Я тотчас набросился на книгу и принялся листать, а в голове моей тем временем промелькнула мысль: «Как здесь все изменилось за полтора дня!» А еще мне показалось, что на одном из семейных портретов изображен Фламель собственной персоной.
– Этот бородатый старичок в шапке – твой родственник? – поинтересовался я у Виолеты. – Может быть, дедушка?
Но Виолета на другом конце комнаты была поглощена разговором с Джейн и ничего мне не ответила.
Между страницами мемуаров Фламеля лежал пожелтевший листок бумаги. Когда я раскрыл книгу, листок выпал; на нем под заголовком «Изумрудная скрижаль Гермеса Трисмегиста» была следующая запись:
«То, что находится внизу, аналогично тому, что находится вверху, и то, что находится вверху, аналогично тому, что находится внизу, чтобы осуществить чудеса единой вещи. И аналогично тому, как все вещи родились от единой Сущности через приспособление.
Солнце ее отец. Луна ее мать. Ветер ее носил в своем чреве. Земля ее кормилица. Вещь эта – отец всяческого совершенства во вселенной. Сила ее остается цельной, когда она превращается в землю. Ты отделишь землю от огня, тонкое от грубого осторожно и с большим искусством. Эта вещь восходит от земли к небу и снова нисходит на землю, воспринимая силу как высших, так и низших областей мира. Таким образом, ты приобретаешь славу всего мира. Поэтому от тебя отойдет всякая темнота. Эта вещь есть сила всяческой силы, ибо она победит всякую самую утонченную вещь и проникнет собою всякую твердую вещь. Так был сотворен мир.
Отсюда возникнут удивительные приспособления, способ которых таков. Поэтому я был назван Гермесом Трижды Величайшим, так как я обладаю познанием трех частей вселенной и философии. Полно то, что я сказал о работе произведения солнца».
Я успел бегло перелистать книгу Фламеля и вычитал из нее всего несколько фраз:
«Только когда человек сделается властелином над собственными чувствами и не даст себя победить, только когда выучится он у самой жизни и поправит себя, когда будет он падать и ходить неверными путями, когда вырастет в человеке твердое убеждение, что он – больше чем плоть, что все блага этого мира суть лишь иллюзия, время которой – единый миг, материя преходящая и тленная. И когда мы всё это постигнем, только тогда и будет обретен истинный смысл существования и мы соприкоснемся с тем, чем являемся на самом деле».
– Вот это человек! – восхитился я так громко, что обе женщины замолчали.
Виолета ответила:
– Ты сам это сказал, Рамон. Николас Фламель – великий человек.
– Ты имела в виду, был великим человеком?
– Конечно, конечно. Именно это я имела в виду, но, поскольку я постоянно о нем думаю, я всегда ощущаю его присутствие… через его книги.
Слова Виолеты звучали загадочно. Но я доверял этой женщине, источавшей любовь и духовность. С того дня Виолета превратилась для меня в самое необыкновенное существо, какое я когда-либо знавал.
– Давайте ужинать! А потом вернемся к разговору о Фламеле. Ты увидишь, у него всегда найдется, чем тебя удивить.
Я машинально принял приглашение, заблудившись среди странных желаний и чувств.
* * *
Я шагал по берегу моря. Песок был землисто-темным, почти черным, попадались и камни разных цветов: белые, серые, коричневые, черные. Я внимательно рассматривал их – искал философский камень. Потом дорогу мне преградил скалистый отрог, по нему я добрался до соленой морской воды. Вдали уже слышались голоса первых утренних курортников, явившихся с зонтиками и складными шезлонгами, чтобы занять места и встретиться с солнцем. Эти люди отвлекали меня от поисков.
Мне вспомнился другой пляж – Яблочный пляж в Синтре. Там впадающая в море речушка несет в своих неглубоких водах яблоки из фруктовых садов, что растут по ее берегам. Яблоки всегда сочные и свежие, но рыбаки не берут их, считая проклятыми. Зато немецкие и французские туристы до них падки, поскольку, согласно легенде, каждый съеденный плод продлевает жизнь на год. Некоторые поедают их целыми дюжинами. Это действительно замечательное зрелище: сотни яблок, запрудившие устье, уходящие в Атлантический океан, похожие на стаи морских ласточек в небе. Чайки клюют мокрые яблоки, быть может, в надежде тоже продлить свои короткие жизни.
Среди туристов я вижу Леонор, бывшую жену моего португальского друга Луиша Филипе. Она подпала под власть яблочных чар и выбирает самые большие и красные плоды.
Пляж пропитан запахом яблочного пирога, и я не понимаю почему. Леонор однажды сказала мне, что этот запах идет из печки.
– Какой печки?
– Печки гномов в лесу Синтры, они и в самом деле готовят яблочный пирог.
Вот какие мысли роились у меня в голове, пока я шлепал ладонью по океанской воде, колыхавшейся в моей памяти.
Чего я добиваюсь? Прожить тысячу лет? Или просто не хочу быть таким, как все, а потому ищу чуда?
Картинка с пляжем много раз возвращалась ко мне как наяву, так и во сне.
Да, сидя на тех скалах, глядя на горизонт под темно-серым небом, затянутым тучами и пропитанным сыростью дождя, я заговорил с Ним. Уже много лет я не обращался к Богу моих отцов, а теперь сказал:
– Я хочу быть не таким, как все, хочу оставаться неповторимым, хочу что-то сделать для всех и для себя самого. Я не собираюсь идти по жизни на цыпочках, мне нужна полнота ощущений. И главное, я хочу знать: что там, за дверью, которая все скрывает и все таит? Я хочу оказаться по ту сторону реальности, гулять там, где играют единороги, бегать там, где нет ни смерти, ни болезней, ни страданий.
И тогда меня захлестнула тишина, смешанная с неумолчным плеском волн, и я окончательно потерялся в своих мыслях.
Так и не получив ответа на свои слова, я решил, что я – простак, невежда, не заслуживающий того, чтобы познать подлинное величие Мироздания.
III
– Рамон, проснись, мы здесь!
Я сразу пришел в себя.
– Ты сегодня не выспался?
– Я уснул? Вы уловили смысл моего рассказа?
– Не думаю. Какого рассказа? Ты просто ушел в свои мысли.
Виолета и Джейн смотрели на меня как на лунатика, как на безумца.
– Ладно, Рамон, теперь давай ужинать, а после поговорим о серьезных вещах, – решила Виолета.
Но мне было не до риторических игр, я чувствовал: стоит еще поднажать, и что-то произойдет. Однако как раз этого делать не следовало, поскольку «что-то» превратилось в бомбу, а камикадзе был я.
– Нет. Джейн, Виолета, я пустился в свое путешествие, что-то разыскивая, от чего-то убегая. Вначале мне показалось, что меня одолевает приступ ностальгии (меня никак не отпускала одна давняя история), потом – что я снова влюбился в любовь. Я мечтал, бежал, искал, и вот в моих сновидениях возникла женщина… Я все еще не знаю, кто она. Мне показалось, что с помощью любви смогу найти смысл существования, но отыскал лишь далекий огонек, который и привел меня сюда. А теперь я смотрю и вижу, что огонек этот еще больше от меня отдалился. Туннель сделался длиннее, вот почему я все еще не вышел к свету. И вдруг я понял: знакомство с тобой, Виолета, и с тобой, Джейн, было вовсе не случайным. Это часть череды совпадений, исполненных глубочайшего смысла. Я добрался до вас, и на то была своя причина. Вы что-то от меня скрываете, но меня это не беспокоит, ведь я знаю: мало-помалу все прояснится, туман рассеется и позволит разглядеть самые потаенные полянки в лесу или самый далекий горизонт с самыми малыми суденышками. Я хочу только убедить вас – хотя вы и так это понимаете, – что пришел сюда не за богатствами. Весь мой путь к вам, к вашему теплу, к вашим знаниям – начало пути к некоей тайне. Я родился в теле, которое не слишком мне нравится, чтобы обрести свою судьбу, чтобы отыскать свою подлинную сущность, свою силу и свою слабость.
– Рамон, пожалуйста, успокойся и поешь. Обещаю, мы вернемся к этой теме. У нас впереди много времени, чтобы добраться до самой сути того, о чем ты говорил.
И нас окутало молчание, подобное едва ощутимому дождику, тончайшей водяной пленке. Комната на глазах теряла яркость, набивные занавески тускнели и в конце концов совсем поблекли. Звуки тоже отступили – так бывает, когда разговариваешь в нише за водопадом и красота падающей воды заслоняет все остальное.
* * *
Я видел, как она присела на корточки – у нее были длинные светлые вьющиеся волосы, – а на нее смотрел единорог. Она говорила лишь мысленно, но конь с козлиной бородкой, львиным хвостом, пышной гривой и длинным рогом, нацеленным в небеса, внимательно слушал ее. Женщину и зверя разделял бьющий из скалы источник. Закатное солнце ласкало верхушки гор.
«Как люди постигают секреты единорогов? Просто и те и другие умеют говорить».
Мысли единорога сообразны природным явлениям, открывающимся его незамутненному взору. Этот зверь может настроить свой разум на мысли мужчины или девушки, может разглядеть их потаенные секреты. А некоторым смертным, в силу особой душевной чуткости – если таковая имеется, – удается уловить мерцающие движения мысли единорогов и, постепенно отдаваясь на волю этого легкого мерцания, отыскать дорогу, что ведет в святилище разума прекрасных животных.
«Святой, святой, святой!»
Общение между столь различными существами, как человек и единорог, уходит корнями в глубокую древность. Поистине чудесен этот безмолвный язык, эта речь, которую нельзя запереть в клетку слов. Среди свойств мифического животного есть одно несравненное свойство: способность проникать в наши сновидения и там разговаривать с нами.
И голос обратился ко мне:
– Слушай внимательно, сновидец, когда тебе явится единорог. Хотя слова его отличны от человеческих, ты сможешь его понять.
Мне было страшно, меня переполняла печаль.
Иногда подобные моменты так зыбки, что человек их не замечает. Мы не знаем, приходил ли к нам единорог, остается лишь периадхам – странный прозрачный объект сферической формы, словно сделанный из хрусталя, размером с маленький камешек. Он прекрасен, хотя форма его неправильна, поскольку он является порождением природы.
* * *
Джейн хлопнула меня по плечу, возвращая в столовую Виолеты. Я извинялся как мог, сославшись на то, что прошлой ночью плохо спал и теперь постоянно отвлекаюсь на посторонние мысли.
– Да, Рамон, в Кентербери существует секретное братство, члены которого удостоились дружбы единорога. Нас осталось совсем мало. В Лондоне наша основная резиденция. Чтобы облегчить поиски единорогов, братство придерживается древней традиции: всякий раз, когда появляется единорог или на земле находят периадхам, мы отмечаем такое место пирамидкой из камней. С той же целью используются нарисованные на песке или на стенах спирали. Если обнаружишь такой рисунок, знай – ты не один. Но нужно быть очень осторожным. Остерегайся смотреть зверю в глаза, потому что он знает историю всей нашей расы, а его идеальная память пронизывает сумерки лет, добираясь до обширных и могучих владений, ныне разрушенных временем или судьбой. Лик земли с тех пор переменился, реки не сохранили верность прежним руслам, даже у гор теперь совсем другие очертания. Если хочешь узнать, что было раньше, найди единорога – он указывает дорогу, охраняет вход, оберегает до конца.
– А есть ли конец?
– Так написано.
– Джейн, почему так хорошо понимают друг друга единорог и девственница?
– Речь идет не о девственности плоти, а о духовных чистоте и целомудрии. Вот что имеет значение. Чистота и величие сердца.
– А почему единорог отказывается от своего одиночества? Он что, переживает внутренний кризис?
– Я знаю, что он постепенно отказался от одиночества ради дружбы с женщиной, которая не погасила своего внутреннего взора и не отдалась вожделениям этого мира. Ведь единорог обитает на самой границе нашего мировосприятия, и те, кто гонится за зримыми блаженствами, никогда не пойдут по его следу – на это способны только люди с открытым и доверчивым сердцем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63