Думаю, что на данный момент вам достаточно иметь в штате шестерых, как сейчас, сотрудников полиции, но их заработная плата представляется заниженной. Считаю, что увеличение фонда заработной платы на три тысячи долларов позволит поднять ставки заработной платы до приличного уровня и укрепит моральный дух персонала. Считаю также, что управлению нужен штатный секретарь-делопроизводитель на полную ставку, но пока еще не смею утверждать наверняка, поскольку не знаком с объемом документации и состоянием делопроизводства.
Прошло целых полчаса, прежде, чем Такер закончил излагать свой перечень просьб и предложений и окончательно согласовал все вопросы с советом. И тут впервые за все заседание заговорил Билли.
– Джентльмены, если все вы доверяете мне, как незаинтересованному лицу, я бы взялся за составление текста контракта. По всем согласованным вопросам я вел записи.
– Годится, – заявил Холмс, видя, что возражений нет. – Майор, когда по вашему мнению, вы могли бы приступить к работе?
– Я демобилизуюсь второго декабря. Полагаю, что если решится вопрос с жильем, то я сумею выйти на работу пятнадцатого. Это не слишком поздно?
– Это было бы прекрасно. Я бы смог лично помочь вам подыскать дом. А теперь, надеюсь, вы, Билли, и майор Уоттс, простите, правильнее было бы сказать «начальник полиции Уоттс», извините нас, мы бы приступили к текущим делам совета. – Все стали жать друг другу руки, и Билли с Такером удалились. Тогда Холмс обратился к членам совета:
– Джентльмены, если вы не возражаете, я бы набросал что-нибудь для газеты. Но публикацию новостей я бы придержал до той поры, когда Уоттс реально выйдет на
работу, и еще я полагаю, что сведения о цвете его кожи до того момента тоже не стоило бы разглашать. Согласны?
Был уже холодный поздний вечер, когда Билли и Такер, остановившись перед зданием городского совета, пожали друг другу руки.
– Что ж, начальник, – проговорил Билли, – примите мои поздравления. Если понадобится моя помощь в обустройстве, звоните мне в капитолий штата или прямо домой. Номер есть в книге.
– Большое вам спасибо, губернатор. Я вам признателен за то, что вы довели дело до конца. Начальник полиции Брин почувствует себя несчастным.
Билли рассмеялся.
– Хотелось бы на это надеяться! А я к первому числу пришлю вам на ознакомление текст контракта.
Тут мужчины распрощались. Такер стал демонстративно искать что-то в отделении для перчаток, чтобы дать возможность Билли уехать первым. Затем он завел машину, но поехал в противоположном направлении: не в сторону Атланты, а в сторону Коламбуса. И доехал до того места, где от шоссе, ведущего на Коламбус, отходит улица «Ди». Проехал по улице «Ди» мимо ряда покосившихся домишек и остановился в самом ее конце: перед домом, который, по сравнению с другими, был явно в лучшем состоянии и даже был покрашен белой краской.
Он выключил мотор и тихо посидел в машине, разглядывая дом, пока не замерз. Наконец, с выпрыгивающим из груди сердцем и учащенным дыханием, он вышел из машины, поднялся на крыльцо и постучал в дверь. Осмотрелся под леденящим лунным светом; все было, как прежде. Дверь отворилась, и Нелли Коул стала всматриваться в ночную тьму.
– Да? Кто там?
Такер смотрел, как она дрожа на холоде, куталась в стеганый халат. И снял шляпу.
– Мама, – сказал он, – это я. Я дома.
Нелли какое-то время выглядела так, словно ее током ударило. Она приложила ладонь ко рту.
– Уилли? Это ты? Это Уилли?
Он обнял ее и крепко прижал к себе.
– Да, мама, это я.
Уилли Коул прибыл домой.
Глава б
В воскресенье Билли, Патриция и их сын Уилли Ли принимали в качестве гостей Г. У. и Кэрри Фаулеров и Элоизу Ли, давая в их честь воскресный ленч. Когда принимали Фаулеры, у них всегда подавали жареную курицу; когда принимали Ли, у них всегда был ростбиф и йоркширский пудинг. Из уважения к религиозным чувствам Фаулеров, вина не подавали.
Билли показалось, что после месячного отсутствия он черпал жизненные силы не только из прекрасной пищи, стоящей на столе, но и из самой обстановки, благодаря самому присутствию всех живых членов семьи. Он наблюдал за их непринужденной болтовней: за юным Уиллом, уже пятнадцатилетним, но все еще по-мальчишески худым, взявшим от матери волосы, отливающие потемневшим от времени золотом; за Элоизой, все еще погруженной в свое вдовство и в то же время являвшейся незаменимым управляющим делами мистера Фаулера и координатором организационной части предвыборной кампании Билли; за мистером Фаулером, поседевшим и погрузневшим, но во всем остальном так и не изменившимся за последние двадцать лет, хотя ему уже исполнилось семьдесят пять; за Кэрри, достигшей того же возраста, но выглядевшей значительно старше, все время страдающей от какой-то, не поддающейся диагнозу болезни, хотя, по глубокому убеждению Билли, истинной причиной ее непрекращающихся страданий являлась гибель отца; и за Патрицией, все еще прекрасной, все еще зовущей и манящей, медленно набирающей возраст и становящейся с годами только лучше, как изысканное вино.
Целый час, пока они просматривали воскресные газеты, их клонило в сон; наконец, Фаулеры извинились и поехали домой отдохнуть и вздремнуть. С ними уехала и Элоиза. Пошел дождь. Приехал Хью Холмс. Билли встретил его на крыльце с зонтиком и проводил к себе в кабинет, где их уже ждала Патриция с кофе. Уилл попросил разрешения удалиться и заняться выполнением индивидуального школьного задания.
Билли открыл шкафчик, встроенный в нижнюю часть книжного шкафа, и достал оттуда непочатую бутылку бренди. Он прятал спиртное не так тщательно, как Холмс, но все же не держал его открыто.
– Отец Патриции прислал нам целый ящик на Рождество. Он всегда посылает нам все загодя, с учетом расстояния. – Билли сломал печать и откупорил бутылку. – Это «Финь-шампань» 1928 года. Не будем ждать Рождества.
– Разделяю ваше нетерпение, – заявил Холмс, протягивая руку к рюмке. Он понюхал бренди и попробовал его. – Это определенно коньяк для пожилых, мой мальчик. Не знаю, созрел ли ты для него.
– Рискну, – произнес Билли, сел и отпил маленький глоточек.
– Что ж, теперь, когда вы открыли нам путь к погибели, направив этого цветного джентльмена руководить полицией...
– Ну, ну, ну! Для города это достойный шаг, и вы сами прекрасно это знаете. Холмс отпил бренди.
– Полагаю, что да, но я знаю, к чему это ведет, и боюсь.
– Но ведь бояться нечего.
– Наверное, я боюсь перемен. Никогда не предполагал, что буду их бояться, тем более, таких, над которыми я властен. И это меня тревожит. Тревожит то, что, хотя контроль осуществляем мы, происходящее начинает само контролировать нас и подчинять нас себе. Впервые в жизни у меня появилось ощущение, что я должен бежать, чтобы угнаться за временем.
Билли поглядел в рюмку и понял, что логика Холмсу не поможет. Затронуто оказалось нечто фундаментальное.
– Вы поступаете правильно, – наконец проговорил он.
– Правильно, как я полагаю, при данных обстоятельствах. Думаю, что это лучшее, что следует делать, когда бежишь, чтобы поспеть за ходом событий. – Холмс глубоко вздохнул. – Ну, и как обстоят дела с Белым Домом?
– Дел-то не очень много, – ответил Билли. – Только крупные денежные поступления. Да еще весьма необычным порядком: Ну, а если этим пренебречь, то дела сводятся к одному визиту президентского помощника, Дэвида Кэсса, и собственноручному письму Кеннеди, тоже одному. Но все равно меня не покидает ощущение, будто заварилась какая-то каша.
– Не исключено, – довольно мрачно проговорил Холмс. – А все эта кампания в прессе: «Линдона на помойку!» Кто знает, а, может быть, так и надо...
– Видите ли, если бы он спросил у меня совета – но это вовсе не значит, что он его спросит, – я бы сказал:
«Его стоит оставить».
– То же самое сделал бы и я, но я-то не Джон Кеннеди. Как и вы. Он может делать, что захочет, и никто не способен его остановить. Его переизберут с любым выбранным им вице-президентом. Кто в состоянии выиграть у него? Ричард Никсон? Барри Голдуотер? Непохоже. Но он раздражен тем, что ему не удается найти общий язык с процедурным комитетом Палаты представителей. Умение ладить с Конгрессом всегда считалось сильной стороной Линдона. Возможно, Кеннеди ставит ему в вину само возникновение подобной проблемы.
– Может быть. Однако, я полагаю, что они просто разные люди. Которым друг с другом неуютно. И думаю, что даже ваша текущая деятельность зависит от того, какие цели и задачи ставит перед собой нынешняя администрация. – Холмс вновь отпил коньяк. – Скажите, вы бы привезли Такера Уоттса, если бы не имели в виду то внимание, с которым за вашей деятельностью следит Белый Дом?
– Обязательно, – ни секунды не колеблясь, произнес Билли. – Потому что думаю, что он – настоящее приобретение для города и для штата. И если все получится, то этот пример покажет прочим маленьким городам и поселкам, что нечего бояться предоставлять черным ответственные муниципальные посты.
– А если не получится?
– Не думаю, что из этого возникла бы проблема. Небольшая кадровая неудача. Если, конечно, он не совершит чего-то по-настоящему предосудительного с общественной точки зрения. Допустим, окажется бесчестным или совершит откровенно глупый поступок. Вот это, бесспорно, может отбросить нас назад.
– Это, бесспорно, отбросит вас назад. Выборы уже на носу. Вы не можете позволить себе публичный провал. Вот почему я навел дополнительные справки по поводу майора Уоттса.
Билли удивленно посмотрел на Холмса, он весь напрягся.
– Как вам удалось это сделать? И, самое главное, что вам удалось выяснить?
– Друг из сенатского аппарата Дика Расселла переговорил с одним человеком из Пентагона, и тот порылся в его личном деле.
– И?
– Похоже, Такер Уоттс в молодые годы приносил много хлопот своему подразделению. Он ведь поступил на службу в качестве помощника по кухне и даже не проходил основного курса боевой подготовки. Всегда был источником неприятностей и скандалов. Вечно ввязывался в драки. К счастью, в армия не обращают особого внимания, когда черные дерутся друг с другом. Он ухитрился ни разу не попасть на гауптвахту, но ему дважды ломали кости: один раз капрал, другой раз сержант. И лишь когда разразилась война и была создана негритянская боевая часть, он, похоже, взял себя в руки. С этого времени его послужной список становится блестящим. Все прежние неприятности были забыты, ибо в его подразделении требовались люди, способные вести за собой других. Ну, а после проведенной Трумэном десегрегации вооруженных сил, его уже можно было заслуженно повышать в званиях.
Билля вздохнул с облегчением.
– А я-то уж подумал, что вы раскопали что-нибудь по-настоящему скверное.
– Нет, похоже он и на деле тот, кто знаком нам лишь по документам. Я возлагаю на него большие надежды. Хотя, по правде говоря, меня не особенно радует предстоящая необходимость сообщить шести молодым белым полицейским, что у них будет новый, черный начальник. Все они, однако, служили в армии. Надеюсь, что это поможет им приспособиться к ситуации.
В дверь позвонили. Патриция, которая, по-видимому, дремала в кресле, встала на звонок.
– Пойду открою.
Билли шлепнул ладонью по колену.
– Это, должно быть, репортер – новый руководитель корпункта «Нью-Йорк Таймс» в Атланте. Я сказал ему, что он может заехать ко мне сегодня днем, и совершенно об этом забыл. Триш, его зовут Джон Хауэлл.
Патриция вышла из комнаты и вскоре вернулась в обществе стройного, светловолосого мужчины не старше тридцати лет. Билли представил собравшихся друг другу.
Холмс пожал руку молодому человеку.
– Ладно, джентльмены, оставляю вас. В дождливый день старикам хочется спать.
Патриция пошла провожать его, а Билли усадил журналиста в кресло и предложил ему кофе и бренди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
Прошло целых полчаса, прежде, чем Такер закончил излагать свой перечень просьб и предложений и окончательно согласовал все вопросы с советом. И тут впервые за все заседание заговорил Билли.
– Джентльмены, если все вы доверяете мне, как незаинтересованному лицу, я бы взялся за составление текста контракта. По всем согласованным вопросам я вел записи.
– Годится, – заявил Холмс, видя, что возражений нет. – Майор, когда по вашему мнению, вы могли бы приступить к работе?
– Я демобилизуюсь второго декабря. Полагаю, что если решится вопрос с жильем, то я сумею выйти на работу пятнадцатого. Это не слишком поздно?
– Это было бы прекрасно. Я бы смог лично помочь вам подыскать дом. А теперь, надеюсь, вы, Билли, и майор Уоттс, простите, правильнее было бы сказать «начальник полиции Уоттс», извините нас, мы бы приступили к текущим делам совета. – Все стали жать друг другу руки, и Билли с Такером удалились. Тогда Холмс обратился к членам совета:
– Джентльмены, если вы не возражаете, я бы набросал что-нибудь для газеты. Но публикацию новостей я бы придержал до той поры, когда Уоттс реально выйдет на
работу, и еще я полагаю, что сведения о цвете его кожи до того момента тоже не стоило бы разглашать. Согласны?
Был уже холодный поздний вечер, когда Билли и Такер, остановившись перед зданием городского совета, пожали друг другу руки.
– Что ж, начальник, – проговорил Билли, – примите мои поздравления. Если понадобится моя помощь в обустройстве, звоните мне в капитолий штата или прямо домой. Номер есть в книге.
– Большое вам спасибо, губернатор. Я вам признателен за то, что вы довели дело до конца. Начальник полиции Брин почувствует себя несчастным.
Билли рассмеялся.
– Хотелось бы на это надеяться! А я к первому числу пришлю вам на ознакомление текст контракта.
Тут мужчины распрощались. Такер стал демонстративно искать что-то в отделении для перчаток, чтобы дать возможность Билли уехать первым. Затем он завел машину, но поехал в противоположном направлении: не в сторону Атланты, а в сторону Коламбуса. И доехал до того места, где от шоссе, ведущего на Коламбус, отходит улица «Ди». Проехал по улице «Ди» мимо ряда покосившихся домишек и остановился в самом ее конце: перед домом, который, по сравнению с другими, был явно в лучшем состоянии и даже был покрашен белой краской.
Он выключил мотор и тихо посидел в машине, разглядывая дом, пока не замерз. Наконец, с выпрыгивающим из груди сердцем и учащенным дыханием, он вышел из машины, поднялся на крыльцо и постучал в дверь. Осмотрелся под леденящим лунным светом; все было, как прежде. Дверь отворилась, и Нелли Коул стала всматриваться в ночную тьму.
– Да? Кто там?
Такер смотрел, как она дрожа на холоде, куталась в стеганый халат. И снял шляпу.
– Мама, – сказал он, – это я. Я дома.
Нелли какое-то время выглядела так, словно ее током ударило. Она приложила ладонь ко рту.
– Уилли? Это ты? Это Уилли?
Он обнял ее и крепко прижал к себе.
– Да, мама, это я.
Уилли Коул прибыл домой.
Глава б
В воскресенье Билли, Патриция и их сын Уилли Ли принимали в качестве гостей Г. У. и Кэрри Фаулеров и Элоизу Ли, давая в их честь воскресный ленч. Когда принимали Фаулеры, у них всегда подавали жареную курицу; когда принимали Ли, у них всегда был ростбиф и йоркширский пудинг. Из уважения к религиозным чувствам Фаулеров, вина не подавали.
Билли показалось, что после месячного отсутствия он черпал жизненные силы не только из прекрасной пищи, стоящей на столе, но и из самой обстановки, благодаря самому присутствию всех живых членов семьи. Он наблюдал за их непринужденной болтовней: за юным Уиллом, уже пятнадцатилетним, но все еще по-мальчишески худым, взявшим от матери волосы, отливающие потемневшим от времени золотом; за Элоизой, все еще погруженной в свое вдовство и в то же время являвшейся незаменимым управляющим делами мистера Фаулера и координатором организационной части предвыборной кампании Билли; за мистером Фаулером, поседевшим и погрузневшим, но во всем остальном так и не изменившимся за последние двадцать лет, хотя ему уже исполнилось семьдесят пять; за Кэрри, достигшей того же возраста, но выглядевшей значительно старше, все время страдающей от какой-то, не поддающейся диагнозу болезни, хотя, по глубокому убеждению Билли, истинной причиной ее непрекращающихся страданий являлась гибель отца; и за Патрицией, все еще прекрасной, все еще зовущей и манящей, медленно набирающей возраст и становящейся с годами только лучше, как изысканное вино.
Целый час, пока они просматривали воскресные газеты, их клонило в сон; наконец, Фаулеры извинились и поехали домой отдохнуть и вздремнуть. С ними уехала и Элоиза. Пошел дождь. Приехал Хью Холмс. Билли встретил его на крыльце с зонтиком и проводил к себе в кабинет, где их уже ждала Патриция с кофе. Уилл попросил разрешения удалиться и заняться выполнением индивидуального школьного задания.
Билли открыл шкафчик, встроенный в нижнюю часть книжного шкафа, и достал оттуда непочатую бутылку бренди. Он прятал спиртное не так тщательно, как Холмс, но все же не держал его открыто.
– Отец Патриции прислал нам целый ящик на Рождество. Он всегда посылает нам все загодя, с учетом расстояния. – Билли сломал печать и откупорил бутылку. – Это «Финь-шампань» 1928 года. Не будем ждать Рождества.
– Разделяю ваше нетерпение, – заявил Холмс, протягивая руку к рюмке. Он понюхал бренди и попробовал его. – Это определенно коньяк для пожилых, мой мальчик. Не знаю, созрел ли ты для него.
– Рискну, – произнес Билли, сел и отпил маленький глоточек.
– Что ж, теперь, когда вы открыли нам путь к погибели, направив этого цветного джентльмена руководить полицией...
– Ну, ну, ну! Для города это достойный шаг, и вы сами прекрасно это знаете. Холмс отпил бренди.
– Полагаю, что да, но я знаю, к чему это ведет, и боюсь.
– Но ведь бояться нечего.
– Наверное, я боюсь перемен. Никогда не предполагал, что буду их бояться, тем более, таких, над которыми я властен. И это меня тревожит. Тревожит то, что, хотя контроль осуществляем мы, происходящее начинает само контролировать нас и подчинять нас себе. Впервые в жизни у меня появилось ощущение, что я должен бежать, чтобы угнаться за временем.
Билли поглядел в рюмку и понял, что логика Холмсу не поможет. Затронуто оказалось нечто фундаментальное.
– Вы поступаете правильно, – наконец проговорил он.
– Правильно, как я полагаю, при данных обстоятельствах. Думаю, что это лучшее, что следует делать, когда бежишь, чтобы поспеть за ходом событий. – Холмс глубоко вздохнул. – Ну, и как обстоят дела с Белым Домом?
– Дел-то не очень много, – ответил Билли. – Только крупные денежные поступления. Да еще весьма необычным порядком: Ну, а если этим пренебречь, то дела сводятся к одному визиту президентского помощника, Дэвида Кэсса, и собственноручному письму Кеннеди, тоже одному. Но все равно меня не покидает ощущение, будто заварилась какая-то каша.
– Не исключено, – довольно мрачно проговорил Холмс. – А все эта кампания в прессе: «Линдона на помойку!» Кто знает, а, может быть, так и надо...
– Видите ли, если бы он спросил у меня совета – но это вовсе не значит, что он его спросит, – я бы сказал:
«Его стоит оставить».
– То же самое сделал бы и я, но я-то не Джон Кеннеди. Как и вы. Он может делать, что захочет, и никто не способен его остановить. Его переизберут с любым выбранным им вице-президентом. Кто в состоянии выиграть у него? Ричард Никсон? Барри Голдуотер? Непохоже. Но он раздражен тем, что ему не удается найти общий язык с процедурным комитетом Палаты представителей. Умение ладить с Конгрессом всегда считалось сильной стороной Линдона. Возможно, Кеннеди ставит ему в вину само возникновение подобной проблемы.
– Может быть. Однако, я полагаю, что они просто разные люди. Которым друг с другом неуютно. И думаю, что даже ваша текущая деятельность зависит от того, какие цели и задачи ставит перед собой нынешняя администрация. – Холмс вновь отпил коньяк. – Скажите, вы бы привезли Такера Уоттса, если бы не имели в виду то внимание, с которым за вашей деятельностью следит Белый Дом?
– Обязательно, – ни секунды не колеблясь, произнес Билли. – Потому что думаю, что он – настоящее приобретение для города и для штата. И если все получится, то этот пример покажет прочим маленьким городам и поселкам, что нечего бояться предоставлять черным ответственные муниципальные посты.
– А если не получится?
– Не думаю, что из этого возникла бы проблема. Небольшая кадровая неудача. Если, конечно, он не совершит чего-то по-настоящему предосудительного с общественной точки зрения. Допустим, окажется бесчестным или совершит откровенно глупый поступок. Вот это, бесспорно, может отбросить нас назад.
– Это, бесспорно, отбросит вас назад. Выборы уже на носу. Вы не можете позволить себе публичный провал. Вот почему я навел дополнительные справки по поводу майора Уоттса.
Билли удивленно посмотрел на Холмса, он весь напрягся.
– Как вам удалось это сделать? И, самое главное, что вам удалось выяснить?
– Друг из сенатского аппарата Дика Расселла переговорил с одним человеком из Пентагона, и тот порылся в его личном деле.
– И?
– Похоже, Такер Уоттс в молодые годы приносил много хлопот своему подразделению. Он ведь поступил на службу в качестве помощника по кухне и даже не проходил основного курса боевой подготовки. Всегда был источником неприятностей и скандалов. Вечно ввязывался в драки. К счастью, в армия не обращают особого внимания, когда черные дерутся друг с другом. Он ухитрился ни разу не попасть на гауптвахту, но ему дважды ломали кости: один раз капрал, другой раз сержант. И лишь когда разразилась война и была создана негритянская боевая часть, он, похоже, взял себя в руки. С этого времени его послужной список становится блестящим. Все прежние неприятности были забыты, ибо в его подразделении требовались люди, способные вести за собой других. Ну, а после проведенной Трумэном десегрегации вооруженных сил, его уже можно было заслуженно повышать в званиях.
Билля вздохнул с облегчением.
– А я-то уж подумал, что вы раскопали что-нибудь по-настоящему скверное.
– Нет, похоже он и на деле тот, кто знаком нам лишь по документам. Я возлагаю на него большие надежды. Хотя, по правде говоря, меня не особенно радует предстоящая необходимость сообщить шести молодым белым полицейским, что у них будет новый, черный начальник. Все они, однако, служили в армии. Надеюсь, что это поможет им приспособиться к ситуации.
В дверь позвонили. Патриция, которая, по-видимому, дремала в кресле, встала на звонок.
– Пойду открою.
Билли шлепнул ладонью по колену.
– Это, должно быть, репортер – новый руководитель корпункта «Нью-Йорк Таймс» в Атланте. Я сказал ему, что он может заехать ко мне сегодня днем, и совершенно об этом забыл. Триш, его зовут Джон Хауэлл.
Патриция вышла из комнаты и вскоре вернулась в обществе стройного, светловолосого мужчины не старше тридцати лет. Билли представил собравшихся друг другу.
Холмс пожал руку молодому человеку.
– Ладно, джентльмены, оставляю вас. В дождливый день старикам хочется спать.
Патриция пошла провожать его, а Билли усадил журналиста в кресло и предложил ему кофе и бренди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73