— Многие лета Сесострису! — крикнул один воин, слова которого тотчас же подхватили его товарищи.
Под звуки ликующих криков толпы царь и правитель провинции вошли во дворец.
— Я никогда не думал, Великий Царь, что вы простираете свою власть и на шакала Уп-Уаут!
— Ты не знаешь, что он является частью тех божественных сил, которые участвуют в таинствах Осириса, исполняемых фараоном. Скажи: не ты ли, находившийся под его покровительством и не знавший истинной его природы, являешься тем преступником, который покусился уничтожить акацию великого бога?
Правитель провинции был так изумлен, что Сесострис вполне уверился в его искренности.
— Великий Царь, кто совершит такое святотатство, тот погубит навеки свое имя! Я же хочу, чтобы мое имя жило в моем вечном жилище, где, благодаря ритуалам, я стану сопричастным Осирису. Я знаю, что его акация символизирует воскресение, на которое надеются справедливые. Вашим именем и именем моих предков, которые проклянут меня, если я лгу, клянусь, что я не виновен!
Во время большого пира, устроенного, чтобы отпраздновать возвращение провинции Уп-Уаут в лоно Египта под властью Сесостриса, атмосфера была тем более непринужденной, что многие ранее опасались кровавого конфликта. За стол пригласили и пастуха со многими крестьянами, которые впервые попробовали там блюда, о которых не могли даже мечтать.
— Какие у тебя отношения с твоим соседом, правителем провинции Укхом? — спросил фараон у своего нового слуги.
— Отвратительные, Великий Царь. Мы делим между собой землю, носящую имя — «Земля Гранатового дерева и Рогатой змеи», но нам не удалось договориться друг с другом, чтобы объединить нашу администрацию и нашу армию. Каждый ревниво следит за своим участком земли, и мы много раз едва не вступали друг с другом в войну.
— Способен ли он понять то, что понял ты?
— Безо всякого сомнения, нет, Великий Царь! Укх горд и упрям. Если говорить откровенно, я бы не хотел, чтобы мои воины оказались втянуты в конфликт с его армией. Будут убитые, будет много убитых!
— Я попытаюсь избежать конфликта, но я должен продолжать усилия по объединению страны. Именно наша разобщенность и позволила силам зла атаковать акацию Осириса. Когда все провинции снова заживут в гармонии друг с другом, наши шансы оттолкнуть силы зла в значительной степени возрастут.
Уп-Уаут склонил голову.
— Никакие речи не смогут лучше убедить меня в обоснованности вашей тактики, Великий Царь. Ваш успех связан с тем, что вы знаете тайные пути, открытые шакалом. Как и я, Укх считает себя самым сильным, и он очень дорожит своим достоянием.
— Одно из имен фараона — «Пчелиный», — напомнил Сесострис. — Укх должен помнить, что каждый человек имеет собственное предназначение и вносит свой «мед» в общее богатство, но и о том, что улей важнее пчелы. Без улья, без Великого Дома, где каждый египтянин находит себе место, не сможет жить ни дух, ни тело.
Генерал Несмонту был изумлен: воины Уп-Уаута слушались его приказаний так покорно, словно он всегда был их начальником. Ни одного недисциплинированного движения, ни одного возмущения. Это были прекрасно обученные профессионалы, которым хотелось, чтобы ими хорошо командовали, и они сами получали удовлетворение от службы.
Входя в помещение, отведенное на царском корабле для собраний малого совета, старый солдат спрашивал себя, дойдет ли до завершения это неслыханное путешествие, задуманное сувереном.
— Не стоит ли распространить новость о подчинении Уп-Уаута? — спросил Сехотеп. — Я понимаю, что это функция Медеса и что Медес уехал в Мемфис, но мы можем отправить к нему вестников — в надежде, что хотя бы один из них доберется до порта назначения.
— Это бесполезно, — рассудил Сесострис. — Ни один из трех правителей провинций, с которыми мы теперь будем иметь дело, не примет это событие во внимание.
— Я разделяю точку зрения царя, — сказал Несмонту. — Укх — животное, Джехути тверд как гранит, а Хнум-Хотеп — честолюбец, который не откажется ни от одной из своих прерогатив! С этими тремя обсуждение вопроса невозможно.
— Но, по крайней мере, они будут потрясены успехом царского предприятия, — заметил Сехотеп. — И переговоры вовсе не обязательно обречены на провал.
— Наш следующий этап совсем близок, — напомнил Сесострис. — Речь идет всего лишь о второй части провинции Гранатового дерева и Рогатой змеи. Не будем терять время в напрасных обсуждениях.
— Вы хотите ударить всей армией? — спросил Несмонту.
— Мы будем продолжать применять мой метод, — решительно подытожил фараон.
54
Юная жрица со звездой-лотосом о семи лепестках на голове, одетая в платье из шкуры пантеры, усеянное кругами с пятилучевыми звездами внутри, записывала благодатные слова царицы Египта, приехавшей возглавить общину семи Хатхор.
Почерк жрицы был тонким и точным, а написанный ею текст так прекрасен, что удостоился занять место в сокровищнице женской общины. Этот, согласно священному выражению, «иной способ сказать» будет передан потом будущим поколениям, чтобы обогатить их мысль. Так, эзотерическая традиция останется жить после смерти тех людей, которые сформулировали ее в момент божественной благодати.
Когда посвященные вслед за царицей покинули храм, смутные сомнения стали мучить юную жрицу. Почему царица предсказала ей, что она должна будет оставить это святилище, чтобы дать опасный бой? Почему умерший верховный жрец мужской общины тоже говорил ей об ужасных врагах, с которыми ей придется сражаться?
С раннего отрочества ее завораживал мир храма. По сравнению с таинствами, которые были сокрыты в храме, внешний мир казался ей блеклым. А во время изучения иероглифов будущая жрица в восхищении погрузилась в игру творческих сил и смыслов, которую порождали знаки-матрицы. Записывая имена божеств, она обнаружила их тайную природу; например, имя богини Хатхор означало «храм» — священное место, где сиял немеркнущий свет посвящения. Кроме того, в первую часть имени — Хат — было помещено понятие созидающего и питающего Слова. Семь Хатхор, семь жриц как раз и питали свет Словом во всех его формах — от ритуальных заклинаний до музыки.
Каждый переход в иную степень посвящения был для юной жрицы суровым физическим и духовным испытанием, но она не жалела ни сил, ни труда, необходимых, чтобы идти вперед по этому пути. Разве источники радости не неисчерпаемы?
Однако смущение она испытывала впервые. И это смущение не могли рассеять ни сон, ни повседневные занятия.
Каждое утро и каждый вечер женская община исполняла музыку, чтобы поддержать движение соков в акации Осириса, состояние которой не улучшалось. И новое чувство, которое юная жрица никак не могла заглушить, иногда мешало ей сосредоточиться.
Она отправилась на строительство вечного жилища Сесостриса, где один каменотес поранился из-за сломавшегося орудия труда. Конечно, это было небольшое происшествие, но оно еще больше омрачило настроение, потому что этот ремесленник был опытным мастером и чувствовал себя униженным.
Жрица продезинфицировала рану настойкой календулы, потом наложила медовый компресс, который прибинтовала льняной повязкой.
— Количество несчастных случаев все растет, — пожаловался начальник строительных работ. — Я предпринимаю все больше мер предосторожности, но без особого успеха. Работы идут все медленней, и некоторые считают, что строительство заколдовано. Не можете ли вы вмешаться, чтобы разуверить мастеров?
— Я сегодня же поговорю с верховным жрецом.
Поскольку юная жрица должна была передать копию своего текста Безволосому, которому надлежало поместить папирус в архив Дома Жизни, она попросила его помощи.
— Это строительство беспокоит и меня, — признался он. — Лучшим решением было бы повторить ритуал с красной лентой, которая связывает черные силы.
— А если его окажется недостаточно?
— У нас в резерве есть и другое оружие, и мы будем бороться до конца. Пойдем со мной к акации.
Он понес вазу с водой, она — вазу с молоком. Друг за другом они медленно вылили жидкость к подножию больного дерева. Только одна зеленевшая ветка, казалось, была здоровой, но теперь от всей этой местности исходила глубокая грусть, а раньше от него веяло благодатным покоем.
— Умножим наши поиски, — предложил Безволосый. — С завтрашнего дня присоединишься ко мне в библиотеке. Изучая старинные тексты, мы, возможно, найдем полезные рекомендации.
Жрица порадовалась этому поручению, которое займет ее ум. Но когда она вернулась на половину, где жила женская община, ею снова овладели прежние тревоги.
— Тебя желает видеть царица, — предупредила ее одна из сестер.
Супруга фараона и юная жрица медленно шли по аллее, вдоль которой рядами были расположены небольшие храмы и стелы, посвященные Осирису.
— Что тебя мучает?
— Я не больна, Великая Царица. Просто немного устала и...
— От меня ты не имеешь права что-либо скрывать. Какой вопрос тебя тревожит?
— Я спрашиваю себя, достаточно ли я сильна, чтобы идти по этому пути.
— Разве это не твое самое сильное желание?
— Конечно, Великая Царица, но мои слабости так многочисленны, что могут стать препятствием.
— Эти слабости составляют часть тех препятствий, которые предстоит победить, и ни в коем случае не должны служить тебе причиной, чтобы уклониться.
— Разве все, что удаляет меня от храма, не составляет опасности?
— Наш устав не обязывает тебя жить в заточении. Большая часть жрецов и жриц имеют семьи, некоторые же выбрали одинокую жизнь.
— Разве брак с существом, далеким от храма, не будет заблуждением?
— Здесь нет строгого правила. Тебе самой предстоит предпочесть то, что усиливает твой огонь, и избежать того, что его охлаждает. Но главное — никогда не хитри сама с собой и не пытайся себе лгать. В противном случае ты потеряешься в бескрайней пустыне и дверь храма перед тобой закроется.
Когда царица покинула Абидос, юная жрица снова подумала о том юноше, которого она повстречала в жизни на такой краткий миг и которого, скорее всего, больше никогда не увидит. Он был ей далеко не безразличен, он заставил родиться в ее душе некому странному чувству, которое медленно набирало силу. Она не должна была о нем думать, но ей больше не удавалось изгнать его из своей памяти. Может быть, со временем лицо этого юноши изгладится из ее воспоминаний?
Приехав в Абидос, Жергу констатировал, что наблюдение оставалось таким же суровым. Несколько солдат взошли на его корабль, потребовали показать приказ о его поездке сюда и самым тщательным образом проверили груз.
— Притирания, льняная ткань, сандалии — все это предназначено для общины постоянных жрецов, — уточнил Жергу. — Вот подробный список с печатью Верховного Казначея Сенанкха.
— Нужно проверить, соответствуют ли эти товары списку, — сухо сказал старший стражник.
— Разве вы не верите Верховному Казначею и его официальному представителю?
— Приказ есть приказ.
«Если я и сумею провезти на остров контрабандный товар, то только не через этот причал», — подумал Жергу. Солдат и стражников было слишком много, чтобы можно было подкупить их всех.
Следовало дожидаться конца проверки, а в конце ее, как и в первый раз, Жергу обыскали.
— Вы уедете тотчас же? — спросил старший стражник.
— Нет, я должен повидать жреца, чтобы вручить ему этот список, узнать, доволен ли он им, и принять новый заказ.
— Подождите в сторожке. Мы пошлем за ним.
Что ж, и в этот раз Жергу не удастся увидеть Абидос. Под присмотром двух стражей, ставших для него тюремщиками, с которыми он даже не попытался завязать какой-либо разговор, Жергу задремал.
Если он не встретится с тем же жрецом, его путешествие будет напрасным. Поскольку Жергу вовсе не был в курсе того, как управляется жреческая община, он опасался, что она вышлет к нему на переговоры другого жреца, вовсе не похожего на первого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49