Нашел дуралей, что защищать, ради чего курочить мою ногу! Мудак влюбчивый!..
Надо было кончать эту волынку с переживаниями и историческими аналогиями, иначе все ноги поотдавят в тесной машине. А с Олегом я теперь буду говорить о бабах только на почтительном расстоянии! Но, Слава Богу, уже подъезжали к моему дому. Наша «охрана» сказала несколько напутственных слов о том, что из квартиры до самого утра ни в коем случае нельзя выходить – «посланцы» сами за нами заедут. «Кудрявый» прошмыгнул в парадную и проверил не ждет ли нас киллер на лестнице. Мы с Олегом наконец-то освободились от «гласного надзора» наших доброжелателей. Прежде, чем открыть дверь своим ключом, позвонили и постучали: пусть уж кто-то другой первым соприкоснется с замками и петлями двери. Спасибо жизненным примерам – научены уже таинствам взрывов. Мы всей мужской гурьбой спрятались за боковую капитальную стену, ограждающую нашу квартиру от лестницы. Присели на корточки, как учил инструктор, зажали уши и подождали, затаив дыхание – но взрыва не произошло. Дверь была открыта изнутри, и на нас с любовью смотрели испытанные верностью и изможденные ожиданием две пары знакомых женских глаз. Лада Борисовна и Ирина Яковлевна с любопытством изучали нас, присевших на корточках в уголке лестничной площадки. Они решили, что мы изобрели какую-то особую форму покаяния. Механически, по врачебному, женщины прикинули диагноз такого симптомокомплекса. Мы вроде бы прочли их врачебные мысли. Но ведь если подозревать, что у нас сильно прихватило живот, то надо было предварительно хотя бы снять штаны, а уж потом устраиваться в привычной позе… Святые женщины бросились к нам на выручку, и я с гневом вспомнил садиста короля Англии Генриха VIII – его многочисленные «разводы и браки по-королевски». Это только в Англии на рубеже пятнадцатого и шестнадцатого веков было принято среди королей нелюбимых жен отправлять на эшафот, предварительно слепив липовый приговор о неверности. Советские женщины достойны иных отношений. Но почему только советские? Память принесла издалека образ Беатрис, «цапли» и прочего заграничного «секс-состава». Все они были достойны награды, естественно, с некоторыми «послаблениями», приемлемыми для оценок «зарубежного капитала». Проще говоря, я никак не мог выбрать, кто из тех, с кем меня связала судьба, лучше или хуже…
Сейчас самыми близкими женщинами были те, кто находился рядом и вводил нас под локоток в квартиру, чисто убранную, ухоженную, нарядную. Еще минуточка – ну, скромные приветствия и лобызания – и нас подведут к «скатерти самобранке», ломящейся от яств, от всякой вкуснятины. Приятная истома поплыла по телу, убаюкивая инстинктивную осторожность холостого человека…
И тут опять заработал мой мозг: я стал гонять мысли, как бесштанную команду, «по диким степям Забайкалья»… Им помогли всколыхнуться те нежности, которыми уже в прихожей осыпали нас заждавшиеся ласки женщины. Обнимая просторные бока Ирины Яковлевны, я ощутил непреодолимое влечение плоти. А она-то ущучила у меня подмышкой громадину «ТТ» в специальной кобуре и потому заинтересовалась не поженски настойчиво: «А все ли остальное на месте? Не произошла ли подмена обстоятельств действия?»
Я понял, что существуют различия в проявлениях условных и безусловных рефлексов!.. Вот именно на этой мысли я и застрял… Несколько недель мне лезут в голову Божественно-исторические и вполне приземленные, бытовые аллегории, но я ни разу не вспомнил о «рефлексах», не удосужился дать им определение с позиции и науки, и мистики…
Было легко представить ту «копяшку», какой появляется любой человек на свет: так откуда в него «условные и безусловные рефлексы»? От верблюда, что ли? Или прилетели по воздуху?.. Хорошо сказано: именно «по воздуху прилетели»! Никакая генетика – потаскуха империализма, лженаука – здесь ни при чем! Хромосомы в лучшем случае передают программу биологических – молекулярных, клеточных, тканных, органных построений. А мысли-то летают только по воздуху… По воздуху переселяется в нас более жесткая или менее жесткая программа – в мозг, в душу она устремляется, закономерно все это для любого живого существа!.. Гениальное открытие!.. Требуется все хорошо обдумать, взвесить, подытожить… Только не надо спешить в таком важном деле… Вон, Чарльз Дарвин поспешил – теперь никто толком ни в чем разобраться не может: получился выкидыш, а не теория «естественного отбора». Все рушится в ней при серьезном анализе! Как ни крути, но единственной теорией сотворения жизни на Земле, выдерживающей критику, остается только Божественная! Все остальные теории оказываются менее или более серьезными заблуждениями, либо откровенным шизофреническим бредом…
Отстегнула и сняла вместе с пиджаком и кобурой мои гениальные догадки Ирина Яковлевна. Нас с Олегом, как малых детей, заставили тщательно вымыть руки, а потом усадили за шикарный стол. Ели и пили недолго, сами собой возникли другие побуждения… Мы разбрелись по разным комнатам, где на идеальных спальных местах, под хруст накрахмаленных простыней и пододеяльников и действовала каждая пара в приемлимом для нее ритме…
Примерно к полуночи у дам родилось желание общения еще и с природой: под нас стали подбиваться клинья… Женская рука в этой части не знает усталости! Но мы-то с Олегом были закованы в кандалы строгого обещания самовольно из квартиры не выходить, к себе никого не впускать… Но тут на глаза опять попались наши пистолеты, и мы почувствовали себя рыцарями – Ричард Львиное Сердце замерещился нам из двенадцатого века, из замшелой Англии. Мы вызвали по телефону такси, а на нем уже покатили к платной стоянке, где Олег держал свой шикарный автомобиль. Часам к двум мы уже были на моей даче: побродили по правому берегу реки Тосны, вернулись в дом, еще немного откушали, и сон нас сморил…
Первым от непривычного шороха и легкого звона очнулся я и стал искать пистолет под подушкой – его не было на месте, он завалился за тахту. Все в доме спали, а я суетился, стараясь никого не разбудить. Под руку попалась тонфу – она всегда лежит на подоконнике в изголовье. Как-то вооружившись, я выглянул в большую комнату и сразу же наткнулся взглядом на направленный на меня ствол довольно большого пистолета – «Беретта», пожалуй. «Око» того ствола заглядывало в большую комнату через не очень аккуратно выдавленную ячейку мелкофиленчитого окна. Я не бросился на пол, а завис от неожиданности в двигательном ступоре, ожидая выстрела очередью. Но раздались практически одномоментно два приглушенных выстрела, где-то за стеной напротив меня и сзади, со стороны комнаты Олега. Целившийся в меня глаз «Беретты» исчез. Потом раздался нежный стук во входную дверь – то был условный стук, мне знакомый. Я понял, что вовремя прибыл мой спаситель – Владимир.
Олег и наши обе красавицы продолжали спать, как святые угодники – тихо посапывая, не травмируя себя опасениями за «качество жизни». Я открыл дверь: действительно на пороге стоял Владимир, он сделал мне знак – «не шуметь» и жестом пригласил выйти на улицу. Мы прошли за дом со стороны садового участка: там над двумя телами уже трудились «Кудрявый» и Коля Мельник. Мне объяснили, что в критический момент двумя выстрелами удалось свалить «охотников за нашими черепами», потом, пока они были без сознания, им сделали приличную дозу обезболивающего и снотворного, теперь требовалось перевязать раны.
Это только в кино показывают азартную стрельбу раненых ковбоев, не чувствующих боли. В жизни все иначе: практически любой точный выстрел вырубает сознание противника. Наши охотники получили пули в плечевое сплетения правой руки и моментально лишились чувств от шока. Они и взвизгнуть-то не успели, только рухнули снопами под ноги нашей охраны. Мне пришлось повозиться с остановкой кровотечения, ибо были серьезно повреждены нервные и сосудистые сплетения у злоумышленников. Владимир подогнал машину плотнее к дому, отгородив тем самым от глаз соседей поле сражения. Это был микроавтобус с затемненными стеклами: тела раненых погрузили во внутрь, «Кудрявый» и Мельник остались охранять «дохлятину», а я с Владимиром возвратился в дом. Олег и дамочки все еще спали, мы не стали их будить, а приготовили чай. Было около пяти часов утра. Наконец-то «домоседы» прочухались и никак не могли взять в толк, что за ранние гости их навестили. Я всегда поражался умению Владимира создавать покой в душах тех, с кем его сводили обстоятельства. Интересно было узнать: таким же доброжелательным остается этот парень-громила при «экстренном потрошении», то есть при допросе вражеских лазутчиков. Я думаю, что там он действует иначе – умеет создавать неотвратимое впечатления «Вселенской кары», ожидающей тех, кто не спешит правдиво отвечать на его вопросы.
Владимир миролюбиво разговаривал со мной и Олегом – ни словом не обмолвившись о нарушении нашего договора о конфиденциальности и строжайшей дисциплине. Мне даже показалось, что он рад случившемуся – особенно его благополучному финалу. Можно заподозрить наших орлов в том, что они прекрасно прогнозировали мое и Олега поведение, провоцировали нас на отступление от договора, дыбы «просветить» тайную охоту за нами. Иначе как можно понять столь быстрое и качественное реагирование «группы захвата» – явно ребята «пасли» нас и тех, кто за нами охотился. В таком случае нам намеренно отводилась роль «живца»!..
Скоро мы собрались и гурьбой стали загружаться в микроавтобус: нашу-то машину будет доставлять в город «Кудрявый» – она теперь с явной «наколкой». Увидев «дохлятину», наши дамы, скорее всего, обоссались и притихли, выставив бледные и утончившиеся от напряжения носы. Им стали понятна сложность и серьезность «мужской работы»… Они, суки пушистые, наконец-то поняли, как много ответственного заключается в истинно рыцарских тайнах – это вам не белье стирать в автоматическом агрегате с зубощекочущим именем «Indesit», а потом проглаживать его утюгом, наделенным трогательно-нежной транскрипцией «Melissa supreme»
Всю дорогу Владимир говорил о пустяках: рассказывал о рыбной ловле в Австралии, показывая тонкие знания в этой области. Лишь около совхоза «Шушары» он отзвонился кому-то по мобильнику. Когда прибыли в город, то в районе станции метро «Электросила» притормозили. Нашу бригаду усилили тремя парнями, очень похожими на «старших научных сотрудников». А мы пересели в черную «Волгу» и продолжили свой путь. Около «Сенного рынка» Владимир остановился и попросил женщин в сопровождении «Кудрявого» сходить на рынок за зеленью и фруктами, с нами же он затеял ответственный разговор.
– Александр Георгиевич, вы разумный человек, – начал он издалека, словно я и сам не ведал о своей близости к «гениальности», – нет сомнения, что вы догадались: вся «ловля» этой банды идет «на живца». И тем «живцом» являетесь вы – с этим ничего поделать пока нельзя.
Олег заерзал, как депутат Селезнев на углях партийной дисциплины: я хорошо видел, что ему очень хотелось помочь мне, хотя бы тем, что переключить прожектор общественного внимания на свою красивую персону. Но я-то не собирался делиться с другом предметом гордости и осознания личностной значимости. Мне нравилась «strenua inertia», то есть та «деятельная праздность», дарившая мне лавры героя! За нее я готов был, как малоумный подросток, принести в жертву даже саму жизнь…
– Володя, ты не стесняйся, – режь правду-матку прямо в глаза! Не я, так Олег, примет на себя бремя ответственности первопроходца!
В моих словах было много пафоса, но мало ума, и Владимир улыбнулся – он, я полагаю, давно привык в своей работе использовать темперамент «величавых дураков».
– Александр Георгиевич, мы постараемся максимально снизить риск, но в таком деле, как ваше, полных гарантий безопасности никто не может дать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
Надо было кончать эту волынку с переживаниями и историческими аналогиями, иначе все ноги поотдавят в тесной машине. А с Олегом я теперь буду говорить о бабах только на почтительном расстоянии! Но, Слава Богу, уже подъезжали к моему дому. Наша «охрана» сказала несколько напутственных слов о том, что из квартиры до самого утра ни в коем случае нельзя выходить – «посланцы» сами за нами заедут. «Кудрявый» прошмыгнул в парадную и проверил не ждет ли нас киллер на лестнице. Мы с Олегом наконец-то освободились от «гласного надзора» наших доброжелателей. Прежде, чем открыть дверь своим ключом, позвонили и постучали: пусть уж кто-то другой первым соприкоснется с замками и петлями двери. Спасибо жизненным примерам – научены уже таинствам взрывов. Мы всей мужской гурьбой спрятались за боковую капитальную стену, ограждающую нашу квартиру от лестницы. Присели на корточки, как учил инструктор, зажали уши и подождали, затаив дыхание – но взрыва не произошло. Дверь была открыта изнутри, и на нас с любовью смотрели испытанные верностью и изможденные ожиданием две пары знакомых женских глаз. Лада Борисовна и Ирина Яковлевна с любопытством изучали нас, присевших на корточках в уголке лестничной площадки. Они решили, что мы изобрели какую-то особую форму покаяния. Механически, по врачебному, женщины прикинули диагноз такого симптомокомплекса. Мы вроде бы прочли их врачебные мысли. Но ведь если подозревать, что у нас сильно прихватило живот, то надо было предварительно хотя бы снять штаны, а уж потом устраиваться в привычной позе… Святые женщины бросились к нам на выручку, и я с гневом вспомнил садиста короля Англии Генриха VIII – его многочисленные «разводы и браки по-королевски». Это только в Англии на рубеже пятнадцатого и шестнадцатого веков было принято среди королей нелюбимых жен отправлять на эшафот, предварительно слепив липовый приговор о неверности. Советские женщины достойны иных отношений. Но почему только советские? Память принесла издалека образ Беатрис, «цапли» и прочего заграничного «секс-состава». Все они были достойны награды, естественно, с некоторыми «послаблениями», приемлемыми для оценок «зарубежного капитала». Проще говоря, я никак не мог выбрать, кто из тех, с кем меня связала судьба, лучше или хуже…
Сейчас самыми близкими женщинами были те, кто находился рядом и вводил нас под локоток в квартиру, чисто убранную, ухоженную, нарядную. Еще минуточка – ну, скромные приветствия и лобызания – и нас подведут к «скатерти самобранке», ломящейся от яств, от всякой вкуснятины. Приятная истома поплыла по телу, убаюкивая инстинктивную осторожность холостого человека…
И тут опять заработал мой мозг: я стал гонять мысли, как бесштанную команду, «по диким степям Забайкалья»… Им помогли всколыхнуться те нежности, которыми уже в прихожей осыпали нас заждавшиеся ласки женщины. Обнимая просторные бока Ирины Яковлевны, я ощутил непреодолимое влечение плоти. А она-то ущучила у меня подмышкой громадину «ТТ» в специальной кобуре и потому заинтересовалась не поженски настойчиво: «А все ли остальное на месте? Не произошла ли подмена обстоятельств действия?»
Я понял, что существуют различия в проявлениях условных и безусловных рефлексов!.. Вот именно на этой мысли я и застрял… Несколько недель мне лезут в голову Божественно-исторические и вполне приземленные, бытовые аллегории, но я ни разу не вспомнил о «рефлексах», не удосужился дать им определение с позиции и науки, и мистики…
Было легко представить ту «копяшку», какой появляется любой человек на свет: так откуда в него «условные и безусловные рефлексы»? От верблюда, что ли? Или прилетели по воздуху?.. Хорошо сказано: именно «по воздуху прилетели»! Никакая генетика – потаскуха империализма, лженаука – здесь ни при чем! Хромосомы в лучшем случае передают программу биологических – молекулярных, клеточных, тканных, органных построений. А мысли-то летают только по воздуху… По воздуху переселяется в нас более жесткая или менее жесткая программа – в мозг, в душу она устремляется, закономерно все это для любого живого существа!.. Гениальное открытие!.. Требуется все хорошо обдумать, взвесить, подытожить… Только не надо спешить в таком важном деле… Вон, Чарльз Дарвин поспешил – теперь никто толком ни в чем разобраться не может: получился выкидыш, а не теория «естественного отбора». Все рушится в ней при серьезном анализе! Как ни крути, но единственной теорией сотворения жизни на Земле, выдерживающей критику, остается только Божественная! Все остальные теории оказываются менее или более серьезными заблуждениями, либо откровенным шизофреническим бредом…
Отстегнула и сняла вместе с пиджаком и кобурой мои гениальные догадки Ирина Яковлевна. Нас с Олегом, как малых детей, заставили тщательно вымыть руки, а потом усадили за шикарный стол. Ели и пили недолго, сами собой возникли другие побуждения… Мы разбрелись по разным комнатам, где на идеальных спальных местах, под хруст накрахмаленных простыней и пододеяльников и действовала каждая пара в приемлимом для нее ритме…
Примерно к полуночи у дам родилось желание общения еще и с природой: под нас стали подбиваться клинья… Женская рука в этой части не знает усталости! Но мы-то с Олегом были закованы в кандалы строгого обещания самовольно из квартиры не выходить, к себе никого не впускать… Но тут на глаза опять попались наши пистолеты, и мы почувствовали себя рыцарями – Ричард Львиное Сердце замерещился нам из двенадцатого века, из замшелой Англии. Мы вызвали по телефону такси, а на нем уже покатили к платной стоянке, где Олег держал свой шикарный автомобиль. Часам к двум мы уже были на моей даче: побродили по правому берегу реки Тосны, вернулись в дом, еще немного откушали, и сон нас сморил…
Первым от непривычного шороха и легкого звона очнулся я и стал искать пистолет под подушкой – его не было на месте, он завалился за тахту. Все в доме спали, а я суетился, стараясь никого не разбудить. Под руку попалась тонфу – она всегда лежит на подоконнике в изголовье. Как-то вооружившись, я выглянул в большую комнату и сразу же наткнулся взглядом на направленный на меня ствол довольно большого пистолета – «Беретта», пожалуй. «Око» того ствола заглядывало в большую комнату через не очень аккуратно выдавленную ячейку мелкофиленчитого окна. Я не бросился на пол, а завис от неожиданности в двигательном ступоре, ожидая выстрела очередью. Но раздались практически одномоментно два приглушенных выстрела, где-то за стеной напротив меня и сзади, со стороны комнаты Олега. Целившийся в меня глаз «Беретты» исчез. Потом раздался нежный стук во входную дверь – то был условный стук, мне знакомый. Я понял, что вовремя прибыл мой спаситель – Владимир.
Олег и наши обе красавицы продолжали спать, как святые угодники – тихо посапывая, не травмируя себя опасениями за «качество жизни». Я открыл дверь: действительно на пороге стоял Владимир, он сделал мне знак – «не шуметь» и жестом пригласил выйти на улицу. Мы прошли за дом со стороны садового участка: там над двумя телами уже трудились «Кудрявый» и Коля Мельник. Мне объяснили, что в критический момент двумя выстрелами удалось свалить «охотников за нашими черепами», потом, пока они были без сознания, им сделали приличную дозу обезболивающего и снотворного, теперь требовалось перевязать раны.
Это только в кино показывают азартную стрельбу раненых ковбоев, не чувствующих боли. В жизни все иначе: практически любой точный выстрел вырубает сознание противника. Наши охотники получили пули в плечевое сплетения правой руки и моментально лишились чувств от шока. Они и взвизгнуть-то не успели, только рухнули снопами под ноги нашей охраны. Мне пришлось повозиться с остановкой кровотечения, ибо были серьезно повреждены нервные и сосудистые сплетения у злоумышленников. Владимир подогнал машину плотнее к дому, отгородив тем самым от глаз соседей поле сражения. Это был микроавтобус с затемненными стеклами: тела раненых погрузили во внутрь, «Кудрявый» и Мельник остались охранять «дохлятину», а я с Владимиром возвратился в дом. Олег и дамочки все еще спали, мы не стали их будить, а приготовили чай. Было около пяти часов утра. Наконец-то «домоседы» прочухались и никак не могли взять в толк, что за ранние гости их навестили. Я всегда поражался умению Владимира создавать покой в душах тех, с кем его сводили обстоятельства. Интересно было узнать: таким же доброжелательным остается этот парень-громила при «экстренном потрошении», то есть при допросе вражеских лазутчиков. Я думаю, что там он действует иначе – умеет создавать неотвратимое впечатления «Вселенской кары», ожидающей тех, кто не спешит правдиво отвечать на его вопросы.
Владимир миролюбиво разговаривал со мной и Олегом – ни словом не обмолвившись о нарушении нашего договора о конфиденциальности и строжайшей дисциплине. Мне даже показалось, что он рад случившемуся – особенно его благополучному финалу. Можно заподозрить наших орлов в том, что они прекрасно прогнозировали мое и Олега поведение, провоцировали нас на отступление от договора, дыбы «просветить» тайную охоту за нами. Иначе как можно понять столь быстрое и качественное реагирование «группы захвата» – явно ребята «пасли» нас и тех, кто за нами охотился. В таком случае нам намеренно отводилась роль «живца»!..
Скоро мы собрались и гурьбой стали загружаться в микроавтобус: нашу-то машину будет доставлять в город «Кудрявый» – она теперь с явной «наколкой». Увидев «дохлятину», наши дамы, скорее всего, обоссались и притихли, выставив бледные и утончившиеся от напряжения носы. Им стали понятна сложность и серьезность «мужской работы»… Они, суки пушистые, наконец-то поняли, как много ответственного заключается в истинно рыцарских тайнах – это вам не белье стирать в автоматическом агрегате с зубощекочущим именем «Indesit», а потом проглаживать его утюгом, наделенным трогательно-нежной транскрипцией «Melissa supreme»
Всю дорогу Владимир говорил о пустяках: рассказывал о рыбной ловле в Австралии, показывая тонкие знания в этой области. Лишь около совхоза «Шушары» он отзвонился кому-то по мобильнику. Когда прибыли в город, то в районе станции метро «Электросила» притормозили. Нашу бригаду усилили тремя парнями, очень похожими на «старших научных сотрудников». А мы пересели в черную «Волгу» и продолжили свой путь. Около «Сенного рынка» Владимир остановился и попросил женщин в сопровождении «Кудрявого» сходить на рынок за зеленью и фруктами, с нами же он затеял ответственный разговор.
– Александр Георгиевич, вы разумный человек, – начал он издалека, словно я и сам не ведал о своей близости к «гениальности», – нет сомнения, что вы догадались: вся «ловля» этой банды идет «на живца». И тем «живцом» являетесь вы – с этим ничего поделать пока нельзя.
Олег заерзал, как депутат Селезнев на углях партийной дисциплины: я хорошо видел, что ему очень хотелось помочь мне, хотя бы тем, что переключить прожектор общественного внимания на свою красивую персону. Но я-то не собирался делиться с другом предметом гордости и осознания личностной значимости. Мне нравилась «strenua inertia», то есть та «деятельная праздность», дарившая мне лавры героя! За нее я готов был, как малоумный подросток, принести в жертву даже саму жизнь…
– Володя, ты не стесняйся, – режь правду-матку прямо в глаза! Не я, так Олег, примет на себя бремя ответственности первопроходца!
В моих словах было много пафоса, но мало ума, и Владимир улыбнулся – он, я полагаю, давно привык в своей работе использовать темперамент «величавых дураков».
– Александр Георгиевич, мы постараемся максимально снизить риск, но в таком деле, как ваше, полных гарантий безопасности никто не может дать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91