Эта отзывчивость на ласки так заинтриговала меня, что я решил приникнуть к Диане языком. Девушка изошла криками и жалобными стенаниями. Сама не своя, она принялась покрывать меня поцелуями, облизывать с ног до головы – не осталось места, по которому не прошелся бы ее язык.
Потом Диана легонько шлепнула меня, побуждая лечь на спину, а сама уселась верхом, глядя на меня сверху вниз и насаживаясь на мой член. Она поскуливала от наслаждения; потом ее движения перешли в безудержный галоп. Временами девушка закрывала глаза, а когда открывала их, потоки слез текли по ее лицу, увлажняли рот и подбородок, катились по соскам, скапливались в озерце на животе, а потом капали мне на грудь и терялись в моем паху, где-то под простынями.
Чувственность Дианы, ее способность к наслаждению были столь заразительны, что теперь вся комната вибрировала от удовольствия. Какая женщина!
После той встречи одно ее присутствие будило во мне вспышку желания. Впрочем, тот раз оказался первым и последним. Нам просто не представилось другого случая.
* * *
Однажды вечером, когда я сидел на террасе отеля «Порин», Диана возникла у меня за спиной, точно привидение. Она посмотрела мне в глаза, поцеловала и сказала, что хочет со мной поговорить. Я подумал, что язык станет непреодолимым препятствием для нашего общения: хорватского я не знал вообще, по-английски изъяснялся с трудом, поэтому мы договорились общаться на итальянском. Впрочем, для того, чтобы понимать эту женщину, не нужно было слов. Пока Диана собиралась с мыслями, я смотрел на ее губы и мечтал о поцелуе. Юна была такая красивая, такая нежная, такая милая, что я решил – ей просто нужно выговориться и она не будет ничего от меня требовать. Эта мысль сделала меня благодушным, более благодушным, чем я был на самом деле.
Потом мне показалось, что Диана заговорит о любви, попросит о продолжении нашей связи, признается, что хочет со мной жить… И тут с ее губ сорвалось имя – Фламель.
– О чем ты? Я не понимаю.
– Я знаю человека, который готов выложить за книгу десять миллионов долларов.
Голова моя пошла кругом. Я почувствовал себя человеком, изнывающим от жажды в пустыне и вдруг увидевшим мираж, оптическую иллюзию. Я едва мог поверить в услышанное.
– Соблазнительное предложение, Диана. Трудно поверить, что ты спала со мной только из-за денег. И какова твоя доля?
– Десять процентов. Всего-навсего десять процентов.
– Послушай, красавица, я не понимаю, о какой книге ты говоришь. Вообще не понимаю, о чем речь. Тебе, наверное, нужен другой человек, другой город, другие средства убеждения. Я ничего не знаю.
Диана стала пунцовой от ярости, поняв, что ничего от меня не добьется. Ее оскорбила моя холодность; за несколько минут наша нежность превратилась в ненависть.
– Подумай хорошенько, Рамон. Знаешь, что можно сделать, имея десять миллионов долларов?
– Не знаю, и вообще деньги меня не интересуют.
– А меня интересуют.
– Кто же готов заплатить такую сумму за книгу, которой у меня нет?
– «Моссад». Но есть и другие люди, готовые удвоить предложение «Моссада».
– Португальцы, люди из ложи?
– Возможно.
Это не могли быть мои знакомые, поскольку они не догадывались, что книга в лиссабонском доме Рикардо подменена. Догадаться об этом было невозможно. Оставался только «Моссад».
Ситуация сложилась непростая. Ведь если секретные службы израильтян висят у нас на хвосте, значит, сам Фламель тоже в опасности. Необходимо как можно быстрее связаться с ним, чтобы попытаться все уладить.
Я встал и собрался уходить, но Диана принялась упрашивать, чтобы я отдал ей книгу. Она любой ценой пыталась меня смягчить: целовала мне руки, рыдала, всхлипывала у меня на груди – ив результате привлекла к нам внимание других туристов на террасе. Мне вовсе не улыбалось объясняться с Виолетой и Джейн по поводу недавнего эпизода, поэтому я повел себя жестко: решил бросить девушку здесь, заплаканную, жалкую, беспомощную. Диана устремилась за мной, умоляя о прощении и призывая еще раз подумать о предложении.
– Пожалуйста, отдай мне книгу! Если я ее не достану, меня убьют!
– Хорошую ты заключила сделку: если добудешь книгу, тебе бросят пригоршню долларов, если нет – ликвидируют. Мне очень жаль, подружка, но гибель твоя близка, поскольку такой книги не существует.
Диана задыхалась от гнева. Находясь на грани отчаяния, она продолжала спорить и препираться со мной почти до самой гостиницы. В двух шагах от моего обиталища мы столкнулись с Велько и его помощницей Клаудией – элегантной блондинкой, выполнявшей при Барбьери роли секретарши и подруги. Сама она тоже входила в Ассоциацию хорватских писателей. Эти двое тотчас смекнули, что происходит нечто странное. Клаудия заговорила с Дианой по-хорватски, очень резким тоном, и моя спутница не осталась в долгу. Их реплики звучали зло, отрывисто, чуть приглушенно – как будто бы на деревянный пол сбрасывали мешки с песком. Диана принялась плакать, что-то выкрикивать, а потом бросилась прочь, туда, где находился ее дом, и затерялась среди людей на приморском бульваре.
У Клаудии был смущенный вид, она смотрела на меня с упреком. Велько стал очень серьезным. Испытующие взгляды этой пары пригвоздили меня к месту.
– Зачем ты ею воспользовался, Рамон?
– Что? Я не понимаю.
– Она вопила в голос – это слышала вся Макарска, – что ты ее изнасиловал, что она заявит на тебя в суд. Ты можешь получить двадцать лет тюрьмы.
– Погодите, погодите, что она несет? Это неправда, полная чушь. Эта женщина добивается совсем другого. Велько, она просила у меня «Книгу еврея Авраама».
– Не продолжай. Я все понял.
Велько повернулся к Клаудии и объяснил ей, что произошло. Клаудия в ярости ударила кулаком по раскрытой левой ладони, потом сложила руки, прося у меня прощения. Я печально понурил голову.
Мы медленно двинулись к бару гостиницы.
На террасе пили кофе Виолета, Марина и Джейн. Не успели мы подняться по ступенькам, как Марина, издали заметив нас, попрощалась с девушками и ушла. У нас был такой серьезный вид, что мои подруги сразу поняли: что-то стряслось.
Я рассказал им о случившемся, хотя не знал, насколько Велько Барбьери посвящен в тайны «Книги». Я совершенно не знал этого человека и его взаимоотношений с семейством Фламелей. Но, заметив, что Виолета не пытается меня прервать, я убедился, что сестры по-настоящему дружны с Велько и что Барбьери с Клаудией посвящены во многие наши секреты. Обвинение в изнасиловании заставило меня рассказать обо всем.
Велько объяснил, насколько велика опасность. «Моссад» при поддержке американцев волен действовать, где захочет. Впрочем, в Хорватии у него могут возникнуть проблемы, стоит Барбьери позвонить старым друзьям, занимающим высокие посты в правительстве.
– Мы должны сами со всем разобраться. Мы не можем привлекать к себе внимание.
– Боюсь, в конце концов нам придется уступить одну из книг, если мы не хотим еще больших неприятностей, – сказала Виолета.
– Ни за что! – возразила Джейн. – Прежде чем сдаться, поборемся!
– Но тогда мы можем лишиться обеих книг. Теперь самое время поговорить с Николасом.
– Ты никогда не называешь его папой, – заметил Велько.
– Мы всегда обращались к нему по имени.
– Он вчера звонил мне из Милана. В Загреб он не поехал. Сказал, что на будущей неделе постарается добраться до Хвара, – сообщил Барбьери.
– Опять двадцать пять, – вздохнула Джейн.
– Твой отец, наш отец – особенный человек. Знаешь, сколько выложили бы американцы, чтобы заточить его в своих лабораториях? Десять миллионов долларов, которые предлагала Диана за книгу, вряд ли составят десятую часть суммы, которую предложили бы за самого Фламеля, – вмешалась Виолета.
– Да погодите вы, дайте подумать, – снова взял слово Барбьери. – Если Диана так нервничает, значит, они где-то рядом. Может быть, уже в Сплите, в худшем случае – в Загребе.
Тем утром передали сообщение о смерти Ясира Арафата в парижском госпитале; по радио и телевидению только об этом и говорили. Это печальное известие даровало нам передышку, дало возможность принять решение, поскольку сейчас весь «Моссад», все две тысячи с лишним его агентов, сосредоточили внимание на том, что могло случиться после кончины лидера ОАП. Кто станет думать о какой-то рукописи, когда нужно учесть тысячи последствий исторического события? Похороны состоятся в Каире, так что нам вполне хватало времени, чтобы спрятать книгу.
Переведя дух, мы отправились ужинать вместе с группой международных писателей. Мы договорились обсудить все на следующий день, когда писатели уедут и у Велько будет больше времени.
Вечер прошел довольно странно. С нами ужинали музыканты клапы, и, конечно, без песен не обошлось. Мы выпивали до самого рассвета. Ресторан покачивался, лица моих собутыльников искажались и расплывались.
Виолета и Джейн смотрели на меня с улыбкой.
Я напился. Несомненно, напился.
Помню только, что поутру у меня раскалывалась голова и перед глазами все кружилось. Меня тошнило, жизнь была мне не мила, а когда я вспоминал о Диане, сердился сам на себя.
Посмотрев на меня с состраданием, Виолета легонько шлепнула по моему безвольному члену и сказала:
– Все оттого, что ты такой невоздержанный, неразборчивый и блудливый.
Она в первый раз упрекнула меня в неверности. Она обо всем знала! А я-то надеялся, что все обойдется… Однако от Виолеты ничего не скроешь.
– Простите меня.
– Здесь нечего прощать. Мы – все трое – свободны и можем распоряжаться своими телами, как нам заблагорассудится.
Виолета смотрела на меня загадочным взглядом, и разделявшая нас пропасть все ширилась.
Мне подумалось, слова «мы – все трое – свободны» неискренни. Я не мог поверить, что, любя меня, Виолета ничуть не опечалилась бы, если б узнала, что я связался с другой женщиной. По крайней мере, поверить в такое было очень сложно. Но сложнее всего было разобраться с понятием «свобода». Если все мы свободны, значит, в любой момент Виолета и Джейн могут с кем-нибудь переспать и я обязан буду безропотно это снести, как сносят они.
Я осознал всю глубину своего эгоизма. Я превратился в похотливое преступное чудовище. Мне стало печально при мысли, что союз наш рушится. Я любил двух сестер всей душой, всем сердцем и не хотел их потерять. Я шел по лезвию ножа, и, если бы они запретили мне встречаться с другими женщинами – а они даже не намекнули на это, – я без споров подчинился бы их желанию. Я их любил, обожал, в этом я был уверен.
Встретившись с Велько в первом часу пополудни, мы решили на следующее утро отправиться в Сплит. Дальнейший маршрут мне не сообщили, однако среди наших приятелей поползли толки, что мы возвращаемся в Лондон, а Велько едет в Загреб.
XXVII
Паром из Сплита на Хвар отошел в пять часов вечера.
Утром нам хватило времени, чтобы осмотреть город. Барбьери с увлечением показывал нам роскошный дворец Диоклетиана, ныне объект Всемирного наследия ЮНЕСКО. Заметив, что я заинтересовался, Велько взял такси, и мы поехали в близлежащий городок под названием Трогир, чью архитектуру отличает влияние византийского стиля в сочетании с другими: хорватским, венгерским, венецианским, французским, австрийским. В результате такого смешения возникла путаница средневековых улочек редкой красоты. Никогда бы не подумал, что задержка в пути может принести столько положительных эмоций.
Паром, пройдя через пролив между островами Солта и Брач, высадил нас в гавани Хвара в шесть часов вечера. В пути Барбьери рассказал мне, что Хвар некогда был испанским фортом, что на острове стоит древний замок, в котором позже разместился францисканский монастырь, существующий и поныне.
Нам следовало путешествовать осторожно, оставаясь в тени, хотя на острове нелегко было такое проделать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
Потом Диана легонько шлепнула меня, побуждая лечь на спину, а сама уселась верхом, глядя на меня сверху вниз и насаживаясь на мой член. Она поскуливала от наслаждения; потом ее движения перешли в безудержный галоп. Временами девушка закрывала глаза, а когда открывала их, потоки слез текли по ее лицу, увлажняли рот и подбородок, катились по соскам, скапливались в озерце на животе, а потом капали мне на грудь и терялись в моем паху, где-то под простынями.
Чувственность Дианы, ее способность к наслаждению были столь заразительны, что теперь вся комната вибрировала от удовольствия. Какая женщина!
После той встречи одно ее присутствие будило во мне вспышку желания. Впрочем, тот раз оказался первым и последним. Нам просто не представилось другого случая.
* * *
Однажды вечером, когда я сидел на террасе отеля «Порин», Диана возникла у меня за спиной, точно привидение. Она посмотрела мне в глаза, поцеловала и сказала, что хочет со мной поговорить. Я подумал, что язык станет непреодолимым препятствием для нашего общения: хорватского я не знал вообще, по-английски изъяснялся с трудом, поэтому мы договорились общаться на итальянском. Впрочем, для того, чтобы понимать эту женщину, не нужно было слов. Пока Диана собиралась с мыслями, я смотрел на ее губы и мечтал о поцелуе. Юна была такая красивая, такая нежная, такая милая, что я решил – ей просто нужно выговориться и она не будет ничего от меня требовать. Эта мысль сделала меня благодушным, более благодушным, чем я был на самом деле.
Потом мне показалось, что Диана заговорит о любви, попросит о продолжении нашей связи, признается, что хочет со мной жить… И тут с ее губ сорвалось имя – Фламель.
– О чем ты? Я не понимаю.
– Я знаю человека, который готов выложить за книгу десять миллионов долларов.
Голова моя пошла кругом. Я почувствовал себя человеком, изнывающим от жажды в пустыне и вдруг увидевшим мираж, оптическую иллюзию. Я едва мог поверить в услышанное.
– Соблазнительное предложение, Диана. Трудно поверить, что ты спала со мной только из-за денег. И какова твоя доля?
– Десять процентов. Всего-навсего десять процентов.
– Послушай, красавица, я не понимаю, о какой книге ты говоришь. Вообще не понимаю, о чем речь. Тебе, наверное, нужен другой человек, другой город, другие средства убеждения. Я ничего не знаю.
Диана стала пунцовой от ярости, поняв, что ничего от меня не добьется. Ее оскорбила моя холодность; за несколько минут наша нежность превратилась в ненависть.
– Подумай хорошенько, Рамон. Знаешь, что можно сделать, имея десять миллионов долларов?
– Не знаю, и вообще деньги меня не интересуют.
– А меня интересуют.
– Кто же готов заплатить такую сумму за книгу, которой у меня нет?
– «Моссад». Но есть и другие люди, готовые удвоить предложение «Моссада».
– Португальцы, люди из ложи?
– Возможно.
Это не могли быть мои знакомые, поскольку они не догадывались, что книга в лиссабонском доме Рикардо подменена. Догадаться об этом было невозможно. Оставался только «Моссад».
Ситуация сложилась непростая. Ведь если секретные службы израильтян висят у нас на хвосте, значит, сам Фламель тоже в опасности. Необходимо как можно быстрее связаться с ним, чтобы попытаться все уладить.
Я встал и собрался уходить, но Диана принялась упрашивать, чтобы я отдал ей книгу. Она любой ценой пыталась меня смягчить: целовала мне руки, рыдала, всхлипывала у меня на груди – ив результате привлекла к нам внимание других туристов на террасе. Мне вовсе не улыбалось объясняться с Виолетой и Джейн по поводу недавнего эпизода, поэтому я повел себя жестко: решил бросить девушку здесь, заплаканную, жалкую, беспомощную. Диана устремилась за мной, умоляя о прощении и призывая еще раз подумать о предложении.
– Пожалуйста, отдай мне книгу! Если я ее не достану, меня убьют!
– Хорошую ты заключила сделку: если добудешь книгу, тебе бросят пригоршню долларов, если нет – ликвидируют. Мне очень жаль, подружка, но гибель твоя близка, поскольку такой книги не существует.
Диана задыхалась от гнева. Находясь на грани отчаяния, она продолжала спорить и препираться со мной почти до самой гостиницы. В двух шагах от моего обиталища мы столкнулись с Велько и его помощницей Клаудией – элегантной блондинкой, выполнявшей при Барбьери роли секретарши и подруги. Сама она тоже входила в Ассоциацию хорватских писателей. Эти двое тотчас смекнули, что происходит нечто странное. Клаудия заговорила с Дианой по-хорватски, очень резким тоном, и моя спутница не осталась в долгу. Их реплики звучали зло, отрывисто, чуть приглушенно – как будто бы на деревянный пол сбрасывали мешки с песком. Диана принялась плакать, что-то выкрикивать, а потом бросилась прочь, туда, где находился ее дом, и затерялась среди людей на приморском бульваре.
У Клаудии был смущенный вид, она смотрела на меня с упреком. Велько стал очень серьезным. Испытующие взгляды этой пары пригвоздили меня к месту.
– Зачем ты ею воспользовался, Рамон?
– Что? Я не понимаю.
– Она вопила в голос – это слышала вся Макарска, – что ты ее изнасиловал, что она заявит на тебя в суд. Ты можешь получить двадцать лет тюрьмы.
– Погодите, погодите, что она несет? Это неправда, полная чушь. Эта женщина добивается совсем другого. Велько, она просила у меня «Книгу еврея Авраама».
– Не продолжай. Я все понял.
Велько повернулся к Клаудии и объяснил ей, что произошло. Клаудия в ярости ударила кулаком по раскрытой левой ладони, потом сложила руки, прося у меня прощения. Я печально понурил голову.
Мы медленно двинулись к бару гостиницы.
На террасе пили кофе Виолета, Марина и Джейн. Не успели мы подняться по ступенькам, как Марина, издали заметив нас, попрощалась с девушками и ушла. У нас был такой серьезный вид, что мои подруги сразу поняли: что-то стряслось.
Я рассказал им о случившемся, хотя не знал, насколько Велько Барбьери посвящен в тайны «Книги». Я совершенно не знал этого человека и его взаимоотношений с семейством Фламелей. Но, заметив, что Виолета не пытается меня прервать, я убедился, что сестры по-настоящему дружны с Велько и что Барбьери с Клаудией посвящены во многие наши секреты. Обвинение в изнасиловании заставило меня рассказать обо всем.
Велько объяснил, насколько велика опасность. «Моссад» при поддержке американцев волен действовать, где захочет. Впрочем, в Хорватии у него могут возникнуть проблемы, стоит Барбьери позвонить старым друзьям, занимающим высокие посты в правительстве.
– Мы должны сами со всем разобраться. Мы не можем привлекать к себе внимание.
– Боюсь, в конце концов нам придется уступить одну из книг, если мы не хотим еще больших неприятностей, – сказала Виолета.
– Ни за что! – возразила Джейн. – Прежде чем сдаться, поборемся!
– Но тогда мы можем лишиться обеих книг. Теперь самое время поговорить с Николасом.
– Ты никогда не называешь его папой, – заметил Велько.
– Мы всегда обращались к нему по имени.
– Он вчера звонил мне из Милана. В Загреб он не поехал. Сказал, что на будущей неделе постарается добраться до Хвара, – сообщил Барбьери.
– Опять двадцать пять, – вздохнула Джейн.
– Твой отец, наш отец – особенный человек. Знаешь, сколько выложили бы американцы, чтобы заточить его в своих лабораториях? Десять миллионов долларов, которые предлагала Диана за книгу, вряд ли составят десятую часть суммы, которую предложили бы за самого Фламеля, – вмешалась Виолета.
– Да погодите вы, дайте подумать, – снова взял слово Барбьери. – Если Диана так нервничает, значит, они где-то рядом. Может быть, уже в Сплите, в худшем случае – в Загребе.
Тем утром передали сообщение о смерти Ясира Арафата в парижском госпитале; по радио и телевидению только об этом и говорили. Это печальное известие даровало нам передышку, дало возможность принять решение, поскольку сейчас весь «Моссад», все две тысячи с лишним его агентов, сосредоточили внимание на том, что могло случиться после кончины лидера ОАП. Кто станет думать о какой-то рукописи, когда нужно учесть тысячи последствий исторического события? Похороны состоятся в Каире, так что нам вполне хватало времени, чтобы спрятать книгу.
Переведя дух, мы отправились ужинать вместе с группой международных писателей. Мы договорились обсудить все на следующий день, когда писатели уедут и у Велько будет больше времени.
Вечер прошел довольно странно. С нами ужинали музыканты клапы, и, конечно, без песен не обошлось. Мы выпивали до самого рассвета. Ресторан покачивался, лица моих собутыльников искажались и расплывались.
Виолета и Джейн смотрели на меня с улыбкой.
Я напился. Несомненно, напился.
Помню только, что поутру у меня раскалывалась голова и перед глазами все кружилось. Меня тошнило, жизнь была мне не мила, а когда я вспоминал о Диане, сердился сам на себя.
Посмотрев на меня с состраданием, Виолета легонько шлепнула по моему безвольному члену и сказала:
– Все оттого, что ты такой невоздержанный, неразборчивый и блудливый.
Она в первый раз упрекнула меня в неверности. Она обо всем знала! А я-то надеялся, что все обойдется… Однако от Виолеты ничего не скроешь.
– Простите меня.
– Здесь нечего прощать. Мы – все трое – свободны и можем распоряжаться своими телами, как нам заблагорассудится.
Виолета смотрела на меня загадочным взглядом, и разделявшая нас пропасть все ширилась.
Мне подумалось, слова «мы – все трое – свободны» неискренни. Я не мог поверить, что, любя меня, Виолета ничуть не опечалилась бы, если б узнала, что я связался с другой женщиной. По крайней мере, поверить в такое было очень сложно. Но сложнее всего было разобраться с понятием «свобода». Если все мы свободны, значит, в любой момент Виолета и Джейн могут с кем-нибудь переспать и я обязан буду безропотно это снести, как сносят они.
Я осознал всю глубину своего эгоизма. Я превратился в похотливое преступное чудовище. Мне стало печально при мысли, что союз наш рушится. Я любил двух сестер всей душой, всем сердцем и не хотел их потерять. Я шел по лезвию ножа, и, если бы они запретили мне встречаться с другими женщинами – а они даже не намекнули на это, – я без споров подчинился бы их желанию. Я их любил, обожал, в этом я был уверен.
Встретившись с Велько в первом часу пополудни, мы решили на следующее утро отправиться в Сплит. Дальнейший маршрут мне не сообщили, однако среди наших приятелей поползли толки, что мы возвращаемся в Лондон, а Велько едет в Загреб.
XXVII
Паром из Сплита на Хвар отошел в пять часов вечера.
Утром нам хватило времени, чтобы осмотреть город. Барбьери с увлечением показывал нам роскошный дворец Диоклетиана, ныне объект Всемирного наследия ЮНЕСКО. Заметив, что я заинтересовался, Велько взял такси, и мы поехали в близлежащий городок под названием Трогир, чью архитектуру отличает влияние византийского стиля в сочетании с другими: хорватским, венгерским, венецианским, французским, австрийским. В результате такого смешения возникла путаница средневековых улочек редкой красоты. Никогда бы не подумал, что задержка в пути может принести столько положительных эмоций.
Паром, пройдя через пролив между островами Солта и Брач, высадил нас в гавани Хвара в шесть часов вечера. В пути Барбьери рассказал мне, что Хвар некогда был испанским фортом, что на острове стоит древний замок, в котором позже разместился францисканский монастырь, существующий и поныне.
Нам следовало путешествовать осторожно, оставаясь в тени, хотя на острове нелегко было такое проделать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63