– Хотя впоследствии наследник потерялся из виду, уверена, я сразу узнала бы его по благородству повадок. Но – увы! – наверное, он умер, бедное дитя.
– И тем хуже для семейства, коли так, – промолвил мистер Такаберри, печально качая головой.
После третьего блюда мистер Такаберри, перекинувшись взглядом с экономкой, поднялся на ноги, слегка пошатываясь, что послужило для Боба сигналом вскочить с места и броситься открывать дверь, а для всех остальных – почтительно встать. Обмениваясь поклонами и реверансами с низшими по званию, старшие слуги вереницей покинули столовую. Обстановка мгновенно стала менее напряженной. Мистер Фамфред пересел на место во главе стола, все расположились посвободнее, и беседа сразу же потекла живо и непринужденно.
– А ну, пошевеливайся, – сказал мне Боб, через пару минут заметив, что я все еще в столовой. – Десерт в буфетную. Поди подай.
Я выполнил приказ и несколькими минутами позже оставил старших слуг потягивать вино, есть орехи с засахаренными фруктами, да сплетничать и перебраниваться в полное свое удовольствие, освободившись от необходимости выступать единым фронтом перед низшей прислугой. Когда час спустя я вернулся, дамы уже удалились в гостиную экономки пить чай, но джентльмены все еще сидели в буфетной и усердно выполняли свои обязанности – отдавали должное щедрости хозяев.
Младшие слуги в столовой зале равно ревностно заботились о репутации господ, и ближе к вечеру стало ясно, что работать сегодня никто особо не собирается, разве только Бобу пришлось отнести наверх пару подносов. Однако нам с Бесси все равно пришлось убрать со стола и выполнить наши обычные обязанности. При сложившихся обстоятельствах, по крайней мере, мне было легче стянуть немного еды, а Боб, с несвойственным для него добродушием, даже заставил меня съесть несколько кусочков вареной говядины и остатки сливового пирога.
Тем временем господа управились с холодным ужином, накрытым для них в гостиной сразу после ланча, и потому не требовали дальнейшего к себе внимания. С течением времени я узнал, что по воскресным вечерам они либо легко перекусывали, либо обедали в гостях, ибо ни семейного, ни тем паче «званого» обеда в эти дни не устраивалось. Как следствие, по воскресеньям почти все слуги вскоре после полудня освобождались от всяких дел и использовали свой досуг описанным выше образом. Когда я убрал со стола и мы с Бесси перемыли всю посуду, было около семи часов, и впервые за весь день я почувствовал себя относительно свободным и безнадзорным. И вот, около половины восьмого я сумел, улучив момент, выскользнуть в проулок за конюшнями.
Там я нашел Джоуи, который ждал меня, ежась от холода.
– Чего так долго? – раздраженно спросил он.
– От меня ничего не зависит, – огрызнулся я. – Я не мог освободиться раньше.
Я сообщил Джоуи, что, хотя пока мне нечем похвастаться, у меня есть основания оптимистично оценивать свои шансы завладеть завещанием, и попросил принести мне отмычку. Напоследок мы договорились, что я попытаюсь встретиться с ним примерно в это же время, в воскресенье через две недели.
– Отец все в том же состоянии, – сказал он мне в спину, ибо в спешке я забыл справиться о здоровье мистера Дигвида.
Я повернулся к нему, но он уже торопливо шагал прочь.
В течение последующей недели я ни на шаг не продвинулся к цели – только получше уяснил распорядок дня в доме. В следующее воскресенье Боб усерднее обычного заботился о репутации господ. Когда я вошел в общую столовую напомнить ему (по распоряжению Бесси), что пора отнести подносы с холодной закуской мисс Лидди, мисс Генриетте и гувернантке, мисс Филлери, он встал и, сильно пошатываясь, сделал несколько шагов. Присутствовавшие там лакеи и служанки рассмеялись.
– Черт побери, дайте мне пару минут, и я буду как стеклышко, – заплетающимся языком проговорил Боб, но тут же резко качнулся назад и шлепнулся обратно на скамью. – Одному из вас придется подменить меня, – сказал он, глядя на своих собратьев.
– Только не я, – решительно заявил Уилл.
Остальные высказались примерно в том же духе.
– Посылай своего подручного, раз ты сам на ногах не стоишь, – посоветовал Нед.
– Слышал? – обратился ко мне Боб. – Надень-ка белый фартук и отнеси подносы наверх. Только не попадайся никому на глаза.
– Тебе достанется, коли она наябедает Ассиндеру, – предостерег Боба Уилл.
– Кто? – спросил Боб.
– Да эта стерва, – ответил Уилл несколько загадочно, и все поддакнули нестройным хором.
– Ассиндер! – воскликнул Боб. – Да я не боюсь Ассиндера. Это он должен меня бояться.
Все рассмеялись, но не очень любезно, поскольку Боба, мне кажется, недолюбливали.
Однако дело кончилось тем, что через несколько минут я, нагруженный тремя подносами, несколькими довольно бессвязными указаниями Боба и многочисленными советами лакеев – по большей части каверзными, призванными сбить меня с толку и оконфузить потехи ради, – я поднялся по задней лестнице и через обитую сукном дверь вышел на площадку второго этажа. Я дрожал от радостного возбуждения, впервые оказавшись наверху один.
Но, шагая по коридору, я вдруг со страхом увидел идущую мне навстречу экономку. Она остановилась и изумленно уставилась на меня.
– А ты что здесь делаешь, скажи на милость? – осведомилась она.
– Прошу прощения, миссис Пепперкорн… – пролепетал я. – Мистер Боб… я имею в виду, Эдвард… ему нездоровится, и потому я вместо него несу ужин.
– Хорошо, – сказала экономка. – Но я поговорю с мистером Такаберри, можешь не сомневаться. И не забудь передать мои слова Эдварду.
Она прошествовала мимо, и мгновением позже я постучал в дверь гувернантки.
– Войдите, – раздался повелительный женский голос. Я вошел и увидел перед собой даму средних лет, которая сидела в кресле у камина, в довольно бедно обставленной гостиной. Напротив нее, спиной ко мне сидела молодая леди, на которую я не смел даже взглянуть.
– Кто ты такой? – резко спросила мисс Филлери.
– Прошу прощения, мисс, – сказал я. – Я новый прислужник, Дик.
Боковым зрением я заметил, что молодая леди повернула голову и посмотрела на меня, заслышав мой голос, но не сводил глаз с сурового лица дамы.
– А почему ты здесь?
– Бобу нездоровится, мисс.
– Бобу? О ком это ты? – спросила она, раздраженно передернув плечами.
– Эдварду, мисс.
– Как ты смеешь являться сюда без ливреи!
– Прошу прощения, мисс, но я не ливрейный слуга.
– Неужели? Тогда передай мистеру Такаберри, чтобы ко мне никогда впредь не присылали неливрейных слуг.
Сие распоряжение свидетельствовало о столь превратном представлении о характере моих отношений с дворецким, что я счел необходимым указать даме на ее заблуждение.
– Извините, мисс, думаю, вам лучше самой сказать ему это.
Ее лицо побелело, а глаза превратились в крохотные черные точечки.
– Да как ты смеешь дерзить!
– Я не хотел дерзить, мисс. Я просто имел в виду, что мистер Такаберри не станет меня слу…
– Меня не интересует, что ты имел в виду, – перебила она. – И я не намерена препираться с тобой. Заканчивай свою работу и убирайся вон. Я доложу обо всем самому мистеру Ассиндеру.
Теперь я понял, о ком отзывались лакеи в столь нелестных выражениях! Я поставил два подноса на выдвижную доску буфета и взял с верхнего накрытые крышками блюда и столовые приборы. Когда я принялся сервировать стол в соответствии с указаниями Боба, молодая леди поднялась с кресла и подошла, словно собираясь сесть на свое место.
Мы перекинулись быстрыми взглядами, и я узнал свою маленькую неулыбчивую подругу, которую трижды встречал в Хафеме и несколько раз видел входящей в двери и выходящей на улицу, когда наблюдал за домом. Она была почти моего роста и очень тоненькая. Лицо ее – бледность которого подчеркивали черные волосы – стало длиннее и уже, хотя носило все то же грустное выражение, и имело слишком заостренные черты, чтобы считаться красивым в общепринятом смысле слова. Казалось, скользнувший по мне взгляд не выражал ничего, помимо праздного любопытства, и я почувствовал жгучее разочарование; но, усевшись на стул, Генриетта положила левую ладонь на стол, а потом посмотрела на меня в упор и почти сразу опустила глаза на свою руку. Я с изумлением увидел, что она слегка приподняла один палец и обращает мое внимание на кольцо, которое я подарил ей в хафемском парке много лет назад. Я посмотрел на нее, стараясь сохранять невозмутимый вид, и она ответила мне взглядом, глубоко меня поразившим. Он был пытливым и напряженным, словно я предлагал ей какую-то долгожданную возможность. Мне очень хотелось подтвердить такое ее предположение, но под пристальным взором гувернантки я не осмелился. Я стрельнул глазами в сторону мисс Филлери: хотя Генриетта сидела спиной к ней, она, похоже, заметила, что мы с ее подопечной обменялись взглядами.
– Мисс Генриетта, – сказала она, – предоставьте прислужнику заниматься своим делом.
В полуобморочном состоянии я закончил накрывать на стол, взял с буфета оставшийся поднос и – не забыв отвесить у двери низкий поклон, важность которого настойчиво подчеркивал Боб, – покинул комнату.
В коридоре я ненадолго остановился, стараясь овладеть собой, ибо встреча с Генриеттой в таких обстоятельствах воскресила в памяти прошлое, и в частности последнее лето в деревне.
Однако, боясь оказаться уличенным в безделье, я через несколько секунд двинулся дальше по коридору и вскоре достиг покоев мисс Лидии. Постучав и открыв дверь, я обнаружил перед собой крохотную старую даму, с изборожденным глубокими морщинами лицом, но с самыми ясными голубыми глазами из всех, какие мне доводилось видеть в жизни. Комнатка была маленькая, но уютная, и обитательница оной сидела в старом кресле с подлокотниками у камина, в старомодном муслиновом платье, очках в роговой оправе и черных митенках. Хотя и глубоко погруженный в свои мысли, я все же заметил, что блестящие живые глаза внимательнейшим образом меня рассматривают.
– А где Боб? – внезапно спросила дама и тут же добавила, увидев мое удивление: – О, я знаю настоящее имя Эдварда.
– Ему нездоровится, мэм, – ответил я.
Мисс Лидия улыбнулась.
– По воскресеньям Бобу всегда нездоровится, но он все равно приходит.
– Сегодня ему нездоровится сильнее обычного, мэм, – пояснил я, опуская поднос на маленький столик, на который она указала, и принимаясь переставлять блюда.
Она по-прежнему улыбалась, но не сводила с меня проницательного взгляда.
– Меня удивляет твой выговор. Откуда ты родом, юноша?
Хотя прежде я уже не единожды рассказывал товарищам-слугам о своем происхождении, на сей раз, непонятно почему, я почувствовал нежелание повторять ложь.
Я с запинкой проговорил:
– Издалека, мэм. Из пограничного района.
– Понятно, – задумчиво промолвила она. А потом внезапно спросила: – Как тебя зовут?
– Дик, мэм.
– Так называют всех подручных Боба. Как твое настоящее имя?
– Джон, мэм.
– Джон, – тихо повторила мисс Лидия, и мне послышалось, будто она пробормотала себе под нос: – Ну да, конечно. – Потом она спросила нормальным голосом: – Но у тебя есть фамилия, полагаю?
– Да, мэм, – ответил я.
– Позволь узнать, какая?
Я на мгновение замялся.
– Джон Уинтерфлад, мэм.
Она казалась разочарованной – но потому ли, что ожидала услышать другое имя, или потому, что разгадала мою ложь, я не знал. У меня запылали щеки.
– Очень хорошо, Джон Уинтерфлад, – серьезно сказала мисс Лидия. – Надеюсь, мне явится случай увидеться с тобой еще раз.
Я поклонился и вышел из комнаты. Множество мыслей теснилось в моей голове, когда я спускался вниз. Что почувствовала Генриетта, увидев меня в таком обличье? Она не выказала ни волнения, ни даже удивления. Представится ли мне возможность поговорить с ней?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
– И тем хуже для семейства, коли так, – промолвил мистер Такаберри, печально качая головой.
После третьего блюда мистер Такаберри, перекинувшись взглядом с экономкой, поднялся на ноги, слегка пошатываясь, что послужило для Боба сигналом вскочить с места и броситься открывать дверь, а для всех остальных – почтительно встать. Обмениваясь поклонами и реверансами с низшими по званию, старшие слуги вереницей покинули столовую. Обстановка мгновенно стала менее напряженной. Мистер Фамфред пересел на место во главе стола, все расположились посвободнее, и беседа сразу же потекла живо и непринужденно.
– А ну, пошевеливайся, – сказал мне Боб, через пару минут заметив, что я все еще в столовой. – Десерт в буфетную. Поди подай.
Я выполнил приказ и несколькими минутами позже оставил старших слуг потягивать вино, есть орехи с засахаренными фруктами, да сплетничать и перебраниваться в полное свое удовольствие, освободившись от необходимости выступать единым фронтом перед низшей прислугой. Когда час спустя я вернулся, дамы уже удалились в гостиную экономки пить чай, но джентльмены все еще сидели в буфетной и усердно выполняли свои обязанности – отдавали должное щедрости хозяев.
Младшие слуги в столовой зале равно ревностно заботились о репутации господ, и ближе к вечеру стало ясно, что работать сегодня никто особо не собирается, разве только Бобу пришлось отнести наверх пару подносов. Однако нам с Бесси все равно пришлось убрать со стола и выполнить наши обычные обязанности. При сложившихся обстоятельствах, по крайней мере, мне было легче стянуть немного еды, а Боб, с несвойственным для него добродушием, даже заставил меня съесть несколько кусочков вареной говядины и остатки сливового пирога.
Тем временем господа управились с холодным ужином, накрытым для них в гостиной сразу после ланча, и потому не требовали дальнейшего к себе внимания. С течением времени я узнал, что по воскресным вечерам они либо легко перекусывали, либо обедали в гостях, ибо ни семейного, ни тем паче «званого» обеда в эти дни не устраивалось. Как следствие, по воскресеньям почти все слуги вскоре после полудня освобождались от всяких дел и использовали свой досуг описанным выше образом. Когда я убрал со стола и мы с Бесси перемыли всю посуду, было около семи часов, и впервые за весь день я почувствовал себя относительно свободным и безнадзорным. И вот, около половины восьмого я сумел, улучив момент, выскользнуть в проулок за конюшнями.
Там я нашел Джоуи, который ждал меня, ежась от холода.
– Чего так долго? – раздраженно спросил он.
– От меня ничего не зависит, – огрызнулся я. – Я не мог освободиться раньше.
Я сообщил Джоуи, что, хотя пока мне нечем похвастаться, у меня есть основания оптимистично оценивать свои шансы завладеть завещанием, и попросил принести мне отмычку. Напоследок мы договорились, что я попытаюсь встретиться с ним примерно в это же время, в воскресенье через две недели.
– Отец все в том же состоянии, – сказал он мне в спину, ибо в спешке я забыл справиться о здоровье мистера Дигвида.
Я повернулся к нему, но он уже торопливо шагал прочь.
В течение последующей недели я ни на шаг не продвинулся к цели – только получше уяснил распорядок дня в доме. В следующее воскресенье Боб усерднее обычного заботился о репутации господ. Когда я вошел в общую столовую напомнить ему (по распоряжению Бесси), что пора отнести подносы с холодной закуской мисс Лидди, мисс Генриетте и гувернантке, мисс Филлери, он встал и, сильно пошатываясь, сделал несколько шагов. Присутствовавшие там лакеи и служанки рассмеялись.
– Черт побери, дайте мне пару минут, и я буду как стеклышко, – заплетающимся языком проговорил Боб, но тут же резко качнулся назад и шлепнулся обратно на скамью. – Одному из вас придется подменить меня, – сказал он, глядя на своих собратьев.
– Только не я, – решительно заявил Уилл.
Остальные высказались примерно в том же духе.
– Посылай своего подручного, раз ты сам на ногах не стоишь, – посоветовал Нед.
– Слышал? – обратился ко мне Боб. – Надень-ка белый фартук и отнеси подносы наверх. Только не попадайся никому на глаза.
– Тебе достанется, коли она наябедает Ассиндеру, – предостерег Боба Уилл.
– Кто? – спросил Боб.
– Да эта стерва, – ответил Уилл несколько загадочно, и все поддакнули нестройным хором.
– Ассиндер! – воскликнул Боб. – Да я не боюсь Ассиндера. Это он должен меня бояться.
Все рассмеялись, но не очень любезно, поскольку Боба, мне кажется, недолюбливали.
Однако дело кончилось тем, что через несколько минут я, нагруженный тремя подносами, несколькими довольно бессвязными указаниями Боба и многочисленными советами лакеев – по большей части каверзными, призванными сбить меня с толку и оконфузить потехи ради, – я поднялся по задней лестнице и через обитую сукном дверь вышел на площадку второго этажа. Я дрожал от радостного возбуждения, впервые оказавшись наверху один.
Но, шагая по коридору, я вдруг со страхом увидел идущую мне навстречу экономку. Она остановилась и изумленно уставилась на меня.
– А ты что здесь делаешь, скажи на милость? – осведомилась она.
– Прошу прощения, миссис Пепперкорн… – пролепетал я. – Мистер Боб… я имею в виду, Эдвард… ему нездоровится, и потому я вместо него несу ужин.
– Хорошо, – сказала экономка. – Но я поговорю с мистером Такаберри, можешь не сомневаться. И не забудь передать мои слова Эдварду.
Она прошествовала мимо, и мгновением позже я постучал в дверь гувернантки.
– Войдите, – раздался повелительный женский голос. Я вошел и увидел перед собой даму средних лет, которая сидела в кресле у камина, в довольно бедно обставленной гостиной. Напротив нее, спиной ко мне сидела молодая леди, на которую я не смел даже взглянуть.
– Кто ты такой? – резко спросила мисс Филлери.
– Прошу прощения, мисс, – сказал я. – Я новый прислужник, Дик.
Боковым зрением я заметил, что молодая леди повернула голову и посмотрела на меня, заслышав мой голос, но не сводил глаз с сурового лица дамы.
– А почему ты здесь?
– Бобу нездоровится, мисс.
– Бобу? О ком это ты? – спросила она, раздраженно передернув плечами.
– Эдварду, мисс.
– Как ты смеешь являться сюда без ливреи!
– Прошу прощения, мисс, но я не ливрейный слуга.
– Неужели? Тогда передай мистеру Такаберри, чтобы ко мне никогда впредь не присылали неливрейных слуг.
Сие распоряжение свидетельствовало о столь превратном представлении о характере моих отношений с дворецким, что я счел необходимым указать даме на ее заблуждение.
– Извините, мисс, думаю, вам лучше самой сказать ему это.
Ее лицо побелело, а глаза превратились в крохотные черные точечки.
– Да как ты смеешь дерзить!
– Я не хотел дерзить, мисс. Я просто имел в виду, что мистер Такаберри не станет меня слу…
– Меня не интересует, что ты имел в виду, – перебила она. – И я не намерена препираться с тобой. Заканчивай свою работу и убирайся вон. Я доложу обо всем самому мистеру Ассиндеру.
Теперь я понял, о ком отзывались лакеи в столь нелестных выражениях! Я поставил два подноса на выдвижную доску буфета и взял с верхнего накрытые крышками блюда и столовые приборы. Когда я принялся сервировать стол в соответствии с указаниями Боба, молодая леди поднялась с кресла и подошла, словно собираясь сесть на свое место.
Мы перекинулись быстрыми взглядами, и я узнал свою маленькую неулыбчивую подругу, которую трижды встречал в Хафеме и несколько раз видел входящей в двери и выходящей на улицу, когда наблюдал за домом. Она была почти моего роста и очень тоненькая. Лицо ее – бледность которого подчеркивали черные волосы – стало длиннее и уже, хотя носило все то же грустное выражение, и имело слишком заостренные черты, чтобы считаться красивым в общепринятом смысле слова. Казалось, скользнувший по мне взгляд не выражал ничего, помимо праздного любопытства, и я почувствовал жгучее разочарование; но, усевшись на стул, Генриетта положила левую ладонь на стол, а потом посмотрела на меня в упор и почти сразу опустила глаза на свою руку. Я с изумлением увидел, что она слегка приподняла один палец и обращает мое внимание на кольцо, которое я подарил ей в хафемском парке много лет назад. Я посмотрел на нее, стараясь сохранять невозмутимый вид, и она ответила мне взглядом, глубоко меня поразившим. Он был пытливым и напряженным, словно я предлагал ей какую-то долгожданную возможность. Мне очень хотелось подтвердить такое ее предположение, но под пристальным взором гувернантки я не осмелился. Я стрельнул глазами в сторону мисс Филлери: хотя Генриетта сидела спиной к ней, она, похоже, заметила, что мы с ее подопечной обменялись взглядами.
– Мисс Генриетта, – сказала она, – предоставьте прислужнику заниматься своим делом.
В полуобморочном состоянии я закончил накрывать на стол, взял с буфета оставшийся поднос и – не забыв отвесить у двери низкий поклон, важность которого настойчиво подчеркивал Боб, – покинул комнату.
В коридоре я ненадолго остановился, стараясь овладеть собой, ибо встреча с Генриеттой в таких обстоятельствах воскресила в памяти прошлое, и в частности последнее лето в деревне.
Однако, боясь оказаться уличенным в безделье, я через несколько секунд двинулся дальше по коридору и вскоре достиг покоев мисс Лидии. Постучав и открыв дверь, я обнаружил перед собой крохотную старую даму, с изборожденным глубокими морщинами лицом, но с самыми ясными голубыми глазами из всех, какие мне доводилось видеть в жизни. Комнатка была маленькая, но уютная, и обитательница оной сидела в старом кресле с подлокотниками у камина, в старомодном муслиновом платье, очках в роговой оправе и черных митенках. Хотя и глубоко погруженный в свои мысли, я все же заметил, что блестящие живые глаза внимательнейшим образом меня рассматривают.
– А где Боб? – внезапно спросила дама и тут же добавила, увидев мое удивление: – О, я знаю настоящее имя Эдварда.
– Ему нездоровится, мэм, – ответил я.
Мисс Лидия улыбнулась.
– По воскресеньям Бобу всегда нездоровится, но он все равно приходит.
– Сегодня ему нездоровится сильнее обычного, мэм, – пояснил я, опуская поднос на маленький столик, на который она указала, и принимаясь переставлять блюда.
Она по-прежнему улыбалась, но не сводила с меня проницательного взгляда.
– Меня удивляет твой выговор. Откуда ты родом, юноша?
Хотя прежде я уже не единожды рассказывал товарищам-слугам о своем происхождении, на сей раз, непонятно почему, я почувствовал нежелание повторять ложь.
Я с запинкой проговорил:
– Издалека, мэм. Из пограничного района.
– Понятно, – задумчиво промолвила она. А потом внезапно спросила: – Как тебя зовут?
– Дик, мэм.
– Так называют всех подручных Боба. Как твое настоящее имя?
– Джон, мэм.
– Джон, – тихо повторила мисс Лидия, и мне послышалось, будто она пробормотала себе под нос: – Ну да, конечно. – Потом она спросила нормальным голосом: – Но у тебя есть фамилия, полагаю?
– Да, мэм, – ответил я.
– Позволь узнать, какая?
Я на мгновение замялся.
– Джон Уинтерфлад, мэм.
Она казалась разочарованной – но потому ли, что ожидала услышать другое имя, или потому, что разгадала мою ложь, я не знал. У меня запылали щеки.
– Очень хорошо, Джон Уинтерфлад, – серьезно сказала мисс Лидия. – Надеюсь, мне явится случай увидеться с тобой еще раз.
Я поклонился и вышел из комнаты. Множество мыслей теснилось в моей голове, когда я спускался вниз. Что почувствовала Генриетта, увидев меня в таком обличье? Она не выказала ни волнения, ни даже удивления. Представится ли мне возможность поговорить с ней?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102