— У вас есть адвокат?
— У меня? Сейчас нет.
— Ну так что? — спросил Мейсон.
Она протянула руку в перчатке и пальцем провела по складкам юбки, где та задралась чуть выше колен. Ее глаза следили за движением пальца. Когда же заговорила, то взглянула на Мейсона не сразу.
— Я вновь и вновь обдумываю все, что происходит. Готова, пожалуй, признать, что затеяла судебный процесс в Санта-Барбаре из-за того, что узнала, что Питер вновь задумал жениться, и не видела никакой причины, почему я должна позволить ему дать себя обобрать какой-то любительнице поживиться за чужой счет. Мне было известно, что эта женщина — медсестра. Подумать только — Питер Кент женится на медсестре!
— А что плохого в том, что она медсестра?
— Все! — ответила она. — В том, что касается Питера Кента. Ей приходится самой зарабатывать на жизнь.
— Наоборот, это здорово, — ответил Мейсон, — я люблю жен-шин, которые живут своим трудом.
— Дело не в этом. Не думайте, что я снобистка. Дело в том, что она охотится за деньгами Питера Кента.
— Не согласен с вами.
— Думаю, не стоит это обсуждать, не так ли?
— Начал не я, а вы.
— Ну, я просто пытаюсь объяснить вам, почему я изменилась в душе.
— Насколько я понимаю, вы стараетесь убедить меня, что в вашем сердце проснулись добрые чувства?
— Вот именно.
— Почему?
— Я вдруг решила, что если Питер немного не в себе и желает прохлопать свои деньги, то мне не следует его останавливать. Если это то, что сделает его счастливым, — что ж, я хочу, чтобы он был счастлив.
— Даже так? — скептически спросил Мейсон.
— Знаю, вы не желаете мне верить, — ответила она вымученно, — считаете меня расчетливой и хладнокровной. Как бы я желала сделать что-нибудь такое, чтобы убедить вас в противном. Я ценю ваше доброе мнение, мистер Мейсон, очень высоко, так высоко, что вы даже себе не представляете. Я встречалась со множеством адвокатов, но я никогда не встречала ни одного из них, кто бы был настолько прямолинеен, энергичен и… до грубости честен, как вы. И я могу видеть, что вам я не нравлюсь. Обычно мужчины меня любят. Мне бы очень хотелось, чтобы вы относились ко мне так же, как я отношусь к вам.
Мейсон открыл сигаретницу и протянул ее. Она взяла сигарету, внезапно подняла глаза на него, улыбнулась и сказала:
— Жду, когда вы ответите мне: «Благодарю вас».
— Благодарю вас, — сказал Мейсон совершенно равнодушно. Он дал ей прикурить, затем поднес горящую спичку к своей сигарете и изучающе разглядывал посетительницу сквозь облачко табачного дыма. — Ну и что дальше?
— Окружной прокурор желает вытащить меня на свидетельскую трибуну.
— Для чего?
— Чтобы я дала показания, как Питер пытался убить меня разделочным ножом.
— Он думает, что сможет использовать ваши показания?
— Вот его собственные слова: «Думаю, где-то Мейсон приоткроет лазейку и даст мне возможность через вас вставить ему фитиль».
— Есть еще что-нибудь?
— Вы не слишком-то набиваетесь на мою откровенность.
— Если бы я точно знал, что у вас на уме, — ответил он, — я, возможно, облегчил бы вашу задачу.
— Я хочу позволить Питеру получить развод.
— Почему?
— Потому что думаю, что для него — это наилучший выход.
— И как же вы собираетесь содействовать этому? — задал вопрос адвокат.
— Хочу забрать из суда все свои иски. Это полностью расчистит ему дорогу. Окончательное решение о разводе уже вынесено, и если я заберу свои бумаги, тогда ему больше никто не помешает жениться, разве не так?
Мейсон не ответил прямо на ее вопрос, но спросил в свою очередь:
— И сколько же вы хотите откупного?
— Что заставляет вас думать, что я чего-то ожидаю взамен?
— Неужели я ошибся?
— Я не меркантильна. Мне не нужны деньги Питера, но я ничего не умею. У меня нет профессии. Нет никаких навыков. Не могу даже печатать на машинке или стенографировать.
— Сколько? — повторил Мейсон.
В ее глазах вспыхнуло что-то и тут же погасло.
— А сколько вы намерены предложить? — притворно-застенчиво спросила она.
— Я не могу делать никаких предложений.
— Но вы можете предложить то, что Питер хотел бы мне выплатить, или не можете?
— Нет, не могу.
— Я бы взяла двести тысяч долларов наличными. Это обеспечило бы мне тот образ жизни, к которому я привыкла еще при Питере.
— Не стремитесь к этому, — заявил ей Мейсон. — Овчинка не стоит выделки.
— Что не стоит?
— Стремиться обеспечить себе жизнь за такую цену.
— Вы что, пытаетесь учить меня, как жить? — вспыхнула она. Он покачал головой:
— Нет, я пытаюсь объяснить вам, чего вы не сможете получить.
— А чего я не смогу получить?
— Двести тысяч долларов.
— Не знаю, — заявила она, быстро проведя пальцем по складкам платья, — как я могу обойтись меньшей суммой?
— Вы же сейчас получаете пятнадцать сотен в месяц. Допустим, что и впредь вы будете довольствоваться этим. Пожалуй, это немного лучше, чем пухленькая сумма. У вас будет фиксированный месячный доход, и вы ни от кого не будете зависеть.
— И как долго это может продолжаться?
— До бесконечности, — ответил Мейсон, — если, конечно, вы не выйдете замуж.
— Нет, — возразила она, — я не хочу тянуть соки из Питера подобным образом. Я предпочла бы оговорить единовременную небольшую выплату — и покончить с этим.
— Что вы предполагаете под «небольшой выплатой»?
— Двести тысяч долларов.
Мейсон покачал головой с самым прискорбным видом:
— Нет, я даже не могу сообщить вам, что мой клиент вообще намерен выложить откупные. С вами настолько приятно было иметь дело все это время, что рискну намекнуть, я действительно думаю, что для вас лучше оставить эти пятнадцать сотен в месяц. С прицелом в отдаленное будущее вы окажетесь в лучшем положении, чем если вам удастся выторговать большую сумму сразу.
— Предположим, я запрошу меньше.
— И сколько же?
— Я назову низший предел, мистер Мейсон. Сто тысяч долларов. Мейсон зевнул, прикрыв из вежливости рот ладонью, и отрицательно покачал головой.
— Ну, знаете, с вами очень трудно иметь дело.
— Ну тогда, — посоветовал Мейсон, — наймите адвоката, если я вас не устраиваю, и действуйте через него.
— Я не хочу делиться с адвокатом.
Мейсон пожал плечами. Она внезапно швырнула сигарету на пол, наступила на нее, вскочила с места и потребовала:
— Ну, так что вы предлагаете? Что вы сидите, как жук на бревне. У меня есть и другие дела, которые не ждут.
— Какие? — поинтересовался он, поднимая брови.
— Вас это, черт побери, не касается. Так сделайте мне предложение.
— Насчет чего?
— Насчет того, чтобы я начисто вышла из игры.
— А вы выйдете?
— Вы что, не слышали?
— И не будете больше беспокоить Питера Кента и пытаться увидеть его?
— Если только он не надумает вновь развестись уже с новой женой.
Мейсон покачал головой и медленно ответил:
— Нет, полагаю, мой клиент передумал жениться. Не далее как вчера он упомянул, как вы были прекрасны. Вполне возможно, он захочет помириться с вами и сойтись снова.
— Не нужно мне никакого примирения и никаких «снова». Слушайте! — сказала она, все еще стоя. Ее глаза заблестели, щеки вспыхнули. — Я читала в газетах отчеты о сегодняшнем судебном заседании.
— Ну и что из этого? — спросил Мейсон.
— А то, что Мэддокса спрашивали про телефонный звонок.
— Дальше?
— А дальше, допустим, вы сможете уличить его во лжи?
— Это дало бы, — признался Мейсон, — мне довольно весомое доказательство.
— Тогда, предположим, я занимаю свидетельскую трибуну и подтверждаю, что он звонил мне по телефону. Во сколько вы бы оценили такую услугу?
— Не дал бы за нее ни единого цента, — ответил Мейсон. — Мы не собираемся покупать ложные показания от кого бы то ни было.
— А что, если это правда?
— Правда?
— Я пока еще не собираюсь отвечать на этот вопрос.
— Когда окажетесь на свидетельской трибуне, — предупредил Мейсон, — вам придется на него ответить.
— И я отвечу, но только так, как сочту нужным, — огрызнулась она и, подойдя к углу его стола, стукнула кулаком: — Не думайте, что вам удастся «взять меня на пушку», мистер Мейсон!
— Надеюсь, вы не хотите сказать, что дадите ложные показания?
— Не надейтесь! Конечно дам. Меня тошнит от мужчин. Они, с одной стороны, лгут нам, женщинам, а с другой стороны, когда лгать пытается женщина, — ее обвиняют во всех смертных грехах… Дайте мне пятьдесят тысяч.
Мейсон покачал головой. Она стиснула кулачки.
— Я бы мог попробовать уговорить моего клиента на двадцать пять тысяч, — медленно ответил Мейсон.
— Не сомневаюсь, что он заплатит, если вы ему посоветуете.
— Я попытаюсь с ним договориться, но только если вы честно расскажете все на суде.
— Это сделка? — спросила она. Он кивнул.
— Будьте вы прокляты! — вырвалось у нее. — Я ненавижу вас! Если бы Питер не сидел в тюрьме по обвинению, я бы отправилась к нему и вытрясла из него двести тысяч до единого цента. Даже больше.
— Можете ненавидеть меня и дальше, — заметил Мейсон, улыбаясь.
— Что я и делаю, — ответила она, — но если я когда-либо попаду в переплет, то моим адвокатом будете только вы.
— Уж не собираетесь ли вы в один прекрасный день влепить пулю в своего бывшего мужа? — спросил он.
В ее глазах медленно угасал гнев. Она уселась на подлокотник большого кресла с черной кожаной обивкой и ответила:
— Не будьте глупцом — разве я похожа на дурочку? Зачем убивать курицу, которая несет золотые яйца?
— Ладно, — сказал Мейсон, — договорились. Я получу для вас двадцать пять тысяч долларов.
— Когда?
— Завтра утром. Чек будет передан вам еще до того, как вы подниметесь на свидетельскую трибуну, чтобы не возникло никаких вопросов о выплате денег в зависимости от ваших показаний.
— Тогда пусть будет тридцать тысяч.
— Двадцать пять, — возразил он непреклонно. Она вздохнула.
— Так что насчет вашего разговора с Мэддоксом? — спросил Мейсон.
— Вы хотите подробно?
— Да.
— Сначала в контакт со мной вступил Дункан. Сказал, что он адвокат Мэддокса. Позвонил около одиннадцати, заявил, что хотел бы переговорить, и предложил встретиться в конторе моего адвоката. Затем в три часа утра позвонил Мэддокс, и я объяснила ему, что уже говорила с его адвокатом.
— Конференция состоялась?
— Да.
— Что они предложили?
— Должно быть, думали, что я круглая дура. Они хотели от меня добиться, чтобы я подписала соглашение о том, что они помогут мне объявить Питера недееспособным, а я за это должна полностью отказаться от прав Питера на «Мэддокс манифэкчуринг компани» да еще отстегнуть им сто тысяч долларов наличными сразу, как только получу право распоряжаться состоянием Питера.
— И что же вы им ответили?
— Что мне необходимо обдумать их предложение.
— Сказали, как долго собираетесь обдумывать?
— Нет, конечно.
— Старались ли они поторопить вас?
— Еще как старались!
— Можете сказать точно, когда звонил вам Дункан?
— Помню, что до одиннадцати. Между десятью и одиннадцатью часами.
— А точное время, когда звонил Мэддокс?
— Три часа утра. Я взглянула на часы. Меня чертовски разозлило то, что он позвонил в такую рань. Я потом так и не смогла заснуть.
Мейсон взял со стола напечатанные на машинке листки.
— Не эти ли слова говорили вы при разговоре по телефону с Мэддоксом? — И Мейсон медленно зачитал: — «Алло!.. Да, это миссис Кент… Да, миссис Дорис Салли Кент из Санта-Барбары… Как ваше имя, повторите, пожалуйста?.. Мэддокс… Не понимаю, почему вы звоните в столь ранний час… ну, я думаю, что все уже устроено… Ваш адвокат организовал встречу, и я увижусь с вами как договорились… Можете войти в контакт с мистером Сэмом Хеттли, если хотите получить дополнительную информацию. До свидания!»
— Вот это да! — воскликнула она. — Похоже, это доподлинные мои слова. Как вы об этом узнали?
Мейсон покачал головой и вновь стал задавать вопросы:
— И что вы сделали потом?
— Около часа пыталась заснуть опять, затем села в автомобиль и поехала в Лос-Анджелес.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30