При смене угла зрения Иванова представилась нам осьминогом, его отвратительно грязно-коричневого цвета присоски тянулись к душам подследственных. Но глаза-то смотрели на меня и Олега не звериные, а человеческие – большие, серые, любопытные, ищущие признания женских достоинств!..
Я понимал, что коричневый цвет – это, конечно, затемненный желто-красный. Такой колорит легко возникает, если подмешать к красно-желтому черный цвет. Тогда импульсивная жизненная сила красного цвета «замирает», иначе говоря, тускнеет, сдерживается, блекнет…
Да, у этой женщины было не все так просто в жизни: и выбор профессии следователя МВД – это непростой выбор, а рывок от отчаянья! Серый цвет – вопль индифферентности, попытка отгородиться от всех и вся. Однако, таким цветом глаз нашего следователя наградила судьба, это не следствие ее собственного выбора. Правда, она могла накладными линзами изменить цвет глаз – тогда возникнет эффект искусственности самой сути этой женщины, а все следствие сразу же полетит в тартарары.
Я впился глазами в ее глаза: не было у женщины никаких накладных линз. Да и зачем, собственно говоря, смазливой мордашке и аппетитному телу прятаться за «серое»? Слов нет – это награда Бога всему ее генетическому «змею». Но вот за что такая награда послана? Да даже не это важно! Важно с любовью ли она приняла такую награду, не страдает ли, не бранит ли судьбу-злодейку.
Однако, какого черта я рванул с места в карьер? Следователь, также как и преступник, постепенно раскроется, обнажит свою душу. Необходимо немного подождать, а пока займемся расшифровкой не личности, а «наличности»…
Я стал глубже разворачивать тест Люшера… «Коричневый» на каком-то жизненном рубеже теряет активный, экспансивный импульс и жизненную ударную силу, диктуемую красным цветом. На таком «переодетом коричневом» душевном одеянии скользят и шлепаются навзничь и любовь, и отношение к собственному теле, к здоровью. Женщина может носить в себе хроническое заболевание, даже не отдавая себе отчета в силе трагедии, уже нависшей над ее головой. А в сексуальных отношениях такую покалеченную душу могут преследовать одни ошибки и разочарование… На кой черт ей был нужен этот коричневый костюм, никак не сочетающийся с серыми глазами. Дисгармония во внешнем приводит к фальши и во внутреннем. Она лукавит, не ведая того, даже с самой собой, не говоря уже про окружающих…
Коричневый «спрут» компенсируется на притязаниях другого вида и ранга, чем личное счастье. Да она, Елизавета Генриховна, и понятия не имеет, скорее всего, о том, что такое «личное счастье». Она питается в любви «консервами», грызет сухие «галеты», запивает всю эту гадость «газированной водой»…
Ее организм слишком перенапрягается подавлением чувственного и сексуального, чрезмерным честолюбием. Но на такой почве легко возникают и сексуальные излишества, тоже, конечно, с патологической экспрессией. Пытливые исследователи давно выяснили, что употребляющие наркотики лица отдают предпочтение коричневому цвету. Во всех смыслах предпочтение коричневого цвета – свидетельство того, что личность на пути к регрессии в земной, личной жизни. Такие женщины сторонятся здравого смысла во всем, в том числе, и в работе! Чтобы заглушить голос рассудка, они ищут отдушину в примитиве – в дружбе с примитивными инстинктами и примитивными личностями…
Теперь ковырнем эту заразу через серый цвет: если он ей по душе, то это означает, что Елизавета Генриховна склонна предлагать «нейтралитет». Она выстраивает четкую «границу» в вынужденных взаимоотношениях: она не будет сама раскрываться собеседнику и позволять ему зайти так далеко, чтобы раскусить суть ее стервозности, добраться до печенки злобного спрута, живущего в этом красивом фантоме.
Но возможен и другой вариант: она отрицает серый цвет! Тогда, в силу готовности к примитивным возбуждениям, она сама будет предлагать свои услуги дабы не быть обойденной в чем-то для нее важном. Скорее всего, именно так подловил ее «покровитель». А она продолжает выгребать все возможности, чтобы быстрее добиться цели и тем самым обрести благополучие, спокойствие, душевное равновесие.
Теперь, проведя пусть скоротечный, «пилотный анализ», я стал чувствовать себя увереннее. Но какая-то тяжесть еще с утра давила на мою душу, повышая необъяснимую тревожность. Я взглянул на Олега и понял, что мой самый дорогой друг находится примерно в таком же состоянии…
Эта баба-следователь, сомнений нет, могла принять нашу «раздавленность» и нарастающую отрешенность за желание «колоться». О том, скорее всего, она и шепталась так долго в коридоре с тем болваном с погонами подполковника милиции. Я не удивлюсь, если эта «сладкая парочка» сейчас предпримет «экстренное потрошение» или подбросит нам какого-нибудь полудохлого «живца». Наверняка подполковник с таким легкомысленными официальными позывными – Юрий Валентинович Егоров сейчас уже побежал по кабинетам готовить «театр»!..
Мы переглянулись с Олегом и без слов обо всем договорились: уходим в глухую защиту! А кретины в погонах пусть «тянут пустышку», пусть бесятся, грозят, аукают и собирают громы на наши головы…
Словно в подтверждение нашей версии, открылась дверь кабинета: на пороге стоял знакомый нам сержант – тот приятный парень, стороживший наше благополучие, когда мы дремали в «обезьяннике», задержанные не так давно ночью после пожара в нашем дворе. Парень доложил следователю:
– Товарищ капитан, сержант Петров в ваше распоряжение прибыл.
На нас парень посмотрел вскользь, видимо, лишь для того, чтобы оценить степень нашей агрессивности, вызванной нарастающей раскруткой следственного спектакля. Он был, скорее всего, прислан охранять следователя. Однако – эка штучка! Она уже успела дослужиться до капитана: я полагал, что не за успехи в раскрытии сложных преступлений так быстро «летели звания», а только за «отзывчивую любовь» к покровителю…
Парень не ел нас глазами, но я почему-то подумал, что его появление здесь – не случайность. Через него майор Колесников мог спокойно контролировать все происходящее в кабинете – наверняка сержант «вооружен» микрофоном и передаточным устройством. Нас обязательно «пасет» Павел Олегович, и «подкрепление» явится как только в том возникнет необходимость… Сержант же был умным человеком и пока не выдавал себя. Достаточно, что сам майор сделал капитану-следователю замаскированное предупреждение – «Границу не переходить!» Но «дама», видимо, спелась с подполковником Егоровым, и теперь они совместно будут пытаться «наломать дров». Иначе и быть не могло – эти двое мечтали о карьере и предпочитали делать ее быстро – лететь, как говорится, на всех парусах…
Словно в подтверждение моего предположения на «линии огня» появилось еще одно действующее лицо: дверь, заскрипев, зашевелилась и на пороге выросла несколько женоподобная фигура высокорослого остолопа в гражданском. Видимо, вошедший не отличался большим умом, но предполагал, что все должны его почитать и привечать только потому, что он работает в милиции.
– Старший лейтенант Семенов по приказанию подполковника Егорова в ваше распоряжение явился.
Трудно было придумать медвежью услугу, более нелепую в данный момент, чем та, которую сотворил Семенов. Елизавету Генриховну натурально перекосило, но она все же сумела замаскировать смущение чувств вымученной улыбкой благодарности за «мужскую поддержку»…
– Михаил Евгеньевич, – выдавила из себя слова благодарности несколько растерянная женщина, – я всегда рада коллективному сотрудничеству, взаимопониманию между всеми службами нашего отделения…
Дальше уже было необходимо нести всякую оправдательную чушь, но даже Иванова поняла, что этого делать не следует…
Семенов был туповат больше нормы, рассчитанной на те функции, которые этот пингвин выполнял в отделе. О «бездорожье» в его голове свидетельствовало хотя бы то, что он подкрашивал волосы каким-то дрянным красителем, носил форсистые ботиночки и цветастые галстуки потрясающе-нелепого вида. Подчеркнуть мнимую крепость мышц, старший лейтенант пытался, обличаясь в костюм, примерно на размер меньший, чем требовалось по его габаритам. Но не мускулистость, а раннее ожирение становилось очевиднее. Казалось, что этот ихтиозавр – результат раскопок где-нибудь в районе провинциального городка Ленинградской области – скажем, в Любане. Здесь он насытился сельской культурой и средним образованием, получил навык ощущения «первого парня на деревне», от чего не мог избавиться всю оставшуюся жизнь. Так он и шел по жизни: застряв в образе самовлюбленного демагога, знакомого кое с чем только на уровне оглавления из учебников для вуза. Но тем не менее, Семенов страшно любил болтать на философские, юридические и прочие темы, не понимая толком в них ни черта. Ему было неведомо, что профессионализм – это проникновение вглубь, а не скольжение по поверхности в ширину. В мышлении у таких типов отсутствует система, но зато присутствует систематическая интрига, хотя бы для того чтобы полакомиться наблюдением из-за угла развитием последующих событий. Хорошо, что Бог наградил его властной супругой, – отменно скроенной и крепко сбитой хохлушкой, – умевшей брать бестолкового говоруна за яйца и изредка наставлять его душу и мысли на путь праведный!.. У таких мужей даже машину водит сама супруга, не доверяя благоверному руль семейного транспортного средства. В порядке компенсации, обездоленные мужья порой «дичают», то есть пытаются выйти из-под контроля жены. Они заводят сопливенький скоротечный адюльтер, а на работе пытаются изображать из себя крутых администраторов, за что в конце концов получают от общественности по мурсалам…
Вот тут-то я вдруг и вспомнил, где же я видел нечто подобное – по сути, естественно, по логике предательства и лишения здравого смысла. Были и еще какие-то «параллели»?.. Я нырнул в прошлое, и из него неспешно выплыли картины моих «трудовых будней» – все это было еще тогда, когда я трудился в таком смешном и бездарном заведении, как Фонд обязательного медицинского грабежа… Именно там я и встретил что-то подобное, похожее вроде бы на современного человека…
К сожалению, никто почему-то до сих пор не объяснил нашему президенту и председателю правительства все, что касается вредности такой организации, как медицинское страхование на российский манер: нашего аборигена рано перемещать на рельсы «материальной заинтересованности» в заботе о здоровье. Нет у него американской или немецкой сноровки в денежных расчетах. Да, к тому же, то, что подарили наши стратеги от здравоохранения народу, совершенно не подходит для реальной жизни. Разумное сочетание функций государственной системы здравоохранения (в наибольшем объеме – для стариков, детей, другого неработающего населения) с частной и страховой медициной способно принести больше пользы в деле охраны общественного здоровья. Сейчас же происходит идиотское надувательство несчастных граждан, беззастенчивый обман неразвитого сознания населения, а заодно и государства в целом. Денежные крохи, отпускаемые на медицину, не идут прямым потоком в больницы и поликлиники, а заметно «поедаются» многоступенчатыми передаточными структурами – страховыми фондами и компаниями. Так вот, в том Фонде, где и мне пришлось трудиться, дурил народ тоже некто Егоров и Семенов. Имена и отчества жуликов, конечно, сейчас я вспомнить не мог, да и стоит ли помнить о говнюках. Они «изобретали» трудности и выстраивали преграды на пути несчастных больных к доброкачественной медицине.
Беда, на мой взгляд, состояла в том, что к руководству тем фондом привлекали совершенно неподготовленных людей:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
Я понимал, что коричневый цвет – это, конечно, затемненный желто-красный. Такой колорит легко возникает, если подмешать к красно-желтому черный цвет. Тогда импульсивная жизненная сила красного цвета «замирает», иначе говоря, тускнеет, сдерживается, блекнет…
Да, у этой женщины было не все так просто в жизни: и выбор профессии следователя МВД – это непростой выбор, а рывок от отчаянья! Серый цвет – вопль индифферентности, попытка отгородиться от всех и вся. Однако, таким цветом глаз нашего следователя наградила судьба, это не следствие ее собственного выбора. Правда, она могла накладными линзами изменить цвет глаз – тогда возникнет эффект искусственности самой сути этой женщины, а все следствие сразу же полетит в тартарары.
Я впился глазами в ее глаза: не было у женщины никаких накладных линз. Да и зачем, собственно говоря, смазливой мордашке и аппетитному телу прятаться за «серое»? Слов нет – это награда Бога всему ее генетическому «змею». Но вот за что такая награда послана? Да даже не это важно! Важно с любовью ли она приняла такую награду, не страдает ли, не бранит ли судьбу-злодейку.
Однако, какого черта я рванул с места в карьер? Следователь, также как и преступник, постепенно раскроется, обнажит свою душу. Необходимо немного подождать, а пока займемся расшифровкой не личности, а «наличности»…
Я стал глубже разворачивать тест Люшера… «Коричневый» на каком-то жизненном рубеже теряет активный, экспансивный импульс и жизненную ударную силу, диктуемую красным цветом. На таком «переодетом коричневом» душевном одеянии скользят и шлепаются навзничь и любовь, и отношение к собственному теле, к здоровью. Женщина может носить в себе хроническое заболевание, даже не отдавая себе отчета в силе трагедии, уже нависшей над ее головой. А в сексуальных отношениях такую покалеченную душу могут преследовать одни ошибки и разочарование… На кой черт ей был нужен этот коричневый костюм, никак не сочетающийся с серыми глазами. Дисгармония во внешнем приводит к фальши и во внутреннем. Она лукавит, не ведая того, даже с самой собой, не говоря уже про окружающих…
Коричневый «спрут» компенсируется на притязаниях другого вида и ранга, чем личное счастье. Да она, Елизавета Генриховна, и понятия не имеет, скорее всего, о том, что такое «личное счастье». Она питается в любви «консервами», грызет сухие «галеты», запивает всю эту гадость «газированной водой»…
Ее организм слишком перенапрягается подавлением чувственного и сексуального, чрезмерным честолюбием. Но на такой почве легко возникают и сексуальные излишества, тоже, конечно, с патологической экспрессией. Пытливые исследователи давно выяснили, что употребляющие наркотики лица отдают предпочтение коричневому цвету. Во всех смыслах предпочтение коричневого цвета – свидетельство того, что личность на пути к регрессии в земной, личной жизни. Такие женщины сторонятся здравого смысла во всем, в том числе, и в работе! Чтобы заглушить голос рассудка, они ищут отдушину в примитиве – в дружбе с примитивными инстинктами и примитивными личностями…
Теперь ковырнем эту заразу через серый цвет: если он ей по душе, то это означает, что Елизавета Генриховна склонна предлагать «нейтралитет». Она выстраивает четкую «границу» в вынужденных взаимоотношениях: она не будет сама раскрываться собеседнику и позволять ему зайти так далеко, чтобы раскусить суть ее стервозности, добраться до печенки злобного спрута, живущего в этом красивом фантоме.
Но возможен и другой вариант: она отрицает серый цвет! Тогда, в силу готовности к примитивным возбуждениям, она сама будет предлагать свои услуги дабы не быть обойденной в чем-то для нее важном. Скорее всего, именно так подловил ее «покровитель». А она продолжает выгребать все возможности, чтобы быстрее добиться цели и тем самым обрести благополучие, спокойствие, душевное равновесие.
Теперь, проведя пусть скоротечный, «пилотный анализ», я стал чувствовать себя увереннее. Но какая-то тяжесть еще с утра давила на мою душу, повышая необъяснимую тревожность. Я взглянул на Олега и понял, что мой самый дорогой друг находится примерно в таком же состоянии…
Эта баба-следователь, сомнений нет, могла принять нашу «раздавленность» и нарастающую отрешенность за желание «колоться». О том, скорее всего, она и шепталась так долго в коридоре с тем болваном с погонами подполковника милиции. Я не удивлюсь, если эта «сладкая парочка» сейчас предпримет «экстренное потрошение» или подбросит нам какого-нибудь полудохлого «живца». Наверняка подполковник с таким легкомысленными официальными позывными – Юрий Валентинович Егоров сейчас уже побежал по кабинетам готовить «театр»!..
Мы переглянулись с Олегом и без слов обо всем договорились: уходим в глухую защиту! А кретины в погонах пусть «тянут пустышку», пусть бесятся, грозят, аукают и собирают громы на наши головы…
Словно в подтверждение нашей версии, открылась дверь кабинета: на пороге стоял знакомый нам сержант – тот приятный парень, стороживший наше благополучие, когда мы дремали в «обезьяннике», задержанные не так давно ночью после пожара в нашем дворе. Парень доложил следователю:
– Товарищ капитан, сержант Петров в ваше распоряжение прибыл.
На нас парень посмотрел вскользь, видимо, лишь для того, чтобы оценить степень нашей агрессивности, вызванной нарастающей раскруткой следственного спектакля. Он был, скорее всего, прислан охранять следователя. Однако – эка штучка! Она уже успела дослужиться до капитана: я полагал, что не за успехи в раскрытии сложных преступлений так быстро «летели звания», а только за «отзывчивую любовь» к покровителю…
Парень не ел нас глазами, но я почему-то подумал, что его появление здесь – не случайность. Через него майор Колесников мог спокойно контролировать все происходящее в кабинете – наверняка сержант «вооружен» микрофоном и передаточным устройством. Нас обязательно «пасет» Павел Олегович, и «подкрепление» явится как только в том возникнет необходимость… Сержант же был умным человеком и пока не выдавал себя. Достаточно, что сам майор сделал капитану-следователю замаскированное предупреждение – «Границу не переходить!» Но «дама», видимо, спелась с подполковником Егоровым, и теперь они совместно будут пытаться «наломать дров». Иначе и быть не могло – эти двое мечтали о карьере и предпочитали делать ее быстро – лететь, как говорится, на всех парусах…
Словно в подтверждение моего предположения на «линии огня» появилось еще одно действующее лицо: дверь, заскрипев, зашевелилась и на пороге выросла несколько женоподобная фигура высокорослого остолопа в гражданском. Видимо, вошедший не отличался большим умом, но предполагал, что все должны его почитать и привечать только потому, что он работает в милиции.
– Старший лейтенант Семенов по приказанию подполковника Егорова в ваше распоряжение явился.
Трудно было придумать медвежью услугу, более нелепую в данный момент, чем та, которую сотворил Семенов. Елизавету Генриховну натурально перекосило, но она все же сумела замаскировать смущение чувств вымученной улыбкой благодарности за «мужскую поддержку»…
– Михаил Евгеньевич, – выдавила из себя слова благодарности несколько растерянная женщина, – я всегда рада коллективному сотрудничеству, взаимопониманию между всеми службами нашего отделения…
Дальше уже было необходимо нести всякую оправдательную чушь, но даже Иванова поняла, что этого делать не следует…
Семенов был туповат больше нормы, рассчитанной на те функции, которые этот пингвин выполнял в отделе. О «бездорожье» в его голове свидетельствовало хотя бы то, что он подкрашивал волосы каким-то дрянным красителем, носил форсистые ботиночки и цветастые галстуки потрясающе-нелепого вида. Подчеркнуть мнимую крепость мышц, старший лейтенант пытался, обличаясь в костюм, примерно на размер меньший, чем требовалось по его габаритам. Но не мускулистость, а раннее ожирение становилось очевиднее. Казалось, что этот ихтиозавр – результат раскопок где-нибудь в районе провинциального городка Ленинградской области – скажем, в Любане. Здесь он насытился сельской культурой и средним образованием, получил навык ощущения «первого парня на деревне», от чего не мог избавиться всю оставшуюся жизнь. Так он и шел по жизни: застряв в образе самовлюбленного демагога, знакомого кое с чем только на уровне оглавления из учебников для вуза. Но тем не менее, Семенов страшно любил болтать на философские, юридические и прочие темы, не понимая толком в них ни черта. Ему было неведомо, что профессионализм – это проникновение вглубь, а не скольжение по поверхности в ширину. В мышлении у таких типов отсутствует система, но зато присутствует систематическая интрига, хотя бы для того чтобы полакомиться наблюдением из-за угла развитием последующих событий. Хорошо, что Бог наградил его властной супругой, – отменно скроенной и крепко сбитой хохлушкой, – умевшей брать бестолкового говоруна за яйца и изредка наставлять его душу и мысли на путь праведный!.. У таких мужей даже машину водит сама супруга, не доверяя благоверному руль семейного транспортного средства. В порядке компенсации, обездоленные мужья порой «дичают», то есть пытаются выйти из-под контроля жены. Они заводят сопливенький скоротечный адюльтер, а на работе пытаются изображать из себя крутых администраторов, за что в конце концов получают от общественности по мурсалам…
Вот тут-то я вдруг и вспомнил, где же я видел нечто подобное – по сути, естественно, по логике предательства и лишения здравого смысла. Были и еще какие-то «параллели»?.. Я нырнул в прошлое, и из него неспешно выплыли картины моих «трудовых будней» – все это было еще тогда, когда я трудился в таком смешном и бездарном заведении, как Фонд обязательного медицинского грабежа… Именно там я и встретил что-то подобное, похожее вроде бы на современного человека…
К сожалению, никто почему-то до сих пор не объяснил нашему президенту и председателю правительства все, что касается вредности такой организации, как медицинское страхование на российский манер: нашего аборигена рано перемещать на рельсы «материальной заинтересованности» в заботе о здоровье. Нет у него американской или немецкой сноровки в денежных расчетах. Да, к тому же, то, что подарили наши стратеги от здравоохранения народу, совершенно не подходит для реальной жизни. Разумное сочетание функций государственной системы здравоохранения (в наибольшем объеме – для стариков, детей, другого неработающего населения) с частной и страховой медициной способно принести больше пользы в деле охраны общественного здоровья. Сейчас же происходит идиотское надувательство несчастных граждан, беззастенчивый обман неразвитого сознания населения, а заодно и государства в целом. Денежные крохи, отпускаемые на медицину, не идут прямым потоком в больницы и поликлиники, а заметно «поедаются» многоступенчатыми передаточными структурами – страховыми фондами и компаниями. Так вот, в том Фонде, где и мне пришлось трудиться, дурил народ тоже некто Егоров и Семенов. Имена и отчества жуликов, конечно, сейчас я вспомнить не мог, да и стоит ли помнить о говнюках. Они «изобретали» трудности и выстраивали преграды на пути несчастных больных к доброкачественной медицине.
Беда, на мой взгляд, состояла в том, что к руководству тем фондом привлекали совершенно неподготовленных людей:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91