки, дарованной нам племянницей сеньоры Оливейры, а потом весь дом окажется в распоряжении работницы.
– Пожалуйста, Джейн, пора остановиться, – произнес я, как только из меня выплеснулась спасительная струя.
– Ухх… Твоя правда, Рамон. Пора остановиться. Я пристрастилась к тебе, как к наркотику, и готова заниматься с тобой любовью двадцать четыре часа в сутки.
Мне стало страшно, и не столько из-за слов Джейн: я сам почувствовал себя рабом этого наркотика, к которому привыкаешь куда сильнее, чем к героину, кокаину и прочим синтетическим средствам.
Да, я хотел любить Джейн, но еще хотел жить, как живут другие люди. Получать удовольствие от прогулки, от лихой езды на мотоцикле, от спокойного ужина с изысканными яствами, от беседы или созерцания красивой картины. Помимо любви я хотел испытывать все наслаждения этого мира.
Пару часов спустя мы уже были в Чиадо и рассматривали витрины с одеждой. Джейн сказала, что для нее это лучший отдых. На меня, по правде говоря, магазины навевали скуку, но я решил удовлетворить невинный каприз спутницы.
Джейн оделась просто, но с фантазией. На ней, как обычно, были узкие джинсы и туфельки на невысоких, но причудливых шпильках.
Мы гуляли по улице, время от времени Джейн отбегала, чтобы взглянуть на очередную вещицу, и я тогда получал возможность полюбоваться девушкой издалека. Она прямо-таки лучилась красотой, и я понимал, что едва ли во всем Лиссабоне найдется женщина, которая в моих глазах будет хоть на толику соблазнительнее Джейн. Я недоумевал, почему подобная женщина так сильно (если верить ее словам) влюбилась в меня. Сомнение мое перерастало в полную неуверенность в себе, на душе становилось тревожно.
Мы потихоньку двигались в сторону Санта-Каталины. Машинально, не сговариваясь – видимо, все-таки я вывел Джейн к этому месту, ведь она не знала адреса Рикардо, – повернули на Калсада-да-Эстрела. На другой стороне улицы, вдалеке, я заметил слугу Лансы. Слуга уложил вещи в багажник старого автомобиля, запер входную дверь на несколько оборотов ключа, сел за руль и уехал.
– Это он? – спросила Джейн.
– Да. Как странно! Виолета говорила, что, по ее сведениям, он уезжает в Каскаис в субботу, а сегодня четверг. Не понимаю.
– Что ж, значит, он слегка продлил свои выходные или решил воспользоваться тем, что завтра праздник. Какая разница?
– Не знаю, не знаю.
– Слушай, Рамон, а давай войдем в дом и разберемся со всем на месте?
– Сейчас, средь бела дня? Ты что, с ума сошла?
– Все очень просто. Пошли к черному ходу.
Джейн вытащила из сумки связку ключей и отмычек и сноровисто, плавными движениями принялась вскрывать замок. Не прошло и двух минут, как мы уже стояли перед глобусом.
Я попытался припомнить, где помещается ключ-рычажок, отпирающий эту сферу, но не смог. Рикардо все-таки слегка подстраховался и не показал нам точного расположения механизма. Я в подробностях восстанавливал в памяти те минуты, когда Рикардо прятал книгу в тайник, вспоминал каждое движение его рук – и в конце концов обнаружил на верхней части оси глобуса тоненький рычажок. Я потянул за рычаг, раздался щелчок, и на гладкой поверхности открылась щель (так бывает, когда надрезают спелый арбуз). Обеими руками я стал раздвигать полушария в стороны, и наконец створки разошлись. Внутри одного из полушарий лежала книга, сверкавшая, как золотой слиток.
– Боже мой! – воскликнул я. – Мы не захватили с собой поддельный экземпляр! Ты оставила его в Синтре и даже не показала мне.
Джейн широко улыбнулась и достала из сумки большой конверт. В нем лежала книга в переплете из темной меди, отсвечивавшем матовым блеском и имевшем потертый вид, как будто в стародавние времена книгой пользовались каждодневно. Джейн аккуратно заменила одну книжку на другую – не забыв тщательнейшим образом проверить подлинность экземпляра Рикардо – и спрятала оригинал сначала в конверт, а потом в сумку. Я сдвинул земные полушария, и мы опрометью бросились к выходу.
Потом мы отправились на парковку, где стоял мой автомобиль, нанятый еще в Сантьяго. Я собрал все пожитки, расплатился за гостиницу, и мы вернулись в Синтру с намерением как можно скорей улететь в Амстердам.
Ситуация пугала меня, хотя, по словам Джейн, опасаться было нечего. Обнаружить подмену будет практически невозможно – в этой области просто нет экспертов, способных догадаться, что произошло. Зато у компании Рикардо могут возникнуть серьезные неприятности.
– Послушай, Рамон, именно они могут попасть в скверную историю, если «Моссад» однажды обнаружит, что «Книга каббалы» находится в руках «бессовестных португальцев». Если об этом станет известно, Рикардо и его товарищи попадут в беду. Жизнеописания Николаса Фламеля создавались на протяжении веков, но в каждом из них говорится: Фламель поначалу полагал, что рукопись, которую передал ему старый иудей, по всей видимости, является «Книгой каббалы». Вот отчего Канчес так заинтересовался ею. Только позже выяснилось, что речь идет о другом сочинении, о трактате по алхимии. Однако, по существу, разница не так уж велика.
– Погоди, Джейн: ведь Рикардо раздал нам ксерокопии, и по ним любой из нас способен обнаружить подделку.
Джейн искренне расхохоталась.
– Рамон, ну как ты не понимаешь – Рикардо не собирался относить в копировальный центр бесценную рукопись. Дело было так: несколько лет назад владелец книги снял с нее копию…
– Ничего не понимаю.
– Все очень просто. Николасу продали две книги Авраама: одну по алхимии, другую по каббале. В обеих – двадцать одна страница, и вообще они очень похожи и различаются только содержанием; вернее сказать, некоторыми деталями содержания. Николас особенно заботился о книге по алхимии, обращение с которой требовало большей осторожности, вот почему всегда упоминали только об одной рукописи. А когда прошел слух, что Николас не умер, Фламелю потребовалось убедить всех в своей кончине. Тогда-то он и основал Музей изумрудной скрижали и поместил туда рукопись, посвященную каббале: если кому-нибудь придет в голову ее выкрасть, похититель не сможет проникнуть в секреты философского камня. Правительство Израиля много лет ведет переговоры с правительством Нидерландов о продаже или безвозмездной передаче этой книги, с тем чтобы она хранилась у главного раввина в синагоге Тель-Авива. Однако переговоры эти все время заходят в тупик, поскольку Амстердам снова и снова повторяет, что коль скоро речь идет о частном музее, правительство ничего не может поделать. Собственник же рукописи – анонимное общество, действующее через некий культурный фонд, – ни на каких условиях не соглашается на передачу. Собственник желает, чтобы книга находилась в Голландии, и все тут. Агенты «Моссад» неоднократно пытались выкрасть рукопись Авраама, но всякий раз терпели неудачу. По воле случая или, лучше сказать, по собственной безответственности служанка, живущая в доме Фламеля в Асторге, посчитала, что Николас сделал ее хранительницей своей библиотеки, и продала Рикардо книгу. С точки зрения закона служанка поступила некорректно, поскольку является наследницей движимого имущества лишь на правах узуфрукта. Да, она не должна была распродавать книги, однако вмешаться тут никто не может – ведь юридически Фламель считается умершим. Этой сеньоре было четко и ясно сказано: никогда ничего не продавать; если она нуждается в деньгах, пусть только попросит. Однако по неведомым мне причинам служанка не оправдала возложенного на нее доверия и продала подлинную рукопись, которую Фламель скрывал на протяжении многих веков.
– Так что же получается, Джейн? Эти копии…
– Подожди, дай объяснить: Фламель сделал ксерокопии «Книги каббалы» и хранил их вместе с книгой по алхимии. Этими-то копиями и воспользовался Рикардо, чтобы раздать вам. Рикардо и Канчес – злодей Канчес – работали только с копией. Значит, они не смогут обнаружить подмену книги и в один прекрасный день придут к выводу, что либо ее никогда не существовало, либо они приобрели не подлинный экземпляр. Если похищение останется в тайне, они скоро поймут, что философское Великое делание неосуществимо, даже с твоей чудесной помощью.
– Смотрю, ты слепо в меня веришь. Встречу ли я когда-нибудь Николаса Фламеля?
– О чем ты? Николас умер шесть веков назад.
Джейн взглянула на меня с улыбкой, провела рукой по моему лицу и поцеловала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
На следующий день я был готов принять новый бой, однако надлежало соизмерять силы, чтобы удовольствие не перешло в отвращение.
Джейн спала ангельским сном, благоухая райскими ароматами. Мне бы хотелось остаться с Джейн на всю жизнь: возможно, это и был достойный человека рай. Мог бы быть. Однако сердце подсказывало мне, что не все то золото, что блестит, что остались еще темные тайны, в которых я пока не разобрался; тайны, усложнявшие наши прямые и радостные отношения.
Сколько мужчин отдали бы жизнь за эту девушку!
Мне снова захотелось заняться с ней любовью, и я бесцеремонно, как зверь по весне, пристроился к ней сзади и попытался войти. Джейн тотчас проснулась и раскрылась, чтобы облегчить мне проникновение. И вот я снова сотрясаюсь, как одержимый, стремясь достичь быстрого оргазма, освободившего бы меня от яда лишних мыслей. Я был настолько нетерпелив, что излился очень быстро, мое семя выстрелило в ее лоно как струя из водяного пистолета.
Я был полностью удовлетворен – но, боюсь, о Джейн нельзя было сказать того же. Я успел заметить лишь одно сладостное содрогание ее плоти, как будто привидевшееся мне. Мне стало так хорошо, что я снова уснул.
Прошло, наверное, часа два, прежде чем меня разбудила тяжесть, навалившаяся на живот. Мне снилось, что я занимаюсь любовью с Виолетой, а когда я раскрыл глаза, оказалось, что меня оседлала Джейн и мы снова совокупляемся. Как новоявленный Казанова, со сладостной покорностью судьбе я постарался сделать все, на что был способен, пока эта женщина наконец-то не прекратила скачку. Она сделала это, скорее подчиняясь необходимости – ведь жизнь продолжалась, и нам следовало исполнить свой долг, – чем из-за усталости и пресыщения.
Однако мой «воин» никак не хотел ложиться, и Джейн неустанно целовала меня и ласкала. Она то сосала мочку моего уха, то пробегала языком по моему телу, то щекотала меня в паху, то исхитрялась довести до таких сладостных содроганий, что все начиналось по новой.
Не знаю, сколько эякуляций способен выдержать мужчина, но я уже сбился со счета. Любовь с этой женщиной казалась сверхъестественной, мне никогда не доводилось испытывать с другими того, что я испытал в те дни.
* * *
В дверь позвонили – молодая работница, явившаяся, чтобы прибраться в доме, попросила нас освободить помещение. На часах было полтретьего, и, видимо, Витор сказал девушке, что мы живем в его доме. А может, она просто услышала наши вопли. У нее имелись ключи от всех дверей, поэтому мы должны были проявить благопристойность и воздержаться от своего основного занятия.
– Я вернусь через полчаса, – заявила работница на малопонятном для меня португальском.
Я сразу отправился в душ; дверь запирать не стал. Секунду спустя Джейн уже плескалась рядом со мной, и, судя по ее взгляду, пощады ждать не приходилось. Включив музыку на полную громкость, она ритмично покачивала нагими бедрами, ее ягодицы терлись о мой вставший член. Боль и наслаждение смешались воедино, и вскоре мы поймали ритм нового соития. Джейн была как в лихорадке, ее охватил огонь, которого я больше не мог выносить. Оставалось всего десять минут до конца отсрочки, дарованной нам племянницей сеньоры Оливейры, а потом весь дом окажется в распоряжении работницы.
– Пожалуйста, Джейн, пора остановиться, – произнес я, как только из меня выплеснулась спасительная струя.
– Ухх… Твоя правда, Рамон. Пора остановиться. Я пристрастилась к тебе, как к наркотику, и готова заниматься с тобой любовью двадцать четыре часа в сутки.
Мне стало страшно, и не столько из-за слов Джейн: я сам почувствовал себя рабом этого наркотика, к которому привыкаешь куда сильнее, чем к героину, кокаину и прочим синтетическим средствам.
Да, я хотел любить Джейн, но еще хотел жить, как живут другие люди. Получать удовольствие от прогулки, от лихой езды на мотоцикле, от спокойного ужина с изысканными яствами, от беседы или созерцания красивой картины. Помимо любви я хотел испытывать все наслаждения этого мира.
Пару часов спустя мы уже были в Чиадо и рассматривали витрины с одеждой. Джейн сказала, что для нее это лучший отдых. На меня, по правде говоря, магазины навевали скуку, но я решил удовлетворить невинный каприз спутницы.
Джейн оделась просто, но с фантазией. На ней, как обычно, были узкие джинсы и туфельки на невысоких, но причудливых шпильках.
Мы гуляли по улице, время от времени Джейн отбегала, чтобы взглянуть на очередную вещицу, и я тогда получал возможность полюбоваться девушкой издалека. Она прямо-таки лучилась красотой, и я понимал, что едва ли во всем Лиссабоне найдется женщина, которая в моих глазах будет хоть на толику соблазнительнее Джейн. Я недоумевал, почему подобная женщина так сильно (если верить ее словам) влюбилась в меня. Сомнение мое перерастало в полную неуверенность в себе, на душе становилось тревожно.
Мы потихоньку двигались в сторону Санта-Каталины. Машинально, не сговариваясь – видимо, все-таки я вывел Джейн к этому месту, ведь она не знала адреса Рикардо, – повернули на Калсада-да-Эстрела. На другой стороне улицы, вдалеке, я заметил слугу Лансы. Слуга уложил вещи в багажник старого автомобиля, запер входную дверь на несколько оборотов ключа, сел за руль и уехал.
– Это он? – спросила Джейн.
– Да. Как странно! Виолета говорила, что, по ее сведениям, он уезжает в Каскаис в субботу, а сегодня четверг. Не понимаю.
– Что ж, значит, он слегка продлил свои выходные или решил воспользоваться тем, что завтра праздник. Какая разница?
– Не знаю, не знаю.
– Слушай, Рамон, а давай войдем в дом и разберемся со всем на месте?
– Сейчас, средь бела дня? Ты что, с ума сошла?
– Все очень просто. Пошли к черному ходу.
Джейн вытащила из сумки связку ключей и отмычек и сноровисто, плавными движениями принялась вскрывать замок. Не прошло и двух минут, как мы уже стояли перед глобусом.
Я попытался припомнить, где помещается ключ-рычажок, отпирающий эту сферу, но не смог. Рикардо все-таки слегка подстраховался и не показал нам точного расположения механизма. Я в подробностях восстанавливал в памяти те минуты, когда Рикардо прятал книгу в тайник, вспоминал каждое движение его рук – и в конце концов обнаружил на верхней части оси глобуса тоненький рычажок. Я потянул за рычаг, раздался щелчок, и на гладкой поверхности открылась щель (так бывает, когда надрезают спелый арбуз). Обеими руками я стал раздвигать полушария в стороны, и наконец створки разошлись. Внутри одного из полушарий лежала книга, сверкавшая, как золотой слиток.
– Боже мой! – воскликнул я. – Мы не захватили с собой поддельный экземпляр! Ты оставила его в Синтре и даже не показала мне.
Джейн широко улыбнулась и достала из сумки большой конверт. В нем лежала книга в переплете из темной меди, отсвечивавшем матовым блеском и имевшем потертый вид, как будто в стародавние времена книгой пользовались каждодневно. Джейн аккуратно заменила одну книжку на другую – не забыв тщательнейшим образом проверить подлинность экземпляра Рикардо – и спрятала оригинал сначала в конверт, а потом в сумку. Я сдвинул земные полушария, и мы опрометью бросились к выходу.
Потом мы отправились на парковку, где стоял мой автомобиль, нанятый еще в Сантьяго. Я собрал все пожитки, расплатился за гостиницу, и мы вернулись в Синтру с намерением как можно скорей улететь в Амстердам.
Ситуация пугала меня, хотя, по словам Джейн, опасаться было нечего. Обнаружить подмену будет практически невозможно – в этой области просто нет экспертов, способных догадаться, что произошло. Зато у компании Рикардо могут возникнуть серьезные неприятности.
– Послушай, Рамон, именно они могут попасть в скверную историю, если «Моссад» однажды обнаружит, что «Книга каббалы» находится в руках «бессовестных португальцев». Если об этом станет известно, Рикардо и его товарищи попадут в беду. Жизнеописания Николаса Фламеля создавались на протяжении веков, но в каждом из них говорится: Фламель поначалу полагал, что рукопись, которую передал ему старый иудей, по всей видимости, является «Книгой каббалы». Вот отчего Канчес так заинтересовался ею. Только позже выяснилось, что речь идет о другом сочинении, о трактате по алхимии. Однако, по существу, разница не так уж велика.
– Погоди, Джейн: ведь Рикардо раздал нам ксерокопии, и по ним любой из нас способен обнаружить подделку.
Джейн искренне расхохоталась.
– Рамон, ну как ты не понимаешь – Рикардо не собирался относить в копировальный центр бесценную рукопись. Дело было так: несколько лет назад владелец книги снял с нее копию…
– Ничего не понимаю.
– Все очень просто. Николасу продали две книги Авраама: одну по алхимии, другую по каббале. В обеих – двадцать одна страница, и вообще они очень похожи и различаются только содержанием; вернее сказать, некоторыми деталями содержания. Николас особенно заботился о книге по алхимии, обращение с которой требовало большей осторожности, вот почему всегда упоминали только об одной рукописи. А когда прошел слух, что Николас не умер, Фламелю потребовалось убедить всех в своей кончине. Тогда-то он и основал Музей изумрудной скрижали и поместил туда рукопись, посвященную каббале: если кому-нибудь придет в голову ее выкрасть, похититель не сможет проникнуть в секреты философского камня. Правительство Израиля много лет ведет переговоры с правительством Нидерландов о продаже или безвозмездной передаче этой книги, с тем чтобы она хранилась у главного раввина в синагоге Тель-Авива. Однако переговоры эти все время заходят в тупик, поскольку Амстердам снова и снова повторяет, что коль скоро речь идет о частном музее, правительство ничего не может поделать. Собственник же рукописи – анонимное общество, действующее через некий культурный фонд, – ни на каких условиях не соглашается на передачу. Собственник желает, чтобы книга находилась в Голландии, и все тут. Агенты «Моссад» неоднократно пытались выкрасть рукопись Авраама, но всякий раз терпели неудачу. По воле случая или, лучше сказать, по собственной безответственности служанка, живущая в доме Фламеля в Асторге, посчитала, что Николас сделал ее хранительницей своей библиотеки, и продала Рикардо книгу. С точки зрения закона служанка поступила некорректно, поскольку является наследницей движимого имущества лишь на правах узуфрукта. Да, она не должна была распродавать книги, однако вмешаться тут никто не может – ведь юридически Фламель считается умершим. Этой сеньоре было четко и ясно сказано: никогда ничего не продавать; если она нуждается в деньгах, пусть только попросит. Однако по неведомым мне причинам служанка не оправдала возложенного на нее доверия и продала подлинную рукопись, которую Фламель скрывал на протяжении многих веков.
– Так что же получается, Джейн? Эти копии…
– Подожди, дай объяснить: Фламель сделал ксерокопии «Книги каббалы» и хранил их вместе с книгой по алхимии. Этими-то копиями и воспользовался Рикардо, чтобы раздать вам. Рикардо и Канчес – злодей Канчес – работали только с копией. Значит, они не смогут обнаружить подмену книги и в один прекрасный день придут к выводу, что либо ее никогда не существовало, либо они приобрели не подлинный экземпляр. Если похищение останется в тайне, они скоро поймут, что философское Великое делание неосуществимо, даже с твоей чудесной помощью.
– Смотрю, ты слепо в меня веришь. Встречу ли я когда-нибудь Николаса Фламеля?
– О чем ты? Николас умер шесть веков назад.
Джейн взглянула на меня с улыбкой, провела рукой по моему лицу и поцеловала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63