– Мы остановились на спагирии, – тоже улыбнувшись, напомнил я.
– Для греков это понятие означало высвобождение, разделение и новое соединение. Операции спагирии лежат в основе так называемой Великой генерации, которая позволяет извлечь из материи ее квинтэссенцию, облагородить ее до такой степени, что полученной субстанцией можно будет питать человека. С помощью алхимической спагирии можно выделить первичные компоненты: соль, серу и ртуть, а затем соединить их вновь в любовном союзе циркуляции. Однако великое таинство…
– Пожалуйста, не продолжайте, я ничего не понимаю!
– Все поймешь, когда наступит срок, – улыбаясь, заверил Бенедейт.
Директор обстоятельнейшим образом знакомил меня с экспонатами музея, уже закрывшегося для посетителей, и вот мы добрались до главного зала, в центре которого на массивном резном подножии из черного дерева под стеклянным куполом лежала «Книга еврея Авраама». Это было культовым местом для всех алхимиков мира, для множества посвященных из числа иудеев, мусульман и христиан, а также для буддистов и представителей иных концессий. Все они отдали бы жизнь за обладание этой книгой, а тем более за умение ее расшифровать, однако лишь немногие знали, что рукопись по алхимии здесь никогда не хранилась, что здесь лежит «Книга каббалы», ее сестра-близнец, но и сей музейный экземпляр, возможно, является лишь искусно сделанной копией.
Вообще-то у обеих книг – я имею в виду подлинники – не слишком много общего: одинаковы лишь переплеты и количество страниц, сами же записи и рисунки не идентичны. Но отличия сложно уловить с первого взгляда, поскольку первые, вступительные страницы совпадают почти слово в слово.
Мне вспомнилась статья Эммануэля д'Оогуорста, которую я читал в Лондоне. Речь в ней шла о том, что в подобных книгах трудно отличить шарлатанство от подлинных знаний: то ли мошенники прикрывают свое невежество напыщенным наукообразным жаргоном, то ли мудрецы ревниво охраняют свои познания с помощью терний запутанного стиля, желая подвергнуть испытанию сметливость и упорство читателя? Что мне не понравилось в работе д'Оогуорста, так это его теория о господствующей роли церкви и о тесной связи Иисуса с алхимией. Эта евангелическая часть меня не убедила, хотя аргументация автора была достаточно интересна.
Книгу Джейн всегда носила с собой, не доверив даже Бенедейту. Да он и сам не спрашивал про рукопись. Я, правда, не мог понять, почему, имея в своем распоряжении копию «Книги каббалы», директор позволял оригиналу оставаться в доме Рикардо: ведь он мог бы при первой возможности подложить амстердамскую копию в глобус-тайник и никто бы ничего не заметил. Тогда оригинал «Книги каббалы» оказался бы в музее, оригинал «Книги еврея Авраама» – в наших руках, а Рикардо досталась бы идеальная копия каббалистического трактата. У меня возникли подозрения, развеять которые не сумела и Джейн.
– Ты кое в чем прав, Рамон, но, уверяю, ситуацию диктуют мотивы высшего порядка, – сказала она. – Мы узнаем об этом в Хорватии.
Хорватия. Мне давно хотелось там побывать. Впрочем, раз уж я оказался в Голландии, было бы нелепо уехать сразу, не познакомившись со страной.
XV
Мы гуляли вдоль каналов, и это было похоже на медовый месяц. Бродили, держась за руки, по вечерам целовались под купами деревьев или рядом с прогулочными катерами, на которых туристов возят смотреть на старинные дома с раскрытыми окнами без занавесок, с такими элегантными интерьерами, что мы бы не отказались там пожить.
Я был в восторге от прогулок по улицам между Центральным районом и Иорданом, особенно рядом с водой, вдоль изгибов реки Амстель – там удивительно хороши мосты. Иногда мы начинали прогулку с улицы Рокин, а потом шли на Муидерстрат или на Вееспер.
Еще нам нравилось гулять по кварталу красных фонарей, разглядывая любопытных туристов. Туда приходят даже целыми семьями, и ребятишки восторженно машут проституткам сквозь стеклянные витрины, словно разглядывая манекенщиц в каком-нибудь магазине на нью-йоркской Пятой авеню. Да, контрасты этого города были поразительными. Во время одной из таких прогулок я заметил священника в сутане: он улыбался, тоже глазел на красоток – блондинок, брюнеток, мулаток, китаянок и латиночек, готовых за несколько евро удовлетворить самого требовательного мужчину, – и мимоходом их бранил. Я лишь пожал плечами, и мы решили покинуть этот квартал, утомленные долгой прогулкой.
Мы с Джейн пешком вернулись в «Дом на канале» – гостиницу на улице Кайзерграхт, 148. То было уютное местечко со старинной меблировкой и красивым садиком; почти семейное предприятие со своим колоритом, одно из тех мест, в которых если и не растворяешься полностью, то, по крайней мере, приобщаешься к тамошней элегантности и комфорту, становясь почти неразличимым среди них.
Мне повезло, я оказался в самой сердцевине этого города, где курить травку, колоться наркотиками и заниматься любовью было совершенно естественно. Мы с Джейн подумывали взять напрокат велосипеды, однако нас все время что-то отвлекало от исполнения этого намерения.
* * *
На следующий день мы очутились в Зеркальном квартале, неподалеку от Музеумплейн; там я начал рыскать по лавочкам в поисках фигурок единорога, но так и не нашел ни одной. Как и положено туристам, мы посетили Рейксмузеум, музей Стедилик и дом Рембрандта.
Джейн собиралась позвонить друзьям, но мне очень хотелось побыть с нею наедине, пообщаться, получше ее узнать. Я начинал откровенно влюбляться в Джейн, без утайки, без комплексов, которые часто преследовали меня, наполняя мою душу неуверенностью. Я уже свыкся с мыслью, что буду любить обеих сестер, а теперь чаша весов начала склоняться в пользу Джейн. Я почти не тосковал по Виолете, хотя очень давно ее не видел. Но тем не менее мне до сих пор хотелось заняться любовью сразу с обеими.
Джейн отозвалась:
– Знаю, и мне это нравится. Мы позвоним ей и пригласим провести вместе с нами выходные.
Я радостно улыбнулся, не проронив ни слова. Все казалось естественным, я уже привык, что Джейн непостижимым образом читает самые сокровенные мои мысли, как будто единорог вдруг обернулся женщиной… Прекрасный единорог, с которым хочется говорить. Сильный, властный, но нежный. Я тоже учился предупреждать желания Джейн и проникать в ее мысли, но пока подобное умение было скорее мечтой, чем действительностью.
– Давай завтра съездим на экскурсию в Делфт. Это ближе к Роттердаму и Гааге, чем к Амстердаму.
Этот город меня зачаровывал, в нем была магия. А еще – каналы с ровными рядами домиков по берегам; такую архитектуру не спутаешь ни с какой другой. Город был основан в одиннадцатом веке, хотя большая часть его старинных достопримечательностей относится к веку шестнадцатому. Отсюда родом Ян Вермеер – художник, почти непризнанный при жизни, зато теперь считающийся одним из величайших мастеров голландской школы.
В укромном уголке на берегу одного из малых каналов я нашел лавочку, торговавшую странными товарами: магическими предметами, фигурками гномов, фей и других представителей лесного народца. И среди этих фигурок была фигурка его – гордого собой, крохотного и совершенного, с козлиной бородкой и львиным хвостом. Именно так выглядел единорог, которого я хотел всегда иметь при себе; это было изображение моего невидимого друга.
В то время для меня не существовало ничего важнее моих фантазий, я питался ими, как дети питаются сказками про фей и плюшевых мишек. Это была сладкая спокойная терапия, не причинявшая никакого вреда.
Чем лучше я узнавал Джейн, тем больше испарялись мои сомнения; я учился доверять ей и понимать, что уже достаточно продвинулся по своему пути инициации. Я знал, что самый главный опыт обрету весной, но рассчитывал на серьезный и решительный разговор с обеими сестрами, поскольку мне не терпелось развеять все сомнения и наконец-то встретиться лицом к лицу со своей новой жизнью. А еще я понимал, что встреча с неким человеком – а я не сомневался, что Николас Фламель жив, – может изменить мою жизнь навсегда.
С другой стороны, я не хотел выглядеть простаком, который верит всему сказанному. В этих женщинах была тайна, которую они готовы были мне раскрыть, и мне хотелось стать достойным хранителем тайны и даже самому сделаться частью ее. Но стоило мне приблизиться к разгадке, алкая знаний, как всякий раз мне предлагались лишь отговорки.
Я сознавал, что стою на пороге новой, совершенно невероятной истории, не похожей на все, которые я когда-либо слыхал. Но ведь все, что я до сих пор переживал, было основано на личном опыте или на рассказах других людей, а я жаждал прожить непережитое, рассказать о нерассказанном; однако сомнения в том, что подобное когда-нибудь мне удастся, мешали осуществить это желание. Да, разумеется, я понимал, что все мои проблемы (или, по крайней мере, большая их часть) коренятся во мне самом. Стоит преодолеть мною же воздвигнутые барьеры, и все встанет на свои места.
С самого детства я ощущал себя потенциальным героем, человеком, способным вопреки всему творить добро. Быть особенным и единственным – задача непростая, потому что взгляд все равно падает на то, что тебя окружает, ты ощущаешь биение жизни вокруг, чужое липнет к тебе, впитывается в тебя и сглаживает очертания твоих собственных мыслей, а следовательно, и поступков. Чистоту невозможно сохранять долгое время. Это как река: она рождается из кристально прозрачных вод, но чем дальше течет, тем мутнее становится, тем больше в ней растворяется грязи ее русла. Когда река достигает моря, она уже отравлена. Соленая вода очищает и рассеивает речные воды, и в конце концов они перестают отличаться от вод всех прочих рек, впадающих в море. Река утрачивает свою сущность, свою исключительность, свое происхождение – все то, что было свойственно ей одной.
Джейн улыбнулась, глубоко вздохнула, поднесла мою ладонь к губам и поцеловала в знак любви.
– Думаю, Виолета приедет завтра и проведет с нами остаток недели, – сказала она. – Давайте вместе съездим в Брюгге, там сейчас мало туристов. Мы интересно проведем время и поговорим обо всем, о чем до сих пор не говорили. Мы ответим на все твои вопросы.
* * *
Я ждал Виолету в аэропорту, полный волнения и предвкушения, как мальчишка, оказавшийся в незнакомом месте, куда давно мечтал попасть.
У Джейн нашлись какие-то дела, и она оставила меня в зале ожидания, чтобы я встретил ее сестру и отвез в гостиницу. Быть может, Джейн решила на некоторое время исчезнуть, чтобы дать нам с Виолетой побыть наедине, позволить нам заново привыкнуть друг к другу – ведь я еще не до конца освоился с нашим новым положением семейного трио. Джейн рассказывала, что здесь нередки случаи союза двух мужчин и одной женщины, хотя в таком сочетании мужчины обычно бывают бисексуалами. По крайней мере, в Голландии это представлялось самым обычным делом. Сглотнув, я заканчивал подобные разговоры словами:
– Со мной бы это не прошло.
Все дело в «эго», в нашем «я». Но все переменится, ведь когда владеешь всем, не владеешь ничем.
Да, все мы – эгоисты, стяжатели и завистники, пока защищаем то, чем владеем. Мы не желаем, чтобы нас лишили нашей собственности – материальной или духовной, и, когда она оказывается под угрозой, способны пойти даже на убийство, лишь бы не утратить того, что нам принадлежит. Но в тот миг, когда слово «мое» исчезнет из наших помыслов, все переменится.
* * *
Виолета поцеловала меня.
Мне уже не верилось, что она меня любит, но на такие пылкие и нежные объятия способна только верная возлюбленная. Выглядела она потрясающе. Глаза ее блестели так, что на мои навернулись слезы – это счастье мое переливалось через край. На губах Виолеты, в ее слюне было нечто, подействовавшее на меня наподобие эликсира.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63