я быстро помирил профессиональный остракизм с естественной мужской похотью!.. Проще говоря: «Безумству храбрых поем мы славу!»…
Телевизор был выключен мною решительно, все услышанные проповеди меня не тронули, только некоторые частности затронули внимание… Олег спал, похрапывая, посапывая и попукивая, хорошо устроившись физиономией в тарелке с салатом… Мне было одиноко, скучно, и я, как говорится, вмазал решительно и категорично…
* * *
Так мы с Олежеком бились с запасами алкоголя, полагаю, дня три. Никто нас особо не беспокоил, потому что телефон был отключен, а на стук во входную дверь я вообще отвечаю крайне редко. Вы еще попробуйте заставить меня читать краткие надписи на стенах домов и на заборах… Нет уж, увольте… Никому я не позволю отвлекать себя от отчаянных размышлений…
Неожиданно Проведение подарило мне кусочек счастья: разлепив очередной раз глаза, я заметил, что по комнате ходит Нюрка – моя давняя подруга-крыса. Я уже и не чаял ее увидеть живой – слишком долго она пропадала. Теперь появилась, родненькая, приволокла «передачку» – пачку купюр отечественного производства, перетянутую резинкой, и еще что-то блестящее. Где же живет та старуха-процентщица, у которой Нюра изымает лишний капитал?.. Процентщица?.. Ведьма, подвигнувшая Рому Раскольникова на страшные деяния… Деньги я считать не стал – все равно в таком состоянии ошибусь, да и потом – неприлично: «Дареному коню в зубы не смотрят»! Я, немного поговорив с Нюркой, выложил перед ней на выбор из съестного все то, что было в наличие, а в блюдечко налил водки, слегка припушив напиток молоком. Нюра сперва выпила, а потом откушала колбаски от души! Благодарностью светилось ее сосредоточенное крысиное лицо. И мне было приятно, что у нас, как всегда, на этой почве установилось взаимопонимание. Я знал, что Нюра еще недолго пообследует квартиру, а потом в удобном для нее месте уляжется спать. Так все и вышло…
Теперь я спокойно принялся рассматривать блестящий предмет, принесенный Нюркой. Это оказалось не ювелирное украшение, а самый настоящий заряженный, видимо от снайперской винтовки, прозываемой в армии «Винторез». Пуля хищно выглядывала из суженого жерла патрона: она была блестящая, скользкая от смазки. Видимо, Нюра достала его из закромов кем-то недавно приготовленных… У меня возникли непростые ассоциации: я был склонен воспринимать сей факт, как некое предупреждение судьбы. Ясно, что Нюра была в той истории только посыльной!.. Скорее всего, кто-то слал нам с Олегом «черную метку», как это делали в давние времена пираты. Вот почему днями раньше на память нам приходили картинки из истории Англии времен Елизаветы I… Ничего не бывает впустую у Бога!..
Катаклизм логики выстраивался очень опасный и замысловатый: естественно, чтобы во всем разобраться, мы должны были прибегнуть к обычаям, принятым на бескрайних просторах постсоветского пространства. И мы с Олегом опять вмазали под завязку. Наша алкогольная агония, видимо, длилась долго, еще несколько дней, но сколько точно установить теперь никому не удастся. Когда я мало-мальски очухался, то первое что заметил, так это отсутствие свободолюбивой крысы Нюры. Зато из правого угла моей комнаты, из-за письменного стола, на меня надвигались несколько совершенно серых, незнакомых крыс в сопровождении существ меньшего размера – толи это было их потомство, толи обычные мышки… Олег тоже очнулся и, уловив направление моего взгляда, с интересом наблюдал за перемещение крысиной живой силы. Симптоматика алкогольного делирия была очевидной!..
Самое главное, что существа как бы переливались в отблесках люминисценции – то есть что-то светилось вокруг их пушистых телец, добавляя игривости, доброжелательности, тихой радости, невольно трансформируемой и в наши больные головы… Крысиный конвой перемещался к нашим ногам, но не кусал босые, усталые мослы, а только щекотал их и обогревал – на душе от такой ласки тоже становилось теплее…
Видимо, подготовив нас психотерапевтические и поселив в сердца успокоение, Проведение выдвинуло на линию нашего внимания, прямо по верхнему потолочно-стенному контуру комнаты женские лики и эффектные тела почти в полный рост. Загадочные существа, явно не имеющие постоянную прописку по моему адресу, демонстрировали мне и Олегу какой-то особый «воздушный танец», но смысл его мы понять пока еще не могли. Вроде бы нас хотели привлечь к какому-то определенному действию?.. Но групповой секс после такого количества выпитого алкоголя был точно нам не под силу. Сейчас, если мы собирались продолжать жить, нам было необходимо избегать эмоциональных потрясений!.. Мы смахнули слезу, а вместе с ней и радостное наваждение…
Картины загадочного бытия были прерваны громким стуком во входную дверь, а затем и смелым шерудением ключом в скважине замка во входной двери… Ключ, видимо, подошел… Вот дверь решительно распахнулась: мы с Олегом, нещадно расслабленные, могли наблюдать, как в комнату входит Владимир – у него всегда находился запасной ключ от моей берлоге. Из-за плеча Владимира показались две весьма пикантные дамы, показавшиеся нам вначале совершенно незнакомыми. Одна дама бросилась мне на грудь, другая – Олегу!..
Такие редкие подарки судьбы всегда приятны, особенно, когда дама кажется незнакомой, но очаровательной: новизна – это прелюдия к большому чувству, так редко посещающему взрослого человека… Ничего не могу сказать за Олега – видел только, что в объятиях женщины он затих и обезмолвел, как ребенок, приложенный к материнской груди. Я же еще некоторое время бился в клещах объятий своей соблазнительницы, поскольку не верил до конца в бескорыстность свалившегося на меня счастья. Я силился сперва идентифицировать личность так резко воспылавшей ко мне страстью женщины. Так и в детстве бывало: приснится, что тебе подарили новую игрушку, но когда проснешься, то тебя встречает пошлая обыденность.
Наконец, и я пообвыкся с новыми впечатлениями, и из далекого тумана ко мне вернулась память об этой женщине, тихо плакавшей от ощущения трагической безысходности. Такое чувство всегда рано или поздно появляющейся у тех, кто понял, что связал свою судьбу с законченным алкоголиком. Я вспомнил имя и отчество своей благодетельницы. Тактильное и проприорецептивное восприятие вернуло мне даже тот теплый восторг и нежность, испытанные мной в недавние дни нашей последней встречи. Однако это я так думал – «недавние дни». Как оказалось, в лихом запое мы с Олежеком находились почти целый месяц. И наши дамы все это время тревожились, били нежными кулачками в глухонемую дверь квартиры, выжимая из нее хоть малейший намек на то, что мы еще живы. Им хотелось нас проведать, накормить, наготовить закусок, обогреть, умыть и обстирать… Но может это были только сиюминутные ласковые слова помноженные на мою фантазию?! Редко я встречал женщину, способную с пониманием отнестись к таким маленьким шалостям чисто мужского темперамента, как запойное пьянство…
Пока нас ласкали, а мы пытались изобразить хоть что-то похожее на ответное чувство, Владимир обошел комнаты. Он почему-то подолгу изучал окна на другой стороне дворового колодца, скользил взглядом по крышам и слуховым оконцам домов, расположенных напротив. Его явно что-то волновало, потому сейчас он выполнял какие-то загадочные действия, похожие на рекогносцировку возможного поля боя. Мне показалось – или я это выдумал от осознания собственной вины перед Человечеством – что Владимир речитативом повторял одно и тоже место из Книги Иова (39: 5-6): «Кто пустил дикого осла на свободу, и кто разрешил узы онагру, которому степь Я назначил домом и солончаки – жилищем?». Непраздный вопрос был явно обращен ко мне и Олегу…
2.5
Тем временем женщины уже достаточно насладились общением с нашими вялыми телами и стали ощущать еще и страшно противный запах перегара, нависший густым облаком во всех помещениях. Женщины хотели открыть окна, чтобы устроить залповое проветривание, но Владимир запретил и отогнал всех от окон, не позволил даже распахнуть шторы. Нас с Олегом повели в ванную и установили под теплые струю душа спина к спине. Напор воды, словно по заказу, был почему-то достаточный. Мы стояли оба голые в одной лохани, совершенно непохожие по конституции: Олег был худым и длинным, а я достаточно упитанным и среднего роста, но оба мы были с намеками на прошлую спортивность. Что-то в наших фигурах напоминало картину «На берегу Неаполитанского залива», хранящуюся в Третьяковской галерее. Естественно, мы были постарше, но с такой же чистой душой, как и те мальчишки, что изображены художником А.А.Ивановым на холсте в светло-желтых тонах. Правда, наши «бантики» от длительного запоя скукошились и трогательно обвисли, что вызывало нескрываемую грусть у дам. Однако «неаполитанское солнце», струящееся из женских душ, обещало поправить через некоторое время и эту маленькую неувязочку. Жаль, что в ванной не оказался с кистями, красками и мольбертом гениальный художник Иванов.
Нельзя было не заметить, что обе женщины наблюдали не столько за игрой наших мышц, сколько оценивающе изучали и, видимо, многократно сравнивали другие мужские достоинства… Нам было трудно понять суть их оценок и выводы. Мы только видели нежные улыбки, бродившие по губам этих двух банщиц… Сейчас, после столь сильного алкогольного торможения, мы могли им отвечать только скромными обещаниями, да и то готовыми сорваться с крючка надежды словно проворный пескарик. Перекрестный анализ не ослабевал даже тогда, когда банщицы усиленно скребли жесткими мочалками наши исхудавшие телеса. Но что-то тайное уже начинало бодрить меня и Олега: и вот чудо! – возник не долгий и, может быть, не очень стойкий ответ на женскую ласку и категоричность движения мочалок. Я проследил за направлением взгляда Воскресенской и моей Ирины, стараясь хоть как-то, пусть приблизительно, смоделировать направление и характер их мыслей. Все говорило за то, что мысли те были – исключительно полигамными!..
У Олежека было заметна одна анатомо-хирургическая особенность. Ее нельзя было подвести под великолепие традиционного «обрезания»: что-то среднее между врачебной ошибкой и идеологической диверсией против крайней плоти било в глаза. Я-то хорошо знал ту «кровавую историю»: один папа-иудей заказал акушеру, чтобы без лишних хлопот его новорожденному сыну за отдельную плату выполнили несложную операцию на пипиське прямо в родильном доме. Годы были пятидесятые, и идеологические расхождения между партией и кашерной медициной тогда существовали. Операцию пришлось для скрытности выполнять в темноте: акушер манипулировал на ощупь и со страху перепутал новорожденных. В темноте Олегу слегка подрезали пипиську. Видимо, «действо» было выполнено неважным специалистом – не имевшим достаточный опыт, хотя и иудейской породы. Известно, что в типичных синагогах, а не в советских родильных домах, после обрезания крайней плоти кровь останавливалась недолгим, но сильным отсасыванием губами. Цадики, производившие важную операцию, обычно с удовольствием выполнял эту процедуру, предварительно прополоскав рот и кариозные зубы самогоном. У Олежека в скором времени рубцовая ткань настолько деформировала венчик головки полового члена, что образовался и фимоз и парафимоз одновременно! Таким образом, закаливание характера ребенка происходило в муках и с максимально раннего возраста. Воля Олежека мужала и крепла, но половой член на всю оставшуюся жизнь сохранился деформирующий головку рубец – это был след мастера не своего дела.
Известно, что мужчину шрамы не портят, а только добавляют шарма, не зависимо от того, где они находятся. И Воскресенская «зависла» на виртуальном смаковании «важной темы».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
Телевизор был выключен мною решительно, все услышанные проповеди меня не тронули, только некоторые частности затронули внимание… Олег спал, похрапывая, посапывая и попукивая, хорошо устроившись физиономией в тарелке с салатом… Мне было одиноко, скучно, и я, как говорится, вмазал решительно и категорично…
* * *
Так мы с Олежеком бились с запасами алкоголя, полагаю, дня три. Никто нас особо не беспокоил, потому что телефон был отключен, а на стук во входную дверь я вообще отвечаю крайне редко. Вы еще попробуйте заставить меня читать краткие надписи на стенах домов и на заборах… Нет уж, увольте… Никому я не позволю отвлекать себя от отчаянных размышлений…
Неожиданно Проведение подарило мне кусочек счастья: разлепив очередной раз глаза, я заметил, что по комнате ходит Нюрка – моя давняя подруга-крыса. Я уже и не чаял ее увидеть живой – слишком долго она пропадала. Теперь появилась, родненькая, приволокла «передачку» – пачку купюр отечественного производства, перетянутую резинкой, и еще что-то блестящее. Где же живет та старуха-процентщица, у которой Нюра изымает лишний капитал?.. Процентщица?.. Ведьма, подвигнувшая Рому Раскольникова на страшные деяния… Деньги я считать не стал – все равно в таком состоянии ошибусь, да и потом – неприлично: «Дареному коню в зубы не смотрят»! Я, немного поговорив с Нюркой, выложил перед ней на выбор из съестного все то, что было в наличие, а в блюдечко налил водки, слегка припушив напиток молоком. Нюра сперва выпила, а потом откушала колбаски от души! Благодарностью светилось ее сосредоточенное крысиное лицо. И мне было приятно, что у нас, как всегда, на этой почве установилось взаимопонимание. Я знал, что Нюра еще недолго пообследует квартиру, а потом в удобном для нее месте уляжется спать. Так все и вышло…
Теперь я спокойно принялся рассматривать блестящий предмет, принесенный Нюркой. Это оказалось не ювелирное украшение, а самый настоящий заряженный, видимо от снайперской винтовки, прозываемой в армии «Винторез». Пуля хищно выглядывала из суженого жерла патрона: она была блестящая, скользкая от смазки. Видимо, Нюра достала его из закромов кем-то недавно приготовленных… У меня возникли непростые ассоциации: я был склонен воспринимать сей факт, как некое предупреждение судьбы. Ясно, что Нюра была в той истории только посыльной!.. Скорее всего, кто-то слал нам с Олегом «черную метку», как это делали в давние времена пираты. Вот почему днями раньше на память нам приходили картинки из истории Англии времен Елизаветы I… Ничего не бывает впустую у Бога!..
Катаклизм логики выстраивался очень опасный и замысловатый: естественно, чтобы во всем разобраться, мы должны были прибегнуть к обычаям, принятым на бескрайних просторах постсоветского пространства. И мы с Олегом опять вмазали под завязку. Наша алкогольная агония, видимо, длилась долго, еще несколько дней, но сколько точно установить теперь никому не удастся. Когда я мало-мальски очухался, то первое что заметил, так это отсутствие свободолюбивой крысы Нюры. Зато из правого угла моей комнаты, из-за письменного стола, на меня надвигались несколько совершенно серых, незнакомых крыс в сопровождении существ меньшего размера – толи это было их потомство, толи обычные мышки… Олег тоже очнулся и, уловив направление моего взгляда, с интересом наблюдал за перемещение крысиной живой силы. Симптоматика алкогольного делирия была очевидной!..
Самое главное, что существа как бы переливались в отблесках люминисценции – то есть что-то светилось вокруг их пушистых телец, добавляя игривости, доброжелательности, тихой радости, невольно трансформируемой и в наши больные головы… Крысиный конвой перемещался к нашим ногам, но не кусал босые, усталые мослы, а только щекотал их и обогревал – на душе от такой ласки тоже становилось теплее…
Видимо, подготовив нас психотерапевтические и поселив в сердца успокоение, Проведение выдвинуло на линию нашего внимания, прямо по верхнему потолочно-стенному контуру комнаты женские лики и эффектные тела почти в полный рост. Загадочные существа, явно не имеющие постоянную прописку по моему адресу, демонстрировали мне и Олегу какой-то особый «воздушный танец», но смысл его мы понять пока еще не могли. Вроде бы нас хотели привлечь к какому-то определенному действию?.. Но групповой секс после такого количества выпитого алкоголя был точно нам не под силу. Сейчас, если мы собирались продолжать жить, нам было необходимо избегать эмоциональных потрясений!.. Мы смахнули слезу, а вместе с ней и радостное наваждение…
Картины загадочного бытия были прерваны громким стуком во входную дверь, а затем и смелым шерудением ключом в скважине замка во входной двери… Ключ, видимо, подошел… Вот дверь решительно распахнулась: мы с Олегом, нещадно расслабленные, могли наблюдать, как в комнату входит Владимир – у него всегда находился запасной ключ от моей берлоге. Из-за плеча Владимира показались две весьма пикантные дамы, показавшиеся нам вначале совершенно незнакомыми. Одна дама бросилась мне на грудь, другая – Олегу!..
Такие редкие подарки судьбы всегда приятны, особенно, когда дама кажется незнакомой, но очаровательной: новизна – это прелюдия к большому чувству, так редко посещающему взрослого человека… Ничего не могу сказать за Олега – видел только, что в объятиях женщины он затих и обезмолвел, как ребенок, приложенный к материнской груди. Я же еще некоторое время бился в клещах объятий своей соблазнительницы, поскольку не верил до конца в бескорыстность свалившегося на меня счастья. Я силился сперва идентифицировать личность так резко воспылавшей ко мне страстью женщины. Так и в детстве бывало: приснится, что тебе подарили новую игрушку, но когда проснешься, то тебя встречает пошлая обыденность.
Наконец, и я пообвыкся с новыми впечатлениями, и из далекого тумана ко мне вернулась память об этой женщине, тихо плакавшей от ощущения трагической безысходности. Такое чувство всегда рано или поздно появляющейся у тех, кто понял, что связал свою судьбу с законченным алкоголиком. Я вспомнил имя и отчество своей благодетельницы. Тактильное и проприорецептивное восприятие вернуло мне даже тот теплый восторг и нежность, испытанные мной в недавние дни нашей последней встречи. Однако это я так думал – «недавние дни». Как оказалось, в лихом запое мы с Олежеком находились почти целый месяц. И наши дамы все это время тревожились, били нежными кулачками в глухонемую дверь квартиры, выжимая из нее хоть малейший намек на то, что мы еще живы. Им хотелось нас проведать, накормить, наготовить закусок, обогреть, умыть и обстирать… Но может это были только сиюминутные ласковые слова помноженные на мою фантазию?! Редко я встречал женщину, способную с пониманием отнестись к таким маленьким шалостям чисто мужского темперамента, как запойное пьянство…
Пока нас ласкали, а мы пытались изобразить хоть что-то похожее на ответное чувство, Владимир обошел комнаты. Он почему-то подолгу изучал окна на другой стороне дворового колодца, скользил взглядом по крышам и слуховым оконцам домов, расположенных напротив. Его явно что-то волновало, потому сейчас он выполнял какие-то загадочные действия, похожие на рекогносцировку возможного поля боя. Мне показалось – или я это выдумал от осознания собственной вины перед Человечеством – что Владимир речитативом повторял одно и тоже место из Книги Иова (39: 5-6): «Кто пустил дикого осла на свободу, и кто разрешил узы онагру, которому степь Я назначил домом и солончаки – жилищем?». Непраздный вопрос был явно обращен ко мне и Олегу…
2.5
Тем временем женщины уже достаточно насладились общением с нашими вялыми телами и стали ощущать еще и страшно противный запах перегара, нависший густым облаком во всех помещениях. Женщины хотели открыть окна, чтобы устроить залповое проветривание, но Владимир запретил и отогнал всех от окон, не позволил даже распахнуть шторы. Нас с Олегом повели в ванную и установили под теплые струю душа спина к спине. Напор воды, словно по заказу, был почему-то достаточный. Мы стояли оба голые в одной лохани, совершенно непохожие по конституции: Олег был худым и длинным, а я достаточно упитанным и среднего роста, но оба мы были с намеками на прошлую спортивность. Что-то в наших фигурах напоминало картину «На берегу Неаполитанского залива», хранящуюся в Третьяковской галерее. Естественно, мы были постарше, но с такой же чистой душой, как и те мальчишки, что изображены художником А.А.Ивановым на холсте в светло-желтых тонах. Правда, наши «бантики» от длительного запоя скукошились и трогательно обвисли, что вызывало нескрываемую грусть у дам. Однако «неаполитанское солнце», струящееся из женских душ, обещало поправить через некоторое время и эту маленькую неувязочку. Жаль, что в ванной не оказался с кистями, красками и мольбертом гениальный художник Иванов.
Нельзя было не заметить, что обе женщины наблюдали не столько за игрой наших мышц, сколько оценивающе изучали и, видимо, многократно сравнивали другие мужские достоинства… Нам было трудно понять суть их оценок и выводы. Мы только видели нежные улыбки, бродившие по губам этих двух банщиц… Сейчас, после столь сильного алкогольного торможения, мы могли им отвечать только скромными обещаниями, да и то готовыми сорваться с крючка надежды словно проворный пескарик. Перекрестный анализ не ослабевал даже тогда, когда банщицы усиленно скребли жесткими мочалками наши исхудавшие телеса. Но что-то тайное уже начинало бодрить меня и Олега: и вот чудо! – возник не долгий и, может быть, не очень стойкий ответ на женскую ласку и категоричность движения мочалок. Я проследил за направлением взгляда Воскресенской и моей Ирины, стараясь хоть как-то, пусть приблизительно, смоделировать направление и характер их мыслей. Все говорило за то, что мысли те были – исключительно полигамными!..
У Олежека было заметна одна анатомо-хирургическая особенность. Ее нельзя было подвести под великолепие традиционного «обрезания»: что-то среднее между врачебной ошибкой и идеологической диверсией против крайней плоти било в глаза. Я-то хорошо знал ту «кровавую историю»: один папа-иудей заказал акушеру, чтобы без лишних хлопот его новорожденному сыну за отдельную плату выполнили несложную операцию на пипиське прямо в родильном доме. Годы были пятидесятые, и идеологические расхождения между партией и кашерной медициной тогда существовали. Операцию пришлось для скрытности выполнять в темноте: акушер манипулировал на ощупь и со страху перепутал новорожденных. В темноте Олегу слегка подрезали пипиську. Видимо, «действо» было выполнено неважным специалистом – не имевшим достаточный опыт, хотя и иудейской породы. Известно, что в типичных синагогах, а не в советских родильных домах, после обрезания крайней плоти кровь останавливалась недолгим, но сильным отсасыванием губами. Цадики, производившие важную операцию, обычно с удовольствием выполнял эту процедуру, предварительно прополоскав рот и кариозные зубы самогоном. У Олежека в скором времени рубцовая ткань настолько деформировала венчик головки полового члена, что образовался и фимоз и парафимоз одновременно! Таким образом, закаливание характера ребенка происходило в муках и с максимально раннего возраста. Воля Олежека мужала и крепла, но половой член на всю оставшуюся жизнь сохранился деформирующий головку рубец – это был след мастера не своего дела.
Известно, что мужчину шрамы не портят, а только добавляют шарма, не зависимо от того, где они находятся. И Воскресенская «зависла» на виртуальном смаковании «важной темы».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91