Тем более, что вы, как я понимаю, заинтересованы лишь в том, чтобы я с моим другом только посетил вскрытие трупа подполковника Егорова и еще одного пострадавшего – известного психотерапевта. Для нас такая работенка – сущие пустяки…
– На хуй! на хуй! – раздался раздраженный взрыв голосовых связок Олежека, от возмущения он подскочил и забегал по комнате. – Вы сами разбирайтесь с трупами! Только от одного напоминания меня опять начинает мутить!..
Олег матерился редко, все больше изображая из себя светского человека, напоминая при каждом удобном и неудобном случае, что он выпускник физико-математического факультета университета. Такого рода вожделение своей ученостью протягивало ноги еще из тех времен, когда «физики» и «лирики» вели нешуточные споры. Физика относилась к романтической области знания, на ее представителей девушки смотрели, долго и пристально, забывая закрыть рот, а от того по губам и подбородку у них текли слюни… Молодые артисты Смоктуновский и Баталов наделали много шума. Они навязали с экранов кинотеатров, вполне доступных миллионной аудитории, не избалованной киношедеврами, поведенческие штампы. Герои соцреализма по мужской линии спокойно подставляли свои организмы под радиоактивное излучение, а верные женщина тайком бились в истерике на кухне малогобаритной квартиры, но на людях не смели ударить лицом в грязь заурядного быта.
– Что же ты, пижон, раздаешь векселя за мой счет, – это уже взорвался я, – тебя кто просит соваться, добродетель хренов! Ты, наверное, полагаешь, что это игрушки, сущие пустяки судебно-медицинская экспертиза: да я собственной головой отвечаю за каждое свое слово, отмеченное в «Заключении»… А делать-то все приходится совершенно бесплатно. – скромно дополнил я свои бурные замечания, потупив взор.
Олег побагровел и потерял дар речи: ему было трудно подобрать слова, чтобы по достоинству наказать мое стяжательство. Потом он, видимо, узрел в моих глазах смешинки и понял, что для меня все сказанное был простецкий стеб. Верещагин перестал верещать и обмяк, скоро он уже улыбался и подхватил розыгрыш.
– Ну, тут, Саша, я тебя поддержу: только за мучения брезгливостью необходимо платить серьезные башли судебному медику, тем более твоего уровня квалификации.
Олег, не тая усмешку, обратил взгляд на Колесникова. У того не дрогнул ни один мускул на лице. Павел Олегович заметил более серьезно, чем требовалось для обычной шутки:
– Скажу откровенно: денег на оплату консультантов по судебно-медицинской экспертизе у нас нет. Но мы можем оформить вас по статье: оплата расходов на осведомителей…
Колесников держал марку до конца: лицо его было непробиваемым для психоаналитика.
– Но для этого придется все оформлять чин-чинарем: согласие на работу осведомителем, прохождение курсов спецподготовки, согласие с тем, что за вашу жизнь милиция не несет ответственности…
Он, видимо, решил включиться в розыгрыш, но по-особому, по милицейскому. Только нам не хватало связываться с «осведомительством»!.. Павел Олегович был профессионалом – он знал, чем можно подавить сопротивление на допросе любого человека. Для нас он выбрал точный стиль – «дисциплинирования». Он показал его возможности. Внутренне мы ему аплодировали!..
– Ладно, кончаем шутить. – проговорил я миролюбиво. – Когда необходимо ехать?
– На место событий необходимо ехать сейчас, а уж вскрытие будем творить завтра утром. Нет возражений? – заключил разговор Колесников.
В ответ нам оставалось только утвердительно мотнуть головой. Но Олег все же решил выгородить для себя нейтральную территорию.
– Надеюсь, никто не будет возражать, если во время осмотра места преступления я посижу в машине, а на вскрытие – вовсе не поеду? От меня в таких делах толку мало…
Колесников согласился с приведенными доводами, ну а мне хорошо тогда, когда моему другу отлично!
* * *
Прибыли на место, когда бригада специалистов еще не закончила работу, а следователь – то была Иванова Елизавета Генриховна, затянутая в опрятную милицейскую форму – уже вовсю опрашивала свидетелей. Особо основательно она «качала» жену Егорова – Генриетту Семеновну. Это была женщина примерно тридцати восьми – сорока лет, небольшого роста, миловидная. Мое внимание притянули ее глаза: большие, выразительные, черные. Чувствовалось, что женщина-врач владеет гипнозом и что-то ее роднит с нечистой силой. Даже Иванова, раскручивая Генриетту, старалась не встречаться с ней взглядом. Я обратил внимание на опыт и высокие профессиональные навыки следователя – Иванова настойчиво, но не спеша все раскладывала по полочкам. Потом от таких первых показаний никуда не денешься. Они, может быть, и есть тот искомый «момент истины», дорогого стоящий. На него будут опираться в течение всего последующего следствия и показаний на суде. Я подумал: «Вот может же, зараза, работать толкова, если не втягивается в дурацкие интриги»!.. Странный народ эти бабы, пытающиеся делать карьеру…
Мне приходилось и раньше встречаться по работе с Генриеттой Семеновной, я относил ее к разряду загадочных личностей. Не понятно, как Егорову удалось вляпаться в такой семейный дуэт. Генриетта приехала с дальнего Севера, где когда-то работала главным врачом противотуберкулезного диспансера. Во всем ее облике было что-то шаманское. Я не удивился, если бы мне сказали, что она сутками танцует у колдовского костра, ведя сложные разговоры с духами. Такая женщина может не только задавить суггестией вялого мужчину, внушив ему черте-какой приказ, но и сама перерезать горло любому, кто окажет ей сопротивление. Ей бы не в медицине, а в милиции работать – там где смертные приговоры приводят в исполнение сразу после задержания, без суда и следствия…
Мы с Колесниковым походили по комнатам обеих квартир, оценили следы возможной борьбы, качество устроенности жизни того и другого убиенного. Но пока не складывалась общая картина происшедших событий. Но, скорее всего, мешало отсутствие деталей чисто врачебно-экспертного характера: пора было остановить внимание собственно на трупах. Что-то не нравилось мне во всей этой истории и в том, как она представлялась показаниями некоторых свидетелей. Гложили почему-то сомнения в том, что следствие на правильном пути, и я решил проводить собственное расследование.
В том было что-то от «журналистского расследования»: нового веянья сегодняшнего дня, по моему убеждению, приносящего огромную пользу. Только так и должно быть: «глас народа – высший глас!» Не потому, что административная субординация так складывается, а потому что откровения «незаинтересованной стороны» всегда предпочтительнее мыслей даже самых умных и честных людей. Они дороже, чем компетентное мнение высоких профессионалов-одиночек. Но самый лучший вариант, конечно, – это сочетание того и другого. Вспомнился недавний случай: подполковник милиции во Владивостоке бьет по лицу женщину с ребенком на руках. Нашу простую русскую бабу, измотанную непосильным трудом в рыболовном флоте, отчаявшуюся найти правду, вернуть заработанные деньги для того, чтобы накормить ребенка, лупит по лицу сытый боров. Журналист и оператор телевиденья оказались в нужном месте вовремя!.. Хвала им и слава! Их выводы просты: кто тебе, жирная рожа, позволил бить нашу русскую бабу и ее малыша? Да мы за простого человека горло тебе вырвем! Тут же камера перенацеливается еще на одну жирную рожу – зарвавшегося ворюги, именно по его вине толпятся голодные люди на проезжей части улицы. Так ты, жирный боров, в милицейской форме, иди бей морду тому ворюге, а не калечь обворованную женщину! Тогда мы тебя и к ордену представим. А если ты находишься на довольствие у отпетого ворюги, то тогда – катись на пенсию!..
Вот так и я, решил посмотреть на случившееся глазами умного, заинтересованного докопаться до правды журналиста. Я почитал собранные показания, похлопал глазами на месте преступления и, наконец-то, взглянул на трупы…
В психотерапевте – так мне его представляли до сего момента – я узнал известного мне человека: Рубен Георгиевич был заведующим межрайонной психиатрической ВТЭК. Приехал этот молодой мужчина в наш город из Уральска, после окончания Актюбинского медицинского института. Он имел жену и двоих сыновей, для устройства жизни поступил на работу в рядовую поликлинику участковым терапевтом, благодаря чему получил служебную площадь. Наверное, квартирный вопрос так быстро решился благодаря усилиям главного врача – жены подполковника Егорова. Рубен был классным мануальным терапевтом. Он легко снискал себе славу «колдуна»: успех пришел при лечении перезрелых дам с застарелыми остеохондрозами, да накатывающимися исподтишка климактерическими неврозами.
Сам Рубен был высоким, худощавым, с женской конституцией интеллигентом. Рыжая шевелюра не портила его, но казалась странной для тех кто его знал получше: ведь отец его был армянином, и только мать, яркая шатенка, передала русский генофонд. Чьи предки могли подарить рыжий цвет волос, трудно предположить. Много женского и мягкого в облике Рубена Георгиевича – голос, манеры, скользящая, как у лебедушки, походка. Видимо, за приметную близость к женской стати и любили Рубена пациентки. Отсюда и пошла кликуха «психотерапевт», но собственно психотерапией он особенно и не занимался. Были у Рубена многочисленные «подружки» среди женского персонала поликлиники и психиатрической ВТЭК. В такой теплой женской компании он и отмечал день рождения у себя дома. А жена в это время с сыновьями уехала на дачу к подруге. После «вечеринки» начались кошмары: выпил-то, кажется, немного, а симптоматику отравления стал выдавать отчаянную.
Я всегда говорил друзьям, особенно доброму доктору Айболиту – Коле Слизовскому, ведущему беспутный образ жизни: «Не пейте никогда с бабами на брудершафт! Даже с собственной женой этого не стоит делать, особенно если фактически находишься с ней в разводе!» Коля никак не хотел взять в толк мои слова: может нависнуть беда, как грозовое облако в понедельник. Слизовский плохо прогнозировал грядущие события, а потому устраивал сцены супруге: из-за использования квартиры, из-за легкого, безобидного «левака», да просто интереса ради он заводил разборки!" Женщины, по скудоумию своему, резко подвержены тяге к «острому опыту». Достаточно вспомнить хотя бы историю Евы и Адама, случившуюся еще на заре Человечества…
Рубену, по всей вероятности, не передали подобный опыт вовремя. Скорая помощь (специализированная бригада) застала его в коме. На полу и диване, где он валялся бездыханный, были следы основательной кровавой рвоты. Естественно эскулапы с горяча решили, что имеет место массивное язвенное кровотечение и решительно залезли в желудок гастрофиброскопом. На ту решительность врачей организм Рубена ответил рефлекторной остановкой сердца. Из состояния клинической смерти его уже вывести не смогли – организм сдался, потому что на него действовал неизвестный яд потрясающей силы.
Интересно, что как не искали менты бутылки из-под алкоголя в квартире Рубена, им не удалось найти ни одной посудины со следами неизвестного яда. Все было убрано, вымыто, аккуратно сложено на полках и в шкафах. Толи врожденная женская чистоплотность выступила на первый план в той непростой истории, толи предусмотрительность страшного шамана, развращенного расчетливой безнаказанностью… Даже отпечатки пальцев нигде не удалось зафиксировать – вся мебель, вещи были тщательно протерты влажной тряпкой. Так бы наши жены делали уборку в собственных квартирах!
Мы перешли в спальню квартиры подполковника Егорова. Его труп еще не убрали с постели. Предсмертной записки не было: жена заявила, что вгорячах сожгла ее… Странно:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
– На хуй! на хуй! – раздался раздраженный взрыв голосовых связок Олежека, от возмущения он подскочил и забегал по комнате. – Вы сами разбирайтесь с трупами! Только от одного напоминания меня опять начинает мутить!..
Олег матерился редко, все больше изображая из себя светского человека, напоминая при каждом удобном и неудобном случае, что он выпускник физико-математического факультета университета. Такого рода вожделение своей ученостью протягивало ноги еще из тех времен, когда «физики» и «лирики» вели нешуточные споры. Физика относилась к романтической области знания, на ее представителей девушки смотрели, долго и пристально, забывая закрыть рот, а от того по губам и подбородку у них текли слюни… Молодые артисты Смоктуновский и Баталов наделали много шума. Они навязали с экранов кинотеатров, вполне доступных миллионной аудитории, не избалованной киношедеврами, поведенческие штампы. Герои соцреализма по мужской линии спокойно подставляли свои организмы под радиоактивное излучение, а верные женщина тайком бились в истерике на кухне малогобаритной квартиры, но на людях не смели ударить лицом в грязь заурядного быта.
– Что же ты, пижон, раздаешь векселя за мой счет, – это уже взорвался я, – тебя кто просит соваться, добродетель хренов! Ты, наверное, полагаешь, что это игрушки, сущие пустяки судебно-медицинская экспертиза: да я собственной головой отвечаю за каждое свое слово, отмеченное в «Заключении»… А делать-то все приходится совершенно бесплатно. – скромно дополнил я свои бурные замечания, потупив взор.
Олег побагровел и потерял дар речи: ему было трудно подобрать слова, чтобы по достоинству наказать мое стяжательство. Потом он, видимо, узрел в моих глазах смешинки и понял, что для меня все сказанное был простецкий стеб. Верещагин перестал верещать и обмяк, скоро он уже улыбался и подхватил розыгрыш.
– Ну, тут, Саша, я тебя поддержу: только за мучения брезгливостью необходимо платить серьезные башли судебному медику, тем более твоего уровня квалификации.
Олег, не тая усмешку, обратил взгляд на Колесникова. У того не дрогнул ни один мускул на лице. Павел Олегович заметил более серьезно, чем требовалось для обычной шутки:
– Скажу откровенно: денег на оплату консультантов по судебно-медицинской экспертизе у нас нет. Но мы можем оформить вас по статье: оплата расходов на осведомителей…
Колесников держал марку до конца: лицо его было непробиваемым для психоаналитика.
– Но для этого придется все оформлять чин-чинарем: согласие на работу осведомителем, прохождение курсов спецподготовки, согласие с тем, что за вашу жизнь милиция не несет ответственности…
Он, видимо, решил включиться в розыгрыш, но по-особому, по милицейскому. Только нам не хватало связываться с «осведомительством»!.. Павел Олегович был профессионалом – он знал, чем можно подавить сопротивление на допросе любого человека. Для нас он выбрал точный стиль – «дисциплинирования». Он показал его возможности. Внутренне мы ему аплодировали!..
– Ладно, кончаем шутить. – проговорил я миролюбиво. – Когда необходимо ехать?
– На место событий необходимо ехать сейчас, а уж вскрытие будем творить завтра утром. Нет возражений? – заключил разговор Колесников.
В ответ нам оставалось только утвердительно мотнуть головой. Но Олег все же решил выгородить для себя нейтральную территорию.
– Надеюсь, никто не будет возражать, если во время осмотра места преступления я посижу в машине, а на вскрытие – вовсе не поеду? От меня в таких делах толку мало…
Колесников согласился с приведенными доводами, ну а мне хорошо тогда, когда моему другу отлично!
* * *
Прибыли на место, когда бригада специалистов еще не закончила работу, а следователь – то была Иванова Елизавета Генриховна, затянутая в опрятную милицейскую форму – уже вовсю опрашивала свидетелей. Особо основательно она «качала» жену Егорова – Генриетту Семеновну. Это была женщина примерно тридцати восьми – сорока лет, небольшого роста, миловидная. Мое внимание притянули ее глаза: большие, выразительные, черные. Чувствовалось, что женщина-врач владеет гипнозом и что-то ее роднит с нечистой силой. Даже Иванова, раскручивая Генриетту, старалась не встречаться с ней взглядом. Я обратил внимание на опыт и высокие профессиональные навыки следователя – Иванова настойчиво, но не спеша все раскладывала по полочкам. Потом от таких первых показаний никуда не денешься. Они, может быть, и есть тот искомый «момент истины», дорогого стоящий. На него будут опираться в течение всего последующего следствия и показаний на суде. Я подумал: «Вот может же, зараза, работать толкова, если не втягивается в дурацкие интриги»!.. Странный народ эти бабы, пытающиеся делать карьеру…
Мне приходилось и раньше встречаться по работе с Генриеттой Семеновной, я относил ее к разряду загадочных личностей. Не понятно, как Егорову удалось вляпаться в такой семейный дуэт. Генриетта приехала с дальнего Севера, где когда-то работала главным врачом противотуберкулезного диспансера. Во всем ее облике было что-то шаманское. Я не удивился, если бы мне сказали, что она сутками танцует у колдовского костра, ведя сложные разговоры с духами. Такая женщина может не только задавить суггестией вялого мужчину, внушив ему черте-какой приказ, но и сама перерезать горло любому, кто окажет ей сопротивление. Ей бы не в медицине, а в милиции работать – там где смертные приговоры приводят в исполнение сразу после задержания, без суда и следствия…
Мы с Колесниковым походили по комнатам обеих квартир, оценили следы возможной борьбы, качество устроенности жизни того и другого убиенного. Но пока не складывалась общая картина происшедших событий. Но, скорее всего, мешало отсутствие деталей чисто врачебно-экспертного характера: пора было остановить внимание собственно на трупах. Что-то не нравилось мне во всей этой истории и в том, как она представлялась показаниями некоторых свидетелей. Гложили почему-то сомнения в том, что следствие на правильном пути, и я решил проводить собственное расследование.
В том было что-то от «журналистского расследования»: нового веянья сегодняшнего дня, по моему убеждению, приносящего огромную пользу. Только так и должно быть: «глас народа – высший глас!» Не потому, что административная субординация так складывается, а потому что откровения «незаинтересованной стороны» всегда предпочтительнее мыслей даже самых умных и честных людей. Они дороже, чем компетентное мнение высоких профессионалов-одиночек. Но самый лучший вариант, конечно, – это сочетание того и другого. Вспомнился недавний случай: подполковник милиции во Владивостоке бьет по лицу женщину с ребенком на руках. Нашу простую русскую бабу, измотанную непосильным трудом в рыболовном флоте, отчаявшуюся найти правду, вернуть заработанные деньги для того, чтобы накормить ребенка, лупит по лицу сытый боров. Журналист и оператор телевиденья оказались в нужном месте вовремя!.. Хвала им и слава! Их выводы просты: кто тебе, жирная рожа, позволил бить нашу русскую бабу и ее малыша? Да мы за простого человека горло тебе вырвем! Тут же камера перенацеливается еще на одну жирную рожу – зарвавшегося ворюги, именно по его вине толпятся голодные люди на проезжей части улицы. Так ты, жирный боров, в милицейской форме, иди бей морду тому ворюге, а не калечь обворованную женщину! Тогда мы тебя и к ордену представим. А если ты находишься на довольствие у отпетого ворюги, то тогда – катись на пенсию!..
Вот так и я, решил посмотреть на случившееся глазами умного, заинтересованного докопаться до правды журналиста. Я почитал собранные показания, похлопал глазами на месте преступления и, наконец-то, взглянул на трупы…
В психотерапевте – так мне его представляли до сего момента – я узнал известного мне человека: Рубен Георгиевич был заведующим межрайонной психиатрической ВТЭК. Приехал этот молодой мужчина в наш город из Уральска, после окончания Актюбинского медицинского института. Он имел жену и двоих сыновей, для устройства жизни поступил на работу в рядовую поликлинику участковым терапевтом, благодаря чему получил служебную площадь. Наверное, квартирный вопрос так быстро решился благодаря усилиям главного врача – жены подполковника Егорова. Рубен был классным мануальным терапевтом. Он легко снискал себе славу «колдуна»: успех пришел при лечении перезрелых дам с застарелыми остеохондрозами, да накатывающимися исподтишка климактерическими неврозами.
Сам Рубен был высоким, худощавым, с женской конституцией интеллигентом. Рыжая шевелюра не портила его, но казалась странной для тех кто его знал получше: ведь отец его был армянином, и только мать, яркая шатенка, передала русский генофонд. Чьи предки могли подарить рыжий цвет волос, трудно предположить. Много женского и мягкого в облике Рубена Георгиевича – голос, манеры, скользящая, как у лебедушки, походка. Видимо, за приметную близость к женской стати и любили Рубена пациентки. Отсюда и пошла кликуха «психотерапевт», но собственно психотерапией он особенно и не занимался. Были у Рубена многочисленные «подружки» среди женского персонала поликлиники и психиатрической ВТЭК. В такой теплой женской компании он и отмечал день рождения у себя дома. А жена в это время с сыновьями уехала на дачу к подруге. После «вечеринки» начались кошмары: выпил-то, кажется, немного, а симптоматику отравления стал выдавать отчаянную.
Я всегда говорил друзьям, особенно доброму доктору Айболиту – Коле Слизовскому, ведущему беспутный образ жизни: «Не пейте никогда с бабами на брудершафт! Даже с собственной женой этого не стоит делать, особенно если фактически находишься с ней в разводе!» Коля никак не хотел взять в толк мои слова: может нависнуть беда, как грозовое облако в понедельник. Слизовский плохо прогнозировал грядущие события, а потому устраивал сцены супруге: из-за использования квартиры, из-за легкого, безобидного «левака», да просто интереса ради он заводил разборки!" Женщины, по скудоумию своему, резко подвержены тяге к «острому опыту». Достаточно вспомнить хотя бы историю Евы и Адама, случившуюся еще на заре Человечества…
Рубену, по всей вероятности, не передали подобный опыт вовремя. Скорая помощь (специализированная бригада) застала его в коме. На полу и диване, где он валялся бездыханный, были следы основательной кровавой рвоты. Естественно эскулапы с горяча решили, что имеет место массивное язвенное кровотечение и решительно залезли в желудок гастрофиброскопом. На ту решительность врачей организм Рубена ответил рефлекторной остановкой сердца. Из состояния клинической смерти его уже вывести не смогли – организм сдался, потому что на него действовал неизвестный яд потрясающей силы.
Интересно, что как не искали менты бутылки из-под алкоголя в квартире Рубена, им не удалось найти ни одной посудины со следами неизвестного яда. Все было убрано, вымыто, аккуратно сложено на полках и в шкафах. Толи врожденная женская чистоплотность выступила на первый план в той непростой истории, толи предусмотрительность страшного шамана, развращенного расчетливой безнаказанностью… Даже отпечатки пальцев нигде не удалось зафиксировать – вся мебель, вещи были тщательно протерты влажной тряпкой. Так бы наши жены делали уборку в собственных квартирах!
Мы перешли в спальню квартиры подполковника Егорова. Его труп еще не убрали с постели. Предсмертной записки не было: жена заявила, что вгорячах сожгла ее… Странно:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91