Я оставил бы все ваши драгоценности в ящике и уехал из города в ту же ночь, еще до того, как полиция узнает, что кто-то в городе убит!
— Шшшш, не надо, — снова вмешался Боулз.
— Но вы хотите быть уверенным, что я не надую вас с кучей барахла из вашего сейфа...
— Ну, нет, но...
— ...что в общем-то естественно. Я сделал бы то же самое. Скажите мне только, где вы хотите, чтобы я сложил все это. Скажите мне, где имеются такие платные ящики. Укажите любое место, где имеются ящики, и я сложу там этот хлам и встречу вас с ключом, как только вы мне позвоните.
Боулз несколько мгновений думал, а затем сказал:
— Мейфейр-Билдинг. Там есть вертолеты, которые летают оттуда в аэропорт Франклина. Вы можете улететь оттуда сразу после завершения дела. Платные ящики находятся на сорок шестом этаже.
— Хорошо, — проговорил Эндрю, — у вас есть мой номер телефона. Я буду ждать вашего звонка. Вы мне позвоните после того, как будете уверены, что полицейские отстали от вас.
* * *
Идея была в том, чтобы представить ее женщиной, которая может свести мужчину с ума. Сама по себе попытка представить эту самую Дорис Франчески, или Френки, как ее настойчиво называл Эддисон, в качестве женщины, была большой натяжкой. Ей едва исполнилось шестнадцать лет, но Эддисон пытался убедить окружающих, что похотливые и сладострастные мысли о ней легко могут довести любого мужчину до тюрьмы. Замысел заключался в том, чтобы представить ее эдакой роковой женщиной, подчеркнуть ее женское коварство по отношению к мужчинам. Она в это время сидела на свидетельском месте, закидывала в волнении ногу на ногу и тут же возвращала их в исходное положение. У нее были длинные, прекрасные ноги.
На Френки была короткая, узкая черная кожаная юбка, черные колготки, черные сапоги на высоких каблуках и красная шелковая блузка в обтяжку. Она вся светилась юностью. Каждый раз, когда она меняла позу, присяжные позволяли себе бросить украдкой взгляд на ее ноги и соблазнительно облегающую коротенькую юбку. Ее длинные черные волосы были под стать черной юбке и черным колготкам. Они каскадом струились вокруг ее белого лица, на котором выделялись темные глаза. Полные и чувственные губы были подкрашены губной помадой под цвет блузы. Можно представить, как Доминик Ассанти впивался в эти губы и пьянел от воспоминаний о том, что они вытворяли у нее в прихожей.
Рассматривая ее, Луиза Карелла размышляла о том, что, если бы ее дочь посмела так одеться, в свои шестнадцать лет, она бы разбила ей голову. А что касается Анджелы, которая сидела рядом с матерью, то она думала, что после рождения двойняшек никогда не сможет так выглядеть, если, конечно, вообще когда-нибудь так выглядела. Карелла надеялся, что одетая как проститутка с Айнсли-авеню Френки не будет способствовать успеху Эддисона в этом деле. Очень надеялся.
— Можете вы сказать нам, — спросил Эддисон, — в какое время вы и мистер Ассанти были в прихожей вашей квартиры?
— Это было где-то между без четверти девять и двадцатью минутами десятого.
— Что вы делали в этот период времени, вы помните?
— Да, — ответила Френки.
— Расскажите нам, — попросил Эддисон и сделал широкий жест рукой в сторону присяжных, приглашая их слушать очередное свидетельское показание. Девять присяжных, — трое белых, четверо черных и двое испанцев, — вне зависимости от расы, вероисповедания и цвета кожи строили ей глазки. Три женщины, тоже присяжные, внимательно ее рассматривали, но Бог его знает, о чем они при этом думали.
— Мы обнимались, — ответила она.
— Под объятиями вы имеете в виду?.. Давайте по-другому. Френки, расскажите нам, что вы имеете в виду, когда говорите, что вы целовались?
— Ну, знаете. Целовались.
— Занимались ли вы еще чем-нибудь, кроме поцелуев?
— Да.
— Чем же вы занимались?
— Ну, возбуждали друг друга.
— Как вы это понимаете?
— Ну, вы сами знаете.
— Если это не раздражает вас, то не могли бы вы сказать точно, что вы понимаете под словом «возбуждение»?
— Я думаю, что это будет меня раздражать.
— В этом случае я снимаю свой вопрос. Как я понимаю, вы целовались и возбуждали друг друга в прихожей вашей квартиры в течение по меньшей мере сорока минут.
— Да.
— Что произошло потом?
— Мой отец позвал меня наверх, и мы расстались.
— Куда пошел мистер Ассанти?
— Домой.
— Как вы могли бы описать его состояние в тот момент?
— В какой момент?
— Когда он расстался с вами.
— Я думаю, что он был возбужден.
— Он сам свидетельствовал, что был полон мыслями о вас. Казался ли он возбужденным?
— Да, он казался очень возбужденным.
— Могли бы вы подобрать какое-либо другое слово, которое могло бы описать его состояние?
— Взволнован, выведен из равновесия?
— Чем выведен из равновесия?
— Ну, тем, что я не позволила ему... ну... вы понимаете.
— Итак, когда вы с ним расстались, он был возбужден, взволнован и выведен из равновесия.
— Я бы сказала, что он находился как раз в таком состоянии.
— Вы видели его после этого в тот вечер?
— Да, видела.
— Когда?
— Он вернулся десять минут спустя.
— Вернулся к вашему дому?
— Да.
— Он был все еще возбужденным, когда вернулся?
— Даже еще больше.
— Что вы имеете в виду?
— Ну, он был, вы понимаете, он не говорил, а как-то лепетал...
— Лепетал.
— Да.
— В таком нервном состоянии он говорил вам, что видел двух мужчин, выходивших из «Эй энд Эль Бейкери»?
— Нет. Он только сказал, что видел какого-то парня с пистолетом.
— Именно так и сказал?
— Да. Какой-то парень с пистолетом.
— Благодарю вас, у меня нет больше вопросов.
Лоуэлл медленно поднялся, кивнул, подошел к свидетельскому стенду и снова кивнул. Френки сняла ногу с ноги, а затем снова вернулась в ту же позу. Лоуэлл продолжал кивать.
— Мисс Франчески, — сказал он, — я не ошибаюсь, говоря, что в июле прошлого года вам было всего пятнадцать лет?
— Почти шестнадцать, — возразила она.
— Не важно, во всяком случае, вам еще не было шестнадцати лет.
— Мне исполнилось шестнадцать лет в ноябре.
— Следовательно, в то время оставалось три или четыре месяца до вашего шестнадцатилетия. Верно?
— Да.
— Вам было пятнадцать лет. Вы целовались и обнимались в вашей прихожей около получаса или даже около сорока минут. Что-то около этого...
— Мы не целовались так долго. Сначала мы только обнимались.
— Вы сказали, что это возбудило мистера Ассанти...
— Возражение, Ваша Честь.
— Вопрос отклонен.
— Вы сказали, что он возбудился...
— Да.
— И был взволнован.
— Да.
— И был выведен из равновесия.
— Да.
— А ваше состояние тоже можно было так охарактеризовать?
— Нет.
— Вы не были возбуждены?
— Я не была возбуждена. Нет.
— Даже несмотря на то, что вам было всего пятнадцать лет и вас возбуждали в течение тридцати, сорока минут?
— Мы не возбуждали друг друга все это время. Сперва мы просто целовались.
— Можете сказать, в течение какого времени вы возбуждали друг друга?
— Минут пятнадцать.
— Только пятнадцать минут. Это было привычным делом для вас? Возбуждаться в прихожей?
— Нет, это...
— Возражение, Ваша Честь!
— Куда вы клоните, мистер Лоуэлл?
— К тому, чтобы оценить состояние ума мисс Франчески в тот момент, Ваша Честь.
— Следует согласиться с вашим предложением. Продолжайте.
— Итак, возбуждение в прихожей не было привычным делом для вас?
— Если вы пытаетесь сказать...
— Просто отвечайте на мой вопрос. Возбуждение в прихожей было для вас привычным делом или нет?
— Нет, это не было для меня привычным делом. Я была уравновешенна, когда встречалась с Домом, именно поэтому...
— Но даже если и так, это все-таки не было для вас привычным делом. Следовательно, это не оказывало на вас такое возбуждающее воздействие, как на мистера Ассанти. Это верно?
— Ну...
— Это верно, мисс Франчески?
— Я не была так возбуждена, как он. Это верно.
— А до какой степени были возбуждены вы?
— Я была возбуждена, но определенно отдавала себе отчет в своих действиях.
— Были ли вы очень возбуждены, то есть возбуждены до такой степени, как мистер Ассанти?
— Думаю, вы можете считать, что я чувствовала себя очень возбужденной, но я еще...
— Вы были крайне возбуждены, то есть так же, как, по вашему свидетельству, был возбужден мистер Ассанти?
— Нет, я не была крайне возбуждена. И в любом случае, как бы я ни была возбуждена, к тому времени, когда Дом вернулся, я снова полностью контролировала свое состояние.
— Означает ли это, что раньше вы не контролировали свое поведение?
— Я контролировала свое поведение и раньше.
— Тогда зачем вам потребовалось восстанавливать контроль над своим поведением?
— Я не говорила, что...
— Вы сказали, что «снова контролировали свое поведение».
— Да, но...
— Это говорит о том, что раньше вы потеряли контроль над собой. Это верно?
— Только в том плане, что я была возбуждена.
— Достаточно возбуждены, чтобы потерять контроль, но недостаточно возбуждены, чтобы быть в состоянии крайнего возбуждения.
— Я не знала, что существует несколько уровней возбуждения, — сказала она и кивнула в сторону присяжных со сдержанным чувством собственного достоинства.
— Ну, очевидно, вы-то знаете о существовании таких уровней, — промолвил Лоуэлл. — Существует просто возбуждение, очень большое возбуждение и крайнее возбуждение. Существуют состояния взволнованности и расстройства. Все эти слова вы сами использовали в беседе для описания различных уровней возбуждения. Я теперь спрашиваю вас, мисс Франчески, возможно, вы сами были на таком уровне возбуждения, что...
— Возражение, Ваша Честь. Возможно все. Возможно, что в любой момент провалится потолок в помещении суда, возможно, что...
— Да, да, мистер Эддисон. Вопрос отклоняется.
— Мисс Франчески, были ли вы возбуждены до такой степени, что могли неправильно понять то, что вам рассказывал мистер Ассанти?
— Нет, я поняла его слова полностью. Он сказал о каком-то парне с пистолетом.
— Что вы сказали ему, когда он все вам рассказал?
— Я сказала, что он должен идти в полицию.
— И он пошел?
— Не думаю. Я думаю, что они нашли преступника позднее. По собственной инициативе.
— И после этого вы рассказали полицейским то, о чем вам говорил мистер Ассанти.
— Да.
— О том, о чем он свидетельствовал сразу после стрельбы.
— Да.
— А теперь скажите мне вот что. Когда детективы Уэйд и Бент спрашивали вас, вы знали, что они искали двух мужчин?
— Нет, не знала.
— Вы ведь помните беседу с ними вечером семнадцатого июля прошлого года, верно?
— Да, я помню эту беседу.
— Хорошо, они спрашивали вас о двух черных парнях, бежавших со стороны булочной?
— Они могли спрашивать меня об этом, но я не помню.
— Хорошо, может быть, это освежит вашу память, — сказал Лоуэлл и передал ей несколько листов бумаги. — Вы могли бы это прочитать? Не жалейте времени и тщательно ознакомьтесь с содержанием этого документа.
Он терпеливо ждал, пока она читала страницы документа, который он ей вручил. Когда она наконец закончила чтение, он спросил:
— Можете ли вы ответить мне, что вы только что прочитали?
— Это выглядит как протокол моей беседы с детективами.
— Да, и теперь вы припоминаете, что они спрашивали вас о двух черных мужчинах, бежавших со стороны булочной?
— Да, я думаю, что они спрашивали меня именно об этом.
— Так спрашивали или не спрашивали?
— Они спрашивали об этом.
— Хорошо, но вы тогда указали им на их неправильное представление?
— Какое неправильное представление?
— Вы сказали им, что не было никаких двух мужчин, бежавших в направлении от булочной, а был только один мужчина?
— Нет, я не говорила им этого.
— А почему? Разве тогда вы не ощущали потребности поправить их?
— Я рассказала им о том, что говорил мне Дом. Вот и все.
— Они спрашивали вас, видели ли вы двух мужчин, бежавших в этом направлении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
— Шшшш, не надо, — снова вмешался Боулз.
— Но вы хотите быть уверенным, что я не надую вас с кучей барахла из вашего сейфа...
— Ну, нет, но...
— ...что в общем-то естественно. Я сделал бы то же самое. Скажите мне только, где вы хотите, чтобы я сложил все это. Скажите мне, где имеются такие платные ящики. Укажите любое место, где имеются ящики, и я сложу там этот хлам и встречу вас с ключом, как только вы мне позвоните.
Боулз несколько мгновений думал, а затем сказал:
— Мейфейр-Билдинг. Там есть вертолеты, которые летают оттуда в аэропорт Франклина. Вы можете улететь оттуда сразу после завершения дела. Платные ящики находятся на сорок шестом этаже.
— Хорошо, — проговорил Эндрю, — у вас есть мой номер телефона. Я буду ждать вашего звонка. Вы мне позвоните после того, как будете уверены, что полицейские отстали от вас.
* * *
Идея была в том, чтобы представить ее женщиной, которая может свести мужчину с ума. Сама по себе попытка представить эту самую Дорис Франчески, или Френки, как ее настойчиво называл Эддисон, в качестве женщины, была большой натяжкой. Ей едва исполнилось шестнадцать лет, но Эддисон пытался убедить окружающих, что похотливые и сладострастные мысли о ней легко могут довести любого мужчину до тюрьмы. Замысел заключался в том, чтобы представить ее эдакой роковой женщиной, подчеркнуть ее женское коварство по отношению к мужчинам. Она в это время сидела на свидетельском месте, закидывала в волнении ногу на ногу и тут же возвращала их в исходное положение. У нее были длинные, прекрасные ноги.
На Френки была короткая, узкая черная кожаная юбка, черные колготки, черные сапоги на высоких каблуках и красная шелковая блузка в обтяжку. Она вся светилась юностью. Каждый раз, когда она меняла позу, присяжные позволяли себе бросить украдкой взгляд на ее ноги и соблазнительно облегающую коротенькую юбку. Ее длинные черные волосы были под стать черной юбке и черным колготкам. Они каскадом струились вокруг ее белого лица, на котором выделялись темные глаза. Полные и чувственные губы были подкрашены губной помадой под цвет блузы. Можно представить, как Доминик Ассанти впивался в эти губы и пьянел от воспоминаний о том, что они вытворяли у нее в прихожей.
Рассматривая ее, Луиза Карелла размышляла о том, что, если бы ее дочь посмела так одеться, в свои шестнадцать лет, она бы разбила ей голову. А что касается Анджелы, которая сидела рядом с матерью, то она думала, что после рождения двойняшек никогда не сможет так выглядеть, если, конечно, вообще когда-нибудь так выглядела. Карелла надеялся, что одетая как проститутка с Айнсли-авеню Френки не будет способствовать успеху Эддисона в этом деле. Очень надеялся.
— Можете вы сказать нам, — спросил Эддисон, — в какое время вы и мистер Ассанти были в прихожей вашей квартиры?
— Это было где-то между без четверти девять и двадцатью минутами десятого.
— Что вы делали в этот период времени, вы помните?
— Да, — ответила Френки.
— Расскажите нам, — попросил Эддисон и сделал широкий жест рукой в сторону присяжных, приглашая их слушать очередное свидетельское показание. Девять присяжных, — трое белых, четверо черных и двое испанцев, — вне зависимости от расы, вероисповедания и цвета кожи строили ей глазки. Три женщины, тоже присяжные, внимательно ее рассматривали, но Бог его знает, о чем они при этом думали.
— Мы обнимались, — ответила она.
— Под объятиями вы имеете в виду?.. Давайте по-другому. Френки, расскажите нам, что вы имеете в виду, когда говорите, что вы целовались?
— Ну, знаете. Целовались.
— Занимались ли вы еще чем-нибудь, кроме поцелуев?
— Да.
— Чем же вы занимались?
— Ну, возбуждали друг друга.
— Как вы это понимаете?
— Ну, вы сами знаете.
— Если это не раздражает вас, то не могли бы вы сказать точно, что вы понимаете под словом «возбуждение»?
— Я думаю, что это будет меня раздражать.
— В этом случае я снимаю свой вопрос. Как я понимаю, вы целовались и возбуждали друг друга в прихожей вашей квартиры в течение по меньшей мере сорока минут.
— Да.
— Что произошло потом?
— Мой отец позвал меня наверх, и мы расстались.
— Куда пошел мистер Ассанти?
— Домой.
— Как вы могли бы описать его состояние в тот момент?
— В какой момент?
— Когда он расстался с вами.
— Я думаю, что он был возбужден.
— Он сам свидетельствовал, что был полон мыслями о вас. Казался ли он возбужденным?
— Да, он казался очень возбужденным.
— Могли бы вы подобрать какое-либо другое слово, которое могло бы описать его состояние?
— Взволнован, выведен из равновесия?
— Чем выведен из равновесия?
— Ну, тем, что я не позволила ему... ну... вы понимаете.
— Итак, когда вы с ним расстались, он был возбужден, взволнован и выведен из равновесия.
— Я бы сказала, что он находился как раз в таком состоянии.
— Вы видели его после этого в тот вечер?
— Да, видела.
— Когда?
— Он вернулся десять минут спустя.
— Вернулся к вашему дому?
— Да.
— Он был все еще возбужденным, когда вернулся?
— Даже еще больше.
— Что вы имеете в виду?
— Ну, он был, вы понимаете, он не говорил, а как-то лепетал...
— Лепетал.
— Да.
— В таком нервном состоянии он говорил вам, что видел двух мужчин, выходивших из «Эй энд Эль Бейкери»?
— Нет. Он только сказал, что видел какого-то парня с пистолетом.
— Именно так и сказал?
— Да. Какой-то парень с пистолетом.
— Благодарю вас, у меня нет больше вопросов.
Лоуэлл медленно поднялся, кивнул, подошел к свидетельскому стенду и снова кивнул. Френки сняла ногу с ноги, а затем снова вернулась в ту же позу. Лоуэлл продолжал кивать.
— Мисс Франчески, — сказал он, — я не ошибаюсь, говоря, что в июле прошлого года вам было всего пятнадцать лет?
— Почти шестнадцать, — возразила она.
— Не важно, во всяком случае, вам еще не было шестнадцати лет.
— Мне исполнилось шестнадцать лет в ноябре.
— Следовательно, в то время оставалось три или четыре месяца до вашего шестнадцатилетия. Верно?
— Да.
— Вам было пятнадцать лет. Вы целовались и обнимались в вашей прихожей около получаса или даже около сорока минут. Что-то около этого...
— Мы не целовались так долго. Сначала мы только обнимались.
— Вы сказали, что это возбудило мистера Ассанти...
— Возражение, Ваша Честь.
— Вопрос отклонен.
— Вы сказали, что он возбудился...
— Да.
— И был взволнован.
— Да.
— И был выведен из равновесия.
— Да.
— А ваше состояние тоже можно было так охарактеризовать?
— Нет.
— Вы не были возбуждены?
— Я не была возбуждена. Нет.
— Даже несмотря на то, что вам было всего пятнадцать лет и вас возбуждали в течение тридцати, сорока минут?
— Мы не возбуждали друг друга все это время. Сперва мы просто целовались.
— Можете сказать, в течение какого времени вы возбуждали друг друга?
— Минут пятнадцать.
— Только пятнадцать минут. Это было привычным делом для вас? Возбуждаться в прихожей?
— Нет, это...
— Возражение, Ваша Честь!
— Куда вы клоните, мистер Лоуэлл?
— К тому, чтобы оценить состояние ума мисс Франчески в тот момент, Ваша Честь.
— Следует согласиться с вашим предложением. Продолжайте.
— Итак, возбуждение в прихожей не было привычным делом для вас?
— Если вы пытаетесь сказать...
— Просто отвечайте на мой вопрос. Возбуждение в прихожей было для вас привычным делом или нет?
— Нет, это не было для меня привычным делом. Я была уравновешенна, когда встречалась с Домом, именно поэтому...
— Но даже если и так, это все-таки не было для вас привычным делом. Следовательно, это не оказывало на вас такое возбуждающее воздействие, как на мистера Ассанти. Это верно?
— Ну...
— Это верно, мисс Франчески?
— Я не была так возбуждена, как он. Это верно.
— А до какой степени были возбуждены вы?
— Я была возбуждена, но определенно отдавала себе отчет в своих действиях.
— Были ли вы очень возбуждены, то есть возбуждены до такой степени, как мистер Ассанти?
— Думаю, вы можете считать, что я чувствовала себя очень возбужденной, но я еще...
— Вы были крайне возбуждены, то есть так же, как, по вашему свидетельству, был возбужден мистер Ассанти?
— Нет, я не была крайне возбуждена. И в любом случае, как бы я ни была возбуждена, к тому времени, когда Дом вернулся, я снова полностью контролировала свое состояние.
— Означает ли это, что раньше вы не контролировали свое поведение?
— Я контролировала свое поведение и раньше.
— Тогда зачем вам потребовалось восстанавливать контроль над своим поведением?
— Я не говорила, что...
— Вы сказали, что «снова контролировали свое поведение».
— Да, но...
— Это говорит о том, что раньше вы потеряли контроль над собой. Это верно?
— Только в том плане, что я была возбуждена.
— Достаточно возбуждены, чтобы потерять контроль, но недостаточно возбуждены, чтобы быть в состоянии крайнего возбуждения.
— Я не знала, что существует несколько уровней возбуждения, — сказала она и кивнула в сторону присяжных со сдержанным чувством собственного достоинства.
— Ну, очевидно, вы-то знаете о существовании таких уровней, — промолвил Лоуэлл. — Существует просто возбуждение, очень большое возбуждение и крайнее возбуждение. Существуют состояния взволнованности и расстройства. Все эти слова вы сами использовали в беседе для описания различных уровней возбуждения. Я теперь спрашиваю вас, мисс Франчески, возможно, вы сами были на таком уровне возбуждения, что...
— Возражение, Ваша Честь. Возможно все. Возможно, что в любой момент провалится потолок в помещении суда, возможно, что...
— Да, да, мистер Эддисон. Вопрос отклоняется.
— Мисс Франчески, были ли вы возбуждены до такой степени, что могли неправильно понять то, что вам рассказывал мистер Ассанти?
— Нет, я поняла его слова полностью. Он сказал о каком-то парне с пистолетом.
— Что вы сказали ему, когда он все вам рассказал?
— Я сказала, что он должен идти в полицию.
— И он пошел?
— Не думаю. Я думаю, что они нашли преступника позднее. По собственной инициативе.
— И после этого вы рассказали полицейским то, о чем вам говорил мистер Ассанти.
— Да.
— О том, о чем он свидетельствовал сразу после стрельбы.
— Да.
— А теперь скажите мне вот что. Когда детективы Уэйд и Бент спрашивали вас, вы знали, что они искали двух мужчин?
— Нет, не знала.
— Вы ведь помните беседу с ними вечером семнадцатого июля прошлого года, верно?
— Да, я помню эту беседу.
— Хорошо, они спрашивали вас о двух черных парнях, бежавших со стороны булочной?
— Они могли спрашивать меня об этом, но я не помню.
— Хорошо, может быть, это освежит вашу память, — сказал Лоуэлл и передал ей несколько листов бумаги. — Вы могли бы это прочитать? Не жалейте времени и тщательно ознакомьтесь с содержанием этого документа.
Он терпеливо ждал, пока она читала страницы документа, который он ей вручил. Когда она наконец закончила чтение, он спросил:
— Можете ли вы ответить мне, что вы только что прочитали?
— Это выглядит как протокол моей беседы с детективами.
— Да, и теперь вы припоминаете, что они спрашивали вас о двух черных мужчинах, бежавших со стороны булочной?
— Да, я думаю, что они спрашивали меня именно об этом.
— Так спрашивали или не спрашивали?
— Они спрашивали об этом.
— Хорошо, но вы тогда указали им на их неправильное представление?
— Какое неправильное представление?
— Вы сказали им, что не было никаких двух мужчин, бежавших в направлении от булочной, а был только один мужчина?
— Нет, я не говорила им этого.
— А почему? Разве тогда вы не ощущали потребности поправить их?
— Я рассказала им о том, что говорил мне Дом. Вот и все.
— Они спрашивали вас, видели ли вы двух мужчин, бежавших в этом направлении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47