Я взглянул на нее. Возможно, она знала, что случилось с кодициллом после того, как моя мать рассталась с ним.
– Это кодицилл, – объяснил я. – Речь в нем идет о хафемском поместье, которое мой прадед, Джеймс Хаффам, унаследовал по завещанию от своего отца, Джеффри, почти шестьдесят лет назад. Ходили слухи о существовании кодицилла, отменявшего завещание, но после смерти Джеффри его не нашли.
– А в скором времени, – продолжила мисс Лидия, – мой отец, сэр Хьюго Момпессон, купил поместье у Джеймса в твердой уверенности, что последний имеет абсолютное право собственности на него.
– Но на самом деле, – сказал я, – поверенный Джеффри, некто по имени Патерностер, похитил кодицилл.
– Так это был он! – воскликнула мисс Лидия.
– Он признался мистеру Эскриту в содеянном на смертном одре, – пояснил я. – Джеймс подкупом склонил Патерностера выкрасть кодицилл, чтобы воспрепятствовать закреплению имущества за собой в качестве неотчуждаемого, ибо это шло вразрез с его намерением продать поместье вашему отцу, мисс Лидия. Клоудиры заподозрили это и попытались воспрепятствовать официальному утверждению завещания. Но Патерностер вместе с одним лжесвидетелем показали, что Джеффри отменил кодицилл.
– Но какое значение имеет кодицилл сейчас? – осведомилась Генриетта.
– Если представить документ суду и ввести в силу, – сказал я, – он задним числом, даже по прошествии столь многих лет, закрепит поместье за Джеймсом, заменив ограниченным правом собственности абсолютное право собственности, которое отец мисс Лидии полагал, что приобретает. Ограниченное право собственности перестанет действовать, когда прервется линия наследственного правопреемства, идущая от Джеймса: иными словами, если я умру, не оставив наследника, ибо я являюсь единственным оставшимся в живых наследником Джеймса. В таком случае сэр Персевал и его наследники потеряют всякое имущественное право на имение. Проще говоря, они будут лишены владения без компенсации.
– И кто тогда вступит во владение поместьем? – спросила Генриетта.
– Вот в чем все дело: оно перейдет к следующему обладателю права на заповедное имущество, каковым является Сайлас Клоудир, – ответил я. – Он должен быть жив в момент вступления во владение, ибо в случае его смерти поместье не может перейти к его наследнику.
– А что стало с кодициллом после того, как мистер Патерностер его украл? – поинтересовалась Генриетта.
– Он исчез много лет назад, и я полагаю, что Патерностер продал документ кому-то из семейства Малифантов, ибо именно они должны были получить поместье в случае смерти Сайласа Клоудира при условии, что линия наследственного правопреемства Хаффамов пресеклась. Но возможно, род Малифантов кончился. Вы знаете, мисс Лидия?
– Нет, не имею ни малейшего понятия.
– Довольно странно, – сказал я, – но в школе, куда меня отослали, был один мальчик по имени Стивен Малифант. Хотя возможно, это просто совпадение. Но что бы там ни происходило с кодициллом в продолжение многих лет, за несколько месяцев до смерти моего деда кто-то предложил ему, вернее, мистеру Эскриту, купить документ. Он купил, что представлялось вполне естественным поступком ввиду предполагаемого союза с Сайласом Клоудиром, который собирались скрепить, принудительно выдав мою мать замуж за старшего сына последнего. Однако потом положение вещей изменилось, – сказал я, бросив взгляд на мисс Лидию, которая печально вздохнула при упоминании о моей матери. Я продолжал, стараясь ни словом не обмолвиться о роли, которую она сыграла в означенной ситуации. – Во-первых, мой дед осознал, что, если представить кодицилл суду, ему и моей матери будет угрожать опасность со стороны Клоудиров.
– А вашу мать принудили-таки к тому браку? – спросила Генриетта.
– Нет. На самом деле она вышла замуж за младшего брата.
Она посмотрела на меня округлившимися глазами.
– Так, значит, этот ужасный старик, Сайлас Клоудир, ваш дед?
– Позвольте мне продолжить мою историю, – ответил я после минутного колебания. – Мой дед – я имею в виду, Джон Хаффам – в скором времени умер, и кодицилл перешел во владение моей матери. Несколькими годами позже она письменно уведомила сэра Персевала, что документ находится у нее, и приложила к письму копию. А сэр Персевал, понимая, что по кодициллу он лишается права собственности на поместье, попытался его выкупить. Однако моя мать отказалась расстаться с ним, поскольку обещала своему отцу передать его своему наследнику. Но в конце концов документ все-таки оказался в руках Клоудиров, как я говорил в Парке. Чего я не знаю, так это что с ним случилось в дальнейшем.
– Могу тебе сказать, – промолвила мисс Лидия. – Сайлас Клоудир предъявил кодицилл в канцлерском суде.
Я так и думал!
– Можешь представить, – продолжала старая леди, – в какой ужас это привело моего племянника с женой. С тех пор они каждую неделю проводят многочасовые совещания с мистером Барбеллионом при закрытых дверях.
– И какое постановление вынес суд? – спросил я.
– Он признал юридическую силу кодицилла и задним числом закрепил поместье за Джеймсом Хаффамом, постановив, что законным претендентом на поместье является наследник Джеймса Хаффама.
Мне потребовалось сделать глубокий вдох, ибо я испытал сильнейшее потрясение. Право собственности на обширные и плодородные поместные земли, которыми на протяжении многих веков владели мои предки, теперь перешло ко мне. Хотя я понимал, что в действительности это ничего не значит, я пришел в неописуемый восторг и получил представление о том, какие чувства испытывает настоящий собственник.
– Это подтверждает мои предположения, – сказал я и поведал о том, как Дэниел Портьюс и Эмма заманили меня в западню, а потом притащили в суд.
– Полагаю, – пояснил я, – они хотели установить мою личность, чтобы при признании факта моей смерти не возникло никаких сомнений.
Они обе содрогнулись, а мисс Лидия сказала:
– Ты совершенно прав. Представив тебя суду, Клоудиры подготовили почву для официального признания твоей смерти. По твоему виду было ясно, что ты очень слаб, и их адвокат подчеркнул это и дал понять, что ты унаследовал от своего отца психическое расстройство. Вот почему мистер Барбеллион пытался помешать Клоудирам установить над тобой опеку, но поскольку они твои ближайшие родственники, он сумел добиться лишь отсрочки. Тогда они поместили тебя в сумасшедший дом доктора Алабастера, с намерением похоронить там. Однако твой побег расстроил их планы, и им пришлось явиться в суд и заявить о твоем исчезновении. Они предложили признать тебя мертвым и представили свидетелей – мирового судью и самого доктора Алабастера, – призванных показать, что ты имеешь слабое здоровье и страдаешь душевным недугом. Суть показаний сводилась к тому, что, сбежав из больницы, где тебя пользовали опытные врачи, ты долго не протянешь.
Я улыбнулся.
– Но положение угрожающее, Джон, – сказала старая леди. – Адвокат Персевала, естественно, выступил против предложения Клоудиров, поскольку в таком случае Персевал мгновенно лишался права владения, и председатель Апелляционного суда пошел на компромисс, постановив, что тебя признают мертвым, коли не найдут в течение определенного времени. По истечении установленного срока имущество сразу же перейдет к Сайласу. Суд назначил сборщика арендной платы и проводит опись поместья.
Когда я задумался над услышанным, мне в голову пришло много соображений.
– А какой срок определили? – спросила Генриетта.
– Четыре года, считая от той даты.
– Чуть больше двух лет, считая от настоящего момента, – сказал я. – Что ж, если Клоудиры со своими подручными найдут меня, я за свою жизнь гроша ломаного не дам, поскольку Сайлас Клоудир уже очень старый человек.
Мисс Лидия улыбнулась и заметила:
– На десять с лишним лет младше меня.
Я покраснел и смешался.
– Ты хотел сказать, – продолжала она, – что он не может рассчитывать прожить очень уж долго. А поскольку по кодициллу он должен быть жив в момент твоей смерти, Клоудиры постараются убить тебя до истечения установленного судом срока.
Я кивнул.
– Им необязательно убивать тебя, – сказала мисс Лидия, – если они сумеют доказать, что ты незаконнорожденный.
Я в ужасе уставился на нее, не понимая, что она имеет в виду и что ей известно.
– Видишь ли, Джон, Клоудиры всегда пытались лишить твоего деда статуса наследника на том основании, что он не может доказать свою принадлежность к роду Хаффамов за отсутствием доказательств того, что его родители, Джеймс и Элайза, состояли в законном браке.
Теперь я понял, к чему она клонит.
– Да, – сказал я. – Я помню, мистер Эскрит упоминал об этом.
– Никаких официальных записей никогда не было представлено, а равно никаких свидетелей. Клоудиры же сумели предъявить доказательства того, что Джеймс и Элайза сожительствовали какое-то время до якобы состоявшегося бракосочетания, и это льет воду на их мельницу.
– Теперь понятно, что искал Барбеллион, когда я впервые с ним встретился! – воскликнул я.
Я повторил рассказ мистера Эдваусона об интересе мистера Барбеллиона к церковным записям, касающимся семейства Хаффамов.
– Но бракосочетание состоялось, – сказала старая леди. – Я это точно знаю, хотя и не могу доказать.
Я изумленно уставился на нее. Я еще и рта не успел раскрыть, когда меня перебили.
– Неужто ваши родственники действительно пытаются убить вас? – спросила Генриетта.
– Ну да! – воскликнул я и поведал о том, как Эмма пыталась отравить меня и как со мной обращались в сумасшедшем доме. Мисс Лидию мой рассказ чрезвычайно расстроил, но на лице Генриетты отразилось легкое сомнение.
– Если ваши собственные родственники пытаются убить вас, я не понимаю, почему вы ищете безопасности в этом доме, – сказала она.
Я не знал, стоит ли говорить ей, что, только завладев завещанием, я смогу обезопасить себя от Клоудиров.
Я взглянул на мисс Лидию, и она кивнула и промолвила:
– Мы кое-что утаили от тебя. Джон, расскажи ей.
И вот я рассказал, как Джеффри Хаффам на смертном одре составил новое завещание, когда узнал о рождении моего деда и понял, что теперь имеет возможность лишить наследства своего распутного сына, закрепив имущество за младенцем.
– Однако, – продолжал я, – после смерти Джеффри Хаф-фама Патерностер подменил последнее завещание предыдущим, сначала изъяв кодицилл, как я уже говорил. И он руководствовался теми же соображениями, поскольку, если бы ограничение прав на собственность вступило в силу, Джеймсу пришлось бы жить на содержании у своего сына.
– И возможно, именно Патерностер и был тем негодяем, – вставила мисс Лидия, – который продал завещание моему отцу.
– Так и есть, – подтвердил я.
– Так твой отец купил завещание? – воскликнула Генриетта.
– Да, причем за очень большие деньги. Ибо он понял, что поскольку Джеймс не имел права продавать поместье, значит, и сам он лишится такого права, коли об этом когда-нибудь станет известно. Я узнала обо всем лишь спустя долгое время после смерти отца и сочла сей поступок постыдным.
– Да! – вскричала Генриетта. – Низкий, несправедливый поступок! Но какое отношение это имеет к нам? Все произошло много лет назад. Какое отношение имеют дела давно минувших дней к вашему нахождению в этом доме, Джон?
Однако, прежде чем я успел ответить, мисс Лидия, вперив в нее взгляд блестящих глаз, промолвила:
– Ты же понимаешь, что я считала нужным восстановить справедливость?
– Да, понимаю, но что ты могла сделать? – спросила Генриетта. – Твой отец наверняка уничтожил завещание.
– На самом деле нет, и оно перешло во владение твоего опекуна.
Генриетта вздрогнула.
– О да, – продолжала старая леди. – Персевал в свою очередь стал извлекать выгоду из бесчестного поступка моего отца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102