Правда ли, что Фламель жив? Я хочу услышать подтверждение из ваших уст, хотя давно уже об этом знаю.
Девушки переглянулись; сложившиеся обстоятельства повелевали покончить с тайнами. Пришло время открыть мне все, и мне показалось, что Виолета и Джейн просто не знают, как к этому приступить. Я уже наслушался историй про бессмертие Фламеля, про то, как тот веками путешествовал по разным странам. Однако все это могло оказаться хитро сплетенной выдумкой, созданной для поддержания легенды о возможностях алхимии, чтобы кучка неофитов верила в существование философов, победивших смерть, поборников добра, борющихся за сохранение тайны от непосвященных. Впрочем, уберечь тайну все равно не удалось. Иначе чем объяснить могущество Александра Великого, Карла Первого Испанского, Наполеона, Гитлера и многих других? Они ведь поднялись к вершинам власти, подчинив себе выдающихся алхимиков, которые раскрыли им свои секреты. Некоторых из этих алхимиков впоследствии обезглавили и расчленили, захоронив останки в разных местах, чтобы бессмертных не спасло никакое снадобье. Однако другим удалось бежать, пожертвовав порцией философского камня.
Можно спросить: почему же похитившие тайну все-таки умерли? Ответ прост – эликсир в полной мере действует лишь на того, кто сам его создал. Если человек неспособен изготовить снадобье самостоятельно, пусть даже с помощью учителя, он никогда не получит ничего, кроме золота и, возможно, толики жизненных сил. Это чаевые судьбы, подачка природы, но не более.
– Пожалуйста, Виолета, пора выложить все начистоту.
– Да, раз у Джейн такой длинный язык.
– Возможно, она любит меня больше, чем ты?
– Не говори ерунды, – рассердилась Виолета.
– Мы обе тебя любим, – добавила Джейн.
Глаза обеих женщин изменили цвет, зрачки расширились. На лицах их отражалось напряжение, растерянность, неуверенность. Все карты были розданы, оставался единственный путь – рассказать все без утайки. Отговорки давно себя исчерпали.
– Мы откроем тебе правду, – решилась Джейн.
– Для начала я хочу услышать то, что для меня важно, очень важно.
– Мы тебя пугаем, Рамон? – спросила Виолета.
– Дело не в том. Я хочу узнать, сколько вам на самом деле лет.
– Мне тридцать, – объявила Виолета.
– А мне двадцать пять, – отозвалась Джейн.
– Как зовут твоего отца, Виолета?
– Николас Фламель.
– А твоего?
– Николас Фламель.
– Как можете вы быть дочерьми человека, которому более семисот лет? Да неужто вы…
Не успел я договорить, как Виолета меня перебила:
– Нет, мы не дочери призрака или какого-нибудь чудовища. Мы люди, как и ты, люди этого времени, хотя немного моложе тебя.
Джейн сухо кивнула в подтверждение слов сестры, произнесенных так жестко, что меня покоробило.
– Не могу поверить, что вас родила женщина, возраст которой исчисляется семью веками.
– А кто тебе сказал, что мы дочери Перенеллы?
Я не нашелся с ответом, сразу растерявшись. Но мое желание узнать всю правду не ослабело.
– О том, что мы поведаем тебе, рассказывать опасно. Чтобы заговорить, мы были вынуждены дожидаться позволения отца. Мы слишком мало тебя знали, толком нам ничего не было о тебе известно. Лишь потом мы наконец-то познакомились с тобой поближе. Представляешь, Рамон, что бы случилось, если бы власть имущие этого мира – мафиози, наркоторговцы, террористы, главы государств – узнали то, что знаешь ты?
– Да, представляю.
– Такое действительно произошло из-за одного болтливого субъекта, который близко сошелся с Фламелем. Из-за этого человека погибла Перенелла, и Николас долго не мог оправиться от утраты. В ее гибели виноваты немцы. Друг Фламеля по своей беспечности открыл нацистам место, где скрывалась Перенелла. Николас, наш отец, многому обучил этого человека, но секрет универсального снадобья приберег напоследок. Предателя звали Франсуа Дампьер. Когда он посчитал, что выведал все, он продал свои знания фашистам. Это случилось в марте 1943 года. Фламели жили тогда в Брюгге, спрятавшись прямо под носом оккупантов, и угодили в ловушку, как тысячи обычных людей. Перенелла выдавала себя за супругу Дампьера (тот был немцем с бельгийскими корнями и с юности жил в Брюгге). Чтобы не попасть в тюрьму, Дампьер записался в партию и вывесил на фасаде своего дома нацистский флаг, что теоретически обеспечивало полную безопасность обитателям жилища. Однако, будучи фантазером и болтуном, он, по-видимому, допустил неосторожное высказывание, и за домом начали внимательно наблюдать. Нацисты расспрашивали тут и там, подбирались все ближе и наконец узнали, что в доме проживают люди без документов. Зародилось подозрение, что там прячут евреев. Однажды, воспользовавшись отсутствием хозяина, немцы ворвались в дом и забрали Перенеллу. Ее спрашивали о муже и об остальных обитателях дома. Перенелла отвечала, что, кроме Франсуа, ее мужа, там никто больше не живет. Однако сыщики видели, как Фламель входил в дом, и желали знать, кто он такой и где сейчас находится. Перенелла так и не выдала своего настоящего супруга…
…Потом взяли Дампьера и стали пытать. На сей раз договориться или отделаться подкупом было невозможно. После ареста Дампьера дом опустел. Гестаповцы еще несколько раз неожиданно врывались туда и даже оставляли записки: обещали жизнь Перенелле и ее так называемому супругу, если будут выданы евреи. И вот, когда Дампьера снова начали пытать, он не выдержал и заговорил. Несчастный попытался вступить с гестаповцами в переговоры, обещая в обмен на жизнь раскрыть великую тайну. Поначалу ему не поверили, решив, что он просто плетет небылицы. Однако доводы Дампьера становились все более убедительными, и наконец он принес немцам флакон эликсира. После этого гестаповцы перевернули все в доме вверх дном. Они обнаружили и забрали золото, спрятанное в нише за шкафом, однако не нашли ни Фламеля, ни евреев, которые, как предполагалось, прячутся в одной из комнат. Фламель проникал в дом через потайной ход, но однажды его появление заметили и обложили дом со всех сторон…
…Однако Николас справился с патрулем из шести человек меньше чем за полминуты. Никогда раньше ему не приходилось так поступать, но, когда живешь больше шести столетий, у тебя есть возможность обучиться самозащите – таков чудесный дар времени. В своих путешествиях по Индии и Китаю Фламель достиг такого совершенства в боевых искусствах, что за неполную минуту мог без труда разделаться с двенадцатью или пятнадцатью вооруженными противниками. Николас способен уклониться от пистолетной или ружейной пули, как теннисист уклоняется от мяча, летящего со скоростью двухсот километров в час. Он настолько овладел японской катаной, что может одним касанием перерубить падающий шелковый платок. Когда немцы, обеспокоенные исчезновением шести патрульных, вошли в дом и обнаружили тела своих людей, они казнили Дампьера и начали пытать Перенеллу. Но Николас не мог не убить тех, кто пришел его арестовать, иначе погиб бы сам или, угодив в застенки, сделался бы рабом Гитлера, а потом все равно очутился бы в газовой камере.
– Но что было дальше?
– Николас попытался собрать группу наемных бойцов, но у него ничего не вышло, даже в обмен на все золото мира. В Бельгии просто не оказалось подходящих людей: одни попрятались по деревням, другие ушли во Францию и вступили в ряды Сопротивления. В общем, Перенелла умерла, не выдержав мук и не дождавшись помощи Фламеля – в тот самый миг, когда он уже принял решение сдаться властям…
…Фламель так обезумел от горя, что начал искать смерти. Вместо того чтобы скрыться, он на многие месяцы влился в ряды Сопротивления, где учил бельгийцев и французов сражаться. Фламель всегда носил при себе бутылочки с эликсиром, чтобы исцелять своих товарищей. Когда тех настигали вражьи пули, раненые принимали снадобье, и раны рубцевались в мгновение ока. Чудодейственное зелье Фламеля спасло жизни сотням партизан, и, когда пришло освобождение, он уже превратился в живую легенду. Французы и бельгийцы знали его под именем Мишель Мас. После окончания войны Фламель поселился в Пуатье, а потом несколько лет жил то в одном, то в другом городе долины Луары, все еще называясь доктором Масом. В пятидесятые годы его даже хотели выдвинуть кандидатом на Нобелевскую премию по медицине, однако, когда круг начал сжиматься, Фламель перебрался в Прагу, где выдавал себя за торговца хрустальными изделиями. Он вел себя осмотрительно, жил вдали от мира, чему немало способствовал политический режим Восточной Европы, а после шестьдесят восьмого года, когда над Чехословакией сгустились тучи, переселился в Лондон. Фламель обосновался в доме, где теперь живу я, и нанял мою мать в экономки – присматривать за домашним хозяйством. Ее зовут Виолета, как и меня. А лучше сказать, меня назвали Виолетой в ее честь. Хотя Фламель и моя мать полюбили друг друга с первого взгляда, долгое время оба скрывали свои чувства, стараясь оставаться друзьями. В начале семидесятых они поженились, и в семьдесят четвертом году родилась я, а пятью годами позже – Джейн.
– А где они живут сейчас?
– Когда мы подросли, наши родители начали колесить по свету, и мы теперь видимся лишь пару раз в году. Обычно мы сами наведываемся в Макарску или на остров Хвар, хотя на время войны в Югославии родителям пришлось перебраться в Италию, в город Фермо. Теперь они живут то в одном из своих домов, то в другом, в зависимости от времени года. Ну что, Рамон, теперь ты узнал достаточно?
– Простите, если мое любопытство претит вашей осторожности, но для меня жизненно важно знать все.
– Мы столько рассказывали Николасу о тебе, что он хочет с тобой познакомиться. Он желает, чтобы ты постиг тайны Великого делания, и собирается сам стать твоим наставником, но говорит – тебе нужно остерегаться фальшивых алхимиков, волков в овечьей шкуре.
– Он хочет, чтобы я тоже стал алхимиком?
– Разумеется, но сначала вам нужно познакомиться.
– А он знает о нашей необычной связи?
– Он знает, что мы друзья. Люди вроде него оставляют кое-что без объяснения.
– И все-таки – Николас смог бы одобрить наш необычный союз?
– Полагаю, да. Мама, конечно, в курсе. Возможно, она ему уже рассказала, но если Николас и знает, то очень искусно это скрывает.
– А почему для тебя это так важно, Рамон? – вставила словечко Джейн.
– Да просто так, любопытно.
Мне отчаянно хотелось обрести вечную жизнь. Но, даже добившись бессмертия, я бы вечно думал о том, как избежать безвременной кончины: в случайной аварии, в авиакатастрофе, от ножа убийцы-расчленителя. Теперь я прекрасно понимал, почему Джейн и Виолета так тщательно оберегают тайну своих родителей.
– Виолета, а почему вы решили, что именно мне Фламель передаст свои познания?
– Потому что ты всей душой стремишься к бессмертию и твой разум тоже к нему готов. А еще потому, что ты хороший человек. О твоей душевной щедрости свидетельствует твое отношение к нам обеим. И я полагаю, что ты верен нам и пронесешь эту верность через всю жизнь.
– Вы это знаете наверняка?
– Никогда нельзя знать что-либо наверняка, однако в данном случае это весьма вероятно. А еще Фламель выбрал тебя потому, что мы тебя любим, и потому, что ты свободный человек, не связанный никакими узами.
– Рикардо заплатил мне, чтобы нынешней весной мог рассчитывать на меня при совершении Великого делания.
– Да, ты говорил, но это не важно. Ты обретешь формулу, примешь участие в их опытах и притворишься, будто у вас ничего не вышло.
– А если они обнаружат подмену книги?
– Если дело примет дурной оборот и тебе будет грозить опасность, мы оповестим секретную разведку Израиля о книге в доме Рикардо. Тогда я не позавидую той троице.
– Это все больше смахивает на голливудский триллер.
– Ну, если они напросятся, все и вправду обернется триллером.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63